ЛИЧНОСТЬ 1 страница

Г

Г

Г

Г

I

ную интерпретацию, приписывает определенный смысл, значение этому объекту.

Механизм реализации интерпретационной функции в какой-то
мере двусторонен. С одной стороны, та или иная контекстуальная
трактовка, смысловая дешифровка вырабатывается в ходе социаль­
но-исторической практики,есть результат социально-исторической
аккумуляции; с другой стороны, интерпретация определяет поня­
тийно-логическую основу восприятия вновь открывающегося мира,
мировосприятия новых поколений носителей данного языка.
ЯЗЫК КАК Через смысловые нюансы и контексты, смысло-

ретранслятор вые трактовки и дешифровки воспроизводится,
культуры поддерживается и передается своеобразие, непов-

торимость культуры, характерные для нее стили­стика, акценты, приоритеты.

Тем самым язык является ретранслятором данной культуры. Оче­видно, что культура распространяется и с помощью жестов, обря­дов, мимики, танцев. Однако вряд ли что-нибудь может конкури­ровать с таким наиболее емким, доступным, точным ретранслято­ром культуры, каким является язык. Существуют две точки зрения на оценку языка как ретранслятора культуры.

1. По мнению одних исследователей, в передаче национального
своеобразия роль языка незначима. Поэтому вытеснение родного
языка языком, имеющим международный статус, — явление впол­
не допустимое, не наносящее вред развитию национальной куль­
туры. Думается, приведенные выше эмпирические сведения об ин­
терпретационной подфункции языка содержат в себе в явном или
неявном виде достаточные убедительные аргументы против подоб­
ных легковесных утверждений.

2. Вместе с тем нельзя абсолютизировать роль языка в качестве
чуть ли не единственного носителя культуры, как это пытаются
сделать некоторые исследователи и особенно политики. Очень час­
то язык исполняет лишь преимущественно идентификационную
подфункцию. Как показал опыт СССР, где в городах национальных
республик возникали русские школы (национальная по содержа­
нию литература писалась, издавалась на русском языке), на рус­
ском языке в той или иной мере передавалась нерусская культура с
ее нормами и традициями (хотя нельзя сказать, что передаваемая
посредством русского языка национальная культура не имела оп­
ределенного своеобразия, отличия от исходной национальной).

В конце 80-х гг. автор данного раздела книги попросил группу мос­ковских студентов и бакинских студентов коренной национально­сти, но обучающихся на русском языке, дать нравственные характе­ристики слову «деловой человек». Среди ответов московских сту­дентов превалировали такие характеристики, как «способный лю-

349

бым способом добиться своего», «пробивной», «наглый» и т.д. Сре­ди ответов их сверстников из Баку— «активный», «энергичный», «прак­тичный».

Своеобразным аргументом против абсолютизации роли языка как решающего носителя национальной культуры являются и резуль­таты исследования московских ассирийцев: наиболее сильным фактором поддержания их этнокультурной идентичности оказался не язык, а стойкая и достаточно богатая историческая память, пере­дающаяся из поколение в поколение и удерживающая имена мно­гих древних царей, полулегендарных персонажей, вошедших в ми­ровую культурную традицию, т е. сохранившееся представление об Ассирийском царстве (сущестовавшем три-четыре тысячелетия назад!). Еще более ярко и непосредственно переживают ассирий­цы события относительно недавнего времени (начала XX в.): 84% опрошенных смогли даже точно указать название местности и се­ления, где родились их предки*.

§ 2. Основные социально-исторические типы социокультурной регуляции

Культура по своей структуре — крайне сложная и многообраз­ная система. Но нас интересуют лишь те структурные элементы, которые непосредственно участвуют в реализации основных соци­альных функций культуры: интегративной, регулятивной, социа-лизационной.

Ежедневно совершая те или иные поступки, действия мы ори­ентируемся на те или иные доводы, идеи, правила, шаблоны и т.д.: в знак расположения мы пожимаем руку коллеге, улыбаемся, похлопываем по плечу — так это принято; к Пасхе печем куличи, красим яйца, готовим яства — так требует обычай; стремимся оде­ваться по моде; на работе выполняем определенные обязанности, соблюдаем правила распорядка, нормы и т.д. В сложной ситуации, когда необходимо принять непростое решение, мы стремимся ра­зобраться, что для нас важнее, ценнее — честь, достоинство или материальное благополучие, свобода, возможность проявить свою независимость или карьера?

Как видим, современная культура имеет много инстументов, средств регулирования поведения — от самых элементарных, мало-осознаваемых, осуществляемых чисто автоматически до сложней­ших, предполагающих осмысленность выбора, апеллирующих к глу­бинным пластам духовного мира, вызывающих глубокое внутрен­нее сопереживание. Эти инструменты дополняют друг друга, обес­печивают регуляцию поведения в самых разнообразных ситуациях.

* Титов В Н Этнокультурная характеристика московских ассирийцев (опыт эт-носоциологического опроса)//Этнографическое обозрение. — 1992 — № 5, с 47—54).

350

Вместе с тем они в разной степени способны задействовать личную ответственность, личное социальное творчество Актора.

Соответственно, одна из главных характеристик организации общества — определение, каково соотношение различных типов социальной регуляции в данном обществе, насколько важнейшие сферы общественной жизни регулируются социокультурными ме­ханизмами, предполагающими осмысленный выбор индивида, за который он несет личную ответственность.

И это, пожалуй, может быть рассмотрено социологией в каче­стве одного из самых главных критериев классификации социаль­но-регулятивных инструментов, используемых в культуре.

В ходе культурно-исторического развития человечество вырабо­тало два основных типа регуляции: на основе малоосмысленного традиционного* шаблона поведения (это, пожалуй, наиболее ран­няя форма социальной регуляции) и на основе личностно-избира-емой и осмысливаемой ценностной позиции (ценностно-норматив­ный вид регуляции — более современная, посттрадиционная фор­ма социальной регуляции).

При использовании традиционного шаблона поведения человек осуществляет свои действия потому, что так принято, не размыш­ляя, не оценивая, не взвешивая, не будет ли другое действие более целесообразным. «Психологический механизм подобной регуляции в том, что способ и нормы деятельности не фиксируются отдельно от самой деятельности»**. Мысль вплетена в деятельность и не вы­делена из нее.

В современной жизни подобными шаблонами являются и эле­ментарные привычки (здороваться правой рукой, писать слева на­право, а у некоторых народов — справа налево), и определенные обычаи, обряды, ритуалы и т.д.

В традиционном (в абсолютном смысле — в раннетрадицион-ном, в меньшей степени в позднетрадиционном) обществе подоб­ная регуляция играла исключительно важную роль.

* Слово «традиция» широко распространено, что сделало его многозначным Поэтому следует разделять традицию, традиционное как тип (механизм) соци­ального мышления, поведения и традицию, традиционное как нечто устойчи­вое, как преемственность. В первом случае мы имеем дело с определенным типом регуляции социального поведения — малоосмысленным, автоматичес­ким (традиционалистским) повторением того, что было принято предками Во втором случае подчеркивается, что данные правила, в том числе нормы, ценно­сти (т.е осознанные формы регуляции) для данной культуры традиционны и переходят от поколения к поколению. В данном разделе мы будем использо­вать слово «традиция» преимущественно в первом смысле этого слова ** Левкович В П. Обычай и ритуал как способы социальной регуляции. В кн ■ Психологические проблемы социальной регуляции поведения — М., 1976, с 213

351

Все носило шаблонный характер. «Способ, каким человек дол­жен питаться, одеваться в конкретных обстоятельствах, жесты, которые он должен делать, формулы, которые он должен произно­сить, точно определены»*. Шаблонный тип регуляции обеспечивал высокий уровень предсказуемости поведения, социальной интерак­ции. В этом смысле все было достаточно надежно, даже жестко пред­сказуемо, чего нельзя сказать о способности к изменениям, эф­фективности, результативности.

При использовании ценностной (ценностно-нормативной) регу­ляции человек принимает решения, ориентируясь прежде всего на критерии — ценности и нормы, которые в данном обществе при­знаны разумными, обоснованными. Отличительной чертой психо­логического механизма ценностно-нормативной регуляции являет­ся то, что «принципы деятельности выделены из процесса деятель­ности и воплощены в культуре особыми средствами... в которых сформулированы лишь общие правила и принципы, рассчитанные на их творческую реализацию в виде некоторых критериев, оце­нок, абстрактных принципов»**.

Но эти критерии, абстрактные принципы, с одной стороны, приняты в данном сообществе, которое придало им определенный пафос, почитание, а с другой стороны, обязательно должны быть осмыслены, переопределены, переработаны каждой личностью, каждым новым поколением. Ценность, почитаемая в данном обще­стве, входит в духовный мир личности, как будто ее вновь создали, становясь глубоко интимным ее внутренним достоянием (человек может и не отдавать в отдельных случаях себе отчет в том, что воспринятые им критерии, абстрактные принципы общеприняты, почитаемы в той или иной общности).

Иными словами, общество и здесь контролирует предсказуемость поведения человека, наделяя его выработанными стандартными критериями оценки. Но этот контроль осуществляется опосредо­ванно, неявно, апеллируя к интеллекту личности, ее личностному выбору, убеждениям. Ценность усваивается каждой личностью по-новому, требует ее личностного переосмысления, переработки.

Как видим, предсказуемость поведения, ориентация на стан­дарты социального поведения обеспечивается и существует в двух социально-исторических типах — шаблонной и ценностной регу­ляции.

Конкретные социокультурные различия между ними следующие.

* Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии, 1991,

с 271.

** Левкович В.П. Указ. соч., с. 213, 215.

352

Обобщенность — конкретность. Шаблон — ситуативно-конкре­тизированный регулятор. Он указывает, как себя вести в аналогич­ных, схожих ситуациях. В результате поведение человека регулиру­ется набором конкретных шаблонов, инструкций. Если же человек сталкивается с непредвиденными обстоятельствами, его поведение грозит стать непредсказуемым, произвольным, или у человека фор­мируется боязнь перед новизной, боязнь риска. Традиция, повтор, неизменность того, что делали предки, — яркий результат подоб­ной регуляции.

Ф. Кэшинг, долгое время проживший в племени зуньи, сообщал, что это племя при изготовлении оружия и предметов домашнего оби­хода тщательно сохраняет традиционную форму этих предметов вплоть до мельчайших деталей орнамента. Аналогичные данные приводит Д. Бернау: индейцы Британской Гвианы «обнаруживает поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов: они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них»*.

Ценность же (а также норма) — это обобщенный (а не ситуа­тивно-конкретный) критерий, который может быть применен при оценке любой конкретной ситуации. Можно ситуативно знать, что нельзя лгать (конкретно) родителям, нельзя лгать (конкретно) на­чальнику и т.д. Обобщенная же, ценностно-нормативная регуля­ция будет регулировать поведение иначе: «Всякая ложь безнрав­ственна». Такая регуляция гарантирует, что не только в «давно за-инструктированных», но даже в непредвиденных ситуациях (в от­ношении которых еще не выработано «инструкций») человек по­ведет себя надежно, предсказуемо. Выйдя за рамки «привычного», но, будучи вооруженным обобщенным критерием — ценностью, он не подведет и будет вести себя в пределах договоренного. Стано­вятся возможными социальный риск вхокдения в непредвиденное, социальное творчество, инициатива при сохранении предсказуе­мости поведения человека по принципиальным вопросам.

Внешнее-внутреннее. Индивид воспринимает шаблон как непре­рекаемое, не требующее доказательств, а значит, не связанное с личными размышлениями, логикой и практической проверкой, внешнее требование.

Следовательно, шаблон, во-первых, как правило, малоосознава-ем. Человек выступает как своеобразный «автомат», выполняющий набор инструкций, не подлежащих обсуждению и размышлению. Поступки и действия (как других лиц, так и свои собственные) оце­ниваются по критерию «можно — нельзя», «разрешено — не разре­шено». Если поступки и действия не соответствуют этому критерию, индивид испытывает чувство стыда перед другими, боязнь.

* См: Леви-Брюль Л Первобытное мышление. — М., 1930, с. 24

353

12 Общая социоло! ия

Кроме того, шаблон —деиндивидуализированная регуляция. Че­ловек не выделяет себя из общности, он действует и мыслит так, как принято в общности, и стыдится, что сделал что-то не так.

Выработанные в общности правила, шаблоны воспринимаются как непререкаемые мотивы личного поведения. Внутриличностная регуляция поведения фактически еще отсутствует.

Наоборот, ценностно-нормативная регуляция предполагает лич­ное восприятие, оценку, размышление о том, что более важно, более правильно. Ценность нельзя запомнить, заучить, ее следует осознать и принять как ценное, желательное. Поэтому ценностная регуляция — это внутренняя регуляция социального поведения.

Следовательно, во-первых, ценностная регуляция — это осоз­нанная, основанная на личной оценке, размышлениях регуляция социального поведения. Из бездушного робота-автомата человек преобразуется в самостоятельно мыслящего субъекта, ответствен­ного за собственное решение, прогнозы, предвидения.

Духовно-интеллектуальное богатство такого человека не сравни­мо с шаблонным миром «духовного робота». Человек осознает, что ценно для него, более значимо, и мыслит понятиями «добро — зло», «полезно — бесполезно». Особое значение приобретают чувства вины, совести, но и ощущение стыда по-прежнему сохраняется*.

Во-вторых, в центре размышлений индивида стоит его «Я» (что я хочу? что я считаю правильным и желательным?). Ценностная регуляция предполагает выделение личности из общества, возни­кает личностное восприятие мира.

В то же время ценности, нормы выработаны не индивидом, а обществом, что сохраняет предсказуемость поведения личности для других. Робот-автомат преобразуется в самостоятельного, но пред­сказуемого по принципиальным параметрам поведения деяте­ля. Это создает интеллектуально-нравственные и социальные усло­вия для развития социального творчества, социальной фантазии.

* В мировой философско-этической, социологической, психологической лите­ратуре проблема страха — стыда — вины рассматривается как проблема исто­рического развития индивидуального контроля: от животно-инстинктивного страха за свою жизнь, через стыд перед своей общиной, стыд за свою репута­цию, к вине, которая выражает озабоченность, ответственность индивида перед самим собой за свои личные качества. На основании этого деления выделяет­ся культура стыда, мораль которой является неиндивидуалистической. Она призывает индивида к тому, чтобы без особых размышлений выполнять свои конкретные обязанности. Для нее решающее значение имеет не мотив по­ступка, а правилен ли поступок с точки зрения принятых в обществе правил приличий. Культура же «вины» призывает индивида следовать голосу собствен­ной совести, за которой предполагается универсальный нравственный закон (См. об этом работы Бенедикта Р, Лотмана Ю М., а также¹ Кон И.С Моральное социальное и регулятивное механизмы культуры В кн.: Социальная психоло­гия личности. — М., 1979, с. 86—91.)

354

• Есть и другие различия между традиционно-шаблонным ти­пом регуляции и ценностно-нормативным. Ценности благодаря бо­лее высокому уровню интеллектуально-логического обоснования иерархизированы. В процессе шаблонной регуляции нет иерархии (нет понимания, где причина, а где следствия, что важно, а что менее важно).

Благодаря этому возникает еще одно различие. Шаблонно-тра­диционный тип регуляции основан на системе прямых, неаргумен­тированных запретов и других санкций. Нарушение любого шабло­на воспринимается как одинаково опасное, что обусловливает жес­ткость и неиерархизированность санкций (любой проступок кара­ется одинаково жестоко). Иерархизированность же ценностей и норм порождает «гибкость» и иерархизированность санкций (за более общественно опасный проступок — более жесткая, за менее опас­ный — менее жесткая санкция). Кстати, так как традиционно-шаб­лонная регуляция в современном обществе, как правило, осуще­ствляется в малоответственных сферах поведения, то кардинально меняется и характер санкций за несоблюдение обычая, ритуала, этикета — они лишаются жесткости.

§ 3. Традиционная регуляция в современном обществе

Шаблонный тип социокультурной регуляции не случайно на­зван нами социально-историческим, — он возник на раннем этапе развития общества, но широко используется и современным обще­ством. Современный человек использует достаточно широкий арсе­нал социокультурных регуляторов, что делает его жизнь многооб­разной, его поведение гибким при сохранении целостности, ду­ховного единства, задаваемого системой ценностей.

Рассмотрим основные проявления традиционно-шаблонной ре­
гуляции в современной жизни (следует оговориться: в современной
науке нет единства относительно того, что считать привычками, а
что — манерами, являются ли привычки, ритуалы обычаем и т.д.).
привычки Привычки — это самые элементарные составляю-

ОБЫЧАИ, ритуалы щие повседневного поведения, которые выпол- в нашей жизни няются человеком в полуавтоматическом режи­ме: протягивание правой рукой для рукопожатия, ношение часов на левой руке, использование в процессе еды лож­ки, вилки и т.д. Существуют привычки традиционно-шаблонного типа — никто не может объяснить, почему что-то надо делать так, а не иначе. Некоторые привычки возникают вполне осознанно, но затем закрепляются и доводятся до автоматизма — например, чис­тка зубов утром и вечером. Привычки человека, отличающиеся от

355

общепринятых, могут вызвать в современном обществе слабую сан­кцию: недоумение и т.п.

Обычай — это «традиционно установившийся порядок поведе­ния. Это одобренные обществом массовые образцы действий, ко­торые рекомендуется выполнять»*. Множество шаблонов может быть отнесено к обычаям: традиционное питание, бытовые обычаи (на­пример, празднование Нового года, обычай гостеприимства у на­родов Кавказа), санитарно-гигиенические обычаи (баня с парной, или просто душ, или баня в бочке) и т.д.

Одни обычаи имеют древнюю историю, другие возникли и зак­репились всего лишь несколько десятилетий назад. Но во всех слу­чаях под обычаем мы имеем в виду закрепившийся, устойчивый порядок действий, поведения. Другие отличительные черты обыча­ев — выработка их несколькими поколениями и малоосмысленное, преимущественно аффективное следование им.

Никто не может объяснить, например, почему у представителей не­которых народов на употребление свинины наложено табу.

Конечно, не исключено, что в момент укоренения тот или иной порядок действий имел логическое или практическое обоснова­ние.

Так, мусульмане нередко заявляют, что и запрет употребления сви­нины, и обычай обрезания имеют медицинское обоснование. Воз­можно, это действительно так. Но в современном обществе цель обряда обрезания — подтвердить личную приверженность челове­ка своей культуре, своему народу.

Следовательно, можно выделить обычаи особого рода — обря­ды, ритуалы, которые представляют собой стандартизованный на­бор действий, не порождающих нового в материальном смысле сло­ва, но имеющих огромное символическое значение.

Ритуал бракосочетания (обмен колец, кое-где «выкуп невесты» и т.д.), траур в дни похорон (черный цвет одежды, задрапирован­ные зеркала и т.д.) — это символы уважения, верности, радости или скорби, соблюдение которых оказывают огромное эмоциональное воздействие на участников и зрителей данного ритуала. В свое время значение обрядов, ритуалов в жизни людей было очень важным. Известны ритуалы инициации — перехода в статус пол­ноправного члена клана или племени; они отождествляются со смертью и новым рождением. Без этого ритуала мужчина не мог рассчитывать на права, привилегии и обязанности, которые ему были бы положены по статусу. Как правило, ритуалы инициации являлись и «концентрированной школой», и экзаменом на зрелость. У многих племен ритуал инициации продолжается несколько месяцев; мо­лодых кандидатов поселяют в специально построенный лагерь вдали от деревни, заставляют голодать, подвергают жесточайшей порке,

* Кравченко А.И. Введение в социологию. — М., 1995, с. 62—63. 356

делают обрезание и тотчас же заставляют танцевать, несмотря на то, что они истекают кровью. Все это время им нельзя издать ни звука — иначе они обречены на пожизненный позор. Затем им чи­тают «краткий курс» (семья, гражданские обязанности, мораль, ре­месла). После этого каждый из молодых людей получает новое имя*. В настоящее время своеобразным ритуалом инициации является церемония вручения паспорта в торжественной обстановке, в за­падных странах существуют обряды конфирмации — совершенно­летия, которые проводятся торжественно, празднично и запомина­ются на всю жизнь.

Обряды, ритуалы (выпускной бал в школе, свадьба, юбилей и т.д.) освещают все более или менее значимые вехи жизни, придают ей особую эмоциональную окраску. Правда, в отличие от традицион­ного общества, в котором обычаи регулировали все основные сфе­ры человеческого поведения, сегодня их роль не является осново­полагающей, хотя и достаточно приметна. Люди по-прежнему стре­мятся соблюдать их, воспитывать новые поколения в соответствии с обычаями.

...Вокруг «гуляла масленица». Все были приятно возбуждены, кто пел, кто плясал, а кто с интересом наблюдал за всеобщим весель­ем. Но безразличных не было. Кто-то вспоминал свое детство, мас­леницу в своей деревне, отдельные ее эпизоды. Кто-то, впервые попав на масленицу, вспоминал живописные рассказы своей ба­бушки о праздновании масленицы в ее деревне, но всех объединя­ло одно: чувство единения народа, имеющего единые корни, свиде­тельством которых являются обычаи, обряды, ритуалы...

В современной жизни эти преимущественно аффективные, ма-лоосмысливаемые шаблоны поведения выполняют огромную ин-тегративную, социализационную роль, определяют культурное свое­образие стиля, образа жизни народа, общности.

Однако нельзя однозначно утверждать, что регулятивная функ­ция обычаев в современном обществе снижена. Например, немалая часть жителей (как правило, сельских), как и в былые годы, голо­суют на выборах так, как им посоветовал начальник. Вряд ли при такой традиционно-шаблонной регуляции будут реализованы пре­имущества всеобщего избирательного права.

Среди регуляторов социального поведения особняком стоит мода.

Как и обычай, мода является преимуще-

социологический ^{ственно} аффективно-малоосмысленной формой
анализ регуляции; как и обычай, мода регулируется

слабыми санкциями, так как не распространя­ется (как и обычай) на важные сферы современной общественной жизни, а затрагивает лишь чисто стилистические особенности со­циальных порядков, стандартов поведения.

' См: Оля Б. Боги тропической Африки. — М., 1986, с. 119—122.

357

Но есть и существенное различие между обычаем и модой: обы­чай делает акцент на устойчивости, преемственности, а мода — на новизне, изменчивости. Конечно, мода тоже является стандартом поведения (одежды, быта, архитектурного стиля, стиля поведения и т.д.), но это относительно подвижный, периодически изменяю­щийся стандарт поведения.

Социология моды — одно из увлекательных направлений нашей науки. Г. Спенсер еще на первых этапах развития социологической науки на основе анализа большого этнографического и культурно-исторического материала выделил два вида подражательных действий:

• мотивированные желанием выразить уважение лицам с бо­
лее высоким статусом;

• стимулируемые стремлением подчеркнуть свое равенство с
ними.

Данные мотивы и являются основой возникновения моды. Мода — это прежде всего новые образцы поведения, применяе­мые престижными слоями для того, чтобы выделиться из обще­ства, и перенимаемые другими членами общества с тем, чтобы выглядеть как представители преуспевающих, престижных слоев.

Пока существуют социальные сословия, не может быть и еди­ной моды. На это обратил внимание Г. Зиммель, внесший особо заметный вклад в социологическое осмысление феномена моды. Подчеркивая роль престижных слоев в формировании моды, он вместе с тем углубил понимание механизма развития моды. Мода, согласно его взглядам, удовлетворяет двойственную потребность человека: отличаться от других и быть похожим на других. Развитие ее происходит следующим образом: высшие классы стремятся по­средством внешних хорошо различимых признаков продемонстри­ровать свое отличие от низших; последние же, стремясь к более высокому статусу, овладевают этими признаками, после чего выс­шие классы вынуждены вводить новые отличительные знаки (но­вые моды), которые вновь заимствуются и т.д.

В продолжение и развитие этих идей Г. Блумер называет две фазы развития моды: инновация и отбор. При этом он в какой-то мере заглушает стратификационный аспект анализа моды (пре­стижные слои — низшие слои, которые стремятся быть похожими на престижные слои). Видимо, сказывается ощутимый рост сред­него класса в структуре индустриально развитых стран, что в оп­ределенной степени изменило стратификационный аспект инно­ваций в моде, выдвинуло на первый план эгалитарные факторы. Согласно взглядам Г. Блумера, на первой фазе (инновация) про­исходит предложение соперничающих между собой культурных образцов; на второй фазе все социальные группы осуществляют отбор, в результате которого одобренный образец становится об-

358

щепринятой нормой. Благодаря этому мода, во-первых, создает определенную меру единообразия, необходимую для нормально-ю функционирования общества; во-вторых, облегчает возможность разрыва с ближайшим прошлым и подготовку к ближайшему бу-лущему; в-третьих, воспитывает и формирует общность, стандарт восприятия и вкуса.

Социологический анализ моды позволяет по-новому увидеть этот будничный, постоянно напоминающий нам о себе регулятор соци­альной жизни*.

Прежде всего, говоря о моде, мы подчеркиваем изменчивость, динамичность внешних и стилистических аспектов социального поведения. Изменение глубинных аспектов не относится к области моды. Поэтому, когда говорится «сейчас это модно», — подчерки­вается, что это не затрагивает глубинные аспекты, а лишь вне­шнюю сторону.

Обобщая научно-социологический анализ и практику моды, можно выделить следующие аспекты понимания, исследования моды.

• Мода как свидетельство социального престижа. Приобрете­
ние модной вещи, следование модному стилю поведения, обще­
ния осуществляется не столько ради утилитарно-практической,
сколько ради социально-престижной задачи (в некоторых случаях
обе задачи могут совпадать). Следуя моде, одни слои стремятся под­
держать свой престиж, другие — угнаться за престижными слоями
путем приобретения присущей последним одежды, домов, стиля
поведения.

• ' Мода как стремление подчеркнуть свою социально-страти­
фикационную принадлежность, создать дополнительные механиз­
мы, способствующие идентификации с определенными слоями.

• Мода как способ приобретения индивидуальной специфики,
самобытности. И в этом еще одно ее важное отличие от обычая.
Мода как социальный регулятор более гуманистична, она удиви­
тельным образом сочетает в себе способ престижной идентифика­
ции и способ выражения индивидуальной неповторимости, дает
достаточный простор индивидуальности, который расширяется по
мере развития духовного мира личности.

Итак, мода является:

• своеобразным регулятором стилистики социального пове­
дения;

• интегратором посредством механизма идентификации;

* Несколько работ отечественных ученых посвящено социологии моды: Тол­стых В.И. Мода как социальный феномен. В кн ■ Мода: за и против. — М, 1973; Гофман А Б Мода и люди. — М., 1994.

Дата добавления: 2014-11-29