К.Д. I унии. К.П. Некрасива 2 страница

Точно так же и М.Хайдеггер полагал, что у человека нет никакого «в себе», где можно было бы укорениться, найти собственное основа­ние. Человеческая сущность как бы парит без опоры в воздухе, человек гь в конечном счете отсутствие всякого основатшя. ему самому суж-иено обосновывать, проявлять бытие сущего. Такая бессодержатель­ность кажется чем-то загадочным и завораживающим. Человек, по Хай-гггеру, никогда не сводится к своей физической данности, а всегда то, чем он «занят», что его захватывает. Захватить его может толь­ко открывшаяся ему вдруг глубокая, невыразимая тайна вещей. Это и есть основное занятие человека, и образующееся из глубины этой «зах-ваченности» мышление позволяет ему не просто жить среди вешей. но И различать между сущим и тем. что «истиннее», «выше», видеть духов­ный смысл и значимость всего окружающего³.

Понимание своеобразия человеческого бытия достигалось в труд­ной борьбе с теми или иными формами никогда не умирающего редук-ионизма: тут и представления о человеке как о бесконечно сложной и leajibno запрограммированной машине, и постоянно проявляющаяся Идентификация человека с профессией, должностью, со страстями, привычками, шаблонами поведения, со способностями и т.д. Можно выделить три типа отождествления (сведения) человека, которые закры­вают путь к пониманию человеческой природы: отождествление чело­века с общественным положением, профессией, социальной ролью: отождествление со своими потребностями, часто искусственными и из­лишними: и. наконец, отождествление себя с самим собой, со своим психологическим образом, сложившимся в результате приспособления к эмпирическим обстоятельствам.

1. Если человек отождествил себя до конца со своей социальной ро­лью, должностью, профессией, с сегодняшней ступенью своего развития. То он весь во власти «старого», осуществившегося, устоявшегося, для него любое новое — от образа мыслей до образа жизни — кажется досад­ной помехой. Человек часто идентифицирует себя с какими-то пробле­мами, мыслями, делами, часто неважными, и за деревьями не видит леса. В большинстве случаев он называет эту идентификацию страстью, энту-

В.Д. I yoiHi- h.H. Некрасива

зиазмом. воодушевлением п считает, что только в сосюянии идентифи­кации со своим делом он может, например, хорошо работа п.. Понлеп-ствительности это. как правило, окалывается иллюзией, поскольку чело век в таком случае теряет свой универсализм, становится страстью, ко­торую он пытается удовлетворить, вешью. которую он делает, или про­цессом, в котором он участвует. Нельзя относиться ни к какому делу с полной отрешенностью, ничего больше не видя и не признавая, ибо тог­да дело поглощает целиком, а человек должен всегда дистанцироваться от любого дела и замысла.

Человек всегда пытается стать кем-то: ученым, художником, пожар­ным, и. только став по-настоящему кем-то. постигнув все тонкости своей профессии, он начинает понимать, что дело не в том. чтобы стать кем-то. а в том. чтобы в любой профессии оставаться самим собой — человеком, живущим в режиме подлинно человеческого бытия: в люб­ви, красоте, сострадании. Суть человеческого самоосуществления — быть самобытным, ощущать себя человеком, а не просто и не только философом, или скульптором, или пожарным. Ибо человек, чем бы он ни занимался, выражает в своих деяниях свою человеческую природу, свою человеческую естественность и в этом смысле — обыкновенность, не замутненную никакими исключительными отклонениями. Но быть просто человеком очень трудно. Все стремятся к исключительности, к тому, чтобы быть лучше многих, больше знать, больше уметь, все чув­ствуют себя такими сложными и многогранными, что быть просто че­ловеком, вероятно, может только гений, «Под посредственностью, — писал Б.Л.Пастернак. — обычно понимают людей рядовых и обыкно­венных. Между тем обыкновенность есть живое качество, идущее из­нутри и во многом, как это ни странно, отдаленно подобное дарованию. Всего обыкновеннее люди гениальные... И еше обыкпоненнее, захваты­вающе обыкновенна — природа. Необыкновенна только посредствен­ность, то есть та категория людей, которую составляет так называемый «интересный человек». С древнейших времен он гнушался делом и па­разитировал на гениальности, понимая ее как какую-то лестную исклю­чительность, между тем как гениальность есть предельная и порывис­тая, воодушевленная собственной бесконечностью тт/мяилькость»⁴.

Оставаться самим собой, жить самобытно, в чистой стихии человеч­ности, каким бы делом ты ни занимался, в какой бы узкой отрасли ни работал. — важнейшее условие человеческой жизни.

2. Идентификация себя со своими потребностями — также мошная преграда, закрывающая человеку путь к пониманию своей природы. Самопознание, изменение себя чаше всего начинается с разрыва с мно­гочисленными искусственными потребностями и привычками, к кото­рым личность редуцирована, в которых она себя всю или частично ра­стеряла. Даже самый незначительный прорыв в привычках пробужда­ет человека от механическою существования.

Потребность много н вкусно есть, модно одеваться, безудержно по­треблять произведения культуры - все это усыпляет человека, вдувшем случае заставляет его развивать ту небольшую часть ума. которая помо­тает лучше устроиться в жизни, достичь большего комфорта, больше ia-работать денег. Но па лишние деньги можно купить только лишние

веши. Стремление но что бы то ни стало ко внешним благам оборачи­вается отождествлением человека с этими благами, страхом их потерять ■ самому потеряться бет них. постоянной ложью самому себе по поводу искусственных целей своей жизни, которая, в конечном счете, может обернуться полной бессмысленностью. Закон человеческой жизни гла­сит - чем больше внешнего, тем меньше внутреннего. Эпикур говорил. Что богатому живется плохо: он все свои мысли посвишает тому, как при­умножить богатсво и как защитить его от воров.

Современное индустриальное общество с его массовым производ­ном товаров потребления, с «проникающей» рекламой, с пропагандой гпдартов жизни осуществляет так называемую «технологическую аг­рессию» В результате этой агрессии человек глубоко интегрируется в систему потребления, происходит не приспособление к условиям, по «мимесис» — непосредственная идентификация индивида с окружени­ем. Такой мимесис был характерен для примитивных человеческих об­ществ, но теперь он вновь появляется в индустриальных странах как зультат высокого уровня жизни и наукообразной деятельности управ­ляющей бюрократии.

«Быть или иусть» — этой дилемме посвящены многие исследования древних и современных философов. Конечно, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Главное, чтобы за богатство не зап­латить собственной душой. Не то неизбежно попадешь в ситуацию. описанную Л.Виаляром в романе «И умереть некогда». Его герой, биз­несмен-миллионер, опаздывает на самолет, который, едва взлетев, раз­бивается у него на глазах. И бизнесмен решает числиться погибшим, начать жить, как простой человек, потому что ему надоела вечная по­гоня за прибылью, война с конкурентами, ежедневная деловая нервот­репка. Он. достйв другие документы, устраивается работать таксистом, зо незаметно для себя втягивается в предпринимательские дела, спеку­лирует на бирже, покупает еше и еще одну машину, становится вла­дельцем одного гаража, потом другого, наконец оказывается таким же бизнесменом-предпринимателем, каким был в начале книги. Он едет в аэропорт, садится в самолет, поднимается в воздух и разбивается. Та­ким образом, вся жизнь прошла мимо, оказалась отданной на откуп не­кой внешней и неважной цеди, личному обогащению в ущерб развитию собственной души.

Философы — учителя жизни, всегда полагали, что надо стремить­ся к простоте внешней жизни, отдавая всю свою энергию на разви­тие своей личности, на приобретение внутреннего богатства - толь­ко в этом случае человек обретает истинное удовольствие и вкус к жизни, чувствует, что живет, а не является рабом вещей и обстоя­тельств. Как ни жалка твоя жизнь, считал американский философ Г.Торо. не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего беднее, когда ты всего богаче. Даже в приюте для белных можно пережить отрадные, волнующие, незабы­ваемые часы. Не хлопочи так усиленно о новом - ни о новых друзь­ях, ни о новых одежла.х. Лучше перелицевать старые или вернуться к ним. Веши не меняются, это мы хтпяемся. Продай свою одежду, но сохрани мысли-.

№

3. Человек, как мы уже отмечали, ноет н себе образ себя самого -симпатичного, приятного, умного, интересного человека — и всеми си­лами старается сохранить этот обрат от разрушения. Это полезно лля устойчивости психики, ни одновременно делает невозможным честный искренний взгляд на себя самого. Человек отождествляет себя со сво­им идеальным образом, но чаще всего он ему не соответствует. Он сра­стается со своим образом и не умеет дистанцироваться от него - это тоже одна из форм сведения человека. Человек, проникнутый глубоким самоуважением, становится обидчивым и ревнивым - ему часто кажет­ся, что его недостаточно ценят, что с ним недостаточно вежливы. е.м\ представляется, что общество, в котором он живет, недостаточно хоро­шо для него. Он даже на плохую погоду негодует, как будто все в мире должно быть устроено так. чтобы делать ему приятное.

Такой человек вынужден постоянно лгать — не окружающим лю­дям, а самому себе. Перестать лгать самому себе — это трудное дело. Трудно искренне посмотреть на себя и признать, что ты пока еще не­значительный человек, и даже не человек, а так себе - человечек. Ты еще ничего истинно хорошего в этой жизни не сделал, не совершил ни одного самостоятельного поступка, к тебе в голову еще не пришла ни одна собственная мысль, ты еще только в начале пути к самому себе. Помните, Ф.Ниише призывал смотреть на себя, как на неудав­шееся произведение природы. Г.Гурджиев же предлагал смотреть на себя, как на полное ничтожество, и только тогда начнется «.просыпа­ние», нужно перестать быть интересным человеком, нужно перестать лгать. Интересным считается тот. кто хорошо лжет. Л когда человек «просыпается» — ему становится стыдно лгать. Он начинает понимать, что существует нечто, чего он не знает или не понимает, он начинает постигать, что собственная мысль, собственная идея никогда не при­ходит просто так. а всегда есть результат неимоверно тяжелого труда. И еше неизвестно, способен ли он на такой труд.

Идентификация человека с самим собой — серьезное препятствие на пути к целостной гармоничной жизни. Часто человек знает лишь об одном своем Я. эмпирическом, сформировавшемся под влиянием вне­шних обстоятельств. Это Я — лишь роль, маска, и человек идентифи­цирует себя с ней. не подозревай о своем глубинном измерении. Это Я. которое даже имеет паспорт, фамилию, должность. — живет в обще­стве, пользуется уважением других, и человек во что бы то ни стало ста­рается служить этому Я. делает из-за него массу глупостей, лаже риску­ет жизнью, не понимая, что это всего лишь незначительная внешняя проекция его личности. Она могла бы быть совсем.другой, и от этого в мире ровным счетом ничего бы не изменилось.

Непредопределенност ь

Человек никогда не бывает абсолютно свободным, он постоянно зави­сит от тысячи факторов, обусловливающих его поведение, его отноше­ние к окружающим. Он зависит от наследственности, от климата, от культуры, от государственного строя, от зарплаты, от семьи н!.д. и г п Пересечение этих зависимостей создаст такой водоворот случайностей.

Предугадать которые просто невозможно. Человек может рассчитать движение планет на сотни лет вперед, но не знает, что с ним булет зав­тра. В результате этого незнания он часто бессилен предотвратить мно-> события своей жизни. Он зависит от того, как сложится ситуация. ~м эту ситуацию контролировать не в состоянии. Лишь познавая свою человеческую специфичность, он начинает понимать, что ни один из тысячи обусловливающих нашу жизнь факторов, ни все они вместе не предопределяют строго и однозначно ни нашу жизнь, ни наше по­ведение. Мы зависим от многих вещей внешне, но. живя самобытно, мы не лолжны ни от чего зависеть внутренне. Человек, живущий само­бытно, мотивирует свою жизнь не столько внешними причинами, сколько внутренней необходимостью, внутренним убеждением жить именно так. а не иначе. Эта необходимость вытекает из него самого, а не из внешних обстоятельств: он может осуществить себя несмотря ни на что — ни на давление сульбы. ни на страх смерти, потому что он не может изменить своему делу или своей идее.

Тем не менее, кажется, что в жизни большую роль играет случай­ность. Например, кто-то, еще учась в школе, не пошел на урок истории, а если бы пошел, то услышал бы такие интересные веши по истории дзнего Рима и это так его взволновало бы, что с этого момента он твер-решил бы стать ученым-историком. И став им. весьма существенно овлиял бы на всю историческую школу античности. А поскольку не по­шел, то жизнь его потекла совсем в другом направлении.

Правда, одни древние мыслители говорили, что есть такая вешь как Судьба: ходи не ходи на уроки истории, если тебе на роду написано стать историком - будешь им. Но другие, более, может быть, проница­тельные, считали, что судьба - это мы сами, наш характер, наша лич­ность. Ничто, никакие события строго и однозначно не определяют нашу жизнь, если мы действительно живем, а не летаем под дуновени­ем ветра.

В философии существует понятие «собранного человека», собран­ного не в психологическом, а в философском смысле. Собранный че­ловек — это тот, кто не имеет «хвостов», это человек мудрый в житей­ском смысле. Обычно ведь у человека много выставленных наружу хвостов, на которые могут наступить: богатство - это хвост, только и думаешь как бы его сохранить или увеличить: высокий пост — хвост: чем выше залезешь, тем дольше и больнее палать. масса людей тебе завидует, многие ненавидят и ждут, когда ты споткнешься: глупость — хвост, да еше какой: всегда можешь попасть впросак, что-то сделав и при этом не подумав о последствиях. У мудрого человека хвостов во­обще нет. Что бы ни случилось в мире - государственный переворот, финансовый кризис, еще какие-нибудь социальные катаклизмы — это его никак серьезно не коснется, он может этих потрясений даже не за­метить.

Собранности трудно добиться еше и потому, что человеческая душа всегда «распылена»: часть своей души человек оставляет работе, часть — дому, часть — общению с друзьями, часть — рыбной ловле. В каждой Своей части он всегда ограничен и олносторонен. Л все удается и все получается только у собранного человека, у «полного», а не частнчно-

В.Д. I урни,Некрасова

го человека. Нужно aceiда полностью присутствовать во всем и везде -на работе, в семье, в любви и даже на рыбалке. Нельзя работать напо­ловину, так же как нельзя полюбить на пятьдесят процентов. Только полностью присутствующему шесь н.теперь человеку открывается кра­сота мира, любовь и тайны собственной судьбы. Недаром вдревпенн-дийском 'зпосе «Бхагавадгпта* говорится: «Кто не собран, не может пра­вильно мыслить, у него нет творческой силы. У кого нет творческой силы - нет мира, а если нет мира, откуда быть счастью?»''.

Когда человек избежал внутренней идентификации со своей про­фессией или со своей ролью, когда он не просто физик или философ, но прежде всего человек, только тогда он ничем не предопределен, он свободен.

Человек свободен не от чего-то. не тогда, когда он может что-либо не делать, а когда он не может не делать. В этом смысле человек, но словам Сартра, приговорен к свободе — она есть бытие человеческих явлений. Свобода — это не свобода выбора между несколькими воз­можностями, а внутренняя необходимость действовать так и не иначе. Свобода есть в нас то. что от нас не зависит, и голос чего мы можем слышать как. например, голос совести. Нельзя распоряжаться свобо­дой, по можно в ней участвовать. Иначе это не свобода, а капризный произвол. Свободным можно быть и от чего-то. но главное — быть сво­бодным для чего-то. для дела, которое я призван выполнить.

«Свободным называешь ты себя? — спрашивал Ниише в своем зна­менитом произведении «Так говорил Заратустра», — Твою господству­ющую мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с себя.

Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства.

Свободный отчего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего'?»\

Незаменимость и неповторимость

Незаменимость человека выражается прежде всего в том. что он должен найти свое лело. ради которого он пришел в мир. У каждого человека есть такое дело, которое, кроме него, никто не сделает. А если и он не сделает, то во Вселенной так и будет пустое место, дыра, не заполнен­ная ничьим трудом, ничьим усилием. Это лело может быть любым: от открытия новых физических законов до вбивания гвоздя. Вбивать гвоздь, писал Г.Торо. надо так прочно, чтобы, и проснувшись среди ночи, можно было думать о своей работе с удовольствием, чтобы не стыдно было за работой взывать к Музе. Тогда и только тогда Бог тебе поможет. Каждый вбитый гвоздь Должен быть заклепкой в машине Все­ленной, и в этом должна быть и твоя доля".

Вся проблема в том. чтобы найти такое дело, найти такое место, встав на которое человек займет свою уникальную, неповторимую по­зицию. Надо «втиснуться» и этот застывший слипшийся мир. |де все места уже заняты, раздвинуть его глыбы. Если я не пытаюсь найти свое

о.тогия человеческого ОЫТИЯ

то. значит я занимаю чужое, я повторяю уже известные мысли и де-(о дела, которые могут делать многие, И тогда я не отвечаю своему человеческому назначению, потому что человеческое назначение чак-■••ается в том. чтобы оставить свой след на земле, свою «заклепку r шине Вселенной*.

Ведь все мысли, все идеи и все деда были когда-то кем-то впервые высказаны, впервые сделаны. И ли. впервые сделавшие или выдумав-цше. принимали участие в творении мира — благодаря им мир продол­жается. Но если человек не будет поддерживать его существование сво-м оригинальным незаменимым делом, своей собственной незамеии-й позицией - мир может кончиться. Если все будут повторять чужие да и чужие мысли, не тратя собственного сердца, собственной крови, не пытаясь участвовать в творении мира, то он рухнет.

Любая цивилизация построена па песке, сети она не порождена, не воссоздается оригинальными и неповторимыми усилиями каждого че­ловека, если она ни на чем не основана. Л ни на чем не основана — значит не порождена каждым внутри себя.

Незаменимость, следовательно, — это фундаментальное качество овеческого существования, па котором и благодаря которому дер-ится весь мир, создаваемый человеком.

Точно так же и неповторимость является фундаментальной характе-истикой человека. Каждый человек уникален и неповторим. Это осо-ино хорошо видно на примере великих людей. Если бы Наполеон по­гиб в самом начале своей военной карьеры, в 1796 году на Аркольском мосту, то история Франции наверняка была бы иной; Наполеон своим неповторимым военным и политическим гением существенно изменил облик Франции и даже характер французского народа. И никто в те де­сятилетия не смог бы сделать ничего подобного.

Никто не написал бы за Шекспира его пьес и сонетов, вместо Пуш­кина не создал бы «Евгения Онегина» или «Бориса Годунова». Но точ­но так же любой человек, хотя он и не создал ничего великого в куль­туре или политике, тем не менее может сказать о своей жизни: «Я чув­ствовал и переживал так, как никто еще не переживал и не чувствовал, и мои переживания, мое понимание мира так же дополняют Вселен­ную, как переживания Шекспира или Пушкина, без них мир был бы беднее, был бы незавершенным». И он будет прав, потому что каждый, если он живой человек, а не запрограммированный робот, по-своему любит, по-своему чувствует, по-своему переживает и надеется.

Любая жизнь достойна, пусть внешне незаметная и неинтересная, если человек проживает ее как свою жизнь, никого не копирует, ничему не подражает, а просто живет самобытно, живет, как сказал бы М.Хай­деггер. в стихии своей четырехугольности. живет поэтически: сохраняя дли себя землю, небо, божественное и смертное. Живушие таким обра­зом развертывают себя четырехкратно — п спасении земли, в восприятии неба, в провожании смертного и в ожидании божественного.

С точки зрения французского мыслителя и писателя XVIJ/ века Мишеля Монтенл. устремляться при осаде крепости в брешь, стоять во главе посольства, править народом - все эти поступки окружены блеском и обращают на себя внимание всех, «Но бранить, смеяться.

В.Д. I уонн. L.H. Некрасова

продавать, платить, побить, ненавидеть и беседовать с близкими и с собою самим мягко и всегда соблюдая справедливость, не поддавать­ся слабости, неизменно оставаться самим собой - это всшь гори.и о более редкая, более трудная н менее бросающаяся в глаза. Жизни. протекающей в уединении... ведомы такие же. если только не более сложные... обязанности, какие ведомы жизни, не замыкающейся в себе.... Если бы кто-нибудь спросил Александра, что он умеет делать, тот бы ответил: подчинять мир своей власти; если бы кто-нибудь об­ратился с тем же к Сократу, он. несомненно, сказал бы. что умеет жить, как подобает людям, то есть в соответствии с предписаниями природы, а для этого требуются более обширные, более глубокие и более полезные познания. Ценность души определяется неспособно­стью высоко возноситься, но способностью быть упорядоченной все­гда и во всем»'.

Тут мы встречаемся с интересным парадоксом: чем более оригина­лен и неповторим человек, тем он нам ближе и понятнее. Потому что в самой потаенной глубине своей Сущности мы все одинаковы. Но только в самой глубине, там. где мы становимся не поэтами или писа­телями, не полководцами или учеными, не русскими или японцами, — а просто людьми, живущими в стихии человечности. Нам понятны пе­реживания японского поэта XIII века, японцам близок и понятен А.Че­хов, особенно его пьесы. Там. где человек достиг глубины общечелове­ческого, прорвался через свою национальную или социальную ограни­ченность — там он всем живущим понятен и близок. Чем более непов­торим — тем более близок, тем более похож на нас. на нас таких, ка­кими мы мечтаем стать.

Невыразимост ь

Объяснить нечто можно лишь через другое: свет — через длину волны, звук — через частоту колебаний. Но как объяснить — что такое человек? Поскольку он несводим ни к чему: ни к вещам, ни к теориям, ни к иде­ям, ни к нервным или физическим процессам, — то объяснить, выра­зить его через другое невозможно. Человека нельзя изучать объектив­но, как некий внешний предмет. Изучить, познать что-либо объектив­но можно, лишь развернув его в пространстве, вывернув наизнанку. Понятно, что с человеком этого проделать нельзя.

Существуют всевозможные тесты, определяющие характер и склон­ности человека и. казалось бы, таким образом можно что-нибудь о че­ловеке узнать. Но только при условии, что он будет отвечать на вопро­сы честно и искренне. А если он будет валять дурака, нарочно говорить в ответ на вопросы всякие глупости, фантазировать?

Человека можно познать и описать только косвенно, прежде всего по продуктам его творчества. Если писатель пытается рассказать о себе, то получается художественное произведение, так же как музыка любо­го композитора — это тоже попытка такого рассказа. Человек хочет вы­разить себя самого, свою сущность, но поскольку она несводима ни к словам, ни к мелодиям, ни к картинам, то никогда полного выражения не получается. Человек пытается познать себя, движется вглубь себя, а

лития человеческого пития

/'^движение по вертикали всегда откладывается на плоскости в виде тги. картины или теории.

Нам очень много итяеетио о человеке Сьчиишрн науке, философии, усству. но он все равно продолжает оставаться для нас непостижи­мой тайной. Не загадкой, которую мы в конце концов разгадаем, а «яв­ственной тайной», по выражению Гёте. Мы знаем, как на биохимичес­ком уровне урождается жизнь, как устроена клетка, как связаны бедок нуклеиновые кислоты, но зарождение жизни, появление нового че-века всегда непостижимое чудо. Оно не сводится ни к белку, ни к теиновым кислотам.

Мы знаем, как работает мозг, с какой скоростью в нем совершают-электрохимические реакции, но мы не знаем, и. видимо, никогда не узнаем, как приходит в голову мысль. Если бы мы это знали, то мы все были бы гениями.

У Роберта Шекли есть фантастический рассказ, в котором косми­ческий корабль салится на поле близ деревни, космонавты выскакива­ют, хватают крестьянина, шедшего за плугом, сажают его в корабль и велят разгонять его до световой скорости. Крестьянин в ужасе говорит, что он не умеет этого делать, что никогда не вилел космического кораб­ля. Но пришельцы настаивают, утверждая, что все обитаемые планеты космосе поделены: на одних живут навигаторы, на других энергсти-*, а на Земле — ускорители. Так что не валяй дурака и разгоняй нам абль. Крестьянин подумал-подумал и разогнал им корабль. Может, мы бьемся над своей непостижимой сущностью, пытаемся -_ать загадку человека, а на самом деле мы ускорители? Но кся ис-ия человеческого становления показывает, что человек слишком ве­пс и многообразен по своим задаткам и вряд ли предназначен для вы-тнения какой-то одной работы, пусть даже очень почетной. Самое главное и самое глубокое всегда остается невыразимым и не-овимым в человеке. «...Всегда останется нечто, — писал Достоевский, ^святивший все свое творчество изучению человека, познанию самого 5я, — что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и оетанет-при вас навеки; с тем вы и умрете, не передав никому, может быть са-ого-то главного из вашей идеи»"'. Познание самих себя, разгадывание эй вечной загадки и составляет основное содержание человеческой етории и культуры. Если мы эту загадку разгадаем, то вся наша история закончится. Не будет больше смысла продолжать ее дальше.

Дополнительная литература

Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. Гл. I. Губин В.Д. Культура и творческая деятельность М.. 1987. Франк СЛ. Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии. Часть третья, гл. X // Франк СЛ. Сочинения.М.. 1990.

Дата добавления: 2014-12-27