Творчество М.Ю. Лермонтова

(1814–1841)

Юный Лермонтов был воспитан на литературе романтизма. Когда ему исполнилось 14 лет и он написал первое свое стихотворение, дошед­шее до нас, романтизм стал уже достоянием каждого из малоизвестных поэтов, которые на все лады повторяли мотивы, темы, образы, стиль Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Баратынского. Сюда надо отнести и подражателей европейских романтиков. Лермонтов читал как Байро­на, Андре Шенье, Жуковского, Батюшкова, Пушкина и других, так и сочинения их подражателей. Лермонтова-мальчика они привлекли гран­диозностью образов, искусственной остротой и напряженностью пере­живаний. Он увидел, что герои романтических произведений предъяв­ляют огромные требования к жизни, что они мнят себя избранными лич­ностями, призванными осчастливить мир.

Лермонтов доверчиво и всерьез принимает эти романтические идеи. Он чувствует себя героем, который бросает вызов враждебному миру и жаждет победы над ним. Он строит свою внутреннюю жизнь в соответ­ствии с романтическими представлениями, вычитанными из книг, и та­кой освещает ее в лирической исповеди. Лермонтов жаждет жить так, как велят ему романтические книжные мечты.

Факты собственной биографии напоминали Лермонтову, что он «из­бранник», человек загадочный, «странный», что ему дарована особая жизненная доля, что он герой, призванный разрешить коренные вопро­сы устроения мира. Готовя себя к исключительной, избраннической судьбе, он предчувствует путь страданий, жертвенности, но это не оста­навливает его.

Однако Лермонтову не удалось романтические книжные мечтания претворить в жизнь. Поэтому в его творчестве отложился трагический опыт героической личности, которая вследствие исторических обстоя­тельств и условий не смогла осуществить свое человеческое предназна­чение. Юноша герой, исповедующий романтизм, наделен у Лермонтова условно-книжными приметами: он избранник судьбы, сын рока, у него уже есть трагические воспоминания, на его челе лежит «печать страс­тей», он «свободы друг», «природы сын», но также – холодный, ра­зочарованный демон. Вот этот опыт претворения типовых примет в личные, опыт слияния общеромантического, книжного, с неповтори­мой, оригинальной личностью, стал несомненным новаторством юного Лермонтова.

Книжные романтические представления проверяются жизнью и ста­новятся достоянием личности Лермонтова-романтика. Лермонтов хотел бы видеть мир, как и обещали романтики, гармоничным и совершенным, в котором земное слито с небесным, духовное с природным, где все пол­но отрады, красоты, покоя. Этот «естественный», как его называют, мир, не знающий противоречий, конфликтов и контрастов, населен «чи­стейшими, лучшими существами». О нем поэту напоминают песня мате­ри, природа, ребенок, дружеская улыбка, любовь и нежное участие жен­щины.

Поэт жаждал света, простоты и сердечности, но в современном ему обществе его всюду подстерегали обман, клевета, порок. Нищему, поль­зуясь его слепотой, кладут в протянутую руку вместо хлеба камень, воз­любленная почти открыто смеется над пламенными чувствами юноши, друг клевещет на него. В огромном человеческом мире ничтожество представляется геройством, нравственное уродство выдается за мораль­ное достоинство, а рабское молчание – за смелость.

Между поэтом и жестокой действительностью, которая извращала и уничтожала самые возвышенные чувства, сложились враждебные отно­шения. Конфликт поэта с миропорядком был чреват трагедией.

Личность одинока и погружена в себя. Если Жуковский связывал человека с миром хотя бы в вечной жизни, если Пушкин вписывал его в национальную и мировую историю и тем утверждал его единство с ми­ром, если Баратынский полагал, что одиночество человека – предопре­деленный свыше удел, но что власть поэтического слова способна вос­становить разорванные между человеком и обществом нити, то Лермон­тов договаривает за них суровую истину: мир враждебен человеку, а че­ловек желает абсолютной свободы, в том числе и от общества. Перед мысленным взором Лермонтова раскрылась распавшаяся связь времен. Сознание этого обстоятельства порождало чувство исторической обре­ченности, усугубляло вселенский масштаб отрицания, вражду со «све­том», с «толпой» и даже с Богом, которого Лермонтов чтит, но в то же время упрекает за то, что Тот создал мир, где попираются добро и спра­ведливость.

Отсюда следует, что Лермонтов не мог уже удовлетвориться ни меч­тами Жуковского, ни надеждами Пушкина.

Сравнивая время Пушкина и время Лермонтова, Белинский писал: «Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, ко­торые мрачат душу, леденят сердце... Да, очевидно, что Лермонтов по­эт совсем другой эпохи и что его поэзия – совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества».

Творчество Лермонтова определило послепушкинский этап русской поэзии и отразило важный сдвиг в общественном сознании передовой дворянской интеллигенции, которая не мирилась с отсутствием духов­ной и политической свободы, но после поражения декабристов была ли­шена возможности открытой борьбы. Русский дворянин, ощущал себя независимой личностью, права которой, однако, были попраны властью.

Права личности стали для Лермонтова единственным критерием оценки действительности, причем права абсолютные, не знающие ника­ких преград, кроме тех, какие человек, будучи гуманным существом, со­гласует со своей совестью. Пафос, то есть идейно-эмоциональное на­полнение, поэзии Лермонтова заключается, как писал Белинский, «в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности». По­скольку существующий порядок отрицал достоинство личности, то ее нравственной обязанностью стало неприятие враждебного ей общества. Так возник гордый романтический протест личности, принимавший формы то героического и мятежного вольнолюбия, то разрушительного и мстительного демонизма.

Лермонтовское отрицание распространялось на все области жизни – от быта до космоса, а в распрю поэта с миром втягивались не только лю­ди, но явления природы – звезды, небо, волны и силы рая и ада.

Лирический образ ранних стихотворений Лермонтова предстает в противоречии между героической натурой, жаждущей свободы, света, активной деятельности, и реальным положением этой героической лич­ности в обществе, которое не нуждаются в его подвигах. Мечты юного Лермонтова о гражданском деянии, о «славе» («За дело общее, быть может, я паду...», «Я грудью шел вперед, я жертвовал собой...», «И Байрона достигнуть я б хотел...», «Я рожден, чтоб целый мир был зритель Торжества иль гибели моей...»), желание испытать судьбу роднят его с поэтами-декабристами, с мятежными и гордыми персона­жами романтизма. Однако никто не требует от поэта и его лирическо­го героя отваги, его жертвенная самоотдача выглядит ненужной и на­прасной. Так появляется тема неосуществленного порыва. Лирический герой чувствует в себе необъятные силы и в то же время понимает, что жизнь его протекает «без цели», что он «чужд всему». Несовпадение между богатейшими возможностями героя и неосуществимостью этих возможностей порождает трезвый, бесстрашный взгляд на окружаю­щую действительность. В центре лирики оказывается не событие, а мо­мент непрерывного размышления, момент внутренней жизни, непре­рывного самоанализа. Но так как душевные порывы никогда не находят

продолжения в поступке, в действии, то они превращаются в проклятие и мучение обреченной на бездействие героической личности.

Свидетельством тому, что духовная активность героя не находит применения в жизни, всегда выступает безнадежная, нереализованная любовь. В стихотворении «К*» («Я не унижусь пред тобою...») лири­ческий герой полон самоотверженной и горячей любви, он готов отклик­нуться на чувства возлюбленной всей душой:

И целый мир возненавидел,

Чтобы тебя любить сильней...

Я был готов на смерть и муку

И целый мир на битву звать,

Чтобы твою младую руку –

Безумец! – лишний раз пожать!

Но все безмерные жертвы оказываются напрасными – герой узнал лишь «коварную измену», он остается гордым и одиноким, свободным и вновь готовым к любовному порыву. Так рождается святое романтичес­кое беспокойство, которому чуждо все устоявшееся, застойное, косное. Кроме того, лирическому герою необходимо неограниченное простран­ство, он пребывает везде – на небе и на земле.

Герой Лермонтова угнетен тем, что он принужден жить в замкнутом пространстве – в келье, в крепости. Он мечтает о минувших героичес­ких временах, а жить принужден в нынешнее пошлое, мелкое время. Так или иначе, лирический герой неудовлетворен всем – и спокойствием, и волнением. Примером тому, как безграничны запросы романтического героя Лермонтова, может служить его раннее стихотворение «Парус» (1832). Внешне стихотворение напоминает простую пейзажную зари­совку, весьма незамысловатую. Но на фоне природных образов и через них проступает философский смысл стихотворения. Поэт свободно сталкивает разные по времени состояния природы – бурю и покой. Морская стихия не может одновременно и в одном месте быть покой­ной, умиротворенной и бушующей, бурной.

Первые строки «Паруса» выглядят так:

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом!..

Образ моря – пространственной безбрежности – контрастен оди­нокому парусу, затерянному в нем. На этом фоне возникают тревожные вопросы, углубляющие контраст:

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Стихам «Играют волны – ветер свищет, И мачта гнется и скри­пит...» соответствуют строки, в которых выражено иное и по времени, и по существу состояние стихии:

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой...

Парус помещен теперь между небом и морем, и этот контраст также проведен последовательно и закреплен в антитезах («под ним» – «над ним»). Столь же явно противопоставлены пятая и шестая строки:

Увы, – он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Они непосредственно связывают второе четверостишие с первым:

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Увы, – он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Менее очевидный контраст заключен внутри второго и третьего чет­веростиший. По мнению поэта счастье достигается только в результате действия, но «парус» «счастия не ищет, И не от счастия бежит!». Точно так же умиротворенное состояние природы побуждает его «просить» бури. И здесь проявляется внутренний конфликт между стихией и чело­веческим сознанием. Природа живет по собственным законам, по своей воле, но эта воля не совпадает с волей человека. Противопоставление «моря» и «паруса» символизирует противоречие между жизнью вообще и человеческой личностью, брошенной в ее волны.

«Парус» всецело зависит от игры морской стихии. Он подчиняется ее капризам: когда разыгрывается буря, «мачта гнется и скрыпит...», а когда море спокойно, то и «парус» пребывает в состоянии покоя. Но каждый раз состояние стихии и «желание» «паруса» решительно не сов­падают: он не находит удовлетворения в буре; когда «играют волны» и «ветер свищет», он ждет покоя, когда на море штиль, он «просит» бури. Так возникает характерное для романтизма противопоставление при­родных образов, символизирующих состояние человеческой души. Чув­ства романтика оказываются вечно раздвоенными, и они не могут нахо­диться в равновесии, романтик всегда разочарован. Покой для него так же тягостен, как и буря.

Стихотворение «Парус» характерно для раннего Лермонтова и для позднего лермонтовского романтизма. Во-первых, стихотворение аналитично. В нем развернут самоанализ, данный в символической карти­не. Это придает ранней лирике философичность. Во-вторых, Лермон­тов мыслит поэтическими контрастами, антитезами. Главные из них – покой и деятельность, добро и зло, счастье и страдание, свобода и нево­ля, земное и небесное, «я» и окружающий внешний мир. В-третьих, по­эт жаждет цельных и притом естественных чувств. Противоречие меж­ду чувствами естественными, «природными», и цивилизованными, про­свещенными, испытавшими влияние общества или сложившимися под его воздействием, легло в основу конфликта многих произведений Лер­монтова, в числе которых находится и «Маскарад».

«Маскарад» был написан Лермонтовым в 1835-1836 годах. По­эту не удалось увидеть драму ни на сцене, ни в печати. Действующие лица в «Маскараде» разделены на «убийц» и «жертв», которые подчи­няются непреложным законам «света». Чувства и поступки персона­жей подпадают под власть «игры» и «маскарада», которые организуют драму и становятся символами социального поведения. Нормы морали и логика поведения света становятся причиной гибели Нины и сумас­шествия Арбенина.

Драма продолжает тему своевольного героя, бросающего вызов все­му обществу, и одновременно его нравственной слабости. «Гордый ум» Арбенина «изнемог» в конфликте со «светом» и с собственными пред­ставлениями о жизни, внушенными той же порочной средой.

Характер Арбенина заключает в себе непримиримый конфликт. С одной стороны, он отделил себя от «света», который он презирает. Мы застаем Арбенина отдавшим предпочтение семейному одиночеству, любви, тихому счастью. Арбенин думал, что навсегда порвал с мораль­ными нормами своей среды и стал выше ее. Однако он заблуждается – «свет» никого от себя не отпускает, а «изменников» жестоко наказыва­ет. Арбенина, бросившего ему смелый вызов, он лишает не только се­мейного счастья, но и рассудка. Но даже и в здравом уме он неспособен поверить в невиновность своей жены, в возможность быть обманутым презираемыми им людьми, частью которых он остается.

«Маскарадом» заканчивается первый период творчества Лермонто­ва. В зрелую пору он вступил с такими произведениями, как «Смерть Поэта» и «Бородино». Оба были написаны в 1837 году. Одно из них было напечатано («Бородино»), а другое («Смерть Поэта») мгновенно распространилось в списках.

Стихотворение «Смерть Поэта» написано сразу после кончины Пушкина. Оно представляет собой лирический монолог, в котором гневная речь поэта-оратора состоит из резко меняющихся по своей рит­мике и настроению отрывков. С одной стороны – это возвышенная, декламационная лексика, восходящая к жанру оды, а с другой – плав­ная задумчивая речь с размышлениями, сожалениями, обычная в элегии. С одной стороны – обличительные эпитеты, броские и негодующие:

Не вынесла душа

Поэта Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

С другой – чисто элегические слова и образы:

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять:

Приют певца угрюм и тесен,

И на устах его печать.

Гневная инвектива (обличение) сменяется рассказом («Его убийца хладнокровно...»), затем элегическим размышлением, затем снова ора­торской речью, элегией и опять декламацией («А вы, надменные потом­ки...»). Все это передает нервное напряжение и страстное негодование молодого, но уже повзрослевшего Лермонтова. Он писал не столько о Пушкине-человеке и Пушкине-поэте, сколько о Поэте-избраннике.

Поэтому лермонтовская образность восходит к классическим образ­цам всей предшествовавшей русской поэзии. Все это придает «Смерти Поэта» романтическую приподнятость, высокую степень обобщеннос­ти. Конфликт Поэта с окружающим миром выглядит трагически нераз­решимым.

В «Смерти Поэта» Лермонтов контрастно противопоставил «друж­бу простодушную» и «завистливый свет».

Вспоминая о Бородинском сражении, Лермонтов пишет стихотворе­ние от лица простосердечного участника битвы, человека из простого народа. Мысль стихотворения как раз и состоит в том, чтобы нынеш­ним, жалким и тусклым, временам противопоставить времена уже про­шедшие, людей полных уверенности в своих силах:

– Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри – не вы!

Эта немудрящая мысль, вложенная в уста старого солдата, звучит вполне обыденно. Но Лермонтов придает этой мысли особое значение.

Вам не видать таких сражений!..

Это противопоставление прошлого и настоящего проходит и через другие произведения, организуя лермонтовскую лирику в целом. На од­ном полюсе – цельные натуры, сильные страсти, на другом – слабые, малодушные люди, бледные чувства, безысходные мысли.

Каждая законченная в смысловом и интонационном отношении часть не вмещает всего авторского замысла, как бы разрывая его рамки.

Поэтическая мысль стихотворения развивается от элегии к «высо­кой» сатире, насыщенной горькой и скорбной иронией. Эта ирония под­черкивает трагизм ситуации и ее безысходность. Нетрудно заметить, что сложность лермонтовской позиции в «Думе» заключается в том, что он осуждает поколение, не отделяя от него себя.

Знаменитая элегия «Дума» прозвучала сухим реквиемом потерянно­му поколению 30-х годов. Лермонтов стремился сохранить здесь сдер­жанную сосредоточенность, но за этой сдержанностью чувствуется, что поэт исполнен негодования, которое временами вырывается наружу: «постыдно равнодушны», «позорно-малодушны», «презренные рабы». Внутри единой поэтической мысли живет напряженный конфликт:

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

Такой характер обнажения поэтической мысли приводит к противо­речию: Лермонтов чувствовал, что и он заражен неверием в лучшее, что и его чувства охладели, что и он не испытывает надежды на счастье. В другом стихотворении – «И скучно и грустно» – он писал:

В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и все там ничтожно...

Лирический герой Лермонтова чувствует на себе давление враж­дебной действительности и непосредственно откликается на него. В сти­хотворении «Как часто, пестрою толпою окружен...» Лермонтов стал­кивает мечту и шум маскарада. Обычно в романтической лирике герой независим от маскарадного мира, в котором истина спрятана под мас­кой. Так и здесь, герой внутренне далек от маскарада («Когда касаются холодных рук моих...», «Наружно погружась в их блеск и суету...»), он сохраняет самостоятельность, но в то же время не может вырваться из «светской» суеты. И тогда мысленно он уходит в свою мечту. По

контрасту с блестящим маскарадным миром мечта поэта и образы, вста­ющие перед ним, оказываются внешне невыразительными: запустение («...сад с разрушенной теплицей...», «Зеленой сетью трав подернут спя­щий пруд...»), покой, тишина. Но одновременно здесь царят вольная жизнь, чистота помыслов и чувств. Герой видит себя ребенком, он как бы возвращается к естественному и не затронутому цивилизацией про­стому сознанию. Описание окрашивается в идиллические тона, связан­ные с воспоминанием о патриархально-поместном быте.

Одновременно Лермонтов дает почувствовать, что мечта никогда не станет явью, что идиллия – в прошлом. Более того, «старинная мечта» скована бездушным миром, который и разрушает ее («И шум толпы людской спугнет мою мечту...»).

Противоречие между мечтой и реальностью образует трагическую коллизию в душе поэта. Она воплощена в итоговом образе «свежего ос­тровка» «средь морей». «Свежий островок» окружен изменчивой сти­хией морей и одинок в их пустыне. Образ морской стихии уподобляется жизненной буре, которая грозит «старинной мечте». Людская «толпа» грубо вмешивается во внутренний мир героя, превращает идиллическую картину, в которую он уже поверил, в «обман». В ответ на крах мечты, на гибель идиллии в герое вспыхивает гнев, и он готов дерзко мстить толпе:

О, как мне хочется смутить веселость их

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!..

В стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен...» уже за­ключен мотив бессилия. Не властный сохранить «старинную мечту» и воплотить ее наяву, герой способен лишь на дерзкий порыв. Его сердце уже схвачено ледяным холодом «большого света», и теперь Лермонтов, скорее, не бросается в бой, как это было в ранней лирике, а лишь защи­щается, смиряясь и уповая на Бога, доверчиво предаваясь течению вре­мени. Но основные свойства лермонтовского героя остались прежними. Он одинок и затерян в «пустыне мира», где нет ни одной «родной ду­ши». Он хочет гармонии с миром и, даже устремляясь к смерти, надеет­ся на деятельную жизнь.

В стихотворении «Выхожу один я на дорогу...» лирический герой изображен на фоне ночной вселенной. Космос, Вселенная и Человек – вот «действующие лица» стихотворения. Все в мире одушевленно, все живо, все гармонично. Между Богом и Вселенной нет конфликтов («Пустыня внемлет Богу...»), между явлениями природного мира царит

согласие («И звезда с звездою говорит»), небо и земля полны жизнен­ных сил и красоты («В небесах торжественно и чудно! Спит земля в си­янье голубом...»).

Лирический герой помещен между небом и землей. Он вышел не просто на дорогу, а на вселенскую, символическую дорогу. Его путь ус­тремлен не только вдаль, но и ввысь. Гармония в природе оттеняет дис­гармонию в душе человека. Вслед за торжественной картиной ночного «сна» вселенной сразу возникают тревожные вопросы, обращенные ли­рическим героем к себе:

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?

После них следуют печальные и трагические ответы:

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Казалось бы, герой не может преодолеть душевного разлада и чув­ствует бессмысленность каких-либо ожиданий и порывов. Так возникает тема отрешенности от земной жизни, желание порвать всякие связи с ней и скорбное сознание того, что обрести «свободу и покой» он может лишь ценой забвения и могильного покоя («забыться и заснуть»). Од­нако лирический герой вовсе не хочет умирать. Следующее четверости­шие опровергает предыдущую строфу:

Но не тем холодным сном могилы...

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь...

Оказывается, лирический герой не только противопоставляет свое состояние состоянию природы, но и желает для себя такой же гармонии, какую он видит в ней. «Сон» природы тих, полон блаженства, внутреннего достоинства и величия. Идеалом героя вновь провозглашается гар­мония, а не смерть. Свобода достигается слиянием с естественным ми­ром, с природой. Сам идеальный «сон» мыслится не во вселенских, а в земных образах, возвращающих героя на грешную землю:

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Темный дуб склонялся и шумел.

Таким образом, идеальные мотивы не угасли и не ушли из лирики Лермонтова. Как бы ни были беспощадны его проклятия враждебному миру, он всегда готов стряхнуть со своих плеч земные тяготы, неверие, сомнения.

Свои надежды Лермонтов связывал с людьми разных сословий – и с дворянами, и с крестьянами. Важно было только одно: чтобы они от­личались простотой, искренностью, чтобы в них было как можно боль­ше естественных природных свойств, а не заимствованных в «свете».

Эти естественные, природные свойства восходят у Лермонтова к прошлому, к патриархальному быту. В наибольшей степени они отрази­лись в стихотворении «Родина». В нем поэт назвал свою любовь к от­чизне «странной». Он любит в родине ее природу, ее широту и безбреж­ность, любуется деревенской жизнью. Здесь живут простые, работящие люди, неравнодушные к красоте («с резными ставнями окно»). Он лю­бит деревню, потому что здесь живо согласие людей с природой, между собой, внутри себя и с Богом.

В стихотворении «Пророк» поэт – вестник Бога на земле. Все на земле, всякая живая и неживая «тварь», все силы природы повинуются божественным законам. Лишь города непокорны ему и посланному им возвещать истину поэту-пророку: они не слушают поэта и изгоняют его. Нищета, смирение, покорность высшей воле, служение истине мыслят­ся здесь трагическим уделом певца, тогда как самолюбие, гордость, ко­рысть, богатство – участью городов и их жителей. Но за это они пла­тят дорогую цену: они отлучены от истины, от Божьего слова, которое возвещается устами поэта-пророка.

Лермонтов раздумывает над тем, почему же поэт «свое утратил на­значенье». Причину он видит в корысти («На злато променяв ту власть...»), изменившей мир и людей («Нас тешат блески и обманы; Как ветхая краса, наш ветхий мир привык Морщины прятать под румя­ны...»). Поэт остался прежним, общество отделилось от поэта, прене­брегло им, его словом. Укором обществу служит согласие поэта с обще­ством и Богом в старину, когда голос поэта был голосом народа. В кон­це стихотворения «Поэт», о котором идет речь, возникает уже знако­мый мотив мщения за насмешку, за презрение и забвение со стороны «нашего века».

Однако Лермонтов не только романтически противопоставляет по­эта и «толпу», он вглядывается в «толпу» и замечает, что в ней нет че­ловека, «не измятого» «тяжелой пыткой» («Не верь себе»). Он отчас­ти соглашается с людьми, которые упрекают поэта-мечтателя в том, что он, погруженный в свои переживания, не проявил интереса к ее суровой

жизни и мало знал о ее чувствах. Вследствие этого позиция героя-из­бранника утрачивает черты былой исключительности и все более осмыс­ляется как неизбежная трагедия, порожденная самим ходом историчес­кого развития общества. Мотивы лирики своеобразно преломляются в поэмах Лермонтова.

Характерное для поэта столкновение народно-эпического прошлого и современности отразилось в «Песне про царя Ивана Васильевича, мо­лодого опричника и удалого купца Калашникова». В ней сочувствие от­дано Степану Калашникову, защитнику законов патриархальной стари­ны, по которым жил в ту пору народ. В поединке с Кирибеевичем купец отстаивает не только свое достоинство, свою честь, но и общенародные моральные нормы. Своеволие Кирибеевича вступило в противоречие с народными представлениями о чести, а воля Калашникова («Я убил его вольной волею...») с ними совпала. Но трагедия заключена не только в том, что Кирибеевич и царь Иван Васильевич попирают народно-патри­архальные устои, а и в том, что гибнет сама патриархальная эпоха, ко­нец которой уже близок.

В поэме «Мцыри» нашла отражение другая сторона лирического героя Лермонтова – одиночество и неприкаянность, невозможность найти надежное пристанище.

Характер Мцыри (в переводе: послушник) обозначен в эпиграфе из 1-й Книги Царств (Библия): «Вкушая, вкусих мало меда, и се аз уми­раю». Эпиграф приобретает символический смысл и свидетельствует не столько о жизнелюбии Мцыри, сколько о трагической обреченности ге­роя. Вся поэма, кроме эпического зачина, представляет собой исповедь-монолог героя. Хотя Мцыри рассказывает о своих приключениях уже после того, как найден монахами и вновь водворен в монастырь, речи Мцыри придана синхронность слова и переживания, слова и действия.

Предыстория Мцыри, обычная часть в композиции романтической поэмы, дана вначале от лица повествователя. Сам же герой рассказыва­ет о трех днях жизни на воле. Эпический зачин – это своего рода рас­сказ-элегия о славном, но уже ушедшем прошлом, о том примечательном событии, которое с ним связано. Мцыри в своей частной жизни и мона­стырь, как знак чуждого герою уклада, рассматриваются с точки зрения вечности. Мцыри – весь воплощение порыва к воле, монастырь – ограниченное жизненное пространство, символ неволи.

Ситуация «бегства» романтического героя из городской среды в природу в поэме Лермонтова переиначивается: Мцыри «бежит» не в чуждую, а в родную среду. Однако возвращение оказывается невоз­можным и заканчивается трагически.

Сугубо романтической стала и другая знаменитая поэма Лермонто­ва – «Демон». Сюжетом этой поэмы служила легенда о падшем анге­ле, возроптавшем на Бога за то, что он будто бы несправедлив и допус­кает зло. Отпав от Бога, ангел стал демоном, восставшим против Все­вышнего. Вопрос, который поставил Лермонтов в поэме, можно сфор­мулировать так: падший ангел, вновь ищущий согласия с Богом, чтобы творить добро.

Демон – образ, олицетворяющий злое, скептическое и нигилисти­ческое начало, которое доходит до всеобщего отрицания мира. Но Де­мон не просто скептик. Он страдает от ощущения бессмысленности бы­тия, и это придает ему мрачное обаяние. Демон вершит единоличный суд над миром. Он мстит обществу, человечеству и в конечном итоге – Творцу.

Демон Лермонтова, однако, не только не враждует с Богом, он хо­чет достичь гармонии, вновь почувствовать ценность добра и красоты («Хочу я с Богом помириться. Хочу любить, хочу молиться, Хочу я ве­ровать добру») через любовь к земной женщине. Читатель застает Де­мона в переломный момент его судьбы. Демон вспоминает о прежней гармонии с миром, «когда он верил и любил, Счастливый первенец тво­ренья!», когда «не знал ни злобы, ни сомненья...». Горькая ирония судьбы состоит в том, что, думая отомстить Богу и миру, Демон поста­вил себя вне нравственных ценностей. Индивидуалистическая позиция оказалась бесплодной и обрекла Демона на безнадежное одиночество:

Давно отверженный блуждал

В пустыне мира без приюта:

Вослед за веком век бежал,

Как за минутою минута,

Однообразной чередой.

Ничтожной властвуя землей,

Он сеял зло без наслажденья.

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья –

И зло наскучило ему.

Демон пресытился всем – и злом, и добром:

...гордый дух

Презрительным окинул оком

Творенье Бога своего,

И на челе его высоком

Не отразилось ничего.

Без всякого очарования Демон смотрит на «роскошную Грузию», картина которой ничего, кроме «зависти холодной», не вызывает «в гру­ди изгнанника бесплодной...».

Вторгаясь в жизнь Тамары, Демон разрушает мир патриархальной цельности, а самая любовь его исполнена эгоизма: она нужна Демону для собственного возрождения и возвращения утраченной гармонии с миром. Цена этой гармонии – неизбежная и неотвратимая гибель Та­мары. Покинув мирскую жизнь, она становится монахиней, но смятение не оставляет ее. Сомненье касается и Демона:

Но долго, долго он не смел

Святыню мирного приюта

Нарушить. И была минута,

Когда казался он готов

Оставить умысел жестокой.

Однако раздавшиеся звуки песни, в которой Демон вновь услышал желаемое им мировое согласье («И эта песнь была нежна, Как будто для земли она Была на небе сложена!»), разрешают его сомнения: бы­лое ощущение гармонии оказывается столь могучим, что снова овладевает Демоном. Теперь уже бесповоротно:

И входит он, любить готовый,

С душой, открытой для добра,

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора.

Но добро, которого он жаждет, для него достигается только с помо­щью зла. Недаром ангел Тамары говорит ему: «К моей любви, к моей святыне Не пролагай преступный след».

И тут оказывается, что Демон по-прежнему тот же злой и коварный дух: «И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд». Иску­шая Тамару, он представляется ей страдальцем, которому опостылели зло, познание и свобода, отверженность и одиночество. Он просит люб­ви и участия к его страданиям.

Демон сулит Тамаре безграничную свободу и вечную любовь, каких нет на земле, полное забвение земного, грешного мира:

Без сожаленья, без участья

Смотреть на землю станешь ты,

Где нет ни истинного счастья,

Ни долговечной красоты,

Где преступленья лишь да казни,

Где страсти мелкой только жить,

Где не умеют без боязни

Ни ненавидеть, ни любить.

Однако в том равнодушном и холодном бытии, куда Демон зовет Та­мару, нет представления о добре и зле. Ему удается одержать верх над земной женщиной, которая одаряет его любовью («Увы! злой дух тор­жествовал! Смертельный яд его лобзанья Мгновенно в грудь ее про­ник»; «Двух душ согласное лобзанье...»). Но возрождение Демона не­возможно. Его торжество над Тамарой оказывается одновременно и его поражением. Надеявшийся на вечное счастье, на абсолютное разреше­ние противоречий своего сознания, Демон в один миг становится и по­бедителем, и побежденным. Приобщение к гармонии благодаря любви к земной женщине и ценой ее гибели не осуществилось. Злое начало вновь проступило в Демоне:

Каким смотрел он злобным взглядом,

Как полон был смертельным ядом

Вражды, не знающей конца, –

И веяло могильным хладом

От неподвижного лица.

Конечным словом Демона, брошенным в мир, стало проклятье:

И проклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как прежде, во вселенной

Без упованья, без любви!..

Трагедия Демона разворачивается на фоне природы, которая хранит свою естественность и величие. Она продолжает жить прежней одухо­творенной и гармонической жизнью. Страдания Демона по гармоничес­кой утопии, его порыв к свободе, страстный протест против несправедли­вого устройства мира были бы оправданны, если бы гармония достигалась не своеволием, а целеустремленным напряжением творческих усилий.

Нетрудно предположить, что, если свести Демона с надземных вы­сот на грешную землю и поместить в современную Лермонтову социаль­ную среду, он превратится в демоническую личность, очень похожую на Печорина из «Героя нашего времени».

Роман этот написан Лермонтовым в 1838-1840 годах. В 1840 го­ду появилось первое издание романа, а в 1841-м – второе, снабженное предисловием.

Если иметь в виду хронологию событий в «Герое нашего времени», то есть фабулу, то она должна выглядеть так: приключение Печорина с «Ундиной» в Тамани («Тамань»); история Мери с Грушницким, дуэль («Княжна Мери»); эпизод с Вуличем («Фаталист»); похищение Бэлы и путешествие странствующего офицера-рассказчика с Максимом Максимычем («Бэла»); встреча с Максимом Максимычем во Владикавказе («Максим Максимыч»); известие о смерти Печорина («Предисловие к «Журналу Печорина»).

Однако в романе хронология нарушена.

Какую же цель преследовал Лермонтов композицией романа? Одна из таких целей состояла в том, чтобы снять напряжение с внешних со­бытий и переключить его на внутреннюю жизнь героя, усилив внимание читателя к ней.

В «Предисловии к «Журналу Печорина» автор прямо пишет о сво­ей цели: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, ед­ва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно ког­да она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление».

В центре романа «Герой нашего времени» – личность исключитель­но одаренная и масштабная, обладающая сильным и прозорливым умом, твердой волей и другими ценными качествами. Однако эта выдающая­ся личность порождена индивидуалистическим веком и впитала в себя все его свойства. Крайний индивидуализм вошел в плоть и кровь лер­монтовского героя. Именно он и мешает герою проявить свои положи­тельные качества, хотя такая возможность не раз представляется ему в течение его короткой жизни.

Печорин, как уже сказано, охотно судит других людей, улавливает мотивы их поведения, но каким законам подчинена его жизнь, он узнать не может. И об этом прямо сказано в повести «Фаталист». Стремясь, как ему кажется, к добру, он постоянно становится причиной чужих не­счастий, а это означает, что зло изначально присуще индивидуализму и что оно может не быть результатом сознательных поступков, а возник­нуть само собой, из самого хода вещей.

В соответствии с таким наполнением сюжета Лермонтов в романе, выросшем из романтизма, открывает путь к реализму, так как автор по­мещает своих героев в социально обусловленную действительность. В романе Лермонтова Печорин – человек индивидуалистического ве­ка и дворянско-офицерской среды. Оба эти обстоятельства и сформиро­вали его личность-, это его внутренний мир и мотивы его поведения.

Следовательно, можно сделать вывод не только о реалистических началах лермонтовского романа, но и о психологизме «Героя нашего вре­мени». Лермонтов предугадал дальнейшее развитие русской прозы в этом направлении.

Из текста романа ясно, что Лермонтов не рисовал самого себя, но и не разоблачал своего героя. В предисловии к роману автор иронически писал о читателях-критиках: «Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой Наше­го Времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых... Старая и жалкая шутка!» Объясняя свою задачу, которая состояла в том, чтобы воздержаться и от хвалы, и от хулы, чтобы не прослыть моралистом и «исправителем людских пороков», Лермонтов признавался: «Ему (автору. – В. К.) просто было весело рисовать современного человека, каким он его пони­мает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал».

В «Предисловии к «Журналу Печорина», высказывая эту же мысль: «Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? – Мой ответ – заглавие этой книги. Да это злая ирония! – скажут они. – Не знаю».

Внутреннее нравственно-эстетическое задание Лермонтова состояло в том, чтобы подвергнуть анализу трагическое противоречие собствен­ного сознания, громко сказать, что он, Лермонтов, не тождествен Пе­чорину, что убийственный индивидуализм Печорина не имеет жизнен­ной перспективы. Лермонтов, создавая Печорина, преодолевал себя, изживал в себе печоринское начало.

Вопросы и задания

1. Каковы основные мотивы ранней лирики Лермонтова (1828-1836 гг.)?

2. Каковы эти мотивы в зрелой лирике Лермонтова?

3. Каковы конфликты лермонтовских романтических поэм и чем они отли­чаются от конфликтов пушкинских?

4. Какой смысл заключен в заглавии драмы – «Маскарад»? Связано ли название с конфликтом и интригой драмы?

5. Как построен роман «Герой нашего времени»?

6. Какие открытия, повлиявшие на дальнейшее развитие нашей литерату­ры, сделал Лермонтов в этом романе?

Литература

Андронников И.Л. Лермонтов: Исследования и находки. 4-е изд. М., 1977.

Афанасьев В.В. Лермонтов. М„ 1991.

Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. 2-е изд., испр. и доп. М., 1986.

Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. М., 1975.

Лермонтовская энциклопедия. М., 1981.

Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова. М., 1985.

Максимов Д. Поэзия Лермонтова. 2-е изд. М.;Л., 1961.

Щеблыкин И.П. М.Ю. Лермонтов. Очерк жизни и литературного творчества. М., 2000.

Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. М.;Л., 1961.

Дата добавления: 2014-11-29