Сущность и доминанта развития 2 страница

Канадский социолог Маршалл Маклюэн (1911—-1980), исследуя проблему культуры как средства общения, приходит также как и Д. Белл к выводу, что средства массовой коммуникации порождают новый тип культуры. Отправной точкой и прототипом эпохи «типографского и индустриального человека» явилось изобретение в XV веке И. Гутенбергом печатного станка Но современные средства массовой информации, создав «глобальную деревню», создают и «нового племенного человека», отличающегося от «племенного», жившего на заре человечества, только тем, что его мифы формируются в новом мире «электронной информации». По мнению Маклюэна, печатная техника создала публику, электронная — массу.

Итак, чтобы принадлежать к «новоплеменной общности», индивид, по мнению французского культуролога Г. Марселя, должен лишиться той вещественной реальности, которая связала его с исходной индивидуальностью. Пропускаемая сквозь выравнивающие валки, она подменяется внушительным

Американский социолог Г Блумер справедливо замечает, что кинозал собирает «под одну крышу» самых непохожих друг на друга во всех отношениях людей, а у экрана телевизора «рядом» оказываются контрагенты производства — рабочей и капиталист

подбором идей, образов, не имеющих реальных корней в истинном существе предмета. Часто такими «выравнивающими валками» выступает «массовая культура»¹ — особый феномен буржуазной европейской культуры.

Яркую характеристику массовой культуре дает известный английский критик Кеннет Тайней. В книге «На сцене и в кино» он пишет, что существует «род» картин, пьес, романов, с которыми понятия «хороший» или «плохой» вообще не соотносятся, кто бы ни выступал здесь в качестве судьи. Это товар, вещи, создатели которых не думают об их самоценности, но только о том, чтобы потребители поскорее их приобрели. Решающую оценку массовой культуре дает рыночное умостроение, которое трактует искусство как предмет потребления, подчиненный экономическим соображениям, а не внутренней логике содержания. «Именно в этом пункте массовая культура навсегда расходится с серьезной культурой», — заключает Тайнен. Оценка массового искусства выходит за пределы эстетического значения, ибо эта оценка всегда связана лишь с проблемой реального или потенциально возможного воздействия на анонимные аудитории. В массовой культуре все определяется попаданием по целям, которые заранее выбраны для художника предпринимателями и руководителями в области средств массовой коммуникации. Но непреложный закон состоит в том, что в массовую культуру обязательно включается комплекс духовных ценностей, которые соответствуют вкусам и уровню развития массовых потребителей. Ценности эти формировались постепенно. Вначале — с конца XIX века до первой мировой войны — ведущей силой выступала пресса, затем особое значение приобрели радио и кинематограф. В послевоенное время получили широкое распространение телевидение, комиксы и дешевые издания в мягких обложках. «Мода для всех» также включается в арсенал массовой культуры.

1 «Массовая культура — понятие, характеризующее особенности производства культурных ценностей в современном индустриальном обществе, рассчитанное на массовое потребление, т е подчинение ему как своей цели (массовое производство культуры при этом понимается по аналогии с поточно-конвейерной индустрией)

Стандартизированное производство массовой культуры составляет лишь одну ведущую тенденцию в европейской культуре, другой такой тенденцией является усиление элитарной культуры.

Существует как бы два полюса культуры: на одном — «массовая», «коммерческая», «дешевая», «низкая»; на другом — «высокая», «чистая», «интеллектуальная». Говоря о «восстании масс», X. Ортега-и-Гассет не сомневается, что элитарная культура все же может существовать во враждебном ему массовом обществе и выполнять свою роль «социальной азотной кислоты», т. е. некоего фермента для выделения избранных из «недифференцированной» массы. Но это возможно лишь в том случае, если культура не будет иметь ничего общего с доступными всем и каждому «человеческими реальностями». Для обретения чисто эстетического предмета изображения Ортега призывал искусство «отталкиваться» от внешнего мира, более того — разрушать, «Дегуманизировать» его. Это стало программой «нового искусства»: принципиальное отрицание искусства как отражения жизни и резкое противопоставление искусства и «человека массы».

Но, тем не менее, существуют как внешние, так и внутренние связи между элитарной и массовой культурой. Внешние проявляются в том, что достаточно часто тот и другой феномен варьируются и подаются на массовую аудиторию. Например, одно время витрины крупнейших магазинов западных столиц оформлялись в соответствии с требованиями сюрреализма, после появления поп-арта, его стали широко использовать в промышленности, изготавливающей мебель, одежду, посуду и т. п. А сама массовая культура внесла значительную лепту в распространение темы отчуждения в элитарном искусстве. О внутренних связях этих двух культур хорошо написал американский социолог Герберт Маркузе — «мы неизбежно оказываемся в положении наследников этой культуры (как культуры «высоколобых», так и культуры «низколобых»).

«Культурный нигилизм» как антидуховная ориентация западной культуры Новейшего времени. Как уже отмечалось, канадский социолог М. Маклюэн, анализируя средства общения в современном обществе, приходит к выводу о том, что «электронная информация» вл-дит свою цель в формировании «мифов для нового племенного человека». Пролог к этой новой эпохе «власти мифа» дал Фридрих Вильгельм. Ницше (1844—1900). «Только горизонт, перестроенный на основе мифа, может привести целое культурное движение к завершению... Мифические образы должны стать невидимыми вездесущими стражами, под охраной которых растут молодые души и под знаком которых мужчина взвешивает и оценивает свою жизнь»¹. Ницше вряд ли мог представить к какому примитивному варварству приведет его идея, высказанная в «Антихристианине», что культурные ценности — это «всего-навсего приманки, с помощью которых воля к власти заставляет людей исполнять ее предначертания. Больше всего эти приманки нужны для людей «добрых», т. е. «слабых». Что касается «сильного», т. -е, «злого человека»... то он прекрасно чувствует: истинный мотив, побуждающий его к деятельности, — это сама воля к власти, кроме жизни нет ничего реального»2. Социально-политический опыт XX века показал, какой кровью пришлось заплатить человечеству за «аморальный реализм» в оценке абсолютов культуры, какую трагическую реализацию он нашел у ницшеанцев фашистского образца.

Ницше ставит под сомнение основополагающие гуманистические ценности европейской культуры Нового времени. Он утверждает, что все это — смердящая христианская ложь. Прежним культурным ценностям он противопоставляет «активный нигилизм»3, идеи «сверхчеловека», «волю к власти», мораль, гласящую: «падающего толкни». В соответствии с идеей «вечного возвращения одного и того же» Ницше защищал социальную

¹Цит по Самосознание европейской культуры XX века, с 10. ² Ницше Ф Антихристианин // Сумерки богов —- М, 1989 3Термин «нигилизм» (лат nihil) — ничто, обесценивание высших ценностей, целей, отсутствие ответа на вопрос «зачем?» Этот термин Ницше употребляет вслед за французским писателем П Бур-же» который в свою очередь заимствовал его у И С Тургенева

и абсолютное господство «высшей касты» над «посредственностью»,

которую сама природа предопределила быть «общественной пользой, колесом, функцией». В книге «По ту сторону добра и зла» он утверждает, что «независимость — это удел очень немногих, это преимущественное право сильных...» И далее: «В наш слишком народный, или лучше сказать, простонародный век «воспитание» и «образование» по самой сущности своей должны быть искусством обманывать — обманывать относительно ее происхождения чернь, унаследовавшую от предков свои телесные и душевные свойства...»¹. В этой связи стало возможным рассматривать культуру со знаком «минус», как ложный опыт, подавляющий и закрепощающий человека.

Специфическое значение в образовании всех современных концепций, связанных с массовым обществом, массовым сознанием и их культурными формами, имело учение Зигмунда Фрейда (1856—1939). Идеи фрейдизма глубоко проникли в различные культурологические концепции, теории психологии масс, в философию, социологию, эстетику, использовались и используются для объяснения эволюции формы, содержания, тем, образов и словаря современного как элитарного, так и массового искусства. Утверждение решающего значения бессознательных, иррациональных влечений сближает психоанализ Фрейда с философским иррационализмом.

Солидаризируясь с французским психологом Г. Лебоном, Фрейд считал главной особенностью находящегося в массе индивида ориентацию мыслей и чувств в одном и том же направлении вследствие «внушения и заражения». В массе индивид не является самим собой — он становится «безвольным автоматом, обладающим спонтанностью, порывистостью, дикостью, а также энтузиазмом и героизмом примитивных существ. Масса, писал Фрейд в работе «Психология масс и анализ человеческого «Я» ², импульсивна, изменчива» возбудима, легко поддается влиянию. Ею почти исключительно руководит бессознательное. Массы никогда не жаждут истины, а требуют иллюзий.

¹Цит по Ф Ницше. По ту сторону добра и зла — М, 1903, с 181, 2071,

²Ф р е и д 3 Психология масс и анализ человеческого «Я» М, 1925

Ирреальное для них всегда имеет приоритет перед реальным. Что касается интеллектуальных достижений, то все великие открытия может совершить лишь отдельный человек, работающий в уединении. «Массовая душа» способна только на анонимное духовное творчество, это прежде всего доказывает сам язык, а также народная песня, фольклор и т. п.

Примечательно, что люди, хотя и не могут существовать разобщено, писал Фрейд в работе «Будущность одной иллюзии», в то же время ощущают как тяжелое бремя те жертвы, которые требует от них приобщение к культуре, которая только и делает возможной их совместную жизнь².

Усматривая зло преимущественно в самом человеке, разделяя в нем «природное» (естественное) и «культурное» (привнесенное), Фрейд сделал вывод, что культура есть нечто, навязанное сопротивлявшемуся большинству меньшинством, которое сумело присвоить себе средства принуждения к власти. Культура создается принуждением и подавлением «первичных порывов»; при отсутствии принуждения большинство человеческих индивидов вряд ли будут осуществлять свою деятельность.

И как «всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений». Религия, считал Фрейд, оказала культуре услугу в том смысле, что в определенной мере содействовала укрощению асоциальных «первичных порывов». Причиной падения влияния религии является укрепление духа науки среди высших слоев человеческого общества. Религиозные мотивы, необходимые для культуры, были заменены светскими. Иначе обстоит дело с враждебными культуре необразованными массами, когда они теряют веру в бога. А отпадение от религии в индустриальном обществе происходит с роковой неумолимостью. В этих условиях необходимо либо срочнейшее обуздание этих опасных масс, «тщательнейшая их изоляция от всех возможностей духовного пробуждения», либо пересмотр отношений между культурой и религией.

Поскольку, констатировал Фрейд в работе «Неудовлетворенность культурой»,

2 Фрейд 3 Будущность одной иллюзии М, 1930

жизнь слишком тяжела для человека и приносит много боли, разочарований, неразрешимых проблем, нельзя обойтись без средств, приносящих облегчение. Имеется три рода таких средств: сильное отвлечение, позволяющее придавать меньшее значение несчастьям; заменители удовлетворения, уменьшающие бремя этих несчастий; наркотики, делающие людей нечувствительными к ним.

К числу «отвлечений» Фрейд относил научную деятельность, к «заменителям удовлетворения» — те, что предоставляются искусством, которые хотя и являются иллюзией, а не реальностью, психически не менее действенны благодаря роли, которую заняла фантазия в душе человека. Роль эту Фрейд определял в «Положении о двух принципах психической деятельности» созданием «второй действительности»: «Художник, это — первоначально человек, отвращающийся от действительности, потому что он не в состоянии примириться с требуемым ею отказом от удовлетворения влечений; он открывает простор своим эгоистическим и честолюбивым замыслам в области фантазии. Однако из этого мира фантазий он находит обратный путь в реальность, преображая, благодаря своим особым дарованиям, свои фантазии в новый вид действительности, который принимается человечеством как ценное отображение реальности. Таким образом, он действительно становится героем, королем, творцом, любимцем, каким он хотел стать, избавляясь от необходимости действительного изменения внешнего мира»¹.

Фрейдовский анализ культуры не назовешь разрушительным, нигилистическим в том смысле, в каком разворачивается мысль Ницше. Это совершенно иная концепция, иной тип подхода, иная оценка традиционных ценностей культуры. Однако он смотрит на культуру как мыслитель, скептически оценивающий природу человека и культурные способы ее возвышения. Таков его опыт профессионала и европейца, живущего на рубеже XIX—XX вв.,

¹ Фрейд 3 Положения о двух принципах психической деятельности Психологическая хрестоматия — М — Л, 1927 с 101

когда последствия тотального нигилизма еще не определились с такой полнотой и явственностью как в наши дни.

«Культурный нигилизм» вновь активизировался в 50—60-е годы XX в. в молодежных движениях.

Один из самых популярных на Западе философов этих лет, Герберт Маркузе (1892—1979), оказавший огромное влияние на молодежные движения середины XX в., отталкивался от идеи репрессивного, подавляющего воздействия культуры на человека. Называя себя учеником 3. Фрейда, он подчеркнул эту связь в названии своей первой работы, принесшей Маркузе популярность: «Эрос и цивилизация. Философское исследование Фрейда».

Вслед за учителем он писал о подавляющей человека «рациональности», закрепощении инстинктов, о противоположности эроса общественным отношениям. Современная культура с ее запретами и ограничениями обрекает человека на утрату личного, субъективного. В понимании Маркузе «одномерный человек — это человек, лишенный способности самостоятельно оценивать свое бытие, оценивать «кто я», «зачем я», что есть «вера», «цель» для меня. Если высокая культура прошлого содержала истинные духовные ценности, то в постиндустриальном обществе массовая, телевизионная культура насаждает стандартизированное сознание. Этому посвящена другая книга Маркузе «Одномерный человек. Очерки идеологии высокоразвитого индустриального общества». Для одномерного человека, загубленного телевидением, рекламой,/комиксами дан один путь выхода к свободе: «голубая реальность», ТВ, дарящее грезы.

Таким образом, философия культурного нигилизма имеет разные повороты. От тотального отказа, продемонстрированного Ницше, к созданию глубинной противоположности культуры и человека у Фрейда, к поискам доступных форм гашения агрессивности «одномерною человека» у Маркузе. Но в совокупности это те подходы, которые задали основные направления «культурного нигилизма» как философии и мироощущения в конце XIX—XX столетия.

Информационное общество: тенденции изменения культуры. Опыт экономического, культурного развития человечества за последние десятилетия свидетельствует о том, что преодолевая последствия экономики «дымных труб», оно начало движение к следующему этапу развития- к информационному. Теоретически возможность возникновения постиндустриального (технотропного, информационного) общества была уже предсказана западными учеными-футурологами.

Постиндустриальная гипотеза впервые была выдвинута американским ученым Даниэлом Беллом в 1965 г. В гипотезе Белла и его сторонников высказывается мысль о смене периодов в историческом развитии общества: доиндустриальный период охватывает 1500—1750 годы; индустриальным периодом характеризуются 1750— 1950 годы; современный период с 1950 года называется постиндустриальным. В интерпретации Белла речь идет о терциаризации экономики, т. е. процессе снижения роли индустрии и возрастании роли сферы услуг. Третичный сектор становится в постиндустриальной фазе доминирующей линией развитии.

В 70—-80-е годы XX в. на Западе появилось множество самых различных концепций постиндустриального общества: супериндустриальное, технотронное, кибернетическое, информационное и др. Их объединяет две общие посылки. Во-первых, одним из'факторов появления этого общества считается техника нового поколения, прежде всего информационная. В силу этого обстоятельства название «информационное общество» постепенно вытесняет все другие. Во-вторых, характерным моментом этих концепций является выделение информационного общества как особой стадии в историческом и социально-экономическом развитии общества. Американский социолог О. Тоффлер отмечает по этому поводу, что современные быстрые и массовые изменения, названные им «третьей волной», создают совершенно новую цивилизацию, основывающуюся на высокой технологии и информации. Техника и ее изменения, по мнению Тоффлера, приводят к изменению образа жизни в целом и ее ценностей. Первая волна изменений связана с аграрной культурой, вторая — с индустриальной, третья — с информационной. Производство и использование научно-технической и других видов информации становится главным фактором общественного развития.

Основной характеристикой супериндустриального (информационного) общества является то, что информация становится более важной составляющей, чем земля, труд, капитал, сырье, а массовое, стандартизированное производство заменяется новой системой индивидуального «ремесленного» производства, в основе которого лежит не ручной, а умственный труд, базирующийся на информатике и супертехнологии. Конечным продуктом такого производства являются не миллионы идентичных стандартизированных товаров, а индивидуальные продукты потребления и услуги. Наилучшим способом организации такого общества является не бюрократия, а адхократия (временная, ситуативная организация, направленная на решение какой-то конкретной задачи). Решения, принимаемые адхократией, также как и товары, и услуги, являются дестандартизиро-ванными. Работа для большинства людей должна быть вариативнсй, не повторяющейся и ответственной, требующей от индивида способности свободы действий, оценки, суждения. Две главные черты характеризуют информационное общество: а) демассификация и дестандартизация всех сторон экономической и социальной жизни; б) высокий уровень инновативности, быстрая скорость происходящих в обществе изменений.

Эти черты будущего общества все более подчеркиваются в социологической, политической, прогностической литературе. Так, Джон Нэйсбит, известный американский специалист в области прогнозирования, проанализировав поток американской прессы (2 млн. статей) методом контент-анализа, выявил общую картину того, коковым представляется будущее в современной социально-философской и экономической литературе. Книга Дж Нэйсбита «Мегатреиды» направлена на опровержения мнения о том, что США ввергнуты в кризисное состояние. Наоборот, считает Нэйсбит, США вступили в период многообещающего, хотя и небезоблачного перехода от «индустриального общества» к «информационному», открывающему перед страной новые заманчивые перспективы. Нэйсбит выявил десять основ-[ых тенденций переструктурирования общественного,развития, сопоставив их с соответствующей ситуацией в [пошлом: 1) переход от индустриального общества к информационному; 2) стремительный технологический прогресс; 3) преобладание долговременных - интересов [ад текущими; 4) глобальная экономическая интеграция; 5)'переход от централизации власти к ее децен-трализации; 6) распространение принципа «самопомощи» вместо принципа «полагайся на государственные учреждения»; 7) замена демократии представительной демократией непосредственного участия; 8) вытеснение иерархических организаций системой непосредственных связей между ними; 9) массовая миграция населения с:северо-востока на юг и запад США; 10) возрастает многообразие выбора во всех областях — от политики до:тиля жизни. Данные тенденции характерны и для стран Западной Европы.

Таким образом, то, что Тоффлер стремился доказать 1а теоретическом уровне, Нэйсбит подтвердил на основе анализа текущей американской литературы. Характерной чертой этих концепций является отказ от технократической модели общественного развития, обращенность к человеку. Речь идет о конце эпохи автомагического прогресса, утверждении того, что будущее открыто, а история является человеческим делом. Процесс информатизации, как уже отмечалось, затронул все регионы, идет однако он везде разными темпами. Тем не менее можно сформулировать основные его тенденции:

— Информатизация — особый социотехнический и социокультурный процесс, в основе которого лежит компьютерная революция. Общепризнанным сегодня является то обстоятельство, что альтернативы ему нет. связи с этим следует четко сформулировать проблемы, которые в ближайшее время появятся у человечества. Среди них — необходимость осуществления психологической подготовки, формирование - информационных потребностей обществ, создание среды массовой компьютерной грамотности, формирование информационной культуры и др. Это повлечет за собой изменение всей ноосферы, то есть произойдут существенные сдвиги в духовной жизни общества, мышлении, образе жизни, появится новая «среда обитания», сформируется так называемая инфосфера.

— Появление инфосферы существенно изменит представления человека о мире, его мировоззрение, взгляды на природу, общество, самого себя и свое мышление. Изменятся и социальные детерминанты осознания мира, материальная и духовная культура общества, «Социум», имеющий личную значимость для субъекта как свой, с устойчивым типом социальной памяти, традициями, общественными ценностями, господствующими в обществе стереотипами, парадигмами, мифами, типами рациональности и ментальности, осознанными социально-классовыми интересами, претерпит радикальное изменение.

— Инфосфера, как новая инфраструктура, изменит сложившуюся картину мира. Человечество, взаимодействуя со средой, создаст внутри себя в результате процессов отражения и познания своеобразную информационную модель мира. Роль человека в обслуживании информационной модели будет носить двоякий характер. С одной стороны, в результате творческих актов человек добывает новое знание и обогащает информационную модель. С другой (и в основном) — он формирует и регулирует процесс повседневного отражения мира в информационной модели.

— Встраивание средств обработки информации в машины, автоматизация рабочих мест и их интеграция с инфосферой позволят развернуть информационные потоки от материального мира к «электронному архиву человечества». Новая информационная среда в качестве глобального носителя информации позволит очистить информационную структуру от искажающего воздействия субъективного фактора, объективно довлеющих над умами и знаниями людей социально обусловленных детерминант и оценок. Следует помнить, что глобальная инфраструктура чрезвычайно чувствительна к человеческому фактору. Она эффективна только тогда, когда дополняется разнообразными средствами поддержки творческой деятельности человека.

Эти и многие другие проблемы, которые возникнут в ходе информатизации, позволяют предположить, что будущие «компьютерные поколения» столкнутся с целым рядом принципиальных изменений в сознании людей, в принципах осознания нового феномена инфосферы как неотъемлемого компонента ноосферы. Следует ожидать изменения типа человеческой мыслительной деятельности (мировоззрения, типа социальной памяти, типов рациональности и ментальности). Получит развитие визуальное' мышление как особый вид синтетического мышления.

Принципиальные изменения могут произойти в характере познавательной деятельности людей, освоении мира, появится новая научная картина мира. Специального исследования потребуют когнитивные аспекты компьютеризации, создающей возможности для резкого повышения умственной деятельности. Предполагается появление особой социальной группы — «когнитариата», владеющей организованной информацией.

Произойдет кардинальное изменение характера коммуникации как социального явления. По-новому встанет, например, проблема понимания. Систему «человек— человек» заменит система «человек—компьютер—человек», что неизбежно поставит вопрос о социальной изолированности субъекта, разрыва понимания между людьми, особенно разных компьютерных поколений.

Радикальному изменению подлежит вся материальная и духовная культура. В переходный к информационному обществу период обнаруживаются противоречия между требованиями нового общества и интеллектуальным уровнем человека. Узколокальное мировоззрение, ограниченное образование и технотизированная культура человека индустриального общества должны быть преодолены. Появление и развитие инфосферы должно сопровождаться развитием культуры и образования. Отсутствие необходимого внимания к последним может обернуться культурным отчуждением и культурной Дезориентацией, что чревато наиболее непредсказуемыми и опасными последствиями для всей цивилизации.

«Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, но потеряет душу свою?» (Мф. 16, 26). На пороге нового тысячелетия человечество обременено огромным грузом самых* различных проблем, уходящих кролями 'глубоко в историю. Однако среди этих проблем особую остроту принимают глобальные, которые так или иначе затрагивают все страны и народы, и решение которых также зависит от совместных усилий последних. Глобальные проблемы современности, стягивая противоречивый мир в некоторое негармоничное, но единое целое, заставляют все мировое сообщество серьезно задуматься о необходимости принятия безотлагательных мер, связанных с решением этих проблем. Чтобы не оказаться последним поколением вида «Hоmо sapiens», человек в своей деятельности должен исходить из объективных научных данных о возникшей в середине XX века угрозе омницида — тотального самоуничтожения мирового сообщества и жизни на планете в результате ядерной и экологической катастрофы. Глобальные проблемы современности образуют некоторую целостную систему, получившую название глобалистики, осью, стержнем которой является проблема человека и его будущего. В связи с этим широкое распространение получает моделирование будущего состояния и тенденций изменения глобальных проблем, начавшееся под влиянием деятельности Римского клуба (1968 г.).

Первые доклады Римского клуба произвели «шоковое» впечатление на Западный мир и оказали огромное влияние на развитие теоретической мысли. Вывод электронных «оракулов» (модели были математическими, все данные обрабатывались на компьютерах) был ошеломляющим: если не произойдет коренных изменений в социальных, экономических, физических взаимосвязях, определяющих развитие мировой системы, то наступит тотальная катастрофа, коллапс. Эти доклады всколыхнули общественное мнение и мобилизовали ученых на поиск решения глобальных проблем, но одновременно это явилось толчком к разработке еще более мрачных прогнозов. Картину социальных и экономических потрясений — «цепи кризисов», которые в перспективе охватывают весь мир — наиболее впечатляющее производит «экоспазм» О. Тоффлера в его книге «Футурошок». Скорость и сложность — два фактора, подрывающие основу системы жизнеобеспечения, — в сочетании приобретают «взрывной характер», образно говоря, играют роль детонаторов в индустриальном обществе.

Получают широкое распространение настроения технофобии. Машина начинает ассоциироваться с «тоталитарным государством», бездушным безликим Левиафаном. Речь идет о массовом обществе, поглощающем индивида без остатка, растворяя его в себе, превращая в ничтожный «винтик» гигантского механизма. «Вектор надежды» сменяется «вектором отчаяния». Все постулаты западной социальной философии, положенные в основу апологетических теоретических концепций индустриального общества, к середине 70-х годов принимаются не иначе, как с отрицательной частицей «не». Появляется все больше и больше пророков «мрачной судьбы человечества».

Социальное предвидение контуров будущего находит отражение не только в научно-теоретических футурологических концепциях, но и в различных видах художественной деятельности, например, в литературном творчестве. Романы-антиутопии XX века — это романы-предупреждения, которые рождаются также из духа кризиса «социально-исторической надежды». В них отражены общие тревоги за судьбы цивилизации. Е. Замятин в романе «Мы» бунтует против машины, Дж. Оруэлл в «1984» против идеологии.

Решение актуальных проблем современности, стремление дать ответ на важнейшие вопросы характерно и для деятельности церкви. Религиозная футурология проводит теологический анализ значения последствий научно-технического и общественного развития для будущего человечества. Одной из главных задач, которую ставит перед собой современная церковь — это защита человека, охрана достоинства личности и ее прав в обществе. В этом отношении весьма поучительна социальная доктрина церкви или социальное «поучение», в котором утверждается примат универсальных всеобщих прав человека над правами власти и утверждение человеческого достоинства в людях независимо от их конфессиональной принадлежности.

Индустриальное общество, которое еще в 60-е годы считалось, в некотором роде, вершиной социального развития (3, Бжезинский, Р. Арон, Ж. Фурастье) начинает критиковаться исследователями самых различных политических ориентации: неоконсерваторами, социал. демократами, левыми радикалами и т. д. Можно ли избежать «пансоциальной катастрофы», можно ли вьь рваться за пределы «одномерного» мышления, преодолеть новые специфические формы отчуждения в обществе массового потребления, можно ли остановить экстенсивный рост, ведущий, в конечном итоге, к коллапсу?

Дата добавления: 2014-12-29