Основные направления развитии. Усиление государственной цензуры 4 страница

Таким образом, в распространении истинного знания и видят свою задачу издатели журнала. Как и в «Утреннем свете», основное место в журнале занимают переводные материалы. В качестве переводчи­ков и соответственно главных вкладчиков издания выступали студен­ты Московского университета: А. Малиновский, Д. Ракачев, Л. Давы­довский, Н. Лаба, П. Воейков, Д. Серебряков, М. Жуков, П. Колязин, В. Данилов и др. Из оригинальных произведений, напечатанных в жур­нале, можно назвать только «Эклогу» князя Ф. А. Козловского и два философско-дидактических эссе, принадлежавших другу А. Н. Радищева масону А. М. Кутузову, — «Наставление отца к сыну, которого отправляет он в Академию» и «Почему не хорошо предузнавать судь­бу свою».

Как и в «Утреннем свете», преобладающей тенденцией в отборе материалов, помещавшихся в журнале, явилась установка на мораль­но-нравоучительное назидание. Преобладания философской пробле­матики здесь, правда, нет, хотя помещаются переводы «Нравоучитель­ных рассуждений» Сенеки вместе с его биографией, «Рассуждения и мысли г. де ля Рошфуко», «Эпиктетовы речи», а в мартовском номере напечатана переводная статья из «Энциклопедии» «Философ», вклю­чавшая в себя полемику с деизмом и стоицизмом. Но значительно большее место в данном издании занимают «письма» нравственно-дидактического содержания, а также повести, сюжеты которых призва­ны так или иначе подвести читателей к пониманию нравственных обя­занностей человека. В большинстве своем это либо так называемые «восточные повести» — жанр, получивший в XVIII в. особую попу­лярность, либо повествования, основанные на биографиях историче­ских деятелей, например, переведенная с немецкого языка повесть «Пе­чальные следствия непостоянства» — о характере английского короля Генриха VIII, казнившего нескольких своих жен.

Все это вписывается в систему масонского умонастроения. Мате­риалы, касающиеся осознания отношения человека к Богу, занимают в этом издании не менее важное место, чем в предыдущем. Доста­точно, например, указать такие, как эссе «Безумие идущих против воли Божией и неверующих провидению», или очерк «Божие мило­сердие», или перевод фрагментов сочинения немецкого моралиста X. Ф. Геллерта «Примечания на Священное писание». И при этом издатели не забывали о главной цели журнала, намеченной в преди­словии: «распространять знание, на котором основание свое имеет мудрость». Этому была посвящена принципиальная статья «О глав­ных причинах, относящихся к приращению художеств и наук». Такую причину автор видит в свободе мысли и ссылается на состояние куль­туры в античной Греции.

В целом «Московское ежемесячное издание» являло собой пока­зательный пример реализации масонами своей образовательной программы, к чему были подключены и студенты как основные вклад­чики материалов журнала.

Еще одним изданием масонской ориентации следует считать жур­нал «Вечерняя заря». Это ежемесячное издание, выходившее в тече­ние 1782 г. в Москве, хронологически продолжало предыдущие, но по своей идейной направленности существенно отличалась от них.

Установка на самопознание как единственный путь нравственного совершенствования человека сохранялась. Но признание науки и зна­ния в качестве источников этого совершенствования сменяется здесь откровенным уходом в мир теософии и голого морализирования. Преобладание чисто вероучительной проблематики, воинствующее неприятие идей просветительских философов, пронагандирование мистических «таинств египетского богословия» характеризуют содер­жательный пафос «Вечерней зари». Как явствовало из подзаголовка, журнал должен был заключать в себе «лучшие места из древних и новейших писателей, открывающие человеку путь к познанию Бога, самого себя и своих должностей, которые представлены как в нраво­учениях, так и в примерах оных». Этим объяснялось разнообразие материалов, представленных в журнале: и стихи, и прозаические по­вести, и анекдоты, и даже исторические исследования, как, напри­мер, опубликованная в 1 части за февраль статья «О начале и проис­хождении казаков Малороссийских, Запорожских, слободских. Донских и их переменах». Но преобладающий массив материалов составляли морализирующие богословские «рассуждения», пара­фразы молитв и псалмов и переводы полумистических статей, рас­крывавших египетское учение о душе: «о пути, ведущем к назначе­нию всея духовныя цепи», «о смерти и воскресении духовном» и т. д.

Существует мнение, что данное издание в идейном отношении противостоит предыдущим двум журналам Новикова и ни в коей мере не отражает его убеждений. В целом данная точка зрения справедли­ва. Но говоря о Новикове-журналисте в 1780-е годы, необходимо учи­тывать одно обстоятельство. Следует различать две стороны заслуг Новикова в процессе развития журналистики них лет: организатор­скую, как руководителя типографии Московского университета и ини­циатора разнообразных журнальных предприятий, и идейную, каса­ющуюся непосредственного участия его в рассматриваемых изданиях и влияния на их содержательную направленность.

Если говорить об организации журнального дела в России 1 770 - 1780-х годов, особенно в Москве, то роль Новикова в этом трудно переоценить. Примеры его новаторских начинаний в расши­рении сферы возможностей журнальной периодики уже рассмотре­ны ранее. Очень часто, как это было, например, при организации детского журнала или критико-библиографического издания, он при­влекал к участию в них деятельных сотрудников. Начав проект, он за­тем поручал продолжать начатое другим. Так он предопределил бу­дущую журнальную деятельность Н. М. Карамзина, открыл незаурядные способности будущих издателей в лице Л. Ф. Лабзина и П. Сохацкого. Что же касается личного участия Новикова в изданиях 1780-х годов, то оно не было столь значительным. Это относится и к масонским журналам. В качестве непосредственного сотрудника он выступал лишь на раннем этапе их становления и, скорее, как идей­ный вдохновитель. По мере налаженности самого процесса к руко­водству подобными изданиями приходили другие лица. Так обстояло дело и с «Вечерней зарей», руководителем и своего рода редактором которой был, по-видимому, профессор Московского университета, один из лидеров розенкрейцеров И. Г. Шварц. Участниками жур­нала в качестве переводчиков были привлечены слушатели его лекций, студенты университета: М. И. Антонский, А. Ф. Лабзин, Л. Я. Да­выдовский, Л. М. Максимович, А. Ф. Малиновский, И. П. Турге­нев, П. А. Пельский, Ф. А. Тимонович и др. Помимо них в журнале сотрудничали авторы, уже зарекомендовавшие себя в литерату­ре: Ф. Ключарев, П. А. Озеров, М. и А. Антонские, Ф. Поспелов, П. Икосов, И. Софонович, П. Сохацкий. Показательно, что ни Кутузов, ни Херасков, ни Муравьев, не говоря уже о Державине или Княжни­не, участия в этом издании не принимали.

Преобладание на страницах журнала чисто философских материа­лов, несомненно, отражало масонскую установку на раскрытие зна­чения устремленности к Богу как решающего условия нравственно­го самосовершенствования. Таково было, например, «Рассуждение о бессмертии души», открывавшее первый январский номер журна­ла и заключавшее в себе полемику с деизмом, или «Рассуждение о бытии Бога, выведенное из рассматривания природы», или «Филосо­фическое рассуждение о Троице в человеке, или Опыт доказатель­ства, подчеркнутый из разума и Откровения, что человек состоит из тела, из души и духа». Показательна в этом отношении статья «Рас­суждение о том. что может ли чрезвычайное божеское в вере (рели­гии) наставление и откровение согласоваться с премудростью Божией», содержавшая яростную полемику с идеями Ж.-Ж. Руссо и П. А. Гольбаха: «Неужели и мы, — восклицает автор «Рассуждения», — должны столь же дерзостно, как и сочинитель „Системы природы" (Systeme de la nature), сказать, что Бог, провидение, вера и будущая жизнь не что иное, как пустые предрассуждения, которые человече­ство само собою отвергло бы, если бы оно посмотрело философи­ческим взглядом на целую связь природы». Аналогичного рода идеи заключало в себе и переведенное с французского языка сочинение Ж. Сорена «Слово о вольнодумцах и неверующих».

В полном соответствии с подчеркнутым индифферентизмом изда­телей к постановке общественных вопросов в тех редких случаях, когда в журнале помещались материалы, затрагивающие политическую проблематику, освещение давалось с открыто охранительных пози­ций. Примечателен в этом отношении помещенный в июльском но­мере диалог «Аристид, рассуждающий о политических делах». В от­вет на вопросы своего собеседника Клисфена: «Государь не может ли во зло употреблять свою власть? Что же тогда делать?» — Аристид отвечает: «Покориться и лить слезы; слезы тогда становятся свиде­тельством и всегдашними упреками на его забвение. Каков бы под­данный ни был, он всегда есть токмо тень могущества. Когда уже учинена присяга и дана верность, в какой бы ты степени ни прибли­жался к трону, прикосновение к оному есть осквернение. Возмути­тель есть вероломец, стыд государя и ужас государства». И, как бы завершая ответ, Аристид подводил итог: «Нет ничего священнее го­сударя, ничего нет мерзостнее бунтовщика».

Единственный случай помещения на страницах журнала материала, имевшего критическую направленность, связан с публикацией в сен­тябрьском номере стихотворной сатиры П. А. Озерова «Наставление молодому Суетону, вступающему в свет». В сатире явно выражена настороженность по отношению к материалистическим постулатам просветительской философии, в которой автор видит один из главных источников упадка нравов дворянской молодежи своего времени, что также свидетельствовало о масонских симпатиях Озерова. В целом по своей популярности «Вечерняя заря» значительно уступала «Утренне­му свету». В декабре 1782 г. издание было прекращено.

Последним в ряду рассматриваемых издании чисто масонской ори­ентации был журнал «Покоящийся трудолюбец». Журнал выходил ежеквартально с середины 1784 но июль 1785 г. и издавался, как и все остальные, в типографии Московского университета, принадлежав­шей Новикову. Из подзаголовка явствовало, что журнал служил про­должением «Вечерней зари» и должен был заключать в себе «бого­словские, философические, нравоучительные, исторические и всякого рода как важные, так и забавные материи к пользе и удоволь­ствию любопытных читателей». Среди сотрудников журнала мы ви­дим тех же студентов Московского университета, которые принимали участие в предыдущем издании: М. А. Антонского, В. С. Подшивалова, И. Ф. Сафоновича, П. А. Сохацкого, М. А. Петровского. К ним добавил­ся ряд новых сотрудников, в юм числе начинающие поэты — С. С. Боб­ров, С. Тучков, М. Доброгорский, М. Багрянский, княжны Ек. и Т. Голи­цыны и др.

Как значилось на титуле, издание посвящалось «любезнейшему Отечеству и всем верным сынам его», но каких-либо материалов,

пропагандировавших утверждение отечественных традиций или об­ращенных к национальной истории, мы на страницах журнала не об­наруживаем. Идейная направленность «Покоящегося трудолюбца» определяется, в сущности, теми же установками на морализирова­ние и поддержание в человеке стремления к нравственному совер­шенствованию. Таковы, например, статьи «Опыт краткого для детей учения о душе» и «О мнимом усердии в религии», где идет речь о вреде пустой набожности и нетерпимости, источниками чего объяв­ляются гордость, корыстолюбие и злость; таково же эссе «О должно­сти человека иметь особливое попечение о своей душе». Очень боль­шое место в этом издании занимают материалы, так или иначе трактующие тему «уединения»; она представлена и стихотворения­ми с тем же названием, и прозаическими «рассуждениями», и про­сто медитативными фрагментами — вроде короткого эссе «Чувство­вания великодушного в пустыне». Сама по себе актуализация этой темы вписывалась в общий процесс идейной переориентации про­блематики литературы, отражавшей постепенное наступление чув­ствительной литературы, внедрение в нее сентименталистского ми­роощущения. В этом отношении масонские установки на самопознание, внимание масонской этики к совершенствованию души как нельзя лучше служили утверждению в сознании читающей публики тех нравственных ценностей, которые будут эстетически ос­ваиваться сентиментализмом. Тема дружбы, тема тщетности стрем­ления к славе и богатству наряду с постоянным проповедованием уединения и любви к Богу составляли лейтмотив тематического ре­пертуара журнала. Не случайно на страницах «Покоящегося трудо­любца» практически отсутствуют материалы, хоть как-то связанные с сатирой.

Журналы И. А. Крылова и ею группы («Почта духов», «Зритель», «Санкт-Петербургский Меркурий»)

Заметной вехой в истории журналистики последнего десятилетия XVIII в. стали журналы, издававшиеся И. А. Крыловым и сплотивши­мися вокруг него единомышленниками в лице И. А. Дмитриевского, А. И. Клушина и П. А. Плавильщикова. С деятельностью этой группы связано появление таких журналов, как «Почта духов» (1789), «Зри­тель» (1792) и «Санкт-Петербургский Меркурий» (1793). Демокра­тизм идеологической позиции составлял основу того творческого единства, которое объединяло взгляды членов данного кружка. Это выливалось в открытое противостояние перечисленных изданий ге­гемонизму сентименталистского направления в литературе 1790-х годов. Душой кружка и фактическим руководителем названных жур­налов был Иван Андреевич Крылов (1769-1844).

Жизненная судьба Крылова поражает своей неординарностью. Как писатель он принадлежал сразу двум историческим эпохам — XVIII столетию, в конце которого Крылов заявил о себе как яркий драматург и талантливый журналист-сатирик, и XIX в., точнее пер­вой его трети, в которой неподражаемое мастерство Крылова в жан­ре басни сделало его имя бессмертным в русской литературе. Как человек Крылов воплощал собой странное сочетание гонимого судь­бой пасынка фортуны и вместе с тем мудреца, осознавшего ничтож­ность людской суеты в погоне за мнимыми благами жизни, как-то: чины, богатство, власть. Истинную цену этих атрибутов жизненного благополучия, как и низменность средств, какими они порой дости­гаются, он великолепно раскрыл в своих баснях.

Начало творческого пути Крылова в литературе было связано с драматургией. Но разногласия с тогдашним руководством театраль­ного ведомства столицы в лице Я. Б. Княжнина сделали невозмож­ным постановку пьес молодого драматурга на сценах петербургских театров. Крылов обращается к журналистике.

Первым журналом, который начал единолично издавать Крылов, был «Почта духов. Ежемесячное издание, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с во­дяными, воздушными и подземными духами». Это был чисто литера­турный журнал, выходивший в Петербурге с января но август 1789 г. и печатавшийся в типографии И. Г. Рахманинова. Хотя журнал выхо­дил ежемесячно отдельными книжками, в композиционном отноше­нии это было многоплановое, связанное единым фантастическим сюжетом произведение. Следуя традициям сатирической журнали­стики 1769 г. (в частности, журналу Ф. А. Эмина «Адская почта»), издание Крылова более тяготело к романной форме беллетристиче­ского повествования. Материалом журнала служит «переписка» вол­шебника Маликульмулька со своими фантастическими корреспон­дентами, выполняющими строго определенные функции. В письмах подземных духов, гномов Зора, Буристона, Вестодава едко и остро­умно осмеиваются царящие на Земле разврат и коррупция, захватив­шие, подобно заразе, и размеренную жизнь подземного царства. Плу­тон посылает гнома Буристона на Землю с поручением найти гам честных и беспристрастных судей для подземного царства. Но, столк­нувшись с судебными порядками на Земле, гном отчаивается выпол­нить поручение Плутона. Параллельно благодаря письмам гнома Зора мы знакомимся с петиметром Приирыжкиным, женящимся на престарелой кокетке, присутствуем на обеде богача Плутореза, узна­ем о француженке, хозяйке модной лавки, приютившей своего брата, во Франции бежавшего из Бастилии, но здесь намеревающегося стать воспитателем российского юношества.

Совсем в другом стиле выдержаны письма, отправляемые вол­шебнику воздушными духами-сильфами — Выспрепаром, Свето-видом и Дальновидом. Это в основном философские рассуждения об общественной морали и ноли гике, об обязанностях монархов, о положении дворян в обществе, о моральном долге, определяющем звание «честного человека», о мизантропии как единственно пра­вильной жизненной позиции в этом мире, где царствуют фальшь и корысть. Содержание этой части журнала было во многом заим­ствовано Крыловым из сочинений французского писателя и фило­софа-просветителя маркиза Ж.-Б. д'Аржана: «Кабалистические письма» и «Еврейские письма». Проникнутая духом демократизма И нетерпимостью к сословным предрассудкам, программа д'Аржа­на, несомненно, импонировала Крылову. Стиль заимствованных ма­териалов этой части переписки духов явно тяготел к философской публицистике.

Значительное место на страницах «Почты духов» отводилось борьбе с галломанией, а также литературной полемике. Объектами язви­тельных, нередко на грани пасквиля, нападок Крылова являлись его давний литературный противник, известный драматург Я. Б. Княжнин, а также заведовавший репертуаром петербургских театров П. А. Сой-монов. Идеологическая радикальность сатиры «Почты духов» обус­ловила недоброжелательство по отношению к журналу со стороны дворянских читательских кругов Петербурга. Ввиду материальных затруднений в августе 1789 г. издание было прекращено. Правда, в 1802 г. «Почта духов» вышла вторым изданием.

Вновь к журнальной сатире Крылов обращается в 1792 г., когда вместе со своими единомышленниками — молодым литератором А. И. Клушиным, драматургом и актером П. А. Плавильщиковым и знаменитым И. А. Дмитриевским — он основывает на паях издатель­скую компанию под названием «Типография И. Крылова с товари­щи» и начинает издавать новый ежемесячный литературный журнал «Зритель». Журнал выходил с февраля 1792 г. на протяжении 11 меся­цев и имел свыше 160 подписчиков. Основная часть опубликованных в «Зрителе» оригинальных материалов принадлежала членам типо­графской компании. Кроме издателей на страницах журнала печата­ли свои стихотворения и переводы А. Бухарский, В. Свистуновский, Д. И. Хвостов, И. Варакин и др.

Направление журнала определялось критико-публицистически-ми статьями Плавильщикова и сатирическими сочинениями Крыло­ва и Клушина. Уже в февральском номере была помещена про­граммная статья Плавильщикова «Нечто о врожденном свойстве душ российских», полемически направленная против сочинений иностранных публицистов вроде Шапна д'Отероша, автора книги «Путешествие в Сибирь», в которой русские люди представлялись чуть ли не дикарями, лишенными способности к цивилизованным нормам жизни. Проблеме самобытности русского драматического искусства была посвящена другая обширная, также не лишенная программности, статья Плавильщикова «Театр». В ней выражалось страстное желание видеть русский театр «совершенным училищем, как должно любить Отечество», и подвергались острой критике дра­матурги, слепо хранившие верность устарелым канонам классициз­ма и шедшие путем подражательности. Патриотизм позиции Пла­вильщикова ярко выразился и в статье «Мир», в которой автор приветствовал заключение мира между Россией и Турцией в декаб­ре 1791 г. и связывал с этим событием надежды на приращение бо­гатств России и дальнейшее усиление со стороны правительства мер по развитию отечественной торговли.

Публицистическому пафосу материалов Плавилыцикова в журна­ле противостояла сатирико-обличительная направленность опубли­кованных там сочинений Крылова и Клушина. Крылов поместил на страницах «Зрителя» незавершенную сагирико-нравоописательную повесть «Ночи», цикл пародийно-сатирических речей, в которых вы­смеивались пороки модною воспитания дворян («Речь, говоренная повесою в собрании дураков» и «Мысли философа но моде, или Спо­соб казаться разумным, не имея ни капли разума») и обличалась прак­тика бесчеловечного отношения помещиков к своим крепостным крестьянам («Похвальная речь в память моему дедушке, говоренная его другом за чашею пунша в присутствии его приятелей»). По-види­мому, Крылову принадлежало и анонимно опубликованное язвитель­ное сатирическое эссе «Покаяние сочинителя Крадуна», завуалиро­ванно высмеивавшее Княжнина. Особо следует выделить «восточную повесть» Крылова «Каиб». В сущности, это сатирико-аллегорическая сказка в духе традиции философских повестей Вольтера. В ней рас­сказывается, как некий могущественный восточный государь Каиб, томимый скукой в своем роскошном дворце в окружении алчных царедворцев, случайно получает от мыши, чудесным образом пре­вращавшейся в фею, спасительный совет, как стать счастливым: он должен найти человека, который любит и ненавидит его одновремен­но. Каиб отправляется странствовать, и только теперь он узнает, как живут его подданные, убеждается в лживости идиллических пастора­лей поэтов-сентименталистов, познает истинную цену тех похвал, ко­торые расточают монархам в пышных одах наемные стихотворцы. Встреча Каиба с семьей безвинно оклеветанного старика, его бывше­го министра, и любовь к его дочери Роксане помогают сбыться пред­сказаниям феи. Гротесковая сатира в повести сочетается с не лишен­ной сентиментальности, хотя и иронически окрашенной утопией. Из материалов, принадлежавших Клушину, следует выделить два цикла нравоописательных очерков — «Портреты» и «Прогулки», а также бытовую сценку «Передняя знатного боярина». Умеренная сатира перемежается в этих произведениях с нападками на противостояв­шие «Зрителю» литературные группировки, в частности, на авторов, сотрудничавших в издававшемся Н. М. Карамзиным «Московском журнале».

Поэтический раздел «Зрителя» был представлен дружескими по­сланиями Клушина и Крылова, баснями Д. И. Хвостова, медитатив­ным стихотворением П. Варакина «Долина», созданным по мотивам элегии Т. Грея «Сельское кладбище», принадлежавшими А. Бухарско­му переводами из Катулла и Сафо. Читатели журнала могли также

познакомиться с оссианической поэзией — переведенными прозой И. Захаровым фрагментами поэм Оссиана «Дартула» и «Оина-Мо-руль». Жанры песни, романса, анакреонтической оды. интимных ли­рических признаний и пейзажной элегии постоянно присутствовали в номерах журнала.

Читательский успех «Зрителя» был очевиден, но сатирические ма­териалы, печатавшиеся в нем, вызывали настороженность властей. В мае 1792 г. в типографии журнала полиция произвела обыск. Искали рукописи опасных в глазах правительства сочинений. Текст одной из набранных в типографии повестей Крылова «Мои горячки» потре­бовала к себе Екатерина II. Искали также крамольную поэму Клуши-на «О горлицах». Обошлось без наказаний, но за деятельностью изда­телей журнала был установлен негласный надзор. К концу 1792 г. из шпографской компании вышли Дмитриевский и Плавильщиков. В декабре издание «Зрителя» было прекращено.

В 1793 г. Крылов совместно с Клушиным предпринимает издание нового журнала — «Санкт-Петербургский Меркурий». Журнал вы­ходил ежемесячно с января по декабрь. Несмотря на выход из редак­ции Плавильщикова и Дмитриевского, издатели сумели привлечь к сотрудничеству новых авторов, поэтов и переводчиков. Так, в числе участников журнала дебютировал В. Л. Пушкин, два стихотворения которого («К камину» и «Ельвира») были опубликованы в ноябрь­ском и декабрьском номерах. Помимо активно выступавшего уже в «Зрителе» А. Бухарского на страницах «Санкт-Петербургского Мер­курия» регулярно печатают свои стихотворения и переводы П. Мар­тынов, А. Струговщиков, Ст. Ляпидевский, также опубликовавший там стихотворение «Совет Темире» и «Сатиру», князь Д. П. Горчаков, князь Г. Хованский, выступивший в рубрике «Российские анекдоты».

По насыщенности содержания сатирическими и публицистиче­скими материалами новый журнал значительно уступал «Зрителю». Но зато по разнообразию тематических рубрик и по структуре «Санкт-Петербургский Меркурий» более соответствовал профилю чисто литературного журнала. Редакторы журнала ориентировались на сей раз на традиции парижского издания «Mercure de France». Так, в отдельных номерах появляется рубрика «О новых книгах», содер­жавшая рецензии на выходившие из печати книги. В числе рецензен­тов чаще всего выступали Крылов и Клушин. Первый поместил и февральском номере рецензию на комедию Клушина «Смех и горе», а в июньском — рецензию на пьесу того же автора «Алхимист». Клу-шин в августовском номере откликнулся на трагедию Я. Б. Княжнина «Вадим Новгородский». Отзыв Клушина был достаточно критический. Отметив многочисленные противоречия драматурга и непо­следовательность в воплощении идеи трагедии, критик заключал: «Кто имеет вкус и тонкий слух, тот найдет и без меня множество погрешностей в стихах и в языке. Вообще Вадим не есть лучшая из трагедий г. Княжнина. Кажется, что он начал и кончил „Дидоной"».

Другая рубрика, постоянно присутствовавшая в 1-й и 2-й частях жур­нала, — «Российские анекдоты» (авторами были тот же Клушин, А. Стру-говщиков, князь Г. Хованский) представляла различные удивительные события, случившиеся чаще всего на войне и запечатлевшие черты рус­ского национального характера. В февральском и мартовском номерах печатались чувствительная повесть Клушина «Несчастный М-в», создан­ная под явным влиянием популярного в те годы произведения И. В. Гете «Страдания юного Вертера». Почти в каждом номере Клушин также помещал свои стихотворения («Стихи к Клое на новый год», «Человек», «Вечер», «Стихи на смерть моего друга», «К лире» и др.).

Участие Крылова в этом журнале было не столь активным. Поми­мо упомянутых рецензий и нескольких стихотворений Крылов про­должил публикации пародийно-сатирических речей. В «Санкт-Петер­бургском Меркурии» он помещает «Похвальную речь науке убивать время, говоренную в новый год» и «Похвальную речь Ермалафиду, говоренную в собрании молодых писателей». В первой Крылов про­должает традицию обличения паразитической морали дворянских прожигателей жизни, видящих призвание «благородного человека» в том, «чтоб делить по-братски время свое с обезьянами и с попугая­ми». Гротесково заостренное отрицание разумности господствую­щих в дворянском обществе нравов — вот предмет сатиры Крылова в пародийных речах. Созданный им жанр сатирических панегириков, в которых критика социальных и нравственных пороков приобретала форму пародийного утверждения их достоинств, отражал то измене­ние идеологической ситуации, когда в результате французской рево­люции 1789 г. продолжение традиций просветительской сатиры, раз­вивавшейся в журналах Новикова конца 1760-х годов, стало невозможным. Другое пародийное сочинение — «Похвальная речь Ермалафиду...», согласно общепринятой точке зрения, представляло собой памфлет против школы Н. М. Карамзина. Выпады против край­ностей сентиментализма сочетались в ней с едкими насмешками в адрес представителей других литературных направлений.

Очень обильно представлены в журнале переводы сочинений ев­ропейских, в основном французских, авторов, особенно Вольтера. Уже в январском номере был опубликован перевод его «Рассужде­ния об аглинской трагедии», а в последующих номерах — «Рассуждеиие о г. Попе», очерк «О Сократе». К этому же разряду переводных материалов примыкают биографические очерки «Жизнь славного Серванта», «Портрет г. Вольтера», «О Ричардсоне», «Рассуждение об оде. Из соч. д'Аламбера» и «Опыт о человеческой жизни г. Попе» в переводе И. Мартынова, фрагмент известного трактата А. Поупа «Опыт о человеке». Примечательно было и помещение в июльском номере переводов отрывка из «Мыслей» Г. Т. Рейналя под названием «Об открытии Америки» и особенно трех басен Г. К. Пфеффеля, от­крыто высмеивавших происходившие во Франции в результате рево­люции перемены: «Употребление вольности», «На равенство» и «На правление народное». Как видим, скрытая оппозиционность сочета­лась в журнале с помещением материалов явно охранительного ха­рактера. В одном из последних номеров журнала Крылов опублико­вал стихотворение «К счастью», в котором с грустью пенял на фортуну, столь немилостиво обошедшуюся с ним. Грустными пред­чувствиями пронизаны и стихотворение Крылова «Мой отъезд», и дружеское послание Клушина «К другу моему И.А.К.». По-видимо­му, существовало негласное распоряжение властей, запрещавшее друзьям продолжать издание журнала. В обращении издателей к чи­тателям, опубликованном в декабрьском номере «Санкт-Петербург­ского Меркурия», наряду с благодарностью почитателям журнала упоминались и его недоброжелатели: «Мы слышали иногда критики и злые толки на наши писания, но никогда не были намерены против них защищаться. <...> Слабо то сочинение, которое в самом себе не заключает своего оправдания».

Издания Н. М. Карамзина («Московский журнал», альманахи «Аглая», «Аониды»)

Качественно новым явлением развитии русской журналистики конца XVIII в. стало выступление на этом поприще Николая Михай­ловича Карамзина. Ярчайший представитель сентиментализма, фак­тически лидер этого направления, Карамзин своими повестями, сво­ими «Письмами русского путешественника» заложил традиции, в русле которых движение литературы обрело новые стимулы. Карам­зин не только создал образцы повествовательной прозы, на которые ориентировались многочисленные его последователи, но он также выступил теоретиком нового направления, а главное, обновил лите­ратурный язык, сблизил его с речевой стихией образованного обще­ства и тем самым, по справедливому замечанию В. Г. Белинского, умел «заохотить русскую публику к чтению русских книг».

Сентиментализм основывался на абсолютизации чувства как глав­ной и едва ли не единственной сферы познания человеческой приро­ды в мире искусства. «Говорят, что автору нужны таланты и знания, острый принципиальный разум, живое воображение. Справедливо, но сего недовольно. Ему надобно и доброе нежное сердце, если он хочет быть другом и любимцем души нашей», — писал Карамзин в статье «Что нужно автору» (1793).

Требование субъективной правдивости в раскрытии сердечного чувства объявляется главным условием истинного искусства. Вот почему сентиментализм избегает возвышенной героики воспева­ния монархов, столь свойственной классицизму, но отдает предпоч­тение камерным жанрам интимной лирики, или эпистолярной про­зе, чувствительным повестям, обращенным к анализу внутреннего мира личности. С этим же связана была и проповедь социальной пассивности, и разработка традиционных для сентиментализма мо­тивов дружбы, уединения, воспевание природы, сельской тишины. Все это по-своему находит отражение в практике Карамзина-жур­налиста.

Дата добавления: 2014-12-24