Азбелев С.Н. Предания о древнейших князьях Руси в записях 19-20 веков

Мирный договор Руси с Византией, заключенный князем Игорем в 944 г., был ратифицирован в Киеве; церемония, при которой присутствовали представители императора, включала клятвенное обязательство соблюдать согласованный документ. Как пишет современный историк церкви, "и текст договора, и обстоятельства его ратификации указывают на то, что к середине X в. христиане стали в Киевской Руси реальной общественной и политической силой". Дело в том, что уже в самом тексте договора упомянуты русские христиане, которые клянутся "церковью святаго Илье" соблюдать этот трактат. В Киеве на верность ему присягали отдельно христиане и язычники. О первых летопись сообщает: "а хрестеяную русь водиша роте в церкви святаго Ильи, яже есть над Ручаем, конець Пасынъче беседы". "Повесть временных лет", называющая церковь соборной, о времени и обстоятельствах появления в Киеве этого храма не сообщает. Ясно только, что он был почитаем здесь задолго до государственного крещения Русской земля равноапостольным князем Владимиром и много раньше, чем приняла крещение равноапостольная княгиня Ольга.

Перед нами одна из многих загадок древнейшей истории Руси, которая началась, конечно, не с первых упоминаний нашей страны в иноязычных источниках и вряд ли существенно позже, чем древнейшая история некоторых других стран Европы, лучше известная только потому, что земли эти находились в поле зрения римских и византийских авторов. Немалый интерес представляет в данной связи исторический фольклор, произведения которого еще ожидают систематическое а сопоставления со скупыми показаниями памятников письменных.

Традиционно принято было начинать историю Русского государства с 862 г., ибо один из наиболее авторитетный из летописных источников - "Повесть временных лет," - сообщает о приглашения в этом году варяжского князя Рюрика представителями населения Северной Руси. Он прибыл с двумя братьями; сам Рюрик избрал своей резиденцией Новгород, брат его Синеус обосновался на Белом озере, другой брат Трувор - в Изборске. Через два года братья умерли, и Рюрик стал единодержавным правителем. Так события изложены в одной из дошедших до нас редакций "Повести". Текст другой ее редакции называет первым местопребыванием Рюрика город Ладогу и сообщает, что по смерти братьев князь перенес резиденцию в построенный им Новгород. До настоящего времени в Новгороде археологами не обнаружено слоев старше IX в. Продолжаются раскопки близлежащего Рюрикова Городища, о котором известно предание, записанное (точнее сказать - пуб­ликатором пересказанное) более ста лет назад: "Здесь, - сообщало оно, - поселились славяне, пришедшие с юга, часть которых впоследствии, по причине увеличения населения, перешла несколько ниже и основала Новый город или Новгород. В Городище жили самые влиятельные из славян, вследствие чего здесь же поселился первый русский князь Рюрик, когда призван был на княжение".

Высказывалось не раз предположение, что имена братьев Рюрика летописцем образованы искусственно — в результате ошибочного восприятия фразы древнескандинавского языка, сообщавшей, что Рюрик прибыл "с родом своим и верной дружиной". Однако, согласно недавнему комментарию, летописный текст не имеет следов перевода, а возведение имен братьев Рюрика к этим словам "фонетически невозможно". Интересно, что упомянутому предположению противостоит и русский фольклор о князьях Синеусе и Труворе.

Недалеко от Изборска предания о трех братьях записаны еще в 1937 г. Согласно одной из записей, "В старину жили три князя: Рюрик, Синеус и Трувор. Часто Синеус ездил к Трувору в гости. А Трувор-то жил в нас, в Изборски. И посичас евоная могила на нашем кладбищи е. Так вот, ездил Синеус в гости на парусных лодках, Тогды наше озеро было рякой — Смолкой прозывалася. И он и ездил по этой Смолки-то Рюрик тож приязжал, встречали их на берегу славяны. Трувор прожил в нас недолго, ево змея в пригори укусила, йон и помер". Другая запись отобразила легенду о попытках разрыть могилу Трувора: якобы уже откопали "золотой гроб", но испугались, и гроб исчез. Неизданный летописный текст XVII в. упоминает, что после прибытия князей "по двою лет умре Трувор в Изборске, а Синеус на Белеозере в Кистеме, оба же безчадны и оста един Рюрик...". В данной связи академик А.А.Шахматов замечал, что "на Белоозере вспоминали о варяжском князе Синеусе; память о нем была жива еше в XVI столетии, когда указывали даже погост, где он сидел". А.А.Шахматов цитировал известную ему рукопись Кирилло-Белозерского монастыря, где "про Синеуса сказано, что он сидел "у нас на Кистеме". Этим снимается высказывавшееся сомнение в отношении Синеуса, связанное с тем, что город Белоозеро основан позже: и в летописи, и в устной традиции речь шла о пребывании на Белом озере, а не в городе с аналогичным названием.

Что касается княжения самого Рюрика, то довольно обстоятельное предание записал в Олонецкой губернии Ё. В. Барсов. Оно повествовало, что князь Рюрик приехал «из северной стороны» и «распоселился жить в Ладоге». Но «тут ему место не по люби, и приезжает он в Новгород Великий, и не с голыми рукама, и в союз вступает». Рюрик понравился новгородцам, которые согласились сначала платить ему небольшую дань, а затем постепенно увеличили ее по просьбе князя Рюрика, «и поныне помнят этого домового хозяина и в Северной Украине, и в Олонецком крае, и в Новгороде».

Но есть и гораздо более любопытный фольклорный по происхожде­нию материал. Долгое время не использовали так называемую Иоакимовскую летопись. Ее рукопись не сохранилась, но начальная часть этой летописи - в тех ее фрагментах, которые дополняли или коррек­тировав известия «Повести временных лет» - была переписана пер­вым нашим историком В.Н.Татищевым и включена в состав его труда. Многие историки позднейшего времени скептически относились к этим сведениям - и не без некоторых оснований. Явно отредактиро­ванная кем-то уже в XVII или XVIII веке, летопись уснащает свой древний текст - по примеру некоторых польских и западноевропейских историков XVI - XVII столетий - плодами этимологических домыслов. На это обратил внимание уже сам В.Н.Татищев. Вместе с тем, несо­мненно, что Иоакимовская летопись опиралась и на фольклорные ис­точники, о чем свидетельствуют находящиеся там ссылки. В сущности, за вычетом некоторых имен и географических названий нет реальных причин отказывать в доверии Иоакимовской летописи. Это показал в обстоятельном ее разборе П.А.Лавровский еще около 140 лет назад.

Основу рукописи, попавшей к Татищеву, составляет (это сказано в самом ее тексте) историческое сочинение первого новгородского епи­скопа Иоакима Корсунянина, деятельность которого протекала здесь в конце X и первой трети XI в. (он умер в 1030 г.). К тому же составитель летописи говорит о себе в первом лице как о проповеднике христианст­ва в Новгороде. Драматические события, связанные с крещением нов­городцев, изложены в обстоятельном рассказе, который есть только в Иоакимовской летописи. Эти события должны были оставить значи­тельные вещественные следы на местности. Недавними раскопками в Новгороде они были обнаружены и соответственно подтвердилась ис­тинность уникального повествования Иоакимовской летописи. Об этом можно прочесть в статье руководившего раскопками академика И Я.Янина.

Рассказ о крещении новгородцев содержит упоминание о фольклор­ных источниках - аналогично тому, как это имеет место в известиях Иоакимовской летописи о событиях более ранних. Свидетелем таких событий епископ Иоаким не был. Но он, конечно, мог воспользоваться устными преданиями и даже историческими песнями, которые упомянуты в Иоакимовской летописи при описаниях этих более ранних со­бытий.

В Иоакимовской летописи рассказывается, что инициатором при­глашения Рюрика был княживший до него у новгородцев Гостомысл. Краткое известие об этом есть и в некоторых других летописях, но в них Гостомысл назван не князем, а старейшиной; имя его открывает собой и летописный перечень посадников Великого Новгорода. В этих летописях вообще нет речи о русских князьях, предшествовавших Рю­рику, что естественно для памятников средневековой историографии, редактированных во времена правления Рюриковичей.

Исключение составляет Иоакимовская летопись, древний текст ко­торой, как можно думать, уцелел до того времени, когда правила уже династия Романовых и ослабли побудительные мотивы именно Рюрика считать первым князем на Русской земле.

В этой летописи сообщается о долго правившей славянской княже­ской династии, последним представителем которой как раз и был Гос­томысл. Подробно пересказано включавшее один из международно-распространенных мотивов предание о его смерти и передаче княжения Рюрику: четыре сына Гостомысла погибли бездетными при жизни отца, когда его возраст уже не давал надежд на продолжение рода по муж­ской линии, но оставались три дочери; они были замужем и имели сыновей; Гостомысл в соответствии с явившимся ему сновидением завещал княжение сыну средней дочери, выданной за иноземного пра­вителя; старейшины, исполняя его волю, пригласили на княжение Рю­рика.

Привожу полностью этот любопытный текст, как он был изложен В.Н.Татишевым:

«Гостомысл имел четыре сына и три дочере. Сынове его ово на войнах избнени, ово в дому изомроша, и не остася ни единому им сына, а дочери вы­даны быша суседним князем в жены. И бысть Гостомыслу и людем о сем печаль тяжка, иде Гостомысл в Колмогард вопросити боги о наследии, и, возшед на высокая, принесе жертвы многи и весчуны угобьзи. Весчуны же отвесчаша ему, яко боги обесчают дата ему наследие от ложесн его. Но Гос­томысл не ят сему веры, зане стар бе и жены его не ражяаху, посла паки в Зимеголы к весчунам вопросит, и ти реша, яко иметь нвслеповати от своих ему. Он же ни сему веры не ят, пребываше в печали. Единою спясчу ему о полудни виде сон, яко из чрева средние дочери его Умилы проиграете дрено велико плодовита и покры весь град Великий, от плод же его насысчахуся людие всея земли. Востав же от сна, призва весчуны, да изложат ему сом сей. Они же реша: «От сынов ея имать наследите ему, и земля угобзится княжением его». И вси радовахуся о сем, еже не имать наследити сын больший дсчере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич и дрягович, яви им сновидение и посла избраннейшия в варяги просити кня­зя. И приидоша по смерти Гостомысла Рюрик со двема брата и роды ею».

Однако вокняжение Рюрика произошло далеко не сразу после смер­ти Гостомысла. «Повесть временных лет» сообщает, что на какое-то время власть захватили непрошенные варяги, которые взимали дань, а после изгнания их начались внутренние раздоры, побудившие отпра­вить послов именно к Рюрику и его братьям с хорошо известными словами: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нету; да пойде­те княжит и владет нами». По-видимому, за прекращением дина­стии последовала смута, аналогично тому, как это произошло много позже - вслед за пресечением династии Рюриковичей.

Междуцарствие продолжалось 18 лет. Такой вывод позволяют сде­лать западноевропейские хроники, которые сообщают о смерти Гостомысла в 844 г. Ещё полтораста с лишним лет назад академик ФИ.Круг высказал мысль, что это тот самый Гостомысл, который упо­минается в наших летописях. Но хроники говорят о нем не в связи с Новгородом: речь идет о вторжении немецкого войска в земли славян и убиении их короля; это могли быть только западные, прибалтийские славяне. Одна из хроник уточняет, назвав их бодричами.

Для той эпохи подобное совмещение одним лицом властных функ­ций в разных, но более или менее близких этнически, либо географи­чески государственных образованиях - далеко не редкость. Как выяс­нено, сам Рюрик, будучи уже князем в Русской земле, оставался гер­цогом Южной Ютландии, а до того был владетельным графом во Фрисландии. Эти территории - не славянские и находились от русских его владений в несколько большем удалении, чем королевство бодричей. Вполне естественно, что славянин Гостомысл мог быть и князем Северной Руси, и королем бодричей. В этом случае закономер­но, что одна из дочерей его оказалась выдана за члена скандинавского королевского рода в союзную тогда бодричам Ютландию. Известно, что старшие члены семьи, в которой родился Рюрик, были изгнаны оттуда в В13 г. и бежали к бодричам. Позже они прибыли к германскому им­ператору, дабы вернуться при его поддержке. В результате войско его вместе с войском бодричей в 815 г. отправилось в поход. Таким образом, уже с 813 г. существовало тесное содружество ютландской королевской семьи с правителями бодричей. А Рюрик, согласно подсче­там исследовавшего этот вопрос Ф.Крузе, родился около 817 г.

Нетрудно объяснить и то обстоятельство, что король бодричей Гос­томысл был одновременно князем именно в Северной Руси. Несо­мненны ее многовековые исконные связи с прибалтийскими славяна­ми, откуда, очевидно, и происходила некогда основная часть славян­ского населения будущей Новгородской земли. Как резюмировал сравнительно недавно В.В.Седов, «есть весьма серьезные основания» для «доказательства западного (вендского) происхождения славян новгород­ских». Подытоживая результаты, добытые в этой связи лингвистами и этнографами, он заключал: «Собранный к настоящему времени мате­риал весьма обширен и свидетельствует о несомненной генетической связи древних новгородцев со славянскими племенами Польского Поморья». Особенности же археологических находок в Новгородской земле можно объяснить «только предположением о происхождении новгородских славян с запада, из Вендской земли».

На таком фоне династические связи представляются более чем естественными. А династия, последним представителем которой был Гос­томысл, насчитывала несколько столетий - если верить Иоакимовской летописи. Из ее текста следует, что подвластная упомянутой династии территория некогда охватывала земли и восточных, и прибалтийских славян.

Можно воспользоваться для дальнейших сопоставлений непосредст­венно материалами устного эпоса.

Князь Владимир - один из постоянных былинных персонажей. Первые исследователи не сомневались, что его исторический прототип — правнук Рюрика Владимир Святославич. Позже удалось выяснить, что вторым прототипом был его правнук Владимир Всеволодович Мономах: историческая основа одних былин, как обнаружилось, относится ко времени правления Мономаха, других - к событиям эпохи Владимира Святого. В некоторых былинах, повествующих об освобождении от ордынского ига, отчасти просматривается и третий прообраз - герой Куликовской битвы серпуховской князь Владимир Андреевич Храбрый - двоюродный брат Дмитрия Донского.

Однако былинный Владимир недостаточно соотносим с названными историческими лицами. Трудно допустить, что Владимир Святой был первым прототипом. Как справедливо указывали исследователи, позд­нейшими наслоениями невозможно объяснить все несоответствия. Сами взаимоотношения эпического Владимира с его богатырями нередко напоминают обстановку так называемой военной демократии, характерную для славян и их ближайших соседей в период гораздо более давний, чем феодальная Киевская Русь. Обративший на это внимание автор высказал предположение, не существовал ли в то далекое время еще один Владимир, возглавлявший восточнославянские племена. Но эта мысль осталась без конкретизации.

Между тем следует приглядеться, например, к отчеству Владимира по былинам. Недавно установлено, что народные сказители крайне редко называли князя "Владимир Святославич". Отчество или не названо, или он именуется (особенно — в самых старых записях) "Владимир Всеславич" ("Сеславич"). Такого отчества не имел ни один из упомянутых князей.

С этой загадкой связана другая, над которой эпосоведы безуспешно бьются уже давно: был ли прототип у былинного Ильи Муромца? Вы­сказывали даже мнение, что его образ только сконструирован народ­ными певцами. В летописях нашлись упоминания, а иногда и подроб­ные известия о подвигах исторических лиц, которых нетрудно соотне­сти с Добрыней Никитичем, Алешей Поповичем и рядом других бы­линных персонажей. Но все усилия отыскать в письменной истории X-XVI вв. сведения о герое, напоминающем главного богатыря русского эпоса, оказались бесплодными. Были, правда, предложены искусственные аналогии, справедливо опротестованные в последующих трудах. Пытались, например, усмотреть в былинном Илье Вещего Олега или суздальского посла Илью, совершившего поездку в Византию во второй половине XII в. Но биография первого слишком разительно отличается от содержания былин об Илье Муромце (не говоря о различии имени), второй только именем сходен, о каких-либо подвигах его летописи молчат.

Историк прошлого столетия Д.И.Иловайский обратил внимание на одного из предводителей разбойных отрядов казака Илейку, родом из Мурома, который в период Смуты стал самозваным Лжепетром. Былинный Илья Муромец иногда выступает как дерзкий бунтарь, похожий своими действиями на тех казаков, какие печально прославились в начале XVII в. И сказители нередко называли Илью "старым казаком", а имя его иногда передавали как "Илейка". Но все же эпический образ Ильи Муромца, исполненный высокого патриотизма, бескорыстия и самоотверженности, в целом никак не соотносится с авантюристами времен Смуты, Поздней чертой является и причисление этого богатыря к крестьянскому сословию: в героических былинах Илья предстает не как крестьянин, а как воин-«профессионал». Нет доста­точных оснований полагаться на свидетельства жителей села Карачарова, которые в XIX в. показывали на местности "следы" фантастической мощи местного силача Ильи. Легенды о нем могли повлиять на древний эпос о богатыре Илье - подобно тому, как повлиял, возможно, фольклор о казаке Илейке Муромце. Напомним, что в письменных текстах XVI и XVII вв. прозвание былинного Ильи читается не "Муромец", а "Муравлении" или "Моровлин", а в самых ранних записях былин - "Муровец" (что дало повод некоторым исследователям считать родиной Ильи городок Моровск на Украине).

И наконец факт, уже упомянутый в начале этой статьи: задолго до государственного крещения Русской земли в Киеве существовал храм, который был необходим христианам Киева, жившим там, очевидно, уже несколько веков. Почему небесным покровителем этого храма ока­зался именно Илья, а не другой святой? Первым проповедником христианства на Русской земле считается посетивший, согласно легенде, холмы будущего Киева апостол Андрей Первозванный (поэтому первый российский орден был учрежден Петром I в его честь). Что побудило воздвигнуть в Киеве еще при господстве на Руси языческих верований именно храм святого Ильи?

В летописях ответа на эти вопросы нет. Но можно попытаться полу­чить его, используя исторический фольклор.

Обратимся сначала к двум памятникам западноевропейским. Это сделанная в Норвегии в XIII в. запись весьма пространной немецкой саги о Тидреке Бернском (дошедшая в ряде списков) и несколько более ранние тексты немецкой средневековой поэмы "Ортнит", основанной на устном эпосе. В обоих произведениях среди прочего немало говорится о знаменитом русском витязе Илье, а в первом — и о русском короле Владимире.

Деяния того и другого отнесены к эпохе, когда шла борьба против гуннов и правил король остготов Теодорих Амал. Он стал главным историческим прототипом эпического персонажа Тидрека Бернского (Веронского), которого сага сделала современником гуннского предводителя Аттилы (в действительности Аттила умер тогда же, когда родился Теодорих).

Уже немецкий эпосовед К.Кюлленгоф, первым основательно изучивший эту сагу более 130 лет назад, не сомневался, что Владимир и Илья в ней — те самые, о которых идет речь в русских былинах. С этим были согласны почти все позднейшие исследователи германского и русского эпоса, обращавшиеся к саге о Тидреке Бернском (как и к поэме "Ортнит"). Но довольно обширные повествования названных произведений, относящиеся к Руси, историками, не использовались. Считалось, что оба героя русского эпоса попали туда благодаря немецким купцам, бывавшим в ХII-ХIII веках на Руси. Убежденность исследователей была столь велика, что никто, кажется, не обратил внимания на такую странность: то, что говорится в саге об Илье, отчасти можно указать с содержанием некоторых былин о нем, тогда как абсолютно все, что рассказывается о деяниях Владимира, не имеет никакого соответствия с известной по летописям биографией князя Владимира Святославовича.

Обнаружилось, что сведения саги о правлении Владимира в эпоху борьбы с гуннами подтверждает Иоакимовская летопись. В ней говорится, что князь Владимир с двумя братьями получил от отца в управление не только Русскую землю, но и сопредельные территории, возвращенные после войны с соседями. После смерти отца и братьев «Владимир приат власть по всей земли», а после смерти Владимира «княжили сынове его и внуки до Буривоя, иже девятый бе по Владимире, имяна же сих осьми неведомы, ни дел их, разьве в песнях древних вспоминают».

Хронологических дат в Иакимовской летописи нет, но следует признать объективность подсчета произведенного еще В. Татищевым. Он исходил из того, что, согласн этой летописи, от отца Владимир до Гостомысла прошло 14 колен, т.е. было четырнадцать сменявших друг ждруга правителей Русской земли. Татищев пишет, что это означает период приблизительно в 350 лет, «потому приходит на владетеля 25 лет, которое за среднее почесть можно». Правомерность хронологической выкладки В. Татищева подтверждают данные готского историка Иордана о королях династии Амалов у готов в ту же приблизительно эпоху: с 51 по 540 год было 19 королей и 40 лет междуцарствия. Таким образом, средняя продолжительность одного царствования составляла около 24-х лет.

Долгое правление Гостомысла относилось к первой половине девятого столетия. Следовательно, Владимир, о котором идет речь в Иоакимовской летописи, мог править в середине пятого века. Это соответствует времени правления Аттилы (433-453 гг.), о войне которого против Владимира повествует сага. Таким образом, согласуются показания двух независимых друг от друга источников: и немецкая сага о Тидреке Бернском, и основанная на русских преданиях часть Иоакимовской летописи говорят об одном и том же лице.

Совпадают не только имя Владимира и время его правления. Сходны данные летописи и рассказ саги о деятельности Владимирова отца. Хотя его имя в них передано по-разному, суть сведений одинакова.

Сага называет Владимирова отца Гертнитом. Академик А.Н. Веселовский в работе, изданной посмертно, провел детальный анализ его имени в саге с широким привлечением сравнительного лингвистического материала и пришел к заключению, что в немецком эпосе отобразился видоизмененный древнегерманский эквивалент славянского имени Всеслав. Из этого можно заключить, что князь Владимир Всеславич былин, записанных в XVII-XX веках, имел своим прототипом первоначально Владимира Всеславича, о котором идет речь в саге, а соответственно – Владимира, фигурирующего в Иоакимовской летописи задолго до Рюрика.

Степень внимания, уделенная в Иоакимовской летописи именно Владимиру (после которого восемь колен правителей Руси не названы по именам), показывает, что его княжение воспринималось как исторический этап чрезвычайной значимости – по крайней мере составителем летописи, а, вероятнее, - уже его устным источником, из которого взяты сведения об этом периоде. При сравнении с материалом саги нетрудно уяснить, в чем здесь дело. Владимир был правителем Руси, когда она подверглась нашествию гуннов. Это была эпоха максимального напряжения сил народа, «эпическое время», оставившее, по-видимому, глубокий след в народной памяти. Сага называет Владимира королем. Употребление этого титула здесь оправдано: страна, подвластная Владимиру Всеславичу, включала земли «от моря до моря», простираясь далеко на восток, в чем согласуются данные саги и летописи. Этим объясняется степень внимания к Владимиру и Русской земле в самой немецкой саге, главная тема которой позволяла, казалось бы, вообще о них не упоминать.

Но в саге подробно рассказано о походах гуннов и их союзников готов против Владимира, которому сопутствует удача. При этом говорится, что успех крупнейшего сражения решает Илья, названный здесь ярлом конунга Вольдемара. Только через полгода Атилла, поддерживаемый гоготами во главе с Тидреком Бернским, решается снова отправиться на Русь. Происходит битва, в которой, согласно саге, Владимир гибнет. О происхождении ярла Ильи в саге сказано, что у конунга Гертнита (т.е. Всеслава), кроме сыновей от жены – Озантрикса и Владимира, - был сын от наложницы, который и назывался Ильей. Это был муж мирный и приветливый, однако сильный витязь. Позднее, как мы видели, подтверждалось, когда Илья участвовал в битве. Илья – имя христианское, следовательно, он был христианином.

Знает Илью и поэмы «Ортнит». Здесь он именуется Ильей Русским, а само действие происходит вне известных по летописям пределов Русской земли, причем Илья фигурирует рядом со своим племянником Ортнитом. Бытование сюжета об Ортните было зафиксировано уже в одиннадцатом веке, следовательно, в немецком эпосе Илья появился раньше, чем могли приобрести международную известность русские эпические песни о соратниках князя Владимира Святославовича, умершего в 1015 году.

По былинам эпическая биография Ильи, центральное место в которой принадлежит повествованиям о борьбе против вражеского нашествия, включает и несколько сюжетов о его богатырских поездках в дальние краях.

Согласно немецкой поэме, Ортнит находится в Ломбардии, а его дядя Илья Русский помогает ему добыть невесту вооруженной рукой – вследствие отказа отца отдать свою дочь. Сам по себе этот тип эпического сюжета традиционен для европейского эпоса. В русском он тоже разработан. Известная былина о женитьбе князя Владимира, отзываясь на реальный факт из биографии Владимира Святославовича, называет Добрыню участником добывания невесты. Но любопытно, что в варианте, который по фактическим реалиям наиболее архаичен, старшим товарищем в вооруженном сватовстве выступает Илья, причем именно он привозит невесту на Русь. Перед нами, очевидно, воздействие древнего эпического повествования на «младшую» былину с однотипным сюжетом.

Еще более любопытно другое. В сохранившихся былинах об Илье появляются рудименты, позволяющие предполагать историческое зерно в сведениях немецкой поэмы о его пребывании в Италии. «Латынская земля», как называли эту страну в Древней Руси, былинам небезызвестна. Илья едет по «Латынской дороге». Встречаются в нашем эпосе и «Латынские горы». Есть былина о встрече Ильи с неузнанным сыном. Тип ее сюжета международно распространен, но в русской былине мать этого сына бывает названа «Бабой Латынгоркой», с которой Илья прижил сына, находясь вдали от родных пределов. Особенно интересен один из вариантов, записанный от Трофима Рябинина более 120 лет назад. Здесь Илья встречается не с сыном, а с дочерью. На расспросы Ильи она отвечает:

Есть я родом из земли да из Тальянскою.

У меня есть родна матушка честна вдова,

Да честна вдова она колачница.

………………….

И отпустила она меня ехать на Святую Русь

Поискать собе да родна батюшка…

Илья узнает, что это его дочь, и говорит ей:

А когда я был во той земли вол Тальянскою,

Три году я служил у короля тальянского

Да жил тогда да й у честной вдовы,

У честной вдовы да й у колачницы.

В саге о Тидреке Бернском тоже идет речь о дочери Ильи, которая в возрасте семи лет была отправлена заложницей конунгу Аттиле; через некоторое время ее похищает сын короля, который владел Апулией, и убивает людей, посланных в погоню Аттилою.

В конце жизни эпический герой приезжает в Киев. Обретя богатство в своих странствованиях, Илья привозит его и возводит храм. Таков финал наиболее полных вариантов весьма распространенной былины «Три поездки Ильи Муромца». Вот один из примеров:

Поехал большою дорогой

Наехал на дороге пречудный крест.

Стоит старый у креста, сам головой качает,

Головой качает да приговаривает:

«Этот крест есть не простой стоит,

Стоит на глубоком на погребе,

Есть несметное злато-серебро».

Соходил старый со добра коня,

И брал крест на руки на белыя,

Снимал со глубокого со погреба,

И взял живот из погреба – золоту казну,

И воздвигнул живот во славный Киев град,

И построил он церковь соборную.

Тут Илья и окаменел;

И поныне его мощи нетленныя.

Есть варианты, где говорится, что Илья построил в Киеве не одну, а две или даже три церкви. Но сама устойчивость такого завершения «эпической биографии» наиболее популярного героя былин наводит на мысль, что перед нами не художественный вымысел, а гиперболизированное отображение факта реальной биографии исторического прототипа.

В таком случае получаем довольно естественный ответ на вопрос о киевском храме святого Ильи, существовавшем задолго до крещения Русской земли Владимиром Святым. Русские легенды многократно фиксировали обычай возводить храм, посвященный тому святому, чье имя носил храмосоздатель. Так поступали не только у нас, но и в Византии, и в Западной Европе – с довольно давних времен.

Устная традиция и помимо былин сохраняла память о том, что Илья окончил свой жизненный путь именно в Киеве. В этой связи можно напомнить, в частности, не раз приводившееся свидетельство иностранного путешественника, побывавшего там в 1594 году и оставившего описание Киева: автор среди прочего упоминал и о разрушенной гробнице Ильи – «знаменитого героя или богатыря».

Явную соотносимость некоторых существенных эпизодов и одновременно – имен эпических героев в записанных сравнительно недавно преданиях, в былинах, в фольклорных источниках Иоакимовской летописи и в средневековых обработках германского эпоса нельзя объяснить игрой случая. В совокупности эти данные можно расценить как фрагменты «эпической истории», которую как бы смыкают с историей, некогда письменно зафиксированной уже по рассказам современников, фигуры Гостомысла и Рюрика.

Примечания

Статья впервые опубликована в первом выпуске сборника «Славянская традиционная культура и современный мир» (1997 г.).

Дата добавления: 2014-11-16