Миф и магия

На основе представления о причинности человек воздействует на окружающий мир, то есть действует практически; принципы мистической причинности определяют особенности магической практики. В этом смысле – в смысле обнаружения устойчивых оснований для практических действий – не столь уж и парадоксальным выглядит определенное сходство магии и науки. «Фундаментальное допущение магии тождественно… воззрению современной науки: в основе как магии, так и науки лежит твердая вера в порядок и единообразие природных явлений. У магии нет сомнения в том, что одни и те же причины всегда будут порождать одни и те же следствия… <…> В обоих случаях допускается, что последовательность событий совершенно определенная, повторяемая и подчиняется действию неизменных законов, проявление которых можно точно вычислить и предвидеть. Из хода природных процессов изгоняются изменчивость, непостоянство и случайность. Как магия, так и наука открывают перед теми, кто знает причины вещей и может прикоснуться к тайным пружинам, приводящим в движение огромный и сложный механизм природы, перспективы, кажущиеся безграничными. Отсюда та привлекательность, которой обе обладали для человеческого ума, и тот мощный стимул, который они дают накоплению знаний»[52].

Конечно, наука не допускает никаких причин, кроме естественных, а потому практика, основанная на научном понимании причинности, означает чувственно-предметное взаимодействие, не допускающее вмешательства каких-либо «иных» сил. При магических процедурах воздействие осуществляется именно на сверхъестественные, мистические силы. Кстати, именно этим и определяется враждебное отношение к магии со стороны религии: религия предполагает управляющее воздействие со стороны сверхъестественных сил, тогда как в магии, наоборот, человек управляет сверхъестественными силами. «…Религия – поскольку она предполагает, что миром управляют сознательные агенты, которых можно отвратить от их намерений путем убеждения, – фундаментально противоположна магии и науке. <…> Магия часто имеет дело с духами, то есть с личными агентами, что роднит ее с религией. Но магия обращается с ними точно так же, как она обращается с неодушевленными силами, то есть, вместо того, чтобы, подобно религии, умилостивлять и умиротворять их, она их принуждает и заставляет»[53].

Многообразие магии определяется многообразием представлений о мифической (мистической) причинности.

Закон партиципации (сопричастности) составляет основу контагиозной магии. Вещи, которые однажды находились в соприкосновении, пребывают в контакте постоянно, то есть и на расстоянии[54].

Парциальная магия основана на представлении о том, что часть тождественна целому. «То, что происходит с отделившейся, обособившейся частью, происходит и с целым: не только тот, кто завладеет отдельной частью человеческого тела, но и тот, кому удастся захватить любую, хотя бы и ”неорганическую” его часть, например, ногти или волосы, будет иметь волшебную силу над личностью, которой эти части принадлежат»[55].

В основе гомеопатической, или имитативной, магии лежит восприятие подобия вещей как их идентичности. «В силу мистической связи между изображением и оригиналом… изображение одновременно и оригинал… Значит, от изображения можно получить то же, что и от оригинала, на оригинал можно действовать через изображение»[56]. Этот принцип используется в белой магии – например, магии врачевания, трудовой магии, но чаще – в черной магии, то есть магии нанесения вреда. «Вероятно, наиболее привычным применением принципа ”подобное производит подобное” являются предпринимавшиеся многими народами в разные эпохи попытки нанести вред врагу или уничтожить его путем нанесения увечий его изображению или уничтожения последнего в полной уверенности, что человек, против которого направлены эти магические действия, испытает при этом те же страдания или умрет»[57].

На этом же принципе – действие над имитацией (изображением) какого-либо существа или явления мистически тождественно действию над самим имитируемым существом или явлением (оригиналом) – основана вся мистическая драматизация. Дело в том, что участие в обряде (имеющем магический смысл) переживается как чувство сопричастности мистической реальности. Правильнее поэтому было бы называть первобытное драматическое действие не обрядом, а таинством.

Важность такого рода мифически-драматических действий трудно переоценить. «Миф всегда синтетически жизнен и состоит из живых личностей, судьба которых освещена эмоционально и интимно ощутительно»[58]. Что такое «интимно-ощутительно» как не другое обозначение сопричастности?

Эта мистическая сопричастность объекту не похожа на субъектно-объектное отношение, свойственное современному человеку, когда объект полагается как не-Я. «Сущность сопричастности заключается как раз в том, что всякая двойственность в ней стирается, сглаживается, что, вопреки принципу противоречия, субъект является одновременно самим собой и существом, которому он сопричастен»[59]. Мистическая сопричастность – это единосущность. Подобные описания встречаются у мистиков как Востока, так и Запада, начиная с описания экстаза Плотина. Мистическая сопричастность – это «сфера подлинно жизненного взаимообщения субъекта и объекта»[60].

Дата добавления: 2014-12-27