Андреева Галина Михайловна 15 страница

Толпа как разновидность стихийных групп наиболее полно исследо­вана в социальной психологии. По определению Лебона, толпа — это «человеческая совокупность, обладающая психической общностью», она образуется на улице по поводу самых различных событий дорожно-транспортного происшествия, поимки правонарушителя, недовольства действиями представителя власти или просто проходящего человека. Ее цели могут быть весьма различными: просто поглазеть, протестовать против чего-либо, заявить о каких-то требованиях. Длительность ее су­ществования определяется значимостью инцидента: толпа зевак может разойтись, как только элемент зрелищности ликвидирован. В другом случае, особенно когда это связано с выражением недовольства каким-либо социальным явлением (не привезли продукты в магазин, отказа­лись принимать или выдавать деньги в сберкассе), толпа может все бо­лее и более возбуждаться и переходить к действиям, например к движе­нию в сторону какого-либо учреждения. Ее эмоциональный накал может при этом возрастать, выражая страх, враждебность, радость, порождая иногда агрессивное поведение участников. В толпе могут возникать эле­менты организации, если найдется человек, который сумеет ее возгла­вить. Но если даже такие элементы возникли, они очень нестабильны: толпа легко может и смести возникшую организованность. Стихия ос­тается основным фоном поведения толпы, приводя часто к его агрес­сивным формам.

Лебон давал весьма негативные характеристики толпе: если инди­вид сознателен, то толпа неосознанна, иррациональна, консервативна, нетерпима, нуждается в поддержке вождя, одним словом — «социаль­ное животное, сорвавшееся с цепи» [цит. по: Московиси, 1996. С. 28]. Для того, кто хочет обуздать толпу, необходим специфический язык — образный, с аллегориями, повелительными формулировками, призы­вами с опорой на «высшую цель».

Для толпы характерны специфические формы коммуникации; она базируется на соединении разнородных источников информации: из­вестные суждения из общественного мнения, случайные, произвольно интерпретированные сведения из средств массовой информации, слухи — принимаемые на веру утверждения, не подкрепленные вообще ника­кими источниками. Роль последних в толпе особенно велика: слухи придают значение событиям, которые людям непонятны, и тем самым «готовят» людей к действиям. Все это взаимодействует, порождая утри­рованные, чрезмерные оценки наблюдаемых событий, создавая специ­фический эффект доверия «здесь и теперь».

С. Московиси, подробно анализируя взгляды на толпу Лебона, де­лает вывод: толпы — это «перископы, отображающие на поверхности подводные течения», поэтому их необходимо изучать, так как без этого не понять современный мир. Политикам необходимо знать толпу не для того, чтобы управлять ею (это весьма сложно), а для того, чтобы не идти на поводу [Московиси, 1996. С. 114]..

Масса обычно описывается как более стабильное образование с до­вольно нечеткими границами. Масса может выступать не обязательно как сиюминутное образование, собравшееся ad hoc, подобно толпе; она объединяет людей, не обязательно находящихся в физической близос­ти, и вместе с тем может оказаться в значительно большей степени орга­низованной. Это обусловлено тем, что признаком массы является объе­динение людей, которых волнует одна и та же тема и которые достаточ­но сознательно собираются ради какой-либо акции: манифестации, демонстрации, митинга. В этом случае более высока роль организато­ров: они обычно выдвигаются не непосредственно в момент начала дей­ствий, а известны заранее как лидеры тех организованных групп, пред­ставители которых приняли участие в данном массовом действии. В дей­ствиях массы поэтому более четки и продуманы как конечные цели, так и тактика поведения. Вместе с тем, как и толпа, масса достаточно разнород­на, в ней тоже могут как сосуществовать, так и сталкиваться различные интересы, поэтому ее существование может быть неустойчивым, в час­тности, вследствие того, что члены массы могут быть рассредоточены.

Публика представляет собой еще одну форму стихийной группы, хотя элемент стихийности здесь слабее выражен, чем, например, в толпе. Г. Тард впервые разделил толпу и публику, обозначив в качестве специ­фической черты последней наличие лишь психической связи, поскольку она разобщена и потому медленнее включается в любое действие. При­мер — «читающая публика», «театральная публика». Впрочем, публика может быть представлена и как кратковременное собрание людей для совместного времяпрепровождения в связи с каким-то зрелищем — на трибуне стадиона, в большом зрительном зале, на площади перед дина­миком при прослушивании важного сообщения. В более замкнутых по­мещениях, например в лекционных залах, публику часто именуют ауди­торией. Публика всегда собирается ради общей и определенной цели, поэтому она более управляема, в частности в большей степени соблю­дает нормы, принятые в избранном типе организации зрелищ. Но и пуб­лика остается массовым собранием людей, и в ней действуют законы мас­сы. Достаточно и здесь какого-либо инцидента, чтобы публика стала не­управляемой. Известны драматические случаи, к которым приводят неуемные страсти, например болельщиков футбола на стадионах и т.п.

В современной социальной психологии существует ряд теорий, объясняющих возникновение стихийных групп и называющих в каче­стве причин различные факторы: потребность разделить с другими «чув­ства» по поводу каких-либо значимых событий, участвовать в создании «норм», почувствовать уверенность в возможности как-то контролиро­вать события [Смелзер, 1994]. При всех обстоятельствах стихийные группы — постоянный «спутник» общества на разных его этапах, и значе­ние их нельзя недооценивать.

Специфика форм общения. Общие черты различных типов стихий­ных групп позволяют говорить о сходных средствах коммуникативного и интерактивного процессов в этих группах. Общественное мнение, представленное в них, дополняется информацией, полученной из раз­ных источников. С одной стороны, из официальных сообщений средств массовой информации, которые в условиях массового поведения часто произвольно и ошибочно интерпретируются. С другой стороны, в по­добных группах популярен иной источник информации — различного рода слухи и сплетни. У них— свои законы распространения и циркулирования, что выступает предметом специальных исследований в со­циальной психологии. Этот источник служит средством не только до­полнения, но и проверки информации, поступившей из официальной пропаганды [Шерковин, 1975. С. 286]. Образовавшийся таким образом сплав суждений и утверждений начинает функционировать в массе или толпе, играя роль побудителя к действиям. При этом утрачивается не­обходимость собственной интерпретации информации, происходит групповое стимулирование действий. Именно это и порождает специ­фические формы общения и взаимодействия.

Таким образом, отсутствие длительного контакта между людьми в таких ситуациях не снимает вопроса о том, что общение и здесь крайне важно и значимо для жизнедеятельности людей, так же как и специфи­ческие средства их воздействия друг на друга. К сожалению, в связи с переходом социальной психологии к активному развертыванию экспе­риментальных исследований, перенесению акцента на малую группу интерес к этим способам воздействия на большом отрезке истории на­уки оказался утраченным. Лишь в последнее время эти проблемы вновь стали привлекать к себе внимание.

Очевидно, в действительности вопрос заключается не в том, что проблемы устарели, а в том, что новый уровень развития науки предпо­лагает новые методы для исследования этих старых проблем. Что же касается самого явления — существования таких специфических общ­ностей людей, как толпа, масса, публика или аудитория большого мас­сового зрелища, то вряд ли его можно отрицать, так же как и наличие в этих условиях специфических форм общения и воздействия. Напротив, усложнение форм общественной жизни, развитие массовых форм по­требления произведений культуры и искусства, массовых форм прове­дения свободного времени, средств массовой информации заставляют с особым вниманием отнестись к изучению и данного типа общения. Главный отличительный признак его в том, что здесь возникает стихий­ная передача информации и ситуация общения характеризуется тем, что личность действует практически без ощущения личного контроля над ситуацией. Естественно, что и воздействие здесь приобретает специфику по сравнению с тем, которое имеет место в группе, связанной общей деятельностью.

Что же касается самих способов воздействия, реализуемых в сти­хийных группах, то они достаточно традиционны.

Заражение с давних пор исследовалось как особый способ воздей­ствия, определенным образом интегрирующий большие массы людей, особенно в связи с возникновением таких явлений, как религиозные экстазы, массовые психозы и т.д. Феномен заражения был известен, по-видимому, на самых ранних этапах человеческой истории и имел мно­гообразные проявления: массовые вспышки различных душевных со­стояний, возникающих во время ритуальных танцев, спортивного азар­та, ситуаций паники и пр. В самом общем виде заражение можно определить как бессознательную невольную подверженность индивида оп­ределенным психическим состояниям. Она проявляется не через более или менее осознанное принятие какой-то информации или образцов пове­дения, а через передачу определенного эмоционального состояния, или «психического настроя» [Парыгин, 1971. С. 10].

Поскольку это эмоциональное состояние возникает в массе, действу­ет механизм многократного взаимного усиления эмоциональных воздей­ствий общающихся людей. Индивид здесь не испытывает организован­ного преднамеренного давления, но просто бессознательно усваивает об­разцы чьего-то поведения, лишь подчиняясь ему. Многие исследователи констатируют наличие особой «реакции заражения», возникающей осо­бенно в больших открытых аудиториях, когда эмоциональное состояние усиливается путем многократного отражения по моделям обычной цеп­ной реакции. Эффект имеет место прежде всего в неорганизованной об­щности, чаще всего в толпе, выступающей своеобразным ускорителем, который «разгоняет» определенное эмоциональное состояние.

Особой ситуацией, где усиливается воздействие через заражение, яв­ляется ситуация паники. Паника возникает в массе людей как опреде­ленное эмоциональное состояние, являющееся следствием либо дефи­цита информации о какой-либо пугающей или непонятной новости, либо избытка этой информации. Сам термин происходит от имени гре­ческого бога Пана, покровителя пастухов, пастбищ и стад, вызывавше­го своим гневом безумие стада, бросавшегося в огонь или пропасть по незначительной причине. Непосредственным поводом к панике явля­ется появление какого-то известия, способного вызвать своеобразный шок. В дальнейшем паника наращивает силу, когда включается в дей­ствие рассмотренный механизм взаимного многократного отражения. Заражение, возникающее при панике, нельзя недооценивать, в том числе и в современных обществах. Широко известен пример возникновения массовой паники в США 30 октября 1938 г. после передачи, организованной радиокомпанией Эн-би-си по книге Г. Уэллса «Война миров». Массы радиослушателей самых различных возрастных и образователь­ных слоев (по официальным данным, около 1 200 000 человек) пережи­ли состояние, близкое к массовому психозу, поверив во вторжение мар­сиан на Землю. Хотя многие из них точно знали, что по радио передает­ся инсценировка литературного произведения (трижды это объяснялось диктором), приблизительно 400 тыс. человек «лично» засвидетельство­вали «появление марсиан». Это явление было специально проанализи­ровано американскими психологами.

Паника относится к таким явлениям, которые чрезвычайно трудно поддаются исследованию. Ее нельзя непосредственно наблюдать, во-первых, потому, что никогда заранее не известны сроки ее возникнове­ния; во-вторых, потому, что в ситуации паники весьма сложно остаться наблюдателем: в том-то ее сила и заключается, что любой человек, ока­завшись «внутри» системы паники, в той или иной степени поддается ей. Исследования паники остаются на уровне описаний, сделанных после ее пика. Эти описания позволили выделить основные циклы, которые характерны для всего процесса в целом. Знание этих циклов очень важ­но для прекращения паники. Это возможно при условии, что находятся силы, способные внести элемент рациональности в ситуацию паники, определенным образом захватить руководство в этой ситуации. Кроме знания циклов, необходимо также и понимание психологического ме­ханизма паники, в частности такой особенности заражения, как бес­сознательное принятие определенных образцов поведения. Если в ситуа­ции паники находится человек, который может предложить образец поведения, способствующий восстановлению нормального эмоциональ­ного состояния толпы, есть возможность панику прекратить.

Важным вопросом при исследовании заражения является вопрос о той роли, которую играет уровень общности оценок и установок, свой­ственных массе людей, подверженных психическому заражению. Хотя вопрос этот недостаточно изучен в науке, в практике найдены формы использования этих характеристик в ситуации заражения. Так, в усло­виях массовых зрелищ стимулом, включающим предшествующую за­ражению общность оценок, например популярного актера, являются аплодисменты. Они могут сыграть роль импульса, вслед за которым си­туация будет развиваться по законам заражения. Знание такого меха­низма использовалось, в частности, в фашистской пропаганде, где была разработана особая концепция повышения эффективности воздействия на открытую аудиторию путем доведения ее до открытого возбуждения: до состояния экстаза. Нередко к этим приемам прибегают и другие по­литические лидеры.

Мера, в которой различные аудитории поддаются заражению, зави­сит, конечно, и от общего уровня развития личностей, составляющих аудиторию, и — более конкретно — от уровня развития их самосознания. В этом смысле справедливо утверждение, что в современных обществах заражение играет значительно меньшую роль, чем на начальных этапах человеческой истории. Отмечено, что чем выше уровень развития обще­ства, тем критичнее отношение индивидов к силам, автоматически увле­кающим их на путь тех или иных действий или переживаний, тем, следо­вательно, слабее действие механизма заражения [Поршнев, 1968].

Традиция, сложившаяся в социальной психологии, обычно рассмат­ривает феномен заражения в условиях антисоциального и неорганизо­ванного поведения (различные стихийные бедствия и пр.), однако этот тип поведения может иметь проявления и в массовых сознательных, социальных действиях, например, в ходе различных митингов и мани­фестаций, в массовых производственных ситуациях, при проведении спасательных работ в ситуации различных катастроф и т.д. Возможно, в этих случаях откроются какие-то новые стороны феномена зараже­ния, например его компенсаторная функция в условиях недостаточной организации и т.п.

Таким образом, нельзя сказать, что в современных условиях про­блема заражения абсолютно устарела. Никакой рост самосознания не отменяет таких форм психического заражения, которые проявляются в массовых социальных движениях, особенно в периоды нестабильности общества, например в условиях радикальных социальных преобразова­ний. Социальная психология в большом долгу перед обществом при изучении этой проблемы: здесь пока существуют лишь отрывочные опи­сания и наблюдения, но по существу нет серьезных исследований.

Внушение представляет собой особый вид воздействия, а именно це­ленаправленное, неаргументированное воздействие одного человека на дру­гого или на группу. При внушении осуществляется процесс передачи ин­формации, основанный на ее некритическом восприятии. Часто всю информацию, передаваемую от человека к человеку, классифицируют с точки зрения меры активности позиции коммуникатора, различая в ней сообщение, убеждение и внушение. Именно эта третья форма инфор­мации связана с некритическим восприятием. Предполагается, что че­ловек, принимающий информацию, в случае внушения не способен на ее критическую оценку. Естественно, что в различных ситуациях и для различных групп людей мера неаргументированности, допускающая некритическое принятие информации, становится весьма различной.

Явление внушения исследуется в психологии очень давно, правда, в большей степени оно изучено в связи с медицинской практикой или с некоторыми конкретными формами обучения. Внушение, «суггестия», как социально-психологическое явление обладает глубокой спецификой, по­этому правомерно говорить об особом явлении «социальной суггестии». В остальном в социально-психологическом исследовании сохраняется терминология, используемая в других разделах психологической науки, изу­чающей это явление: человек, осуществляющий внушение, называется суггестор; человек, которому внушают, т.е. выступающий объектом внуше­ния, называется суггеренд. Явление сопротивления внушающему воздей­ствие называется контрсуггестией. В отечественной литературе впервые вопрос о значении социальной суггестии был поставлен в работе В. М. Бех­терева «Внушение и его роль в общественной жизни» (1903).

При анализе внушения как специфического средства воздействия вста­ет вопрос о соотношении внушения и заражения, на который нет однозначного ответа. Для одних авторов внушение является одним из видов заражения наряду с подражанием, другие подчеркивают отличия внуше­ния от заражения, сводящиеся к следующему: 1) при заражении осуще­ствляется сопереживание большой массой людей общего психического состояния, внушение же не предлагает такого «равенства» в сопережива­нии идентичных эмоций: суггестор здесь не подвержен тому же самому состоянию, что и суггеренд. Процесс внушения имеет одностороннюю направленность — это не спонтанная тонизация состояния группы, а пер­сонифицированное, активное воздействие одного человека на другого или на группу; 2) внушение, как правило, носит вербальный характер, тогда как при заражении, кроме речевого воздействия, используются и иные средства (восклицания, ритмы и пр.) [Парыгин, 1971. С. 263—265].

С другой стороны, внушение отличается от убеждения тем, что непос­редственно вызывает определенное психическое состояние, не нуждаясь в доказательствах и логике [Бехтерев, 1903]. Убеждение, напротив, по­строено на том, чтобы с помощью логического обоснования добиться согласия от человека, принимающего информацию. При внушении же достигается не согласие, а просто принятие информации, основанное на готовом выводе, в то время как в случае убеждения вывод должен быть сделан принимающим информацию самостоятельно. Поэтому убеждение представляет собой преимущественно интеллектуальное, а внушение — преимущественно эмоционально-волевое воздействие.

Именно поэтому при изучении внушения установлены некоторые закономерности относительно того, в каких ситуациях и при каких об­стоятельствах эффект внушения повышается. Так, в случаях социаль­ной суггестии доказана зависимость эффекта внушения от возраста: в це­лом дети более поддаются внушению, чем взрослые. Точно также в боль­шей мере внушаемыми оказываются люди утомленные, ослабленные физически, чем обладающие хорошим самочувствием. Но самое глав­ное заключается в том, что при внушении действуют специфические социально-психологические факторы. Так, выявлено, что решающим условием эффективности внушения является авторитет суггестора, создающий особый, дополнительный фактор воздействия — доверие к источнику информации. Этот «эффект доверия» проявляется как по отношению к личности суггестора, так и по отношению к представляемой им социальной группе. Авторитет суггестора и в том и в другом случае выполняет функцию так называемой косвенной аргументации, своего рода компенсатора отсутствия прямой аргументации, что является спе­цифической чертой внушения.

Так же, как это имеет место в ситуациях заражения, при внушении результат зависит и от характеристик личности суггеренда. Феномен кон­трсуггестии иллюстрирует меру сопротивления внушению, которую ока­зывает отдельная личность. В практике социальной суггестии разрабо­таны способы, при помощи которых можно блокировать в определен­ной степени эту «психическую самозащиту». Совокупность таких мер предложено называть «контрконтрсуггестией» [Поршнев, 1968]. Феномен контрсуггестии может быть использован не только для защиты личности от суггестивного воздействия, но и для опровержения этой защиты. Так, если в качестве средства контрсуггестии выступает недоверие к суггестору, то путем включения дополнительной информации о суггесторе можно добиться отклонения этого недоверия, и этот комплекс мер будет как раз представлять контрконтрсуггестию. Логично, конечно, предположить, что и в ответ на эти дополнительные усилия личность постарается выдвинуть новый ряд защитных мер, но до сих пор практические исследования не углубились далее первого «слоя» контрконтрсуггестии.

В прикладном плане исследования внушения имеют большое зна­чение для таких сфер, как пропаганда и реклама. Роль, которая отводит­ся внушению в системе средств пропагандистского воздействия, раз­лична в зависимости от того, какого рода пропаганда имеется в виду, каковы ее цели и содержание. Хотя основная черта пропаганды — апел­ляция к логике и сознанию, а средства, разрабатываемые здесь, — это преимущественно средства убеждения, все это не исключает присутствия определенных элементов суггестии. Метод внушения выступает здесь как метод своеобразного психопрограммирования аудитории, т.е. отно­сится к методам манипулятивного воздействия, что особенно очевидно в области рекламы, что будет специально рассмотрено ниже.

Подражание также относится к способам воздействия людей друг на друга, в том числе в условиях массового поведения, хотя его роль до­статочно велика и в иных группах, особенно в специальных видах дея­тельности. Подражание имеет ряд общих черт с явлениями заражения и внушения, однако его специфика состоит в том, что здесь осуществ­ляется не простое принятие внешних черт поведения другого человека или массовых психических состояний, но воспроизведение индивидом черт и образцов демонстрируемого поведения. В истории социальной пси­хологии подражанию уделено большое место. Как уже отмечалось, раз­работка идей о роли подражания в обществе характерна для концепции Г. Тарда, которому принадлежит так называемая теория подражания.

В основных чертах эта теория сводится к следующему: подражание служит фундаментальным принципом развития и существования обще­ства, возникновения групповых норм и ценностей. Подражание высту­пает как частный случай более общего «мирового закона повторения». Если в животном мире этот закон реализуется через наследственность, то в человеческом обществе — через подражание. Оно выступает источ­ником прогресса: периодически в обществе совершаются изобретения, которым подражают массы и которые входят впоследствии в структуру общества, а затем вновь осваиваются путем подражания. Подражание непроизвольно и может быть рассмотрено как «род гипнотизма», когда осуществляется «воспроизведение одного мозгового клише чувствитель­ной пластинкой другого мозга» [Тард, 1892].

Социальные конфликты, происходящие в обществе, объясняются противоречиями между возможными направлениями подражания. При­рода этих конфликтов подобна природе конфликтов в индивидуальном сознании, когда человек просто испытывает колебания, выбирая но­вый образец поведения. Различается несколько видов подражания: ло­гическое и внелогическое, внутреннее и внешнее, подражание-мода и подражание-обычай и т.п. Сформулированы законы подражания, сре­ди которых, например, имеются следующие: подражание осуществля­ется от внутреннего к внешнему (т.е. внутренние образцы вызывают под­ражание раньше, чем внешние: духу религии подражают раньше, чем обрядам); низшие (имеются в виду низшие на социальной лестнице) подражают высшим (провинция — центру, дворянство — королевскому двору) и т.д. Очевидно, что подобная концепция дает классический при­мер абсолютизации роли подражания в обществе. По справедливому за­мечанию Э. Дюркгейма, при таком подходе смешиваются в кучу самые разнообразные общественные явления, между тем как подражание ре­бенка взрослому, например, развивается по совсем иным законам, чем взаимоотношение классов в обществе.

Однако, если отвлечься от абсолютизации идеи подражания, можно в анализе, предложенном Тардом, выделить весьма полезные соображения. Особое значение, конечно, подражание имеет в процессе развития ребен­ка, поэтому именно в детской психологии проводится основная масса эк­спериментальных исследований подражания [Обухова, 1995. С. 317]. Од­нако коль скоро феномен включен в ткань общения, он представляет ин­терес и для социальной психологии. Так, исследования механизма подражания стали предметом специальной теории подражания, разрабо­танной в рамках необихевиористской ориентации Н. Миллером, Д. Дол-лардом и А. Бандурой [Андреева, Богомолова, Петровская, 2000]..

Все три описанных способа воздействия наталкиваются на ту или иную степень критичности личностей, составляющих массу. Воздей­ствие вообще не может быть рассмотрено как однонаправленный процесс: всегда существует и обратное движение — от личности к оказыва­емому на нее воздействию. Особое значение все это приобретает в сти­хийных группах. Стихийные группы, демонстрируемое в них массовое поведение и массовое сознание являются существенным компонентом различных социальных движений.

Социальные движения

Социальные движения — особый класс социальных явлений, который должен быть рассмотрен в связи с анализом пси­хологической характеристики больших социальных групп и массового сти­хийного поведения. Социальное движение представляет собой достаточ­но организованное единство людей, ставящих перед собой определенную цель, как правило, связанную с выражением коллективного недовольства, поддержки или сопротивления каким-либо социальным изменениям. Это могут быть события, насильственно изменяющие образ жизни или при­вычные оценки каких-либо явлений. Социальные движения обладают раз­личным уровнем: это могут быть широкие движения с глобальными целями (борьба за мир, за разоружение, против ядерных испытаний, за охрану окружающей среды и т.п.), локальные движения, которые ограничены либо территорией, либо определенной социальной группой (против захороне­ния ядерных отходов на территории региона, за равноправие женщин, за права сексуальных меньшинств и т.д.), и движения с сугубо прагматичес­кими целями в очень ограниченном пространстве (за смещение кого-либо из членов администрации муниципалитета).

Каким бы уровнем социальные движения ни обладали, они демон­стрируют несколько общих черт. Прежде всего, всякое социальное дви­жение базируется всегда на определенном общественном мнении, кото­рое как бы подготавливает социальное движение, хотя впоследствии само формируется и укрепляется по мере развития движения. Во-вто­рых, всякое социальное движение имеет в качестве цели изменение си­туации в зависимости от его уровня: то ли в обществе в целом, то ли в регионе, то ли в какой-либо группе. В-третьих, в ходе организации дви­жения формулируется его программа, с той или другой степенью разра­ботанности и четкости. В-четвертых, движение отдает себе отчет в тех средствах, которые могут быть использованы для достижения целей, в частности в том, допустимо ли насилие как одно из средств. Наконец, в-пятых, всякое социальное движение реализуется в той или иной сте­пени в различных проявлениях массового поведения, включая демонст­рации, манифестации, митинги, съезды и пр. [Штомпка, 1996].

Исходным пунктом всякого социального движения является про­блемная ситуация, которая и дает импульс возникновению движения. Она одновременно преломляется и в индивидуальном сознании, и в сознании определенной группы: именно в группе достигается некоторое единство мнений, которое и будет «выплеснуто» в движении. Здесь важно подчеркнуть, что значимыми будут как относительно устойчи­вые социальные представления, сформировавшиеся на протяжении предшествующего развития группы, так и подвижные элементы массо­вого сознания, сформировавшиеся на основе последней информации, часто неполной и односторонней. Отсюда всегда — относительная лег­кость изменения содержания лозунгов и целей движения. Чрезвычайно важными, с точки зрения социальной психологии, являются три следу­ющих вопроса: механизмы присоединения к движению, соотношение мне­ний большинства и меньшинства, характеристика лидеров.

Механизмы присоединения к движению могут быть объяснены через анализ мотивов участников. Они подразделяются на фундаментальные, которые определяются условиями существования конкретной социаль­ной группы, ее статусом, устойчивым интересом по отношению к како­му-либо явлению, политическому решению, законодательству, и сию­минутные, которые порождены проблемной ситуацией, общественным инцидентом, новым политическим актом. Последние в большей степе­ни обоснованы чисто эмоциональными реакциями на происходящее в обществе или группе. От соотношения фундаментальных и сиюми­нутных мотивов в значительной степени зависит основательность и «прочность» движения, прогноз на успешное выполнение целей.

Рекрутация сторонников движения осуществляется различными пу­тями: в локальных движениях это может быть и рекрутация «на улице», когда организуется сбор подписей в пользу какой-либо акции. В дви­жениях более высокого уровня рекрутация происходит в тех группах, в которых родилась инициатива. Так, в движении за гражданские права инициаторами могут быть люди, незаконно пострадавшие, подвергши­еся репрессиям; в движении мира за сохранение окружающей среды ини­циаторы — профессиональная группа экологов и т.д. Каждый новый по­тенциальный участник движения индивидуально решает проблему при­соединения или неприсоединения по призыву инициативной группы. В данном случае он принимает в расчет и степень близости интересов группы своим собственным, и меру риска, готовность заплатить опре­деленную цену в случае, например, неудачи движения. В современной, преимущественно социологической, литературе предложены две тео­рии, объясняющие причины присоединения индивида к социальному движению.

Дата добавления: 2014-12-24