Сознание, память, самосознание

Время в структуре сознания. Наличие в структуре со­знания схематизма времени признают все философы. Вре­мя является специфической «формой сознания», в кото­рой настоящее, прошлое и будущее строго различены. Русский философ Б. П. Вышеславцев считал, что «необра­тимость временного ряда существует только для сознания. Отсюда грусть и трагизм сознания». Трагизм временнос-

ти был осознан уже в «Экклезиасте», а потому, по мнению многих ученых, эта книга есть книга грусти. Аналогичные мысли высказывал Плотин. Обнаружив, что в своем духов­ном опыте он может выходить за пределы привычной оп­позиции Я-не-Я, слиться с Божественным, услышать го­лос сверху, принадлежать к высшему миру и описывать эти состояния «божественной простоты», Плотин утверждал, что на этих высших уровнях духовного слияния Я пере­стает четко выделять и осознавать себя, но при этом де­лается более подлинным, чем в сфере, где оно знает себя и знает, что оно знает. Жизнь, где Я живет не раздвоен-ной жизнью, Плотин называл прекрасной и сетовал, что не может долго пребывать здесь, что после отдохновения в Божественном с неизбежностью приходится вновь опус­каться до рефлексии и рассуждения, до четкого осознания своего Я, т. е. переходить на уровень сознания. Сознание, по Плотину, есть отпадение от вечности, вступание в реку времени, а потому оно не есть самое лучшее состояние на­шего духа.

Проблема вечности, где нет сознания и времени, кото­рое входит в его структуру, была одной из центральных в трудах Св. Отцов Церкви. Известный знаток их трудов, философ Вл. Лосский, дал следующую интерпретацию соотношения вечности, времени и сознания в трудах Ва­силия Великого. Время как форма бытия сознания и че­ловека есть следствие грехопадения. Но после-пришествия Христа нет причин видеть во времени основания трагиз­ма. В воскресный день, знаменующий собой воскресение Христа-Спасителя, мы уже не рабы, подвластные законам времени. Мы символически входим в Царство вечности, где нет времени, и связанного с ним сознания уныния и печали. После пришествия в мир Спасителя, время обре-ло позитивное качество, которое состоит в том, что имен­но во времени созревает встреча Бога с человеком. Прео­долен трагизм времени и оно превращается в возможность человеческого преображения. Вечность, согласно Отцам Церкви, нельзя определять через противопоставление вре­мени, как это делал Плотин. Категория времени обозна­чает движение, перемену, переход из одного состояния в другое. Если определять вечность как нечто противопо-

ложное времени, то тогда вечность есть неподвижность, неизменность, статичность. Это — вечность философского толкования, умозрительного мира Парменида, Платона, Плотина. Так понятая вечность постоянно репродуциро­валась в философских трактатах в виде пропорций, гармо­нии, неизменных структур космоса, геометрии идей, истин, схожих с математическими понятиями, управляющими тварным миром. Вечность стабильна и неизменна. Веч­ность живого Бога не тождественна так понятой вечнос­ти. В православии Божественная вечность не может опре­деляться через противопоставление времени, ибо она трансцендентна времени.

В русской религиозной философии, в частности в фи­лософии Н. А. Бердяева, сознание рассматривается как следствие грехопадения человека. Но философ также ви­дит во времени позитивное качество, не дающее основа­ний для печали и скорби. Сознание, по Бердяеву, дано людям для того, чтобы.они осознали тяжесть совершен­ного ими греха, испытали муки души, потерявшей едине­ние с Богом. Но одновременно с этим оно оставляет воз­можность выйти на путь искупления и творческого восстановления утерянного единения с Богом. В сознании не только заложены предпосылки всех страданий челове­ка, но и дана возможность через искупление спастись и войти в вечную жизнь.

Следует отметить, что пессимизм в отношении погружен­ности сознания схематизмами времени высказывали в основ­ном мыслители, далекие от христианства. Отсюда и призна­ние Э. В. Ильенкова, что без сознания — этого «проклятого дара» человек был бы счастливее. Ницше также считал, что жизнь была бы вполне возможна и без сознания «сколь бы обидно ни звучало это для какого-нибудь более старого философа» (имеется в виду не возраст, а философские школы рационализма. — Т. М.). Преобладающая часть «мыслящей, чувствующей, водящей жизни» протекает в нас без участия сознания. «К чему вообще сознание, раз оно по существу излишне?» — писал он.

Время, составляющее глубинную внутреннюю структу­ру сознания, не тождественно физическому времени: оно свя­зано с надеждами, чаяниями и целями данного субъекта, что

и обусловливает отношение человека к настоящему, прошло­му, будущему. Немецкий социолог К. Мангейм обнаружил, что изменение формы утопического сознания в Новое время напрямую связано с изменением формы времени в структуре сознания. Так, либерально-гуманистическая идея как форма утопии, возникшая в борьбе с существу­ющим порядком, противопоставляет «дурной» действи­тельности «правильный» рациональный образ мира. Но она пользуется этим образом не для того, чтобы в любой момент времени гарантировать насильственное изменение;, мира, а для того, чтобы иметь «масштаб» для оценки на-стоящего. В сознании либерала доминирует вектор буду­щего: для него будущее — все, а прошлое — ничто. В от­личие от либералов, консерваторы ценят прошлое, считая, что оно создает ценности. Они не просто помнят прошлое: для них прошлое присутствует в настоящем. В структуре их сознания ценность прошлого, его присутствие в насто­ящем задает программу будущего. Поэтому в структуре сознания консерватора присутствуют все три измерения времени, но доминирует ценность прошлого.

Сознание и память. Наличие в структуре сознания вре­мени есть память, поэтому можно говорить о том, что па­мять входит в структуру сознания. Действительно, Я не­возможно без акта «Я помню себя». Плотин, например, сопрягал сознание и память, трактовал сознание как вос­поминание о пережитом душой блаженстве в состоянии «Божественной простоты». Сознание, с его точки зрения, необходимо человеку для того, чтобы вспомнить о том состоянии, где оно не присутствовало. Поэтому для Пло­тина сознание вторично. Наличие в нем воспоминания о "состоянии единения с Божественным помогает человеку сохранять свою идентичность.

В словаре Вл. Даля сознание определяется прежде все­го как «сознание себя», память о себе. X. Вольф, предста­витель немецкого Просвещения, писал, что личность име­нуется «вещью, которая осознает себя, и даже то, чем она была ранее в том или ином состоянии». Наличие воспо­минания — это сигнал о присутствии в сознании прошло­го времени. В этой связи Ф. Ницше видел отличие чело­века от собаки, в частности, и в том, что собака не может

ничего сказать хозяину, ибо забывает прежде, чем сумеет что-то высказать.

Но что такое память о себе? В нашей психике есть вос­поминания о наших слуховых, зрительных, осязательных чувственных восприятиях. Мы помним переживания, со­провождающие их: радость или горе, страх или гнев и т. д. Но эта память есть и у тех людей, у которых по тем или иным причинам «ампутировано» собственное Я. По-види­мому, такого рода память есть и у высших животных, что и является основой их дрессировки. Здесь память не со­прягается с самосознанием. Говоря о памяти как структур­ном элементе сознания, надо иметь в виду не Животную память, а родовую, культурную. Забвение культурных тра­диций, отсутствие культурной памяти сужает поле созна­ния. Сознание есть память Я о самом себе, понятом как «индивидуальная форма культуры».

Наше сознание решает очень сложную задачу — объ­единяет бесконечное многообразие наших ощущений и впечатлений в целостность, которая не является бредовой фантазией, а соответствует реальному миру. Но раньше, чем мы соберем в целостность разрозненные впечатления, мы должны, как пишет Ю. Давыдов, «удержать» многооб­разие ощущений и впечатлений, которое приносит с со­бой каждое мгновение настоящего, от погружения в не­бытие, в забвение. Такой процесс и осуществляется с помощью памяти, которая удерживает от опрокидывания в небытие все наше культурное прошлое. Культурное не­бытие делает невозможным самосознание и самоиденти­фикацию.

Сознание и самосознание. В обыденном мышлении па­мять о себе отождествляется с самосознанием. В психоло­гии акт самосознания соотносится с умением человека анализировать свой внутренний мир, свои переживания и чувства. Гегель в этой связи отмечал, что самосознание (самопознание) в тривиальном смысле исследования соб­ственных слабостей представляет интерес для отдельного человека, а не для философии.

В философии проблема самосознания была наиболее полно разработана в немецкой классике, которую часто называют философией самосознания. Главный тезис этой

философии: сознания нет без самосознания. Как это по­нимать? В основу толкования феномена самосознания было положено признание того факта, что сознание от­крыто себе, что точку его изучения надо выбирать в нем же самом. Акт самосознания — это акт, в котором созна­ние может прояснить свое содержание и структуру. Созна­ние «знает и имеет понятие только о том, что у него есть в опыте» (Гегель). Опыт — это содержание, которое полу­чается в результате «работы» категорий рассудка (мышле­ния), связывающих в некую целостность многочисленные разрозненные хаотические чувственные данные.

Такое понимание самосознания обще всем наукам о человеке. Но философия понимает под самосознанием не просто знание содержания сознания, но одновременно знание о том, что это содержание связано с какими-то события­ми, происходящими вовне. Гегель, например, считал, что сознание становится самосознанием, когда Я обнаружи­вает, что вое определения предмета принадлежат не толь­ко предмету как таковому, но и ему самому. Этап самосоз­нания не тождествен осознанию Я как противоположного не -Я. Когда Я выделяет себя из природы и противопос­тавляет себя ей, имеет место неполное самосознание. В самосознании Я обнаруживает свою активную деятельно-стную природу, свою способность давать определения предметам. Когда Я знаю, что Я знаю предмет, Я еще не обладаю самосознанием в полной мере. Но когда Я знаю, что это Я определил предмет в мысли и с помощью моей мысли, Я назвал его и т. д., тогда Я становится самосоз­нанием. И тогда для меня встает вопрос: имеют ли мои определения предмета аналог в предметном мире, облада­ет ли предмет этими определениями сам по себе, или он обязан в этом только мне? Только с уровня самосознания получает смысл вопрос «что первично?»: мысль о предмете или сам предмет.

Проблематика сознания-самосознания в классической философии была связана прежде всего с метафизическим обоснованием существования объективного мира. Созна­ние выступало не только средством его обнаружения, но и необходимым условием доказательства его существова­ния. Оно в актах самосознания имело дело только с пред-

метным содержанием, связанным с характеристиками объективно-предметного мира. Это обусловило тот факт, что в философии Нового времени главной формой дея­тельности сознания было признано мышление. Уже Де­карт свел сознание к мышлению, логические процедуры которого ориентированы на очищение от эмоционально-личностных переживаний. Сознание как мышление есть претензия на бесстрастность. Сознание-мышление, обла­дая способностью работать с собственным содержанием, имеет все основания возомнить себя единственной несом­ненной реальностью. А гак как мысль самопорождает дру­гую мысль, то она стала претендовать на то, чтобы быть исходным данным Универсума. Действительно, ни о чем другом нельзя сказать, что достаточно мне о нем помыс­лить, чтобы оно существовало. Но достаточно мне помыс­лить о чем-то, как мысль уже существует. Когда я мыслю, я даю мысли существование. Это и позволяет идеализму объявить сознание первичной реальностью.

Изложенное выше понимание самосознания было тес­но связано с двумя допущениями относительно природы сознания. Во-первых, содержание опыта сознания отож­дествлялось только с теми данными, которые можно вос­производить бесконечное число раз, гарантируя при этом постоянство содержания опыта сознания. Реализовать это допущение позволяет в полной мере предметное содержа­ние. Например, пространственно-временные характери­стики, причинно-следственные связи предметов и собы­тий остаются постоянными в любых повторах их использования. Во-вторых, содержание сознания должно было удовлетворять критерию наблюдаемости: сознание должно уметь развернуть свое содержание в схемы, струк­туры, образы и при этом держать процесс этого развора-чивания под наблюдающим контролем самосознания. Со­знание — это точка, в которой мышление делается «прозрачным» само для себя. В философии Нового време­ни с сознанием отождествлялись только те акты деятель­ности мышления, которые могли быть рационально вос­произведены, развернуты в рациональные конструкции. Все спонтанно-непосредственные переживания, содержа­щиеся во внутреннем опыте человека, были вынесены за

скобки философского анализа сознания. Так сформирова­лась возможность научного познания мира.

Итак, сознание как самосознание — это такое состоя­ние человека, в котором он, зная о содержании своего созна­ния, одновременно связывает его не только со своим Я, но и с некими предметами и событиями, находящимися вне него.

Идея сознания как самосознания родилась первона­чально не в философии Нового времени, а в христианстве. Для того, чтобы имел место акт самосознания, человек должен обладать способностью обращать внимание на собственный внутренний мир. С биологической точки зрения естественно и первично направлять взор на вне­шний мир, на окружающие вещи, что диктуется инстин­ктом самосохранения. Здесь Я, направленное к вещам, проходит «сквозь» себя подобно лучу света, проникающе­му сквозь стекло. Оно не задерживается в себе самом. Ан­тичные языческие философы философствовали о Космо­се, о внешнем мире. Они употребляли понятие души, но эта тема была темой скрытого «движителя», а потому она рассматривалась не как начало интимности, а в качестве того, что движет. Душой обладали не только люди, но и животные, минералы. А. Ф. Лосев отмечал, что даже в ре­лигии настроение и душевное состояние играли малозна­чительную роль для позднеантичного римлянина. Надо было просто уметь выполнять форму культа, знать како­му богу и когда молиться — и бог не мог не оказать помо­щи. Он обязан помогать, если соблюдены все правила мо­литвы.

Христианство востребовало способность обращаться к своему внутреннему духовному опыту. Идея преображения во Христе, идея спасения поставили перед людьми про­блемы «делания» «внутреннего» человека по образуй по­добию Божьему. В молитве человек учился выносить всю свою деятельность, связанную с материальными интере­сами, за скобки, а в исповеди он овладевал способами са­моанализа Под руководством священника. В процедуре исповеди институционально закреплялась способность к самооценке. Молитва — практика погружения внутрь себя, и состояние молитвы требует отключиться от пото­ка жизни, от забот о материальном благополучии. Эти

переживаемые в молитве состояния и становятся предме­том внимания средневековых философов. Бл. Августин возвестил миру: «Хочу знать Бога и душу. И ничего боль­ше? Ровным счетом ничего».Он учил: «Не иди во внеш­нее, вернись в самого себя; во внутреннем человеке оби­тает истина». «Внутренний» — духовно преображенный. Некоторые исследователи считают, что именно Бл. Авгу­стин открыл сознание как самосознание.

Открытая в средние века способность Я обращаться внутрь себя, была востребована в классической филосо­фии Нового времени, что и определило формулу: «со­знания нет без самосознания». Но, как следует из вышеизложенного, внутреннее духовное пространство ог­раничивается философами Нового времени только пред­метно-логическим содержанием. Идет «распад» души, когда самосознание уже не знает переживания сотворче­ства с Богом, не знает вечности. Оно превращается в ло­гическую процедуру обоснования того, как мы можем умозаключать от существования вещей в мысли (а имен­но такое существование стало признаваться подлинным), от образов вещей к утверждению о существовании реаль­ных вещей, соответствующих этим образам. Сознание ста­ло средством доказательства существования объективно­го природно-предметного мира. Оно было отождествлено с интеллектуальной деятельностью, с мышлением только. Сознание как самосознание понималось как особое состоя­ние человека, в котором ему одновременно доступен и вне­шний мир и он сам, такое состояние, в котором мгновенно приводится в связь, в соотнесение то, что человек увидел, с тем, что он помыслил.

Дата добавления: 2014-11-28