Миф как мистическое сознание

Основные свойства мифологического сознания

Миф, сказка, священная история, историческое предание

Поскольку миф – это повествование, то для понимания его особенностей интересно сопоставить его с повествованиями иного рода, тем более что в ряде случаев не исключено их смешение. Несомненно, что четыре культурных феномена – миф, сказка, священная история, историческое предание – близки друг другу. Вместе с тем это далеко не одно и то же, и несложно установить их различия путем соотнесения с двумя признаками: сказочный (несказочный) и сакральный (несакральный); одновременно это поможет лучше уяснить суть каждого из этих повествований.

Рассматривая мифологическое сознание в различных отношениях, можно выделить его основные свойства:

ü в отношении содержания миф – это мистическое сознание,

ü в отношении способа выражения миф – это символическое сознание,

ü в отношении способа связи представлений миф – это пра-логическое сознание,

ü в отношении субъекта миф – это коллективное сознание.

Понятие мистической реальности

Для мистического сознания любой объект – будь то неживой предмет либо живое существо – представляется неразложимым целым, однако в этом едином объекте различаются чувственная и «иная» стороны. Для этой «иной» стороны у нас нет других терминов, кроме как сверхъестественный, трансцендентный, мистический. На первый взгляд понятнее было бы назвать эту сторону сверхчувственной, однако под сверхчувственным чаще всего понимают умопостигаемое, тогда как мистическое – это не только сверхчувственное, но и сверхразумное. «…В самом узком смысле термин мистический подходит к вере в силы, влияния, действия, неприметные, неощутимые для чувств, но тем не менее реальные». (Очевидно, что мистические свойства объектов важнее чувственных.) «Собственно физическое действие не мыслится без мистического. Или, вернее, нет физического действия в собственном смысле слова: для первобытного человека существуют только мистические действия»[28]. Чувственное восприятие объекта и представление о его мистической силе едины, видимые существа неотрывны от существ невидимых. Мир (природа, в которую включены и люди) предстает подвижной системой мистических взаимодействий.

Несомненно, здесь проявляется особая интуиция, благодаря которой мир дан человеку в особенном свете. Подобное восприятие действительности, конечно же, не является врожденным свойством сознания первобытного человека. Оно обеспечивается благодаря определяющему воздействию коллективного сознания на сознание индивидуальное. Именно коллективное сознание «диктует» человеку некоторый изначальный способ восприятия объектов – предассоциацию. «Предассоциации, которые имеют не меньше силы, чем наша потребность связывать всякое явление с его причинами, устанавливают для первобытного мышления, не оставляя места для колебаний, непосредственный переход от данного чувственного восприятия к данной невидимой силе»[29]. «Чувственный» мир и мир «иной» представляются первобытному человеку изначально нерасчлененной целостностью.

По-другому «видит» мир современное сознание. «Суеверный, а часто также и религиозный человек нашего общества верит в две системы, в два мира реальностей: один – видимый, осязаемый, подчиненный неизбежным законам движения, другой – невидимый, неосязаемый, «духовный». Последний образует как бы мистическую сферу, которая окружает мир физический. Для первобытного мышления не существует двух таких миров, соприкасающихся друг с другом, отличных, но вместе с тем связанных, более или менее проникающих друг в друга. Для первобытного мышления существует только один мир. Всякая действительность мистична, как и всякое действие, следовательно, мистично и всякое восприятие»[30].

Мистичность мифологического сознания проявляется многообразно. Так, уже говорилось о всеобщей персонификации в мифе, когда все то, что действует в мифе, и все те, кто действуют в мифе, наделяются личностными свойствами, которые радикально отличаются от «физических», телесных («чувственных») свойств и имеют, по сути, сверхъестественный характер. В ряде случаев вместо персонификации в качестве фундаментального свойства мифа называют анимизм. Не касаясь подробностей такой дискуссии, заметим лишь, что персонификация и анимизм принципиального не различаются в отношении мистичности сознания. Несколько по-иному выражаются мистические свойства изображений, имен, сновидений – они характеризуют уже не объекты как таковые, а особенности их связи.

Мистические свойства изображений, имен, сновидений

Мистические свойства изображений (а также тени, которую можно считать разновидностью изображений) связаны с представлением о своеобразной тождественности оригинала и изображения. Своеобразие здесь заключается в том, что, во-первых, не требуется очевидного, видимого их сходства, достаточно лишь знать, что это оригинал и изображение; во-вторых, отождествляются – поскольку речь идет о мистическом сознании – не «чувственные» стороны оригинала и изображения, а «иные», сверхъестественные. Следовательно, воздействие на изображение эквивалентно воздействию на оригинал, коль скоро речь идет о воздействии не на их «чувственные», а на «иные», мистические стороны. «Общеизвестен факт, что первобытные люди… считают пластические изображения существ, писанные красками, гравированные или изваянные, столь же реальными, как и изображаемые существа. <…> Нарисованное или скульптурное изображение, более или менее похожее на свой оригинал, является alter ego (вторым Я) живой реальности, обиталищем души оригинала, больше того, это сама реальность…». «Таким образом, изображение может занять место оригинала и обладать его свойствами»[31].

То же самое касается и имен: имя отождествляется с его носителем. «Реальность изображения – того же порядка, что и реальность оригинала, т. е. она в своей основе мистична; такова и реальность имени. Оба случая сходны между собой, за исключением одного пункта: то, что в первом случае относится к видимому, во втором – к слышимому. В остальном процесс один и тот же. Мистические свойства имен не отделяются от мистических свойств существ»[32]. Именно мистическими свойствами имен объясняются различные запреты, связанные с упоминанием имени.

Примером может служить одна из ветхозаветных заповедей, высеченных на каменных скрижалях: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх. 20, 7). Объясняется это мистической тождественностью личности и ее имени. «Коснуться чьего-либо имени – значит коснуться самого его или существа, которое носит это имя. Иными словами, посягнуть на него, учинить насилие над его личностью, принудить его явиться, что может стать большой опасностью. Вот почему имеются серьезные основания воздерживаться от употребления чьего-либо имени»[33].

Известно из мифологии (и из той художественной литературы, которая основана на мифе), что нередко человеку давали два имени, одно из которых и было его подлинным именем, а потому не предназначалось для «внешнего» употребления и могло быть известно лишь наиболее «доверенному» лицу; при этом, разумеется, следовало всеми способами избегать того, чтобы это имя стало известно врагу. К имени, таким образом, относились с максимальной серьезностью, поскольку имя не менее реально, чем его носитель, и может служить его заместителем. «Имя в мифическом смысле никогда не есть чисто конвенциальный знак вещи, оно – ее реальная часть, причем такая, которая по мифически-магическому принципу ”pars pro toto” не только представляет целое, но и действительно ”есть” целое. Кто завладеет именем, тот тем самым добьется власти над самим предметом, тот будет обладать им в ”действительности” (то есть в магической действенности)»[34].

Мистические свойства сновидений объясняются похожим образом: для первобытного сознания реальность сна не отличается от реальности бодрствования, достоверность сновидения ничуть не меньше, нежели восприятия, полученные наяву. Сновидение, таким образом, – это сама реальность, в которой живет человек. Cновидение, пожалуй, даже важнее, чем реальность бодрствования, ибо оно «служит в глазах первобытных людей предвидением будущего, общением с духами, душами и божествами, способом установления связи с личным ангелом-хранителем и даже обнаружением его. Они целиком уверены в реальности того, что узнают во сне»[35]. При этом может быть использована специальная техника, призванная обеспечить правдивость и полноценность пророческих снов.

Однако не только в первобытную эпоху, но и на протяжении всей истории, вплоть до современного человека, толкование сновидений считалось важным делом. Однако разница заключается в том, что первобытному человеку, по сути, не требовалось толкования сновидения, поскольку его смысл был дан непосредственно. Необходимость толкования сновидения (что в общем случае оказывается непростым делом) определяется той все более непроходимой «стеной», которой современное сознание отделяет себя от бессознательного. Для первобытной культуры характерна погруженность сознания в природу, невыделенность сознания из бессознательного. «Мифология образовывалась на заре человеческого сознания, когда дух был погружен в природу, когда природный мир не был еще таким затверделым и границы двух миров не были ясно намечены. <…> Наш язык, наши идеи носят печать этого первичного мифологического сознания. Существо человека было еще погружено в бессознательное и подсознательное, и мифотворческий процесс проистекал из его недр»[36].

Дата добавления: 2014-12-27