Язык, общение, сознание

Язык — это система знаков, с помощью которых люди общаются (коммуникативная функция языка), осуществля­ют познание мира и самопознание (номинативная и позна-

вательная функция), хранят и передают информацию (ин­формативная функция), управляют поведением друг друга (прагматическая функция). Он возник в процессе общения людей. Это признают практически все философы. Чело­век нуждается в себе подобном, а потому должен уметь толком объяснить свою нужду. О содержании онтологи­ческого пласта сознания, формирующегося в точке встре­чи-взаимодействия «природа-человек», «тело культуры — человек», «человек-человек», люди могут узнать только в том случае, если оно будет «вынесено» вовне, сообщено другим. Сознание и язык неразрывно связаны. Благодаря языку мое сознание становится действительным, суще­ствующим и для других людей. Только человек обладает способностью «сообщать» содержание своего сознания во вне, объективировать его. Процесс объективации содержа­ния состояний онтологического пласта сознания совер­шается не только в вербальном (словесном) языке, но и в языке символов, предметов культуры, мимики и т. д. Но мы рассмотрим как шел процесс этой объективации в вер­бальном языке.

Выдающийся русский философ А. Ф. Лосев, проанали­зировав семь исторически существующих строев языка, показал, что в самом древнем из них, который он назвал инкорпорированным, не существовало четкой выделенно-сти Я из мира, а вещи не рассматривались как нечто про­тивоположное Я. То есть язык зафиксировал реальное по­ложение дел: отсутствие четкой оппозиции Я-не-Я. Мир вещей выступал для еле-еле выделенного Я как «какое-то бушующее море чудес, в котором нельзя сыскать никаких начал и концов, нельзя найти никаких законов или хотя бы твердых контуров, в котором все построено на сплош­ной неожиданности, на хаотических возникновениях и исчезновениях, на вечном хаосе и беспринципном нагро­мождении неизвестно каких вещей». В инкорпорирован­ном языке мир фиксировался через разнообразные фор­мы его одушевления, через всякие наслоения ощущений и переживаний. Я и не-Я не обрели еще четких отличи­тельных контуров, еще не противостояли друг другу, а пе­реливались друг в друга.

А. Ф. Лосев- фиксирует, что полный прорыв к рассмот­рению мира вещей в качестве автономного, внешнего, объективного, противостоящего Я, произошел в той ис­торической точке человеческой истории, где появился номинативный строй языка. В этом языке, по мнению А. Ф. Лосева, была усвоена категория вещи и ее бытия в отличие от бытия воспринимающего ее субъекта, Я. При этом важно отметить, что вначале язык фиксировал такое Я, в качестве которого выступала родовая община, коллек­тив и только много позже Я структурировалось в виде субъекта. Кроме того, исследования А. Ф. Лосева показа­ли, что существовала некоторая историческая последова­тельность выделения предметного мира: вначале в языке была зафиксирована способность вещей распределяться в пространственно-временном порядке, а затем вещи ста­ли рассматриваться как носители разного рода свойств и признаков. А это значит, что языки раньше и полнее за­фиксировали предметное содержание мира, а не характе­ристики субъекта, Я. По-видимому, это было обусловле­но наличием у людей жесткой необходимости понимать друг друга в своих действиях с природой. Всякое непони­мание вело бы к гибели. Поэтому раньше всего в языке были представлены предикации предметов внешнего мира.

Действующее лидо приобретает статус Я только в но­минативных языках, каковыми являются европейские со­временные языки. Номинативный язык приспособлен для передачи в основном информации о свойствах и закономер­ностях предметов и процессов объективного мира, для ин­теллектуально-рационального отношения к нему. В таком языке мало слов, выражающих мотивационно-эмоциональное содержание. Предложения номинативного языка берут на себя функцию быть «полным и адекватным отражением вещей и событий» (Лосев) внешней действительности. Оппозиция Я-не-Я, зафиксированная в номинативном языке, явилась самой зрелой и развитой формой выраже­ния этой оппозиции. Я обрело четкие границы, отличаю­щие его от не-Я. Дальше этой фиксации человечество уже не пошло. Процесс распочкования онтологического слоя со­знания на Я-не-Я закончился в номинативном языке.

Итак, возникновение оппозиции Я-не-Я есть одновремен­но появление у человека способности осознавать содержание онтологического пласта сознания преимущественно в форме предметного содержания. В этом содержании он не угадывал своего деятелъностного участия, а потому рассматривал предметные характеристики мира как принадлежащие толь­ко этому миру. Себя же человек стал рассматривать как орган отражения присущих объективному миру свойств и отношений. Он «забыл», что его тело и психика принимали активное участие в формировании образов мира и его смыс­лов, что он причастен к процессам становления условий воз­можности познавать мир. Для передачи этого кажущегося независимым от психики человека предметного содержа­ния и создавались специальные грамматические формы и структуры, которые исторически совершенствовались для более полной представленное™ бесконечного многообра­зия предикаций (предикат — это то, что сказывается о предмете) мира вещей и предметов. Этого требовали ин­тересы общения людей. Не случайно А. Ф. Лосев опреде­лил грамматику как науку о языковых орудиях общения, т. е. орудиях, которые организуют мышление в сфере яв-ленности онтологического содержания сознания, в сфере оппозиции Я-не-Я.

Существование глубинного онтологического слоя со­знания дает также о себе знать в случае разного рода па­тологий, когда человек по разным причинам не выходит на уровень осознания себя как Я, противостоящее не -Я. Тогда он воспринимает мир не как объективный, т. е. не­зависимо от него существующий, а как продолжение себя в мире и мира в себе. Как правило, такие люди становят­ся пациентами психиатрических больниц, хотя они могут быть свидетелями того, что существует некое содержание нашего сознания, которое предшествует появлению оппо­зиции Я-не-Я.

В сглаженном и ускоренном виде каждый человек в филогенезе повторяет исторические этапы выделения Я, не -Я, зафиксированные в языках. Так, выдающийся рус­ский психолог Л, Выготский опытно показал, что ребенок раньше реагирует на свои действия с предметом, чем на сам предмет. Но процесс выражения в слове идет обрат-

но: раньше называется и осмысляется предмет, чем дей­ствие с ним. Кроме того, само слово воспринимается ре­бенком вначале как часть вещи или неотделимое от нее свойство, что свидетельствует о еще слабой различеннос-ти в сознании ребенка Я и не-Я.

Выше было уже показано, что в европейской философ­ской классике сознание понималось как противопостав­ление Я и не-Я, но обязательным условием сознания был не просто факт этого противопоставления, но знание Я об этом факте. При этом акцент делается на Я. Поэтому ус­ловием возможности сознания считается такое событие в жизни каждого человека, как появление способности форму­лировать суждение «Я есть».

Для каждого человека местоимение Я понятно, ибо каждый из нас есть Я. Мы знаем Я из собственного жиз­ненного опыта. Никакие внешние усилия не способны показать нам, что такое Я, описать его, вложить его в нас извне. Каждый открывает в себе Я естественно, не ставя перед собой сознательно такую цель. Срабатывает тот принцип, о котором говорилось в разделе «Онтология со­знания»: Я могу знать то, что уже могу знать. Никто не может вспомнить и рассказать, как и почему в возрасте около трех лет ему пришла в голову мысль сказать о себе Я. Сказав это о себе, человек отделяет себя от других лю­дей, заявляет о том, что с его Я надо считаться другим Я.

Я осуществляет себя в поступках, мыслях, действиях с внешними предметами, которые обретают смысл только в отношении к нему. Например, когда люди высказывают суждения типа «небо голубое», «лист дерева зелен», то это означает, что для них ни лист, ни небо сами о себе судить не могут. Я судит о них, т. е. высказывает суждения. В любом суждении оно подразумевается. Даже безличные суждения типа «светает», «скучно» и т. д. означают, что это для меня светает, мне скучно и т. д.

Что же такое Я? Это один из самых сложных вопросов, обсуждаемых по сей день в философии, психологии, ант­ропологии и других науках. Сегодня признано, что струк­тура Я очень сложна. В нее входят: психические харак­теристики человека (постоянно изменяющееся море переживаний, волнений, эмоций); гносеологические спо-

собности (совокупность мыслительно-познавательных структур); морально-нравственные состояния (умение следовать обычаям, нравам, принятым в обществе, оцени­вать свое поведение во взаимодействии с другими людь­ми); воля (способность к выбору цели деятельности, а так­же наличие особых внутренних усилий, необходимых для ее осуществления); тело человека как,пространство, в ко­тором «обитают» все его духовные и мыслительные спо­собности.

Выше уже было показано, что процесс вычленения.Я имел историю. Для древних греков оно было частицей Космоса. Платон предпочитал говорить «мы», и меньше — Я.

Усиленное внимание к проблеме Я появляется только в Новое время, что обусловило специфическое решение проблемы сознания в философии. Оно поднимается до ранга первичной реальности. Оторванное от Космоса, мира, Бога Я превратилось в «китайского императора Ев­ропы» (Ортега-и-Гассет) в том смысле, что последний из-за своего высочайшего ранга не мог иметь друзей, а пото­му был обречен на одиночество. Если Плотин не мог даже помыслить, чтобы начать философию с Я, то Декарт фор-мулирует главный тезис своей философии: «Я мыслю, сле­довательно существую».

Уединенность Я, погруженность в себя становится про­граммным тезисом многих философов. «Познай самого себя», — говорил Сократ. Фихте пояснял: Я — познающее и есть существующее. Штирнер заключал: «Возлюби себя всею душою твоею, всем сердцем твоим». А Ницше при­зывал: «Найди в себе себя, будь единственным, ничего, кроме себя, не признавай».

Русские мыслители конца XIX — начала XX в. называ­ли философию, в которой индивид и его сознание были признаны единственной несомненной реальностью, мета­физикой индивидуализма и эгоизма. Л. П. Карсавин при­водил следующие аргументы против абсолютизации Я. С его точки зрения, Я не является совершенным и самодос­таточным сущим, ибо есть только «здесь» и «сейчас», т. е. в настоящем: его нет в прошлом уже, а в будущем — еще. В своем настоящем бытии Я живет маленькой минуткой

между последним моментом прошлого и первым мигом будущего. Поэтому безумно строить философию, исходя из Я и его сознания.

Специфика понимания Я в философии Нового време­ни в том, что в нем абсолютизирована способность мыш­ления. Поэтому главной формой деятельности сознания было объявлено мышление. Направленность на внешний мир как на объект познания стала рассматриваться в ка­честве основной характеристики сознания. Это и приве­ло к отождествлению сознания, познания и мышления, к пониманию Я только как субъекта познания. Под созна­нием стали понимать только размышление с помощью ра­зума, который способен создавать понятия с ясными и чет­кими содержательными границами. Содержание сознания свелось к предметному. Тот факт, что Я не только размыш­ляет о мире и о себе, но и переживает, не учитывался.

С таким пониманием сознания не согласилась русская религиозная философия (Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Франк, Н. Федоров и др.). Они выступали против, во-первых, рассмотрения Я в качестве автономной и самодов­леющей сферы бытия и, во-вторых, отождествления его с субъектом познания. Русские философы считали, что су­ществуют два соотносительных момента бытия: Я и Бог. Поэтому Я не может быть главной и первичной реально­стью мира. Мышление же, рассматриваемое как «чистая мысль», есть, с их точки зрения, наиболее безличностное в личном бытии Я. Живая человеческая личность несво­дима к субъекту познания, а ее внутренняя жизнь не ог­раничивается только деятельностью познания.

Дата добавления: 2014-11-28