Футурология и цели 1 страница

1976 и 2000 гг.—дата 200-летнего юбилея США и грань тысячелетий — являются определяющими рубежами для уникальной исследовательской группы, цель которой состоит в информации президента и всей страны относительно альтернативных вариантов будущего. Мысль о создании такой группы впервые возникла в

1968 г., когда Даниель П. Мойнихен, исполняющий в то время обязанности помощника по городским делам, предложил создать группу исследователей, которая занялась бы изучением перспектив развития городов. Совместно с Мойнихеном над этой идеей работали и другие ассистенты и консультанты, среди которых можно особо выделить Леонарда Гармента и представителя Гудзоновского института Антони Винера. Окончательное мнение состояло в том, что создание группы по исследованию будущего — идея неплохая, но тематику не следует ограничивать проблемами города, а расширить сферу деятельности и включить в ее функции рассмотрение всех вопросов общественной жизни. Группа была создана в июле

1969 г. и получила название «Группа исследования национальных целей». Президент объяснил цель создания этой группы следующим образом: «Деятельность группы не подменяет собой исследовательскую работу, проводимую федеральным правительством по многим другим направлениям, но, скорее, направлена на то, чтобы помочь нам наиболее эффективно использовать результаты проводимой в настоящее время исследовательской работы путем сведения воедино, в одном центральном пункте, тех ее частей, которые имеют непосредственное отношение к будущим тенденциям и перспективам. Она позволит нам учитывать ту информацию, которая зачастую в прошлом имела крайне раздробленный характер».

В момент создания группы штат состоял из дюжины специалистов с различным опытом работы, и она была размещена в служебных комнатах вновь построенного многоэтажного здания президентской канцелярии, в двух шагах от Белого дома. Официально сотрудники группы были подчинены Гарменту, непосредственное руководство осуществлял Чарльз Уильяме, опытный специалист в области политики и материального снабжения, который разрабатывал вопросы перспективного развития в Пентагоне и Национальном научном фонде.

В мае 1970 г. Уильяме определил направление исследовательской деятельности группы как обобщение прогностических исследований, которое не предполагает проведения самостоятельных работ, а в первую очередь направлено на координацию деятельности других учреждений. Уильяме говорил «В тех условиях, когда практически все наиболее крупные исследовательские группы, «фабрики мысли» и мощнейшие корпорации осуществляют работу в данном направлении, мы берем на себя руководящую роль, заключающуюся в сведении результатов всей этой работы воедино в одном центральном органе для их обобщения и информирования ведущих государственных деятелей ж американской общественности».

Предполагается, что первоочередными потребителями подготавливаемой информации должны быть представители Белого дома и американская общественность. В отношении Белого дома целью деятельности исследовательской группы является представление президенту «политических докладов», относящихся к тенденциям в будущем. По словам Уильямса, такие доклады были представлены президенту, однако их содержание (и даже названия) считается секретным. Помимо того, что штат играет роль советника президента, он также должен выполнять функции советника всей страны, и эти функции заключаются в представлении ежегодного доклада американскому народу, публикуемого 4 июля каждого года. В докладе должны быть отражены ключевые альтернативы, стоящие перед страной, и излагаться их последствия для будущего. Основной идеей, положенной в основу создания такой группы, является осознанность того, что если предусматривается проведение определенной работы в будущем, то эта работа должна быть постоянной и непрерывной. «С созданием группы, — сказал Уильяме в мае перед публикацией первого доклада,— наша нация берет на себя инициативу в попытке формирования своего собственного будущего. Возможно, что группа будет ликвидирована при смене администрации, но, по моему мнению, если мы сможем хорошо потрудиться, станет очевидной для всех необходимость осуществления исследовательской работы такого рода на самом высоком уровне».

Первый доклад был опубликован в июле 1970 г. Он потерпел полный провал. В этом докладе ничего не говорилось о таких важных проблемах, как здравоохранение, расовый вопрос, насилие, жилищное строительство, милитаризация, кризис городов, внешняя политика и национальные приоритеты. Проблемы, которые рассматривались в докладе — образование, развитие промышленности, окружающая среда, население, естественные науки и вопросы потребления, — трактовались безапелляционно и односторонне. Были сделаны только некоторые общие заявления относительно альтернативных вариантов, и не были определены сколь-нибудь существенные цели По всему докладу были щедро рассыпаны намеки и упреки в отношении политики, проводимой президентом Никсоном. Один из членов исследовательской группы отметил, что представители Белого дома значительно сократили доклад и изменили его содержание, а также исключили некоторые места. В некоторых случаях такое редактирование было непродуманным и глупым, так, например, я части доклада, где говорилось о потреблении, были вычеркнуты все ссылки на Ральфа Надера, а это равносильно тому, что при описании будущего автомобилестроения вычеркнуть все ссылки на «Дженерал моторе». Доклад в целом получился незапоминающимся, незначительным, неинтересным и неправдивым. В лучшем случае он указывал на ряд перспективных проблем, относящихся к распределению населения в будущем. Ведущий раздела науки в газете «Вашингтон стар» Уильяме Хайнс суммировал то, что многие, включая некоторых членов группы и ее консультантов, думали о докладе, следующим образом: «Засекреченный доклад о национальных целях, представленный вчера президенту Никсону под звуки фанфар, представляет собой мешок, наполненный ветром».

Хотя штат группы и не был распущен в ближайшие несколько недель после публикации доклада, эта группа осенью прекратила свое существование. Официальной причиной ее ликвидации служила «реорганизация» Белого дома, однако Уильяме суммировал эти причины как «комбинацию трудностей разного рода, конфликтов и изменения ориентации мышления Белого дома, короче говоря, все превратилось в банку, кишащую червями».

Провал деятельности этой «фабрики мысли» Белого дома позволяет определить основное препятствие на пути развития футурологии: отыскание постоянного, эффективного и мощного средства для оценки результатов футурологических исследований, использование этих результатов для определения четких альтернатив и постановки конкретных целей. Работа специалистов в области футурологии носит весьма различный характер, начиная от тревожных и, вероятно, преувеличенных результатов исследований группы Хармана в Стэнфордском исследовательском институте до менее сенсационных и более методичных выводов Института изучения будущего, однако все эти организации могут внести свою лепту. К этому следует прислушаться, оценить и в некоторых случаях использовать для составления планов развития страны. Если мы согласимся с тем, что футурологи вправе сказать свое слово и их мнение, как правило, будет правильным, то нужно признать необходимость создания высшей планирующей группы. Очевидность этого возрастает по мере появления все новых групп футурологов — эта ситуация подкрепляется тем, что большинство футурологов чувствуют необходимость расширения своей деятельности. В настоящее время, например, существует несколько федеральных агентств по вопросам планирования, которые следуют тенденции министерства просвещения в создании групп футурологов. Такие учреждения, как Национальный институт психических заболеваний и министерство внутренних дел, проявляют интерес к созданию футурологических групп.

Нет никакого сомнения в том, что время от времени будут создаваться комиссии, группы и специальные групны, задачей которых будет определение будущих задач и целей развития Америки, однако недостаток таких групп заключается в том, что они в лучшем случае смогут оказать только временное воздействие па развитие системы. Этот недостаток был удачно подмечен в замечании комедийного актера Морта Заля, который предложил созвать комиссию по определению того, что стало с рекомендациями комиссии, которая рассматривала «цели американцев» в годы правления Эйзенхауэра. Несмотря на то что Группа по исследованию целей прекратила свое существование, существуют другие планы создания групп по изучению будущего, действующих на национальном уровне, которые имели бы больше шансов на выживание и проведение более эффективной работы. Вероятно, наиболее смелой идеей является создание Национального института целей и исследований будущего, Идея создания Института национальных целей предложена А. Миллером, деканом Высшей школы бизнеса в Стэнфорде, бывшим президентом компании «Форд мотор». По мнению Миллера, существует необходимость создания «полунезависимого» учреждения, которое давало бы рекомендации конгрессу и исполнительным органам правительства относительно потребностей и ресурсов Америки в будущем.

В противоположность большинству групп футурологов, которые информируют нас о том, что возможно в будущем в плане тенденций и технологии, специалисты предлагаемой Миллером группы скажут: «Если вы решили сделать что-то в будущем и поставили перед собой определенную цель, мы определим, сколько для этого нужно затратить ресурсов и какова потребность в рабочей силе, а в первую очередь мы скажем вам, возможно это осуществить или нет». Это будет институт прикладной футурологии, в котором возможные цели будут рассматриваться с практической точки зрения и прежде всего с точки зрения их влияния на экономику, причем будет определяться не только величина затрат на достижения заданной цели, но и способ осуществления этих затрат. Миллер считает, что анализ такого типа необходим, так как часто существует разрыв между поставленной целью и возможностью ее осуществления. Он считает, что наши стремления достичь запланированных целей не координируются, что такие разрозненные стремления никогда не приведут к хорошим результатам и что только при оценке осуществимости поставленной цели мы можем избежать провала, который ведет к крушению надежд, неверию в себя и отчаянию.

Для того чтобы понять, какой анализ следует производить институту, рассмотрим конкретный пример оценки достижения целей в борьбе с загрязнением окружающей среды. Миллер следующим образом толкует стоящую сегодня проблему: «В настоящее время руководители практически всех сфер общества смело высказываются за прекращение загрязнения окружающей среды, однако конкретные предложения относительно того, какие меры следует для этого предпринять, предлагаются весьма редко. Это и не удивительно, если мы примем во внимание, что редко кто себе представляет значение объективных понятий, под которыми мы понимаем чистый воздух или чистую воду; мало кто представляет, сколько будет стоить достижение поставленных целей. Согласно одному из услышанных мною подсчетов, очистка окружающей среды обойдется нам в 200 млрд. долл., однако никто, насколько мне это известно, не указал на тот источник, из которого можно было бы взять такую сумму. Мы подойдем к истинному пониманию этой проблемы, если вспомним, что объявленные ранее национальные цели по борьбе с бедностью и требование начать строительство 2,6 млн. жилищ далеки от выполнения в первую очередь из-за недостатка фондов».

С целью рассмотрения возможностей для создания группы футурологов по предложению Миллера был проведен ряд совещаний ведущих специалистов в области футурологии, представителей заинтересованных ведомств и деловых кругов. В отчетах о проведенных совещаниях указывается на желательность создания такой группы. Если будет принято решение о создании Института футурологии, то его организаторам придется выдержать отчаянный бой с теми политическими силами, которые «приговорили к смерти» Группу исследования целей при Белом доме.

Одним из специалистов, посетивших организационное собрание института в августе 1970 г., был представитель компании «Артур Д. Литтл» Джеймс Гэвин. Его вдохновила идея создания такого института, так как, по его мнению, страна на современном этапе исторического развития почти полностью лишена определенных целей, а такой институт мог бы способствовать определению целей. Но на Гэвина произвела неблагоприятное впечатление одна сторона совещания. «Здесь собралась большая группа людей, обсуждающих будущие цели развития нашего общества, по всей вероятности наиболее компетентные люди для создания механизма института по разработке целей, — говорит он, — но, сколько я ни смотрел вокруг, я никак не мог примириться с фактом, что в зале не присутствовало ни одного негра и ни одной женщины». Наблюдения Гэвина подчеркивают то, что может быть наиболее вопиющими недостатками футурологии: футурологи могут думать о 2000 г., не учитывая надежд, реальности и стремления 70-х годов.

То, что «фабрики мысли» в значительной мере получили или завоевали права гражданства, ясно видно из все более широкого расширения сферы футурологии и провозглашенной цели формирования будущего. Несомненно, что футурология является одним из наиболее эффективных и действенных средств, поступивших в распоряжение людей, определяющих политику Америки, и именно по этой причине они будут придавать ей все большее значение в будущем. Как показывает практика, эти «сверхграждане» будут приобретать все большее влияние над решением политических вопросов, конкретных мероприятий и наших судеб. Простые американцы в этих условиях должны быть более бдительны, наблюдая за тем, что происходит в этих привилегированных заповедниках, именуемых «фабриками мысли». Так же как и решение вопросов городского строительства, анализ проблем военного характера и другая деятельность «фабрик мысли», перспективы и недостатки футурологии дают нам веские основания вмешиваться и выяснять, что происходит,— ведь они планируют наше будущее.

55. Новейшие тенденции в методологическом развитии современной культурологии.

С одной стороны, наличие споров и дискуссий - признак живой развивающейся науки. И действительно, культурология - это новая область знания, которая до сих пор находится в стадии становления. С другой стороны, подобно многим другим наукам, культурология развивается в пограничной области, когда в её развитие привносят свой вклад не только философы и историки, этнографы и лингвисты, но также представители в кибернетики, семиотики и других современных наук. Во многом это зависит от предмета исследований, т.е. от того, какого типа культуру исследуют в данном случае. Например, в исследовании первобытных культур по традиции лидируют этнографы, которых в XX веке принято называть этнологами или культурными антропологами. Там, где речь идет о европейской культуре от античности до XX века, этим по преимуществу занимаются философы, историки, филологи. А на исследовании современной "массовой культуры" сосредоточены усилия социологов и представителей различных системных подходов.

Как мы видим, в роли культурологов выступают представители разных наук. И эта широта предметного поля культурологии превращает ее в целый комплекс наук, изучающих образ жизни людей в различных регионах и на разных этапах его исторического существования. Но сложность состоит в том, что представители разных наук не только снабжают культурологию богатым фактологическим материалом. Вместе с добытыми фактами они привносят в культурологию различные способы их осмысления. А в результате культурология оказывается соединением разных типов знания, различающихся не только по предметным срезам, но и по методологическим установкам в изучении культуры. Здесь следует напомнить, что в эпоху Просвещения понятие "культура" было связано с определенным культурно-историческим идеалом, а потому в нем совпадали знание и оценка. Но в XX веке две стороны классического просветительского понятия культуры как бы разошлись по разным полюсам, когда ученые стали интересоваться только объективным устройством культуры, а многие философы, в пику им, - неповторимыми субъективными ценностями разных культур. Иначе говоря, к началу XX века философия и наука в некотором смысле оказываются антиподами в исследовании культуры. Научный взгляд на культуру - это взгляд стороннего наблюдателя, для которого культура является одним из множества изучаемых объектов. Подобно другим сложным объектам, она должна быть рассмотрена в качестве системы необходимых связей и отношений. Противоположный взгляд на культуру, близкий к неклассической традиции, был взглядом на неё как бы изнутри. Здесь исследователю предлагалось "вжиться" в каждую культуру как в свою собственную. Таким образом, исследователь оказывался не столько изучающим некоторые культурные особенности, сколько усваивающим неповторимые ценности данной культуры. Естественно, что в таком случае разговор о том, какая из культур лучше, истинней или прогрессивней, становился практически невозможным. Таким образом, и наука, и неклассическая философия ХХ века, с одной стороны, далеко ушли от классической просветительнской модели культуры, а с другой - довольно быстро обозначили однозначность и односторонность своих трактовок культуры.

Неокантианцы против Дильтея: спор о предмете и методе "наук о духе"

В предыдуших параграфах речь шла о позитивнонаучной и неклассической моделях культуры в лице их ярких представителей, способных в самой крайней форме формулировать свою позицию, бросая вызов оппонентам. Сложнее обстоит дело там, где позиция культуролога находится на стыке точек зрения или пребывает в процессе становления. Именно так в ходе сложной и противоречивой эволюции на рубеже XIX-XX веков происходило уточнение вопроса о предмете и методе так называемых "наук о духе". Вызов был брошен представителями неокантианства, не принявшими учение В. Дильтея. Речь шла о том, что не каждая наука обладает возможностями для изучения мира духа и культуры.

Напомним, что "метод" переводится с греческого как "путь следования". Что касается науки, то научная методология - это система подходов и способов изучения некоторого предмета. Науки, как известно, делятся на эмпирические и теоретические. В эмпирических науках преобладает накопление и систематизация эмпирических данных, т.е. фактов. Цель теоретической науки - объяснение этих фактов и процессов, причем в такой систематической форме, которую как раз и принято именовать теорией. Естественно, что на каждом уровне исследования используются свои особые методы. В эмпирических науках, к примеру, это наблюдение, эксперимент и индуктивные обобщения, а в теоретических науках - дедукция, абстрагирование, мысленный эксперимент и пр. Указанные выше методологические различения применимы прежде всего к естествознанию, или иначе - к "наукам о природе". Но такой предмет изучения, как культура, не предполагает простого и ясного метода исследования. В результате в начале прошлого века, как уже говорилось, возникла дискуссия. И в центре этой дискуссии оказалась позиция главы Баденской школы неокантианства Вильгельма Виндельбанда (1848-1915), который вступил в полемику с не менее известным немецким теоретиком Вильгельмом Дильтеем (1833-1911). В своей речи "История и естествознание", произнесенной им 1 мая 1894 года при вступлении в должность профессора Страсбургского университета, Виндельбанд опровергает Дильтея, по мнению которого "науки о природе" наблюдают и изучают мир внешних объектов, а "науки о духе" - главным образом история, приобщаются к миру человеческих отношений с помощью внутреннего переживания (Erlebnis). Не принимая позицию Дильтея, Виндельбанд доказывал, что различие между естествознанием и историей не в том, что изучают, а в том, как подходят к исследуемому предмету. Более того, к одному и тому же предмету, говорил он, можно подойти как с точки зрения естествознания, так и с точки зрения истории. Причем вторая точка зрения, по убеждению Виндельбанда, предпочтительнее, поскольку исторический взгляд раскрывает недоступный естествознанию культурный смысл и ценность каждой вещи.

Метод наук о природе Виндельбанд определял как номотетический, что переводится как "основополагающий" или "законополагающий". Суть этого метода в выявлении общего и регулярного, именуемого "законом". Метод наук о духе глава Баденской школы определял как идиографический, что буквально переводится как "описывающий своеобразие". В этом случае, доказывал Виндельбанд, ученый стремится выявить нечто особенное и даже уникальное. Его задача - понять не то, что есть всегда, а то, что возникает однажды в потоке становления.41

При этом мы должны ещё раз уточнить, что проявлением общего и чем-то особенным, согласно Виндельбанду, могут быть одни и те же факты в зависимости от метода изучения. В одном случае мы рассматриваем факты под знаком общности и единообразия, а в другом - как нечто частное и неповторимое. Так, наука об органической природе, по мнению Виндельбанду, номотетична, когда систематизирует земные организмы. И она же идиографична, когда рассматривает процесс возникновения и развития этих организмов. Причем при идеографическом методе мы факт определяем путем "отнесения к ценностям".

Согласно Виндельбанду, в конкретном человеческом существовании, в истории и культуре, всегда присутствует нечто такое, что не схватывается в общих понятиях, но осознается самим человеком как "индивидуальная свобода". А из этого можно сделать вывод, что такие, к примеру, науки, как этнография и социология, используют неадекватный своему предмету метод.

Итак, Виндельбанд предложил различать науки не по их предмету, как В.Дильтей, а только по методу исследований. К этой же позиции присоединился его ученик, принадлежащий к Баденской школе неокантианства, Г. Риккерт (1863-1936). Согласно его собственной терминологии, естественные науки, стремясь открыть общие законы действительности, пользуются "генерализирующими" процедурами, т.е. обобщают множество фактов и затем выделяют повторяющиеся моменты и связи. В противоположность этому, историческая наука "индивидуализирует", т.е. отбирает и описывает те факты, которые выражают неповторимое лицо события, явления, личности.

Суть предложенного неокантианцами Баденской школы идиографического метода (Виндельбанд), а по-другому - метода индивидуализации (Риккерт) составляет процедура соотнесения культурно-исторических фактов с так называемыми "ценностями". Виндельбанд в своё время отметил, что ценности не "существуют", а "значат". Иначе говоря, если природные процессы определяются законами Вселенной, то люди в своем поведении руководствуются некими безусловными нормами или принципами, такими как Истина, Благо, Красота, Святость и т.п. Это и есть "ценности". И если ученый в своем исследовании не соотносит обнаруженные им факты культурной жизни с указанными ценностями, то ему не ясен объективный смысл изучаемых явлений.

При всей спорности этой точки зрения нельзя отрицать важности обсуждаемого вопроса для исследования культуры. Действительно, обнаружив, к примеру, древнюю статуэтку, исследователь не сможет понять, является она предметом религиозного культа или просто украшением, если у него отсутствуют представления о религиозных, эстетических и других "ценностях" этого народа. Что касается нашей культуры, то большинство людей смотрят на мир через призму политических, эстетических, религиозных норм своего времени и народа и не так важно, называем мы их "ценностями" или "идеалами". Главное - понять происхождение этих норм.

Герменевтика В. ДильтеяИтак, речь идет о том, что человек не просто изучает мир, но и оценивает его, наделяя всё вокруг определенным смыслом. Именно на этом основании В. Дильтей (1833-1911), которого принято считать представителем "философии жизни", выдвинул новые требования к исследованиям, имеющим дело с миром культуры. Напомним, что в отличие от Виндельбанда, В.Дильтей разделял науки не только по методу, но и по предмету. Согласно Дильтею, "наукам о природе" противостоят "науки о духе" как нечто качественно иное, и потому в них невозможен внешне отстраненный взгляд на исследуемые явления. Дильтей первым заявил о том, что явления культуры следует постигать не иначе, как вовлекаясь в них как в некое "жизненное целое". Если природные процессы можно объяснять действием внешних причин и их следствий, то жизнь людей, согласно Дильтею, должна раскрываться только изнутри в акте так называемого "понимания". Иначе говоря, в исследовании явлений духа и культуры нельзя ограничиться лишь другим методом исследования. Здесь своеобразие метода определяется своеобразием самой постигаемой реальности.

Здесь нам стоит уточнить, что указанный подход к культуре, который, конечно, ближе не к науке, а к искусству, возник не сразу. Уже представители немецкого романтизма братья Фридрих и Август Шлегели, а также философ Ф.В.И. Шеллинг в начале XIX века открыто противопоставили предписаниям разума субъективную мощь человеческого творчества. Свобода личного самовыражения - вот что является, с их точки зрения, душой культуры. И потому именно искусство, и, прежде всего, поэзия, доказывали они, выражает человеческую индивидуальность, а основой художественного творчества, по словам Ф. Шлегеля, является "произвол поэта, который не должен подчиняться никакому закону". Таким образом, немецкие романтики бросили вызов Просвещению с его идеалом человека, разумно организующего внешний и внутренний мир.

По-своему уточняя и развивая такой взгляд на культуру, Дильтей концентрирует внимание на способах ее постижения. Природу, согласно Дильтею, мы объясняем, а культуру понимаем. Причем есть разница в том, как мы проникаемся пониманием настоящего и прошлого в мире культуры. Если в современную нам культуру можно "вчувствоваться", "вжиться", открыть ее для себя через "сопереживание", то по отношению к культурам прошлого Дильтей предложил воспользоваться особым методом, названным им "герменевтическим".

Дело в том, что, уходя в прошлое, народы оставляют потомкам наследие, среди которого большую роль играют письменные тексты. Герменевтика как раз и является искусством истолкования текстов как явлений внутренней жизни ушедших поколений. В результате действия ученого, изучающего культуру, были приближены Дильтеем к поведению художника, который опирается не столько на ясные методы и процедуры, сколько на интуицию и творческое озарение.

Современная культурология: на стыке методологий

В. Дильтей так и не сделал окончательный выбор в пользу неклассической модели культуры. Для него оставалось значимым существовавшее в его время разделение на "науки о природе" и "науки о духе". Но отстаивая позицию "вживания" и "вчувствования" в культуру, он близок к неклассической модели культуры, подобно другому немецкому мыслителю начала ХХ века О. Шпенглеру.

Мы еще раз повторим, что культурологические концепции ХХ века сложны для классификации именно потому, что они чаще всего находятся на стыке разных подходов, на границе ясно выраженных трактовок культуры.

Возьмем, к примеру, точку зрения известного антрополога, исследователя культуры племен Новой Гвинеи Бронислава Каспера Малиновского (1884-1942), который ввел в культурологию принцип функционализма. В трактовке Б. Малиновского любая культура - это целостная система, состоящая из набора элементов, которые, в свою очередь, связаны отношениями функциональной взаимозависимости. Указанный принцип функционализма, безусловно, уходит своими истоками к позитивнонаучному мышлению. Ведь как раз у позитивно мыслящих ученых устройство культуры подобно организации всякого живого организма, и даже технической системе.

Но в то же время Б. Малиновский стремился доказать, что различные культуры никак не связаны между собой, а потому бессмысленно, подобно этнографам "эволюционистской школы", располагать их в качестве ступеней в культурно-историческом развитии. Таким образом, отрицая единство культур и культурно-исторический прогресс, этот исследователь сближается с теми, кто, подобно О. Шпенглеру, отрицает взаимосвязь культур в пространстве и во времени. И то же можно сказать о русском ученом Н. Я. Данилевском, который в свое время настаивал на научном подходе к культуре, но, тем не менее, предполагал изначальную разобщенность культурных организмов, что больше свойственно неклассически мыслящим культурологам.

Своеобразный синтез позитивнонаучной и неклассической позиций в культурологии предложил французский исследователь Клод Леви-Строс (р. 1908), который, подобно другим этнологам ХХ века, занимался исследованием жизни и сознания дикарей, сохранивших свои традиции вплоть до ХХ века. Своей задачей К.Леви-Строс, возглавлявший в свое время Антропологический музей в Париже и служивший профессором в Коллеж де Франс, считал изучение перехода от природы к культуре. При этом Леви-Строс разработал своеобразную структурную антропологию, методологическая суть которой как раз в сочетании элементов позитивнонаучного и неклассического подходов к культуре.

Леви-Строс считал, что объективная точка зрения науки, предполагающая изучение культуры извне, и точка зрения той философии, которая стремится изучать культуру только субъективно и изнутри, вовсе не противостоят друг другу. В отличие от того, что утверждал, к примеру, В.Дильтей, Леви-Строс считал, что возможно реально совместить точку зрения внешнего наблюдателя и внутреннего "вживания" в культуру. Указанную методологию исследования культуры он практиковал, изучая мифы американских индейцев. Трактовка первобытного мифа, предложенная Леви-Стросом, считается значимой в соответствующей области науки. Что касается метода исследования культуры, то здесь Леви-Строс не добился серьёзной поддержки у своих коллег.

Дата добавления: 2014-11-20