Учебно-методическое пособие 5 страница

Исходя из принципа активности психики, сознания, субъекта и оставаясь диалектиком в рамках естественнонаучного подхода, Пиаже не может и не хо­чет признать социальную природу психики человека, как качественно иную, чем биологическая природа психики животных. В психологии он стремится ос­таваться "биологом". Этим можно объяснить как высочайшие достижения, так и принципиальную ограниченность его исследований, его концепции развития и обучения.

Следует помнить, что концепция Пиаже создавалась в эпоху бурного развития физики, биологии и появления кибернетики и генетики. Отсюда ста­новится понятным выбор главных понятий и направлений его исследований. Как биолог важнейшим критерием развития организма он считает успешность его адаптации, достижение более высокого уровня равновесия со средой. А как сторонник естественнонаучного подхода в психологии главным механизмом такого развития он считает интеллект.

С его точки зрения интеллект является механизмом биопсихической адаптации индивида к обстоятельствам жизни, уравновешивающим процессы аккомодации и ассимиляции. Биологически обусловленные действия индивида, системы действий, операции, интериоризируясь становятся основой интеллек­та. Позднее Пиаже вводит в свою концепцию понятие социализации, заклю­чающееся, по его мнению, в адаптации формирующегося интеллекта ребенка к суждениям других людей. Таким образом, в концепции Ж. Пиаже социальная среда остается одним из внешних факторов, никак не влияющем на сами меха­низмы формирования интеллекта, а функции и природа интеллекта человека и животных являются аналогичными и качественно не отличаются друг от друга. Все теории интеллекта он разделил на генетические и негенетические. Среди негенетических теорий он выделил концепцию непосредственного пря­мого знания физической и абстрактной реальности или "предустановленной гармонии" между интеллектом и действительностью (Б. Рассел и др.). Вторая негенетическая концепция определяет интеллект как изначально данную совокупность внутренних структур, которая постепенно проявляется в процессе развития психики, благодаря осознанию мышлением самого себя (Бюллер, Зельц и др.). Третья - гештальттсория - объясняет акты понимания уравнове­шенностью высокоорганизованных структур (гештальтов), объединяющих субъект и объект в единое целое.

Среди генетических концепций интеллекта Пиаже также выделял три группы: "Что касается генетических интерпретаций, то среди них есть такие, которые объясняют интеллект исходя из одно внешней среды (например, ассо-цианистский эмпиризм, соответствующий ламаркизму), такие, которые исхо­дят из идеи собственной активности субъекта (теория слепого поиска в плане индивидуальных адаптации, соответствующая мутационизму, если его брать в плане наследственных изменений), а также и такие интерпретации, которые объясняют интеллект взаимодействием субъекта с объектами (операциональ­ная теория)" [5, 52]. Свою собственную теорию интеллекта Ж. Пиаже относил к последней группе.

Разрабатывая свою теорию интеллекта, Ж. Пиаже, в отличие от позити­вистов, больше внимания уделял не технологии исследования и верификации, а подходу к той реальности, которую обозначает понятие интеллекта. Считая двигательную активность важнейшим компонентом психической деятельности и рассматривая реальные внешние действия с точки зрения их координации в целостные структуры, он пошел по пути выведения внутреннего из внешнего, незримых умственных актов из зримых внешних действий. Это процесс ста­новления внутренних психических структур из внешних приобрел широкую известность в понятии "интериоризации". Таким образом, структуру интеллек­та Пиаже выводил из структуры внешних действий.

Вторым важным понятием концепции интеллекта Ж. Пиаже является по­нятие операции: "Основное свойство логического мышления состоит в том, что оно операционально, т.е. продолжает действие, интериоризируя его. Однако этим сказано отнюдь не все, поскольку операция не сводится к любому дейст­вию: и хотя операциональный акт вытекает из акта действия, однако расстоя­ние между этими актами остается пока еще весьма значительным. Операцию разума можно сравнивать с простым действием только при условии, что она рассматривается изолированно.

Но об "одной" операции мы можем говорить только в результате абсо­лютно незаконной абстракции: единичная операция не могла бы быть операци­ей, поскольку сущность операций состоит в том, чтобы образовывать системы".

Основываясь на понятиях интериоризации и операции, Пиаже открыл четыре типа или четыре уровня интеллекта по мере их формирования у ребен­ка: 1) формы интеллекта низшего порядка, образуемые инстинктом и непо­средственно вытекающие из анатомо-физиологической структуры организма; 2) целостные формы, образуемые навыком и восприятием; 3) целостные необ­ратимые формы оперирования, образуемые интуитивным мышлением; 4) мобильные, обратимые формы, способные группироваться в различные сложные комплексы, образуемые операциональным интеллектом.

М.Г. Ярошевский характеризует теорию интеллекта Ж. Пиаже следую­щим образом: "Ни одна концепция интеллекта как перестраивающегося в ходе развития системного образования (а не мифической внутренней "способности") не может обойти вопрос о стадиях. А в современной психологии не существует другой экспериментально и математически обоснованной стадиальной схемы формирования умственных действий и операций от младенчества до юности кроме созданной Пиаже ". '

Если разработанная Ж. Пиаже концепция развития интеллекта, взятая сама по себе, вне сферы развития личности, может иметь существенную науч­ную ценность для понимания некоторых аспектов природы интеллекта то в приложении к обучению, то есть именно там, где принципиальное значение имеет учет развития личности, качественная обусловленность этого развития социальными факторами, прямой перенос данной концепции на процесс обу­чения порождает принципиальные методологические ошибки.

В процессе развития детского мышления происходят, согласно Ж. Пиа­же, последовательные переходы от сенсомоторного интеллекта к дооператорному интеллекту, а затем - к конкретным и формальным операциям. Эти пере­ходы представляют собой спонтанный процесс, не зависящий от включения личности в общественные отношения и подчиняющийся только внутренним закономерностям координации операций и тенденциям операторных структур к равновесию.

Психическое развитие в результате интерпретируется как независимое от специально организуемого взрослыми воспитания и обучения детей Действие источников такого развития и по времени, и функционально предшествует ов­ладению детьми конкретными понятиями и умениями. Например, согласно взглядам Ж. Пиаже, ребенок, действуя с вещами, вначале якобы самостоятель­но улавливает и выделяет общий принцип сохранения их количества и лишь затем на этой основе у него при специальном обучении может быть сформиро­вано понятие числа. Как отмечает В.В. Давыдов: "В теории Ж. Пиаже воспита­ние и обучение рассматриваются как условия приспособления педагогического процесса к психическому развитию ребенка. Педагогический процесс как бы следует за развитием".

По ироническому замечанию Л.С. Выготского, имевшего на то достаточ­но оснований: "Обучение плетется в хвосте у развития, развитие всегда идет впереди обучения. Уже благодаря одному этому наперед исключается всякая возможность поставить вопрос о роли самого обучения в ходе развития и со­зревания тех функций, которые активируются ходом обучения".

Согласно концепции Ж. Пиаже, развитие должно пройти свои опреде­ленные циклы до того, как обучение сможет приступить к выполнению своих специфических задач. Развитие всегда идет впереди обучения, а последнее надстраивается над ним.

Тема 13. Экзистенциально-гуманистическая психология

Первая попытка превратить обычное самонаблюдение в средство экспе­риментального анализа принадлежала, как известно, Вундту. У Вундта и его последователей испытуемые специально тренировались с целью поиска исход­ных элементов сознания и устранения "ошибки стимула". Под последней по­нималось смешение "истинного" ощущения или чувствования с реальной ве­щью, которая его вызвала. Так, если испытуемому показывалась какая-либо вещь и па вопрос, что он видит, он отвечал "чернильница", то подобная реак­ция считалась неправильной. "Научным" ответом признавался такой, при кото­ром детально описывались ощущения (зрительные, осязательные и т. д.). воз­никшие в момент восприятия предмета. Второй вариант интроспективного ме­тода практиковался Вюрцбургской школой. Здесь от испытуемого требовалось расчленить течение мыслей в сознании на "фракции" и последовательно опи­сать каждую из них.

Третий вариант интроспективного метода, получившего название фено­менологического, восходит к Ф. Брентано.

Будущие гештальтисты воспитывались главным образом в двух психо­логических лабораториях: у ученика Брентано Штумпфа в Берлине и у Г. Э. Мюллера в Гетгангенском университете, где профессорствовал другой ученик Брентано - Э. Гуссерль (1859-1938).

Мы отмечали, что объект, по Брентано, являет собой феномен, актуали­зируемый благодаря интенции сознания. Содержание сознания субъекта и внешний объект не различались, они трактовались как идентичные. Э. Гус­серль, вслед за Брентано считая феномены сознания первичными (и тем самым последовательно отстаивая идеалистическую установку), учил, что эти фено­мены достойны быть рассмотренными сами по себе. Вопрос об их происхож­дении и об отношении к независимой от сознания реальности был вынесен Гуссерлем за скобки. Поэтому требование вундтовцев избегать "ошибки стиму­ла" следует, с его точки зрения, отвергнуть. Ведь оно предполагает, что всякий раз следует расчленять образ и выяснять, что в его составе представляет ис­тинно психическое, а что - указывает на внешний раздражитель. В действи­тельности же, согласно Гуссерлю, такой предвзятый аналитический подход только мешает понять все богатство психического мира.

Гуссерль видел свою задачу в том, чтобы реформировать логику, а не пси­хологию. Но выдвинутая им идея феноменологического метода как якобы "не­предвзятого", освобожденного от привычных стереотипов мышления описания сознания во всей его непосредственности и подлинности произвела глубокое впе­чатление на молодых сотрудников Г. Э. Мюллера, занимавшихся эксперимен­тально-психологической работой. Среди них выделялись Д. Катц и Е. Рубин.

В работах Катца "Построение мира цветов" и "Построение мира осяза­тельных восприятия" было показано, что зрительный и осязательный опыт не­сравненно полнее.

Для этого, по плану Гуссерля, логика должна быть превращена в феномено­логию, цель которой раскрыть фундаментальные феномены и идеальные законы познания. Абстрагируясь от всего, что связано с существованием человека как ес­тественного существа, и пользуясь методом интуитивного анализа сознания, феноменология, полагал Гуссерль, постигает "чистые" сущности. Исходя из этой идеи, развернутой в его книге "Логические исследования" (1900-1901) Гуссерль подверг критике психологизм - учение, которое искало для логических законов психологические основания. В современной буржуазной философии идеалистиче­ская феноменология стала одним из основных направлений. Особенность предшествующих психологических направлений в том, что они избегают конфронтации с действительностью в том виде, как «е пережив­ет человек, что они игнорируют такие конституирующие признаки личности как ее целостность, единство, неповторимость. В результате картина личности предстает фрагментарной и конструируется либо в виде "системы реакций" (Скиннер), либо как набор "измерений" (Гилфорд), особых агентов типа ид, эго и супер-эго (Фрейд), ролевых стереотипов (Ньюкомб) и т. д. Кроме того лич­ность лишается своей важнейшей характеристики - свободы воли - и выступа­ет только как нечто определяемое извне: раздражителями, силами "поля" бес­сознательными влечениями, ролевыми предписаниями. Ее собственные стрем­ления сводятся к попыткам разрядить (редуцировать) внутреннее напряжение достичь уравновешенности" со средой; ее сознание и самосознание либо пол­ностью игнорируются, либо рассматриваются как звукомаскировка "грохотов бессознательного".

Экзистенциальная психология выступила с призывом понять человече­ское существование во всей его непосредственности на уровне, лежащем "ни­же той пропасти между субъектом и объектом, которая якобы была создана философией и наукой нового времени. В результате, утверждают психологи-экзистенциалисты, по одну сторону этой пропасти оказался субъект сведен­ный к рацио, к способности оперировать абстрактными понятиями по дру­гую - объект, данный в этих понятиях. Исчез и человек во всей полноте его существования, исчез и мир, каким он дан в переживаниях человека. С воззре­ниями «бихевиориальных" наук на личность как на объект, не отличающийся ни по природе, ни по познаваемости от других объектов мира вещей живот­ных, механизмов,- коррелирует и психологическая "технология": разного рода манипуляции, касающиеся обучения и устранения аномалий в поведении (пси­хотерапия). Среди энтузиастов экзистенциальной психологии большинство со­ставляли именно психотерапевты. В практике работы с людьми им "приходи­лось ориентироваться на некоторые наличные общие представления о природе психической жизни и причинах ее патологии, выбирая в основном между би­хевиористскими и фрейдистскими интерпретациями. У бихевиористов, как мы уже знаем, эти причины сводились к образованию связей (путем подкрепления) между раздражителями и двигательными ответами, у фрейдистов - к особен­ностям психосексуального развития. Но ведь на практике психотерапевт имеет дело с самобытной личностью, способной выбирать ценности и реализовывать свой "жизненный план", а не с ее двигательными реакциями или сексуальными влечениями как таковыми. И эта практика заставляла искать новые пути реше­ния проблемы личности. Экзистенциальная психология выступила в качестве одного из таких путей.

В своей критике экзистенциальная школа обнажает действительную сла­бость главных психологических течений капиталистического Запада и, прежде всего, бихевиоризма (который трактует человека либо как "большую белую крысу", либо как "маленький компьютер") и фрейдизма (поставившего созна­тельное человеческое "Я" в рабскую зависимость от безличного, безымянного "Оно"). В конструктивном отношении моделям "расщепленного", "фрагмен­тарного" человека экзистенциальная психология противополагает идею нерас­члененной личности, ее "Л", ее "самости". Само по себе постулирование цен­ности "персоны" не расширяет возможности научно-психологического объяс­нения - необходимо, чтобы постулат был превращен в проблему. Человек рож­дается на свет как, целостный организм, личностью он становится под дейст­вием факторов, которые требуют специального научно-психологического ана­лиза. Это же следует сказать и об активности личности, не идентичной общей активности организма, ибо в ней представлен новый уровень детерминации жизнедеятельности, рационально постигаемый исходя из общественно-исторической практики. Между тем, согласно экзистенциальной психологии, грань между человеческим миром и миром животным кладет не реальная сис­тема отношений людей с действительностью, а интенция сознания, неистреби­мая потребность личности в самоактуализации, в самосозидании своего "фено­менального мира". Главная установка, по словам наиболее крупного предста­вителя экзистенциальной психологии, Карла Роджерса, должна состоять в "не­прерывном фокусировании на феноменальном мире". Понятие о "феноменаль­ном мире" игнорировали бихевиористы, которым оно казалось ненаучным, мешающим строго-причинному объяснению поведенческих актов по управле­нию ими. Напротив, сторонники Роджерса доказывают, что без него нельзя описать объективно наблюдаемое поведение, подобно тому, как реакции даль­тоника необъяснимы, если не соотнести их с особенностями его цветоразличения. Идея "феноменального мира" не была новинкой в психологии, хотя раз­личные школы и привносили в это понятие специфический категориальный смысл. Структуралисты считали, что в "феноменальном мире" индивиду от­крываются ощущения и их сочетания, гешталътисты - целостные образы в их динамике, фрейдисты - иллюзии, возникающие в угоду бессознательному. Во всех случаях за термином "феноменальный мир" стояла категория образа. В эк­зистенциальной психологии этот термин приобрел иное категориальное содер­жание: он указывал на категорию личности. Утверждалось, что при интенции на своем "феноменальном мире" индивид открывает "Я" как целостность, силу переживаний которой он стремится поддерживать и увеличивать. На этом ос­новании Роджерс и построил свою психотерапевтическую концепцию, которая была названа "терапия, центрированная на клиенте". Психотерапевт бессилен изменить поведение невротика, тренируя его на манер того, как Скиннер учит голубей играть в пинг-понг. Равным образом фрейдистская процедура освобождения субъекта от гнета сил, разрывающих "бедное эго", бьет мимо цели. По Роджерсу, подлинный успех ждет психотерапию на пути активизации конст­руктивного начала человеческого "Я", когда в человеке, обратившемся за по­мощью к психиатру, видят не пациента (больного), не объект терапевтических манипуляции, а "клиента", который сам берет на себя ответственность за решение собственных жизненных проблем, вместо того чтобы перелагать это на психотерапевта выполняющего лишь консультативные функции. Американский психолог Первип отмечает, что идеи Роджерса приобрели большую попу­лярность среди учителей, духовенства, бизнесменов и всех тех, кто по характеру своей деятельности непосредственно связан с людьми и с необходимостью воздействовать на их поведение. Преимущество этих идей усматривается в следующем: предполагается, что эффективное воздействие на поведение инди­вида возможно лишь с учетом, во-первых, его собственной точки зрения на мир (а не только внешне наблюдаемых реакций); во-вторых, его отрефлексированных личностных переживаний (а не бессознательных, внешних по отноше­нию к личности, влечений); в-третьих, конструктивных, творческих начал в его поведении (а не просто желания избавиться от напряжения).

В плане категориального развития психологического познания экзистенци­альное направление обнажило трудности, связанные с разработкой категории личности, с се консолидацией в структуре этого познания в особую форму отра­жения личностностно-психического, - форму, отличную от других категорий (мотива, психосоциального отношения, действия и др.) и, вместе с тем, внутрен­не связанную с ними. Однако под предлогом борьбы с "дегуманизацией" "депер-сонификацией психики экзистенциальное направление отвергает ее причинное и объективное исследование вообще. Личность, ее творческая "экзистенция" с од­ной стороны, и плод вековых усилий множества творческих личностей - научная картина мира и человека,- с другой, противополагаются как две враждебные си­лы. Прокламируя их несовместимость, экзистенциальная психология в трактовке человека и методов его познания и самопознания неотвратимо приходит к ирра­ционализму. Обрывается связь со всей могучей традицией причинного изучения человека, которой психология обязана своими лучшими достижениями, утвер­ждается связь с другой традицией - религиозной.

В рамках экзистенциальной психологии существует мнение, что в серд­цевину личности можно проникнуть лишь посредством особой установки, ко­торая несвойственна "западному уму" (ориентированному на внешнее ма­териальные, преходящие ценности) и которая издавна культивировалась на Востоке, в частности древнеиндийской философией и дзэн-буддизмом. Подра­зумевается трансцендентная направленность восточной философии, которая учит освобождению от всех желаний и привязанностей, ориентируя человека на познание абсолюта и интенсивный поиск смысла существования. Ряд кон­цепций экзистенциальной школы возник под непосредственным влиянием этих идей, которые были переведены на язык психологии.

РАЗДЕЛ III. ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Тема 14. Учение о рефлексах и высшей нервной деятельности в трудах

И.М. Сеченова, И.П. Павлова, В.М. Бехтерева. Психофизиологическая школа Теплова-Небылицина.

Под психологией на протяжении веков понималось изучение явлений, процессов, актов сознания. Таково было теоретическое представление о пред­мете этой науки. Первым разрушил его И. М. Сеченов.

Считая величайшим заблуждением мнение о том, что психический про­цесс и начинается и кончается в сознании, он утверждал, что психической, именно психической (а не физической или физиологической) реальностью яв­ляется целостный акт, содержащий наряду с центральным (внутренне испыты­ваемым) звеном те моменты, которые прежде относились только к физическо­му миру (внешняя стимуляция) и только к физиологической среде (мышечное движение). Трехчленный психический акт мыслился как целостное образова­ние, как своеобразная монада. Положение о его не разрушаемое™ (стало быть, о невозможности обособить данное сознанию от стимула и ответной телесной реакции) Сеченов считал такой же исходной аксиомой, как постулат о не раз­рушаемое™ материи в химии. Это был настоящий переворот в трактовке предмета психологии. Вполне понятно, что отнести к области психики воз­действие внешнего раздражителя и двигательный ответ на него значило отка­заться от традиционных членений и утвердить принципиально новый подход. Это, в свою очередь, предполагало иной, чем прежде, взгляд на исходное звено психического акта (оно выступило в форме сигнала, различающего свойства объекта, а не в виде физико-химического, механического воздействия) и на его \конечное звено (мышечная реакция рассматривалась как «предметное дейст­вие, решающее приспособительную задачу).

"Гениальный взлет сеченовской мысли" (Павлов), смоделировавшей психический акт по образцу рефлекторного, был обусловлен логикой развития научного знания о поведении. Он запечатлел назревавшие в категориальном составе этого знания тенденции. Но вместе с тем он намного опередил кон­кретно-экспериментальные возможности психологии. С появлением павлов­ского учения об условных рефлексах и бехтеревской рефлексологии он из об­щей теоретической схемы превратился в рабочую программу. Оба варианта - и павловский, и бехтеревский - сыграли большую роль в движении психологиче­ской мысли к объективному и детерминистскому анализу поведения.

Расхождение между этими вариантами было обусловлено тем, что они исследовали разные фрагменты целостного психического акта: И. П. Павлов сосредоточился на сигнальном фрагменте, В. М. Бехтерев - на двигательном. -И вместе с тем оба преемника Сеченова показали уже не только теоретически, но и эмпирически, что психический акт не сводится к "явлениям сознания", что он может и должен изучаться строго объективными методами.

Информация об этом решительном сдвиге, произведенном русскими уче­ными, вскоре появилась в американской печати. В 1909 г. в "Психологическом бюллетене американский зоопсихолог Перке совместно с русским студентом Моргулисом опубликовали первый обзор работ, проведенных павловской школой по условно-рефлекторной методике. Методика толковалась как психологическая а не физиологическая. В ней видели средство изучения ощущений и ассоциаций, т. е. психических процессов в их общепринятом тогда понимании.

При этом сторонники функциональной психологии и физико-химической трактовки поведения живых систем восприняли исследования Павлова различно. Каждый видел в них подтверждение своих взглядов. В действительности эти ис­следования отличались по своей теоретической направленности и от учения о психических функциях, и от учения о тропизмах как вынужденных реакциях жи­вой ткани на физико-химические раздражители. От первого их отличал строго де­терминистический подход, выраженный в идее образования временных связей между сигналами и ответными эффектами. Действие этой закономерности не за­висело от психической функции в ее традиционном понимании. От второго их отличало представление о том, что образование связей основано на особых зако­нах высшей нервной деятельности (синонимом которой Павлов считал поведе­ние), а не на принципах физической химии.

Уотсон начал свою деятельность в обстановке непрерывных споров меж­ду функционалистами и структуралистами. Урок, который он извлек из этих споров, свелся к выводу, что оба направления бесплодны. Одни стремились изу­чить структуру сознания, другие - его функцию, служебную роль. Но и те, и другие исходили из убеждения, что психолог - это исследователь сознания как чего-то внутреннего, выступающего в виде субъективных образов. Вот этот-то их исходный постулат Уотсон в конце концов и отверг. Учение о том, что дейст­вия животных допускают строго механическое объяснение (без обращения к душе, психике или сознанию) выдвигалось в XVI в. испанским врачом Перейрой, а затем - в XVII в.- Декартом. Теперь же утверждалось, что не только по­ведение животных, но и поведение человека может стать объектом точной науки лишь после отказа от сознания и других "менталистских" понятий.

Первой попыткой представить психологию с этой точки зрения были две книги Уотсона: "Поведение: Введение в сравнительную психологию" (1914) и "Психология с точки зрения бихевиориста" (1919). Выдвигая общий план из­ложения психологических данных в терминах "стимул - реакция", "образова­ние навыков" и т. д., Уотсон первоначально не мог указать на конкретный ме­тод, позволяющий вести экспериментальную работу в этих терминах. Но за­тем, узнав об исследованиях Бехтерева и Павлова, он выдвигает метод услов­ных рефлексов на центральное место в психологии.

Книга Бехтерева "Объективная психология" вышла в 1913 г. в немецком и французском переводах. Уотсон штудирует это издание, ссылается на него в своем президентском адресе американской психологической ассоциации в 1916 г. Он был знаком и с исследованиями Павлова, однако предпочитал бехтеревскую методику двигательных рефлексов павловской методике, хотя предложенный Павловым термин "условный рефлекс" и считал более удачным, чем "сочетательный рефлекс" Бехтерева.

Но в собственной экспериментальной работе он использовал не эти кон­кретные методики, а общий принцип выработки новых форм поведения путем воздействия на наличный запас реакций внешними раздражителями. Руково­дствуясь мыслью о том, что в поведении человека нет ничего прирожденного и что любое его проявление - продукт внешней стимуляции, он начал массовое изучение детей младенческого возраста. Изучая, например, вопрос о том, явля­ется ли праворукость инстинктивной либо формируется под влиянием внешних факторов, он решительно склоняется ко второму выводу,

У многих детей, как показали его опыты, первоначально вообще не обнару­живалось доминирования одной из рук. В тех же случаях, когда оно наблюдается уже при рождении, это, по мнению Уотсона, следует объяснить не инстинктивной предрасположенностью, а влияниями на зародыш в дородовой период.

"С целью доказать, что предпочтение одних объектов другим, эмоцио­нальное отношение к ним не зависит ни от чего другого, кроме повторяющихся внешних воздействий, Уотсон поставил серию экспериментов над младенцами, вырабатывая у них условно-рефлекторные эмоциональные реакции. Громкий звук, вызывавший реакцию страха, сочетался с восприятием кролика. В даль­нейшем та же реакция возникала при восприятии других покрытых мехом объ­ектов, при виде человека, державшего во время опыта кролика в руках, и т.д.

Эти эксперименты рассматривались, как доказательство возможности формировать по заданной программе стойкие аффективные комплексы. Идея управления поведением распространялась вслед за сферой двигательных актов на эмоциональные пристрастия и отвращения, столь важные в общей структуре личности. Что касается главной опоры субъективной психологии - процесса мышления, то он, как полагал Уотсон, может быть переведен на язык двига­тельных навыков - ручных и речевых.

Зависимость мышления от речи, предполагающей реальную мышечную активность человека, давно уже была зафиксирована в психологии. Но Уотсон не ограничился этим представлением. Он пришел к выводу о том, что вообще в составе мышления нет ничего, кроме речевых реакций.

С момента объявления им войны субъективной ("менталистской") пси­хологии он непрерывно вел атаки на представления об образе как ее главном оплоте. Человек, доказывал он, мыслит не образами, а мышцами.

Уже Торндайк, изучавший поведение кошек и обезьян без обращения к образам и другим "ненадежным" понятиям традиционной психологии, интер­претировал интеллект как поведение, направленное на решение проблемы пу­тем отбора движений, случайно оказавшихся удачными. Уотсон применяет этот же принцип, распространяя его на речевые движения. Голосовая реакция связывается с определенным стимулом (вещью). Постепенно внешняя речь пе­реходит (через шепот) во внутреннюю, скрытую (имплицитную) работу речевого аппарата, тождественную тому, что называется мышлением. Речевое нау­чение формируется на основе тех же принципов, что и научение в лабиринте - или "проблемном ящике". Но оно дает важное преимущество: пробы и ошибки производятся только на уровне речевых сигналов, т. е. более экономно и без риска, с которым связано непосредственное манипулирование материальными предметами.

Дата добавления: 2014-12-27