От лотоса к пренауке 15 страница

Под влиянием успешного использования методов формализации в математике, логике, лингвистике и некоторых других науках несостоятельность противо­поставления формальных и неформальных компонен­тов в процессах движения науки к новым результатам становится все более очевидной. Современное науч­ное знание, особенно в своих наиболее абстрактных и высокотеоретических «этажах», развивается благода­ря взаимодействию формальных и неформальных ме­тодов и средств. Несмотря на то что те механизмы и процедуры, которые ведут к открытию нового в науке, не могут быть формально точно и исчерпывающе опи­саны, тем не менее в процессах формирования нового знания в науке формальные компоненты выполняют определенные функции, поскольку процесс получения нового знания связан не только с актом самого откры­тия, выдвижением новой гипотезы, предположения, но

и с обоснованием выдвигаемых предположений и ги­потез. Определенные стороны процедур последнего рода могут быть описаны с помощью аппарата совре­менной формальной логики и математики, а затем и формализованы.

Конечно, возможности формальных методов в этом отношении достаточно скромны. Опыт развития современной формальной логики и исследований по основаниям математики свидетельствует об их суще­ственной ограниченности. В этих исследованиях по­казана невозможность построения такой формальной системы, которая охватывала бы, например, всю ариф­метику и в то же время была бы непротиворечивой. К. Гедель доказал, что возможности замены содержа­тельного математического рассуждения формальным выводом ограничены и то, что понимается под про­цессом математического доказательства, не совпада­ет с применением строго фиксированных и легко ве­рифицируемых правил вывода. Ограниченность де­дуктивных и выразительных возможностей можно в известной степени преодолеть путем создания более богатых и сложных систем. В этом смысле можно утверждать, что формализация позволяет шаг за ша­гом приближаться ко все более полному выражению содержания через его форму. Тем не менее во всех тех случаях, когда мы имеем дело с достаточно разви­тыми научными теориями, этот процесс не может быть завершен.

Таким образом, развитие современного научного знания есть процесс взаимодействия содержатель­ных и формальных средств и методов исследования при ведущей роли первых. Анализ формирования и динамики теоретического познания, его сложной, многоступенчатой структуры убедительно подтверж­дает методологическую ценность такой концепции, существенным элементом которой является анализ взаимодействия содержания и формы и вытекающая отсюда взаимосвязь точного и неточного, формаль­ного и интуитивного в формировании и развитии науки.

Глава 3. Методы твррвтичвсквгв познания

| Рефлексия как основной метод метатеоретического познания в науке

Научно-исследовательская деятельность, рассмат­риваемая в широком культурно-историческом контек­сте, включает в себя два уровня — предметный, когда активность ученого направлена на познание конкрет­ной совокупности явлений, и рефлексивный, когда познание обращается на самое себя, В первом случае результаты деятельности выражаются в виде массива экспериментальных данных, графиков, формул, цепоч­ки суждений, теорий и т. п., во втором — подвергаются анализу сами эти результаты. Здесь конечная цель — выявить, насколько достоверны, надежны полученные результаты, насколько они обоснованы, точны, истин­ны. Сосуществование и взаимодействие указанных уровней — важнейшая предпосылка, конституирую­щая научную рациональность. Диалектика рефлекти-руемого и нерефлектируемого знания с необходимос­тью обнаруживается и в самом акте рефлексии, ибо «каждая процедура рефлективного анализа предпола­гает некую нерефлектируемую в данном контексте рамку «неявного» обосновывающего знания»¹.

В зависимости от того, на каком этапе находится развитие той или иной отрасли знания и какие иссле­довательские задачи выдвигаются на первый план, в ней доминирует и соответствующий тип рефлексии. Первый тип — это рефлексия над результатами по­знания, второй тип — анализ познавательных средств и процедур, третий тип — выявление предельных куль­турно-исторических оснований, философских устано­вок, норм и идеалов исследования.

Хотя интерес к рефлексии в истории познания возник сравнительно давно, ее методологическая зна­чимость в полной мере стала осознаваться лишь в XX веке. К этому были свои причины. Прежде всего речь идет о тех изменениях, которые произошли в совре-

' Лекторский В.А. Диалектика рефлективного и нерефлектив­ного в познании. // Проблемы рефлексии в научном познании. Куйбышев, 1983. С. 5-6.

менной математике, физике, биологии и ряде других наук. Так, начиная с критики Брауном классической математики и логики, стремительно растет интерес к основаниям математики. Решающую роль в стимули­ровании внутриматематической рефлексии сыграл факт обнаружения парадоксов в теории множеств. Как ответ на эти события возникает несколько программ обоснования математического знания — интуиционизм, формализм и др. Нельзя не отметить в связи с этим фундаментальные результаты, полученные в тридца­тые годы К. Геделем, А. Тарским и др., связанные с диалектикой формального и содержательного, рефлек­тивного и нерефлективного в дедуктивных системах.

Следствием интенсивных исследований по логике и математике явилось более глубокое понимание при­роды точного знания вообще, его логической структу­ры. В частности, было установлено четкое различие объектного и метаобъектного уровней теории, фор­мальной системы и интерпретации и т. п. Процесс уточнения логической структуры теории, введение более жестких канонов строгости, тонкий анализ диа­лектики формального и содержательного в структуре научного знания — все это привело к постановке и обсуждению целого комплекса методологических про­блем, связанных с понятием точности и истины, мате­матической и логической строгости. Так, с точки зре­ния понимания природы рефлексии существенно важ­но, например, то, что вопрос о формальной истинности, непротиворечивости и полноте достаточно богатой те­ории не может быть решен без обращения к метатео-ретическому уровню.

Методологическая существенность рефлексии не в меньшей мере проявилась и в развитии физического знания. Переход от классического естествознания к со­временному привел к изменению самого представле­ния о том, что значит познать природу, в результате подверглись глубокой трансформации сами наши тре­бования к пониманию и объяснению познаваемой ес­тественными науками реальности. С начала XX века существенно меняются гносеологические идеалы нью­тоновской физики, формируются новые методологичес-

Глава 3. Методы твррвтвчвЕквгв познания

кие принципы, выражающие адекватные сегодняшне­му уровню познания нормы обоснованности и органи­зации теоретического знания.

Рефлексия как предмет гносеологического анали­за. В традиционных гносеологических концепциях че­ловек как субъект познания рассматривался, как пра­вило, односторонне, он мыслится лишь как носитель нескольких своих способностей, например, дискурсив­ного мышления. Такой подход — и исторически, и ло­гически — в определенных границах был вполне пра­вомерен. Но рано или поздно возникает необходимость исследования познающего субъекта в более широком контексте, обратиться к рассмотрению других, не ме­нее существенных измерений человека. В эпистемоло­гии XX века понятие субъекта познания подвергается глубокому переосмыслению. Речь идет в первую оче­редь о таких измерениях субъекта, как кон текст куль -туры (предполагающий учет всего многообразия его сущностных сил, духовно познавательных способнос­тей и культурно-исторических характеристик), топо­логический контекст (предполагающий учет конкрет­ных условий познания, различных типов познаватель­ных позиций субъекта, а также конкретной природы и специфики объекта познания). Наконец, возникает не­обходимость исследовать человека с точки зрения его способности к проявлению самых разнообразных форм рефлективной деятельности.

Включение в предметное поле анализа новых кон­текстов понимания субъекта познания влечет за собой принятие ряда важных допущений. Во-первых, обраща­ясь к понятию субъекта, мы говорим не просто о разуме или о чувствах, но о духе, подразумевая под последним все многообразие человеческих познавательных спо­собностей, конкретные способы духовного и духовно-практического освоения мира человеком. Познающий субъект — это целостный, конкретно-исторический че­ловек. Именно такое понимание познания, которое пред­полагает все богатство человеческой субъективности (дедукцию и эксперимент, интуицию и обоснование, критику и проектирование, объяснение и понимание и ^т- Д.) становится сегодня особенно насущным.

Во-вторых, новый подход вводит в теоретико-позна­вательный контекст такие формы рефлективного позна­ния, как ирония, сомнение, критика и др. Современный опыт развития методологического сознания убеждает нас в том, что одна из главных задач теории рефлексии сегодня — исследовать исторически встречавшиеся и функционирующие в реальной практике познания формы рефлективного мышления, их значимость, цен­ность, роль в познании, их гносеологический статус. Здесь можно вспомнить метод иронии Сократа, прин­цип сомнения Декарта, диалогизм Галилея, метод про-блематизации и критики Канта и т. п. Какие вообще существуют разработанные в истории культуры спо­собы использования форм рефлексии как инструмен­тов духовного освоения природной и социальной ре­альности? Как они функционируют в реальной исто­рии познания — в науке, философии, искусстве?

Исследование проблемы рефлексии позволяет рас­ширить рамки самой категории субъекта, ввести но­вое предметное поле анализа, существенно обогатить арсенал и проблематику гносеологических изысканий. Так, известно, что традиционная гносеология, иссле­дуя процессы мышления, способы движения научной мысли, оставляла за скобками анализа методологичес­кие установки, культурно-исторические основания тех или иных познавательных действий, операций, проце­дур и методов. Сегодня, однако, стало ясно, что глубоко понять законы движения человеческой мысли, ее ме­ханизмы и формы нельзя, если мы отвлекаемся от лежащих в ее основаниях предпосылок.

Существенное изменение в понимании природы субъекта связано также с сознанием того, что при исследовании процессов познания теоретик в опреде­ленных случаях не может абстрагироваться от самой сути субъективного. Разумеется, в качестве предмета анализа субъект может рассматриваться и в его объек­тивных характеристиках (строение органов чувств, информационные основы отражения, правила дедук­ции и т. п.). Однако в рамках философской теории рефлексии субъект в качестве предмета анализа дол­жен быть взят именно как субъект, а не объект. Перед нами особая познавательная ситуация со своим набо­ром концептуальных средств и способов исследования. Если в первом случае решающее значение имеет такая операция, как объяснение, то во втором на первый план выходит иной познавательный механизм — понимание. «В каких случаях исследователь не может отречься от своей субъективности? В тех, когда его познание на­правлено не на объект, а на субъект или на любое проявление субъективности — в событии, в поступке, в художественном произведении, в культуре»¹.

В познании человека как единой реальности обна­руживается, таким образом, некий универсальный по своему историко-культурному значению гносеологичес­кий парадокс. Последний можно сформулировать сле­дующим образом: познать нечто — значит отнестись к нему как к объекту; но если предметом познания ста­новится субъект, то превратить его в объект — значит лишить его всех качеств субъективности, в частности, его способности быть субъектом другого субъекта (рав­но как и самого себя) должно сохранять субъективные качества последнего — его самосознательность, его свободу, его уникальность и в то же время уметь их адекватно постичь и рационально выразить².

Рефлексия и подводит к этому парадоксу, и одно­временно указывает некоторые пути к его разрешению. Начать хотя бы с того, что само понимание как особый механизм, бесспорно, включает в себя рефлективную составляющую, способность человека воспринимать себя в соотнесенности с другой субъективностью, а также умение взглянуть на себя «со стороны», крити­чески оценить свои мотивы, действия и т. п. М.М. Бах­тин отмечал; что «безоценочное понимание невозмож­но. Нельзя разделить понимание и оценку; они одно­временны и составляют единый целостный акт»³.

¹ Каган М.С. Дополнительность и интервальность. // Диалек­тика и современный стиль мышления. Севастополь: ФО СССР, 1983. С. 41. ² См.: там же. С. 42. ³ Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 346.

Структура рефлективного знания. Любой пласт методологического знания по отношению к предмет­кому уровню научного знания носит рефлективный характер, ибо в методологическом исследовании речь идет не о предметной эмпирии, а о различного рода ментальных реальностях, о «языке науки», о знании предпосылочного типа. В этом смысле к метанаучной рефлексии можно отнести всякую деятельность (неза­висимо от того, кто ею занимается — специалист час­тной области или философ), связанную с анализом знания (систематизация имеющихся результатов, кри­тическая переоценка существующих понятий и теорий, анализ структуры и оснований теорий, парадигм и т. п.).

Однако в рамках самого методологического знания понятие рефлексии применимо лишь по отношению к определенного рода познавательным ситуациям. Ког­да специалист конкретной области науки задумывает­ся над точностью, адекватностью концептуальных средств, с помощью которых он фиксирует результаты своих исследований, когда он встает в критическую позицию по отношению к полученным им данным, когда он переключает свое внимание с предметной области на структуру своей теории — во всех этих случаях разумно говорить о методологической саморефлексии ученого. Но если данная проблематика становится предметом анализа методолога, его исследовательская работа уже не может быть названа рефлективной в строгом смысле слова, ибо в этом случае конкретно-научное знание образует предметный, а не рефлектив­ный уровень деятельности. Это видно уже из того, что переход рефлективного уровня в предметный влечет за собой соответствующее изменение целей и средств исследования. Не дело методолога-философа перепро­верять данные наблюдений или сомневаться в логич­ной корректности некоторого научного текста. Обще­методологический анализ связан с решением вопросов, касающихся предельно общих оснований научного знания: имеет ли семантика теоретических терминов контекстуальную природу или она определяется сис­темой объективных референций? Какая онтология лежит в основе суждений об индивидах и суждений о свойствах? Кроется ли за теоретическими структура­ми «умопостигаемая реальность» или они представля­ют собой лишь «конструкции ума», служащие для со­кращений при описании чувственных данных? и т. п.

Существует ли однако собственно рефлективный уровень в структуре философского (в частности, ме­тодологического) знания? Безусловно, существует. Философ может заняться критическим анализом сво­их собственных познавательных целей и средств. Та­кая саморефлексия является существенным элементом всякой новой формы философствования, возникавшей в ту или иную эпоху. Очевидно, что исторически суще­ствовавшие формы философской саморефлексии мо­гут, в свою очередь, сами стать объектом философско­го рассмотрения. Возникшее таким путем предметное поле исследования включает в себя вполне конкретный класс вопросов (существовавшие в истории человечес­кой мысли типы философской рефлексии, основания и скрытые механизмы рефлективной деятельности, фор­мы рациональности, регулирующие рефлективные акты и т. п.). Все вопросы такого рода могут составить осо­бый раздел гносеологии, связанный с изучением реф­лексии в обыденном, научном, философском и художе­ственном познании.

В научном познании можно выделить несколько тес­но связанных между собой стадий. Первая стадия — обнаружение противоречий, неувязок, сомнительных элементов в старом знании и осознание на этой основе проблемной ситуации, вторая стадия — поиск и выдви­жение принципиально новых идей, третья стадия — обоснование, проверка новых результатов. Вторая и тре­тья стадии соответствуют тому, что Райхенбах в свое время назвал «контекстом открытия» и «контекстом под­тверждения». Что касается первой стадии, то ее можно было бы соотнести с «контекстом рефлексии». Подобно тому как переход от «контекста подтверждения» к «кон­тексту открытия» представлял собой поворот в методо­логическом сознании к существенно иной проблемати­ке и новым концептуальным средствам, также и пере­ключение внимания методолога с проблем структуры и роста знания к исследованию рефлективных процедур позволяет говорить о серьезном проблемном сдвиге в современной теории познания и методологии науки.

В истории науки можно заметить одну характер­ную особенность динамики научного познания: пери­од фундаментальных творческих открытий сменяется периодом критико-рефлексивной активности. Так, в истории физики XVII век отмечен выдвижением прин­ципиально новых физических идей, что особенно за­метно в творчестве Галилея и Ньютона. Прогресс в об­ласти классической механики в XVIII веке был в ос­новном связан с углубленной аналитической работой, с уточнением и рядом существенных переформулиро­вок механики от Ньютона к Эйлеру и далее к Лагран-жу и Гамильтону. Аналогичная картина, согласно Ф. Клейну, наблюдается и в развитии математики. «В периоды неудержимого роста творческой продук­тивности требование строгости часто отступало на задний план... В следующие же затем периоды крити­ки — периоды просеивания и очистки достигнутых приобретений — стремление к строгости начинало опять играть доминирующую роль»¹.

¹ Клейн Ф. Лекции о развитии математики в XIX столетии. М., 1937. С. 83.

Развитие науки иногда сравнивают со строитель­ством замка, верхние этажи которого воздвигаются раньше, чем закладывается фундамент. Этим сравне­нием хотят, очевидно, подчеркнуть следующий факт: чем более зрелой ступени достигает в своем развитии та или иная область знания, тем углубленнее становит­ся ее интерес к своим собственным основам, к тем первичным абстракциям и исходным допущениям, на которых покоится все здание теории. И то, что в тече­ние долгого времени принималось как нечто простое и очевидное, оказывалось в результате методологической рефлексии сложным и проблематичным. Но, может быть, самое любопытное в том, что анализ исходных фундаментальных понятий и принципов, сопровожда­емый попыткой придать им строгий, объективный смысл, приводил в истории науки, как правило, не только к уточнению и углублению прежних теорий, а к их радикальной трансформации, качественному скач­ку в познании. Впрочем, в этом нет ничего загадочного: необходимость рефлексии над основаниями знания возникает тогда, когда обнаруживаются симптомы неблагополучия в теории — контрпримеры, парадоксы, неразрешимые задачи и т, п. В самом деле, если уче­ный в рамках математической дисциплины доказал определенную теорему, то каждому математику инту­итивно ясно, что соответствующее предложение дей­ствительно есть теорема. Но если некоторое, сформу­лированное на языке данной теории предложение дол­гие годы не удается доказать, то может возникнуть вопрос о его праве вообще называться «теоремой». Однозначный ответ не может быть получен до тех пор, пока отсутствует строгое определение понятия «теоре­ма» и на определенном этапе развития математической культуры возникает такой момент, когда нужно точно знать, что такое «теорема» вообще, что значит «доказать теорему». Именно необходимость уточнений такого рода стимулировали в свое время исследования в области оснований математики и математической логики.

Разумеется, любой серьезный сдвиг в научном познании подготавливается многими обстоятельствами (экономическим, социальным и культурным прогрес­сом, накоплением принципиально новых научных фак­тов, значительным повышением точности способов измерения и т. п.). Но само преобразование старой теории или создание новой начинается чаще всего с неудовлетворенности прежними понятиями и принци­пами. Как известно, переосмысление и уточнение та­ких понятий, как «инерция», «скорость», «ускорение», позволили Галилею заложить основы классической механики. Подобно этому А. Эйнштейн, создавая час­тную теорию относительности, переосмыслил принцип относительности, подверг тщательному анализу такие классические абстракции, как «абсолютное время», «абсолютное пространство» и придал строгий факту-альный смысл понятию «одновременности» событий.

Весьма симптоматично звучат слова, которыми открываются знаменитые «Геометрические исследова­ния» Н.И. Лобачевского: «В геометрии я нашел некото­рые несовершенства, которые я считаю причиной того, что эта наука... до настоящего времени не вышла ни на один шаг за пределы того состояния, в каком она к нам перешла от Евклида. К этим несовершенствам я отно­шу неясность в первых понятиях о геометрических величинах, способы, которыми мы себе представляем измерение этих величин, и, наконец, важный пробел в теории параллельных линий»¹.

Любая строгая теория основывается на некоторой совокупности явно неопределяемых в рамках самой теории понятий и допущений, образующих ее концеп­туальный базис. Обращение науки к своим основам есть поэтому прежде всего пересмотр концептуально­го базиса, который, однако, вовсе не является после­дней основой науки, ибо он сам, в свою очередь, по­гружен в более широкую понятийную сферу. Эта сфе­ра представляет собой метатеоретический уровень научного знания, включающий в себя эпистемологи­ческие постулаты и фундаментальные абстракции, выражающие основные требования к научному позна­нию в рамках той или иной науки или научного направ­ления. Так, вся система понятий классической физики, как неоднократно подчеркивал Нильс Бор, основана на допущении, что можно отделить поведение материаль­ных объектов от вопроса об их наблюдении. Осозна­ние указанного допущения, превращение его с помо­щью рефлексии в ясно формулируемую абстракцию привели к уточнению границ ее применимости на уровне микромира, а также к выявлению не замечен­ных ранее предпосылок для однозначного приложения классического способа описания, к такому пересмотру основ физики, который затронул само понятие физи­ческого объяснения¹.

Лобачевский Н.И. Геометрические исследования по теории параллельных линий. М. —Л., 1945. С. 37. ² См.: Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 18-20.

Вопросы такого рода выходят далеко за пределы частнонаучного уровня знания. Речь идет не только об изменении концептуального базиса теории, «тела» науки, но и о преобразовании ее «духа», ее «образа», ее методологии. Это движение от предметного пласта

специально-научного знания к различным пластам знания методологического знаменует собой обращение ученого к таким надтеоретическим образованиям, как научная картина мира, стиль мышления, парадигма, нормы и идеалы научного исследования. Внутритеоре-тическая рефлексия над основаниями знания неизбеж­но сменяется рефлексией метатеоретической. Внима­ние исследователя приковывается к вопросам такого рода, как достоверность получаемых наукой фактов, точность определения вводимых понятий, строгость проводимых рассуждений и доказательств, их соответ­ствие принятым канонам.

¹ Бажанов В.А. Проблема полноты квантовой теории: поиск новых подходов. Казань, 1983. С. 6.

Поскольку наука исторически может формиро­ваться и развиваться лишь в том или ином социокуль­турном контексте, то отсюда следует, что методологи­ческие слои знания существуют не сами но себе, а всегда так или иначе встроены в более широкую об­щекультурную «матрицу», слагающуюся из господ­ствующих в данную эпоху мировоззренческих уста­новок, ценностных предпочтений, идей и категорий. Обращение теоретика к основаниям предпосылочного типа образует третий виток рефлексии, имеющей ясно выраженный философский характер. При этом диалек­тика научного познания раскрывается не только в трансформациях одной формы рефлексии в другую, ох­ватывающую все более широкое предметное поле ана­лиза, но и в диалектическом обогащении самого типа рефлексии. «Так, если внутритеоретический тип реф­лективности фактически совпадает с процедурой внут­ренней теоретизации, то на метатеоретической ступе­ни происходит своеобразное «удвоение» знания, рас­щепление его на объективное и метатеоретическое, а на уровне философской рефлексии познавательная де­ятельность отчуждает себя до той степени, когда путем самоотнесения осмысливается ракурс «слияния», вза­имопроникновения субъективного в объективное, дру­гими словами — мера объективности истины»¹. Фило-софско-методологическая рефлексия позволяет прояс­нить и осознать те предельные онтогносеологические и культурно-исторические предпосылки и допущения, которые неявно принимает исследователь в своей на­учной практике. Выявляя и осмысляя «предельные основания», исходные принципы анализа научного познания и связывая их с философской проблемати­кой взаимоотношения мышления и бытия, субъекта и объекта, истины и заблуждения, гносеологический подход к научному познанию задает теоретическую перспективу логико-методологическому анализу науки, ориентирует его на дальнейшее углубление в предмет, препятствует абсолютизации различного рода частных логико-методологических моделей и подходов¹.

Следует отметить, что последний период развития методологической мысли характеризуется усиливаю­щимся интересом именно к проблемам указанного типа. Этот сдвиг в ориентациях методологических исследо­ваний является сегодня весьма показательным и пло­дотворным по своим результатам. Он отражает глубин­ную и устойчивую тенденцию в развитии философс­кой и общеметодологической культуры: от понимания субъекта познания в духе «гносеологической робинзо­нады» философская мысль движется ко все более кон­кретному постижению его во всей полноте социокуль­турных характеристик. Мощный импульс этому дви­жению мысли был дан, как известно, еще в знаменитых «Тезисах о Фейербахе» К. Маркса.

¹ См.: Швырев B.C. Теория познания и методологический ана­лиз науки // Гносеология в системе философского мировоззре­ния. М. 1983. С. 129-130.

Необходимость выдвижения на передний план гносеологической проблематики в исследованиях по методологии науки определяется в настоящее время как внутренней логикой развития философских изысканий, так и уроками негативного опыта, вытекающего из эволюции логического позитивизма (и аналитических школ) к современным постпозитивистским течениям. Едва ли не важнейший урок, который следует из этого опыта, состоит в том, что выяснилась прямая зависи­мость тех или иных методологических построений от

исходных общефилософских и гносеологических уста­новок. Полемика между такими видными представите­лями постпозитивистских течений, как К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатош, С, Тулмин, П. Фейерабенд и др., показала, что проблемы оснований научного знания не могут сегодня рассматриваться сколько-нибудь серь­езно без обращения к традиционным философским вопросам (структура реальности, природа универса­лий, отношение между понятием и вещью, критерии научности и рациональности, истина и др.). Вместе с тем становится ясно и другое: анализ традиционных гносеологических проблем оказывается сегодня тем более продуктивным, чем активнее философ обраща­ется к тому гигантскому интеллектуальному опыту, который накопила современная наука как на своем предметном, так и частно-методологическом уровнях. Сказанное позволяет сделать вывод о том, что наибо­лее плодотворный путь исследования проблем методо­логии науки в условиях современной гносеологической ситуации — это путь рассмотрения их через призму универсальных теоретико-познавательных принципов и категорий, но с учетом того, что сами эти принципы и категории мыслятся в связи с выдвигаемыми наукой кардинальными проблемами и в контексте наработан­ной ею методологической культуры.

Названный путь конституирует как бы новое из­мерение методологического сознания благодаря тому, что он позволяет сомкнуть две существовавшие долгие годы параллельно линии в эволюции форм рефлек­сии — внутринаучную и общефилософскую.

Одной из центральных проблем, возникающих на стыке внутринаучной и общефилософской рефлексии, оказалась диалектика объективного и субъективного в рамках, казалось бы, самых точных дисциплин совре­менной науки — математики и физики. Как уже отме­чалось в своем месте, метод формализации начинает­ся с четкого разграничения формального и содержа­тельного планов, а заканчивается тем, что вовлекает оба плана в тонкую диалектическую игру. Предметная теория необходимо должна иметь некоторую надстрой­ку в виде «второго этажа» знания — метатеорию. Фор­мализованная теория дополняется некоторым содержа­тельным знанием. Абстракция формализуемости зна­ния наталкивается на первое естественное ограниче­ние: формализованная теория может существовать лишь в виде предметной (объектной) теории, дополня­емой метатеорией. Субъект (вообще субъективная ре­альность) не изгоняется из теории, он продолжает входить в нее некоторым не поддающимся контролю способом. Это обстоятельство, однако, не ослабляет требований научной рациональности, ибо благодаря формализации устанавливается четкая граница, в рам­ках которой гарантируется возможность полной абст­ракции от субъективной сферы.

Дата добавления: 2014-11-09