В.Д. lyomi, t.H. Некрасива

ловеческого рола, она не нужна ему. перспективе его продолжения и устроения. Нал любовью нельзя ни богословствовать. ни морализиро­вать, ни социологизпровать. ни биологнчиронать. она вне всего этого, она не от мира сего, она — нечлешний цветок, гибнущий в среде этого мира. Любовь скинута со всех мирских расчетов, и поэтому проблема пола, брака и семьи решалась вне проблемы любви.

Воспитывать - значит пробуждать способность любить. Труд жизни начинается с труда души, с любви, а уже потом илет труд ума и рук. Ре­бенку все можно дать, считал писатель С.Соловейчик, если одарить его любящей душой, но ничего не получится, если не развивать его способ­ность сердцем стремиться к сердцу другого человека. Чтобы делать доб­ро — надо приложить душевный труд, большую силу, и эта сила — лю­бовь к людям, причем ко всем без исключения.

Обычно говорят, что всех любить невозможно, что есть люди недо­стойные. Тем не менее, детей надо прежде всего учить любви: научат­ся любить людей, будет кого и что любить — они потом уже сами на­учатся ненавидеть тех. кто хочет погубить любимое и дорогое. Если проповедовать выборочную любовь — этих можно любить, они хоро­шие, а этих не надо, — то постепенно можно прийти к выводу, что у всех людей есть недостатки, все в чем-то плохи и любить никого не надо¹-'.

Исключительная роль в понимании и утверждении любви принад­лежит христианской религии. Она учит, что Бог есть любовь, любовь вообще, чистая любовь, поднимаясь к которой, человек начинает жить в атмосфере любви и становится способным к любому конкретному ее проявлению - может полюбить человека, животное, природу. В Посла­нии от Иоанна говорится: «...всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; Кто не любит, тот не познал Бога...» (I Ин 4, 7—8).

Религиозная, христианская суть любви, считал С.Франк, не имеет ничего общего с рационалистическим требованием всеобщего равен­ства и альтруизма, которое постоянно вновь и вновь возрождалось во многих идейных течениях — от софистов пятого века до коммунис­тического «Интернационала». Нельзя любить как человечество вообще, так и человека вообше. можно любить только данного, отдельного, ин­дивидуального человека во всей конкретности его образа. Любяшая мать любит каждого своего ребенка в отдельности, любит то. что есть единственного, несравнимого в каждом из ее детей.

Любовь может лишь несовершенно и частично реализовываться в мире, оставаясь для многих только путеводной звездой. И тем не менее, если душа узнала, что любовь есть оздоровляющая, благолатствуюшая сила Божия. «никакое глумление слепцов, безумцев и преступников, никакая холодная жизненная мудрость, никакие приманки ложных идеалов — идолов — не могут поколебать ее. истребить в ней это зна­ние спасительной истины»¹⁴.

Выше мы уже говорили о вкладе психоанализа, в частности идей 5.Фрейда, в антропологию. Здесь же необходимо сказать несколько слов о фрейдовской теории любви. Вся исторически развивающаяся человеческая культура есть обуздание любовной жизни, и первые соб­ственно культурные законы направлены сначала на запрет сексуальных

ошений между родственниками, а потом и па ограничение сексуаль-й жизни вообще, например, браком. Но многочисленные запреты, оженные на сексуальное наслаждение со стороны культуры, сказл-ь и в том. что позднейшее разрешение его в браке уже не давадо че­ку полного удовлетворения. Правда, и неограниченная подовая ода не приводила, по Фрейду, к лучшим результатам. Ценность овной потребности тотчас понижалась, если удовлетворение стано-ось слишком доступным.

Люди начали создавать условные препятствия, чтобы наслаждаться бовью. Там. где не было таких препятствий, любовь была обесцеие-а. а жизнь пуста. Настоящую психическую ценность придали любви, гласно Фрейду, аскетические течения христианства. Никакие пред­шествующие эпохи не наполняли любовь таким глубоким и сильным спряжением чувств, воли, памяти.

Культура всегда находится в разладе с сексуальной жизнью. Челове­ческие гениталии, по Фрейду, не проделали вместе со всем человечес­ким телом развития в сторону эстетического совершенствования, они стались животными, и потому любовь, считал Фрейд, в основе своей ась такой же животной, какой она была испокон веков. Любовные ечения с трудом поддаются воспитанию, а когда их пытаются обуз-ть, подавить, это приводит к серьезным нарушениям психики, к ne-озам. Поэтому невозможно найти равновесия между требованиями олового влечения и культуры, ибо иначе в будущем человеческий род обще прекратится в силу его необычайно мощного культурного вития.

Человек не удовлетворен культурой, которая резко обуздывает его свободу, в том числе и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения своих сексуальных потребностей. Но именно эта невоз­можность становится, по Фрейду, источником величайших культурных стижений. ибо половая энергия перехолит в культурную леятель-сть. Какие еще мотивы могли бы заставить людей находить другое именеиие своим сексуальным импульсам, если бы они в половой ле-ельности могли быть полностью счастливы'.' Полностью счастливый человек ничего не стал бы делать для развития культуры.

Таким образом, любовь, прежде всего сексуальная любовь, являет­ся, по Фрейду, базисом человеческой культуры. Она не просто связы­вает одного человека с другим. Эрос объединяет семьи, племена, наро­ды, наиии в одно большое целое — человечество. Человеческие массы должны быть либидопозно связаны, одна лишь необходимость объеди­нения в труде не могла бы удержать их вместе. Но есть и вторая изна­чальная сила, как уже отмечалось выше. — склонность к агрессии. Ин­стинкт агрессии является отпрыском и главным представителем пер­вичного позыва смерти. Танатоса, разделяющего с Эросом господство миром. Вопрос судьбы рода человеческого зависит от того, удастся Пи развитию культуры — и в какой мере — обуздать человеческий пер-шчный позыв агрессии и самоуничтожении. В настоящее время, пола-л Фрейд, люди так далеко зашли в своем господстве над силами при-олы. что они легко могут уничтожить друг друга вплоть до послелпе-го человека. «Следует, однако, надеяться, что другая п i двух «небесных

сил» — печным Эрос — сделает усилие, чтобы отстоять себя в борьбе со столь же бессмертным противником. Но кто может предвидеть исход борьбы и предсказать, на чьей стороне будет победа?»^1:.

Любовь не только конституирует.человека как личность, но и явля­ется средством более глубокого и более точного открытия реальности Гете, например, говорил, что ему претят всякие узкопрофессиональные занятия, он во всем старается остаться -любителем», ибо «•любитель» от слова «любить», а узкий профессионал — не любитель, и потому от него, как правило, бывает скрыта исконная цель его профессии. Это же имел в виду А.Ф.Лосев, комментируя Платона: «Любящий всегда гени­ален, так как открывает в предмете своей любви то. что скрыто от вся­кого нелюбящего... Творец в любой области, в личных отношениях, в науке, искусстве, в общественно-политической деятельности всегда есть любящий: только ему открыты новые идеи, которые он хочет воп­лотить в жизнь и которые чужды нелюбящему»".

Только в состоянии любви возможна встреча с внутренним существо­ванием мира. «Мысль разума», которой дана лишь внешняя предмет­ность, всегда должна сопровождаться «мыслью сердца». «Сердце» — это не некая отдельная инстанция, противоположная разуму, оно есть цело­стность внутреннего бытия, одним из излучением которой может быть и разум. Сердце противостоит лишь отрешенному, оторванному от этой целостности разуму. То, что не дано сердцем, вообще не дано в точном смысле этого слова, не затрагивает человека и. в конечном счете, делает невозможным объективное познание. Отношение к окружающему через «мысль сердца» есть отношение любви. М.Хайдеггер считал, что мысль (Denken) восходит к лревнегерманскому слову Gedanc. что означает «душа, сердце». И у мысли, которая есть мысль сердца, совсем другая ло­гика, чем у мысли, основывающейся на предметном представлении. Мысль сердца развивается по логике той реальности, которая представ­ляющему мышлению недоступна. Сулить о мысли сердца с точки зрения такой логики — все равно, что судить о рыбе, когда она находится на суше. Нынешняя философия стремится стать наукой и оставляет на про­извол судьбы подлинную сущность мысли. «Как ужасно, — писал Н.Бер­дяев. — что философия перестала быть объяснением в любви, утеряла эрос и потому превратилась в спор о словах»".

Через мысль сердца открывается реальность мира гораздо более глу­бокая и широкая, чем мир предметов и вещей. Эта реальность не дана человеку извне и понимается в своей сущностной таинственности толь­ко через самопознание, через внутреннее усилие.

Очень часто люди довольствуются эрзацами, суррогатами, много­численными формами псевлолюбни. Об этих формах писал Э. Фромм в своей книге «Искусство любить».

Во-первых, большинство людей считает, что любовь — дитя сексу­ального наслаждения, и. если два человека научатся в этом смысле вполне удовлетворять друг друга, то они постигнут искусство любить. На самом же леле. полагал Фромм, истина прямо противоположна это­му предположению. Любовь не является следствием сексуального удов­летворения, наоборот, даже знание гак называемых сексуальных при­емов - это результат любви.

Второй формой псевдолюбви, которая вместо человеческого счастья приводит лишь к неврозам, к страданиям, является привязанность од­ного или обоих «любовников» к фигуре одного из родителей. Уже бу­дучи взрослыми, они переносят чувство ожидания или страха, которые испытывали по отношению к отцу или матери, на любимого человека. Они никогда не освобождаются от образа зависимости и ищут этот об­раз в своих любовных требованиях. В подобных случаях человек в сво­их чувствах остается ребенком, хотя интеллектуально и социально на­ходится на уровне своего возраста.

Еше одна форма псевлолюбви - любовь-поклонение. Люди часто имеют склонность обожествлять любимого. Будучи отчужденным от своих собственных сил. человек проецирует их на своего кумира, почи­таемого как воплощение любви, света, блаженства. Он теряет себя в Любимом человеке, вместо того чтобы находить себя в нем. А поскольку никакой человек не может в течение долгого времени жить в таком со­стоянии, то неизбежно наступает разочарование, возникает новый идол, потом еше один.

Проявление невротической любви — это нежелание замечать свои грехи и сосредоточенность на недостатках и слабостях «любимого» че­ловека. Индивид прекрасно видит даже маленькие слабости другого че­ловека и. беспошадно обличая их. охотно закрывает глаза на свои соб­ственные пороки. Если два человека делают это одновременно, то их любовные отношения превращаются в пытку постоянного взаимного разоблачения.

Видом псевдолюбви является также «временная аберрация». Многие помоладенные или молодожены мечтают о блаженстве, которое якобы ожидает их впереди, тогда как в данный момент они уже начинают ску­чать друг с другом. Эта тенденция совпадает с обшей установкой, харак­терной для современного человека. Он живет в прошлом или в буду­щем, но не в настоящем. Он сентиментально вспоминает свое детство или строит счастливые планы на завтра. Переживается ли любовь «за-местительно». как фиктивное участие в переживаниях других людей, переносится ли она из настоящего в прошлое или в будущее, такие аб­страктные и отчужденные формы любви служат, согласно Фромму, лишь наркотиком, облегчающим боль реальности, одиночества и от­чуждения.

И наконец, очень частая форма псевдолюбви — это проекция своих проблем на детей. Когда человек чувствует, что не в состоянии придать смысл собственной жизни, он старается обрести его в сыне или доче­ри. Но так можно, считал Фромм, ввергнуть в беду как самого себя, так и своего ребенка. Не найдя смысла лля себя, можно и ребенка воспи­тать неправильно. Часто детьми прикрываются при попытке расторже­ния несчастливого брака. Главный аргумент родителей: мы не можем разойтись, чтобы не лишать ребенка благодеяний единой семьи. Одна­ко на самом деле атмосфера напряженности и безрадостности в подоб­ной семье более вредна лля ребенка, чем открытый разрыв".

В заключение можно сказать, что состояние постоянной борьбы в сегодняшнем российском обществе, борьбы всех против всех, привело к неслыханному общему ожесточению, к забвению того факта, что лю-

Ц.Д. 1 уоин. Ь.Н. Искрасив:

бовь - это не сентиментальное чувство, не каприз настроения и не ос­лепляющая болезнь, это вообще не только и не столько человеческое качество или способность, а объективным закон существования человеческого мира. Любовь — это усилие но что бы то ни стало остать ся живым, не поддаться омертвляющему воздействию «мира»: ненавис ти. насилию, автоматизму мышления и поведении, сохранить и себе искру божественного начала.

Понимание того, что человек без любви - жалкое, неполноценное существо, не постигающее смысла своего существования, выражено и Послании Апостола Павла коринфянам: «Если я говорю языками чело­веческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая, или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что моту и торы переставлять, а не имею любви. — то я ничто» (1 Кор 13, 1—2).

Творчество

Проблема творчества является одной из самых загадочных, волнующих и злободневных. Вероятно, никогда в прошлом оно не было предметом такого пристального внимания философов, психологов, социологов и педагогов, как сейчас. В современной научной литературе, посвящен­ной этой проблеме, прослеживается очевидное стремление исследовать конкретные виды творчества — творчество в науке, технике, искусст­ве. — его психологические основы и т.п. Применяется и соответству­ющая методология: естественно-научная, философская или психологи­ческая. Так. психология исследует творчество как классическими мето­дами (самонаблюдение творца, изучение биографических данных, ан­кетирование, интервьюирование), так и современными (выявление прямого и побочного продуктов предметного действия, кинорегистра­ции движения глаз и т.п.).

Подобные разработки, несомненно, служат своеобразной техникой, с помощью которой и эвристика, и психология помогают нам ближе подойти к пониманию сущности творчества. Но, тем не менее, все ре­комендации подобного рода исследований не обладают общеобязатель­ностью, поскольку отталкиваются от конкретных эмпирических ситу­аций и обстоятельств, в которых почему-то состоялся творческий акт. Во всех работах такого рода мы имеем дело с прикладными аспектами творчества, то есть в них не ставится и не исследуется собственно фи­лософский вопрос: как вообще возможно творчества У

При анализе наследственных способностей субъекта творчества, его таланта, голосовой, слуховой или зрительной исключительности, кото­рые всегда уникальны и неповторимы, мы никаких теоретических вы­водов о сути и истоках творчества сделать не можем. Точно так же мы не уйдем далеко, изучая психологию субъекта: его темперамент, ско­рость психических реакций, способность образовывать далекие ассоци­ации. — эти и другие не менее важные характеристики всегда относят­ся к конкретному эмпирическому субъекту. Описание психологических механизмов интуиции или озарения — это всегда описание задним чис­лом уже случившихся актов творчества. Какие выводы можно, нлпрн-

мер. сяелаи. in iipmiwumi многих великих торнов, что очень ч;кm ■.парения iipiiM'.'iii.in x ним no еле.' I'a шс что f-o папе спаи.. Мы мо­жем последовать coiiciy Эйнштейна п про1|)ессноиамыю заниматься MViUKOii. in pari, на скрипке пли внимательно нчп i ыва1 вся вДостоен-екого. го есть соблюдать псе. по Эйнштейну, условия, необходимые лля пи>рчествл. п. если нам повезет, натолкнуться на счастливую идею в физике пли миic-маIикс. Однако ло всегда будет неконтролируемым чудом. Сами по себе способности, таланты, воспитание, образование, культурная и 1ош(1си1Н1СЛ. сне не делаюf челлнеял шорном.

Проблема творчества стала предметом специального изучения толь-,,и и XX веке, в связи с появлением массовой культуры, которая При сво­ем широком распространении неизбежно ведет, но нашему мнению, к угасанию творческого потенциала папин или народа. В то же время но миошх паправдеипях своего развития человеческие общество или заш­ло в тупик нлп подходит к нему — это проявляется в i розяшс-ii экологи­ческой катастрофе, в росте насилия п преступности, но вспышках наци­онализма, н падении роли и престижа религии и т.п. И все больше рас­тет необходимость в новых идеях, в новых радикальных ренетах спасе­ния, в людях, мыслящих оригинально, способных к новому видению, к открытию ношах перспектпз.

Попытки попять и описать феномен творчества сразу наталкиваются на неразрешимые парадоксы: люди, много зцаюшис о творчестве, сами не творят (разве что пишут интересные статьи и киши по проблеме творчества, что тоже в определенном смысле является творчеством). Тот же. кто творит, создаст совершенно новые ценности в науке или искус­стве, чаше всего не знает, как он это делает (а то. что он потом расска­зывает теоретикам творчества, особой ценности не представляет, ибо никаких общих выводов пли рекомендаций из его сугубо индивидуаль­ного опыта получить нельзя).

Котла мы говорим о творчестве, то прежде всего имеем и виду нелч-ких людей: писателей, художников, ученых. Однако каждый человек занимается в споен жизни творчеством, когда он пытается не просто механически выполнить свою работу, по и Внести в нес что-то от себя, хйть в чем-то ее усовершенствовать. Везде, где цель деятельности рож­дается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Везде, где человек работает с любовью, вкусом и вдохновением, он становит­ся мастером.

Творчество, считал И.Бердяев, выдаст гедшлльную природу челове­ка, каждый человек гениален, а соединение гениальности и пошита со­здаст гения. Можно не быть гением, но быть гениальным. «...Гениаль­ной может быть любовь мужчины к женщине, матери к ребенку, гени­альной можем быть забота о ближних, гениальной может быть внутрен­няя интуиция людей, не выражающаяся ни в каких продуктах, и-ниаль-и|,1м может быть мучение над вопросом о смысле жи Йен и искание правды жизни ("пятому может быть присуща гениальность в самопюр-чесгве в превращении себя в совершенную, проепянпую тварь, хотя никаких Продуктов он можем и не созданап,»'¹.

Гениальность - это прежде всего внутреннее творчество, еаМоТНорче-етно. превращение себя в человека, способною к любому Киикрсмюм\

Л1л

у творчества. Только такое нервот порчей во и есть исток и ociion.i любой творческой лея гельности.

Псрсл людьми и шляпа вставал вопрос: откуда берется понос - по­пал илея. нона» мысль'.' Ведь новая мысль не складывается in суммы старых, иначе вообще не Оыло бы проблемы пюрчества. каждый мог Г>ы походя творить иопые идеи. Был и истории философии «парадокс Со­крата— Платил»: чтобы прийти к ноноп мысли, пало ее уже каким-то образом ЗнаТЬ. иначе не известно — кула идти и чи> искать. 11о как мож­но знать что-то. чето еше никто не знал п ты сам не таешь'.'

Можно сколько угодно перебирать знания, полученные и школе, вы­читанные из книг. - ничего номою не создашь. Нужно самому изме­ниться, нужно научиться все время удивляться миру, все время видеть тайны и проблемы там. где другой ничего подобною не видит. Тттче-ёпию — fimi обрез жнши.

Увидеть что-либо впервые чрезвычайно трудно. Потому чю наши знания, паше образование, паша привычка сейчас же все объясняют, переводят в привычные штампы. Мы вилим. как идет первый cnei за окном, он пошел вдруг, хотя его ждали давно, и вместо того чтобы по­разиться тому, как большие белые хлоиья медленно, словно танпуя. падают в вечернем темнеющем воздухе, мы говорим: «Подумаешь! Что тут удивительного? Это просто циклон принес холодный воздух со Скандинавского полуострова!».

Однако творчество начинается с такого удивленного видения. 1)ыше мы уже говорили о «памяти сердиа». Здесь можно добавить, чго намять сердца — это достигшие глубины души живейшие впечатления, когда мы действительно увидели что-то сами в мире. «Того не прпобрссть. что сердпем не лано». - писал поэт Евгений Баратынский.

Каждый ребенок в детстве, в пору формирования личности должен что-то «уншкть-, не пажно что. но важно, чтобы увиденное глубоко запало ему в душу, в память сердца, чтобы произошло •■прикоснове­ние» к миру и родилось изумление Перед ним. будь то солнце, проби­вающееся через кроны деревьев, или полная луна в бездонном весен­нем небе.

Если не было такого видения, го не возникло и главных условий для творчества, для того, чтобы человек стал творцом. Что-то не состоялось в человеке, нслозавершилоеь. осталась пустота, на которую не могут опереться ни интеллект, ни чувства. Если у человека никогда не было переживания удивительной новизны, свежести и бездонной неисчерпа­емости мира, не было прорыва к этому состоянию, то он остается один На один с собой, со скудным набором правил жизни, с постепенно крепнущим убеждением, что жизнь скучил, уныла, однообразна и не имеет никакого внутреннего смысла. В философии такое пиление. га-Кос открытие мира называется созерцанием. Созерцание — это смотре­ние не только глазами, не только умом, по всей душой, веси человечес-юэй сущностью. С пего всегда начинается творчество.

Увидеть мир по-новому, не так. как ею видели и объяснили до *ебя. - тачт увидеть его вне готовых стереотипов видения н объяс­нения, которые постоянно паклалыиаюгея па наше иоспрнише. «ia сяг" сю, переводят в общеизвестные штампы и ск-реогипы видения

Дата добавления: 2014-12-27