Андреева Галина Михайловна 22 страница

Однако в отличие от когнитивистской ориентации такое понима­ние предполагает не только связь субъективного отражения межгруп­повых отношений с реальной деятельностью исследуемых групп, но и детерминацию ею всех когнитивных процессов, сопровождающих эти отношения. Так же как и при интерпретации группы, причинно-след­ственные зависимости, обусловленность когнитивной сферы парамет­рами совместной групповой деятельности выступают главным направ­лением изучения всей области. В данном случае уместно рассуждение по аналогии: группы существуют объективно и для социальной психо­логии важно, при каких условиях группа превращается для индивида в психологическую реальность; точно так же межгрупповые отношения существуют объективно и для социальной психологии важно, как этот факт предопределяет их восприятие друг другом.

Второе замечание касается самого термина «перцептивные процес­сы межгрупповых отношений». Выше уже отмечалась известная мета­форичность термина «социальная перцепция» и его значительно более богатое содержание по сравнению с термином «перцепция» в общей пси­хологии. В общей схеме перцептивных процессов был отмечен вариант, социально-перцептивного процесса, когда и субъектом, и объектом восприятия выступает группа. Понимание группы как субъекта социаль­ной перцепции означает конституирование совершенно нового уровня анализа социально-перцептивных процессов, требующего сопоставле­ния привычного для исследования межличностного восприятия с вос­приятием межгрупповым.

Природа межгруппового восприятия заключается в том, что здесь имеет место упорядочение индивидуальных когнитивных структур, свя­зывание их в единое целое; это не простая сумма восприятий чужой груп­пы индивидами, принадлежащими к субъекту восприятия, но именно совершенно новое качество, групповое образование. Оно обладает дву­мя характеристиками: для группы—субъекта восприятия это «целостность», которая определяется как степень совпадения представлений членов этой группы о другой группе («все» или «не все» думают о другой группе так-то). Относительно группы—объекта восприятия это «унифицированность», которая показывает степень распространения представ­лений о другой группе на отдельных ее членов («все» в другой группе такие или «не все»). Целостность и унифицированность — специфи­ческие структурные характеристики межгруппового восприятия.

Динамические его характеристики также отличаются от динамиче­ских характеристик межличностного восприятия: межгрупповые соци­ально-перцептивные процессы обладают большей устойчивостью, кон­сервативностью, ригидностью, поскольку их субъектом является не один человек, а группа, и формирование таких процессов не только более длительный, но и более сложный процесс, в который включается как индивидуальный жизненный опыт каждого члена группы, так и опыт «жизни» группы. Диапазон возможных сторон, с точки зрения которых воспринимается другая группа, значительно более узок по сравнению с тем, что имеет место в случае межличностного восприятия: образ дру­гой группы формируется непосредственно в зависимости от ситуаций совместной межгрупповой деятельности [Агеев, 1983. С. 65—66].

Совместная межгрупповая деятельность не сводится только к не­посредственному взаимодействию (как это было в экспериментах Ше­рифа). Межгрупповые отношения и, в частности, представления о «дру­гих группах» могут возникать и при отсутствии непосредственного вза­имодействия между группами, как, например, в случае отношений между большими группами. Здесь в качестве опосредующего фактора высту­пает более широкая система социальных условий, общественно-историческая деятельность данных групп. Таким образом, межгрупповая де­ятельность может выступать как в форме непосредственного взаимо­действия различных групп, так и в своих крайне опосредованных без­личных формах, например, через обмен ценностями культуры, фольк­лора и т.п.

Примеров такого рода отношений можно найти очень много в об­ласти международной жизни, когда образ «другого» (другой страны, дру­гого народа) формируется вовсе не обязательно в ходе непосредствен­ного взаимодействия, но на основе впечатлений, почерпнутых из худо­жественной литературы, средств массовой информации и т.п. Как сама природа межгруппового восприятия, так и зависимость его от характе­ра культуры обусловливают особо важную роль стереотипов в этом про­цессе. Стереотип помогает быстро и достаточно надежно категоризировать воспринимаемую группу, однако, коль скоро стереотип другой группы наполняется негативными характеристиками («все они такие-то и такие-то»), он начинает способствовать формированию межгруп­повой враждебности, так как происходит поляризация оценочных суж­дений. Как уже отмечалось, особенно жестко эта закономерность про­является в межэтнических отношениях. Стереотипы проявляются и в непосредственном межгрупповом взаимодействии, где их специфика описана в упоминавшейся «гипотезе контакта».

Предлагаемый подход к анализу межгрупповых отношений являет­ся дальнейшим развитием принципа деятельности: межгрупповое вос­приятие само по себе интерпретируется с точки зрения конкретного со­держания совместной деятельности различных групп. Разработка этой проблемы на экспериментальном уровне позволяет по-новому объяс­нить многие феномены, полученные в традиционных экспериментах.

Экспериментальные исследования

В серии экспериментов, выполненных в рамках изложенного подхода, про­верялось предположение о зависимости межгруппового восприятия, в частности его адекватности, от характера совместной групповой деятельности.

В первой серии экспериментов [Агеев, 1983], проведенных на сту­денческих группах одного техникума в период экзаменационной сес­сии, в качестве конкретных показателей адекватности межгруппового восприятия выступали: 1) прогнозирование групповой победы в ситуа­ции межгруппового соревнования; 2) объяснение причин победы или поражения «своей» и «чужой» групп в этом соревновании; 3) представ­ление о потенциальных успехах «своей» и «чужой» групп в различных сферах деятельности, не связанных непосредственно с эксперименталь­ной ситуацией. Мерой адекватности служила степень предпочтения по указанным параметрам, которая демонстрируется по отношению к «сво­ей» группе. Эксперимент заключался в следующем: две группы студен­тов должны были одновременно сдавать зачет по одному и тому же предмету одному и тому же преподавателю. В двух экспериментальных группах студентам сообщалось, что та группа, которая продемонстри­рует в процессе семинарского занятия хорошие знания, получит авто­матический зачет, члены же другой группы останутся и будут сдавать зачет обычным путем (каждый будет отвечать индивидуально). Им объяснялось также, что общая групповая оценка будет складываться в ходе семинарского занятия из оценок индивидуальных выступлений, каждое из которых получит определенную сумму баллов. Однако в ходе эксперимента сумма баллов оставалась для испытуемых неизвестной; экспериментатор лишь называл лидирующую группу. Причем в пер­вой ситуации экспериментатор умышленно называл лидирующей все время одну и ту же группу, а во второй ситуации — обе группы попере­менно. В третьей группе (выступавшей в качестве контрольной) сту­дентам сообщалось, что автоматический зачет получит не та или иная группа в целом, а лишь часть наиболее успешно выступивших на семи­наре студентов независимо от их групповой принадлежности.

Результаты этой серии экспериментов в целом подтвердили выд­винутые гипотезы: экспериментальные ситуации по сравнению с кон­трольной показали, что в условиях межгруппового соревнования на­блюдалось: а) значительно большее количество реплик в поддержку членов «своей» группы; б) значительно большее количество попыток помешать выступлениям «чужих»; в) регуляция выбора (подсказка эк­заменатору вызывать тех членов «своей» группы, которые увеличива­ют ее шансы на победу); г) большее употребление местоимения «мы» при объяснении своей победы и местоимения «они» при объяснении своего поражения.

По всем трем параметрам межгруппового восприятия данные двух: первых ситуаций значимо отличались от контрольной. В эксперименте было установлено, что межгрупповое восприятие зависит от характера совместной групповой деятельности: в ситуациях соревнования обе эк­спериментальные группы выбрали стратегию внутригруппового фаво­ритизма, т.е. их восприятие другой группы оказалось неадекватным. В определенном смысле результаты подтвердили данные Шерифа.

Теперь нужно было ответить на вопрос о том, при всяких ли услови­ях межгрупповой деятельности будет избрана такая стратегия во взаи­модействии. Ведь в первой серии экспериментов совместная межгруп­повая деятельность была организована по принципу «игры с нулевой суммой» (одна группа полностью выигрывала, другая — полностью про­игрывала); кроме того, внешние критерии оценки достижений группы носили амбивалентный характер (не были достаточно ясными для участников, поскольку каждому не сообщался балл его успешности и давалась лишь общая неаргументированная оценка деятельности группы).

Во второй серии экспериментов условия межгрупповой совместной деятельности были существенно изменены. В этот раз эксперимент про­водился в пионерском лагере, где отрядам два раза задавались ситуации соревнования с различной его организацией: в первом случае в середи­не лагерной смены дети участвовали в спортивном соревновании, во втором случае в конце лагерной смены совместно трудились, оказывая помощь соседнему совхозу. Параллельно с осуществлением двух этапов эксперимента вожатые отрядов по просьбе экспериментатора проводи­ли определенную повседневную работу с детьми: перед спортивным со­ревнованием всячески подчеркивали состязательные моменты, а перед работой в совхозе этот акцент был снят. В результате проведенных экс­периментов было выявлено, что в условиях спортивного соревнования наблюдался резкий рост внутригруппового фаворитизма, а на этапе со­вместной деятельности в совхозе, напротив, его резкое уменьшение.

При интерпретации этих результатов было принято во внимание следующее: 1) на первом этапе второй серии (спортивное соревнова­ние) не имела места модель «игры с нулевой суммой», поскольку не было однозначной победы или однозначного поражения (отряды просто ран­жировались по степени успеха). Кроме того, критерии оценки были оче­видными и наглядными; 2)'два этапа второй серии также различались между собой: на втором этапе межгрупповая деятельность (труд в сов­хозе) приобрела самостоятельную и социально значимую ценность, не ограничивающуюся узкогрупповыми целями в межгрупповом соревно­вании. Отсюда можно заключить, что важнейшим фактором, который привел к снижению уровня внутригруппового фаворитизма и тем са­мым неадекватности межгруппового восприятия, явилась не сама по себе ситуация межгруппового взаимодействия, но принципиально но­вая по своей значимости деятельность, с отчетливо выраженным содер­жанием и стоящая над узкогрупповыми целями.

При сравнении данных двух серий эксперимента можно заключить, что негативная роль такой формы межгруппового взаимодействия, орга­низованного по принципу «игры с нулевой суммой» (что приводит к неадекватности межгруппового восприятия), может быть компенсиро­вана иным характером совместной межгрупповой деятельности. Сред­ством такой компенсации являются более общие («надгрупповые») цели, ценности совместной социально значимой деятельности. При этом име­ет значение и такой факт, как накапливаемый группами опыт совмест­ной жизнедеятельности. Понятным становится расхождение получен­ных данных с данными А. Тэшфела, где феномен внутригруппового фаворитизма был представлен как «.константа», что было обусловлено, по-видимому, лабораторным характером эксперимента и участием в нем не знакомых ранее друг с другом людей.

На основе предложенного подхода принципиальная схема генезиса межгрупповых процессов может выглядеть следующим образом (см. рис. ниже.):

Наличие трех звеньев в этой схеме позволяет по-новому объяснить соотношение внутригруппового фаворитизма как стратегии межгруп­пового взаимодействия и как характеристики межгруппового восприя­тия. Межгрупповое восприятие оказывается неадекватным (феномен внутригруппового фаворитизма) в таком межгрупповом взаимодей­ствии, которое оторвано от социально значимой совместной деятель­ности групп. Стабилизация неадекватных представлений о других груп­пах может, следовательно, быть преодолена, если группы включить в деятельность с общими для них целями и ценностями.

Значение проблематики межгрупповых отношений

Все сказанное позволяет обсудить в бо­лее широком плане вопрос о соотноше­нии когнитивных и социальных аспек­тов межгруппового взаимодействия. Как мы видели, вывод об универсальности внутригруппового фаворитиз­ма, полученный Тэшфелом, в значительной мере обусловлен тем, что эти два аспекта не были достаточно четко разведены. Это хорошо осоз­нают сторонники концепции социальных представлений во француз­ской социальной психологии. Так, в примыкающих к этому направле­нию работах В. Дуаза, хотя и подчеркивается влияние субъективного фактора на процессы межгрупповых отношений, признается социаль­ное содержание когнитивных категорий. Пытается выйти за узкие рам­ки когнитивизма и М. Кодол, который рассматривает не просто ког­нитивные структуры, возникающие в процессе межгрупповых отноше­ний, но влияние этих структур на изменение самих отношений. Особенности формирования представлений о другой группе в услови­ях объективно существующего конфликта изучал М. Плон. Обобщая эксперименты этих исследователей, С. Московиси близко подходит к выводу о том, что межгрупповая дискриминация не имеет абсолютного характера и не является атрибутом любых межгрупповых отношений [Донцов, Емельянова, 1987].

Разработка проблемы межгрупповых отношений на основе прин­ципа деятельности вносит существенный вклад в развитие этих идей: теперь можно констатировать не просто тот факт, что социальные от­ношения могут способствовать развитию межгрупповой дискримина­ции лишь при определенных условиях, но и назвать средство, при по­мощи которого она вообще может быть снята. Таким средством высту­пает совместная деятельность групп. При ее наличии межгрупповая дифференциация, проявляющая себя на когнитивном уровне как кон­статация различий между «своей» и «чужой» группами,, совсем не обя­зательно в реальном взаимодействии приводит к аутгрупповой враж­дебности.

Введение проблематики межгрупповых отношений в социальную психологию имеет большое значение для обогащения знаний о самих группах. Становится очевидным, что характер межгруппового взаимо­действия влияет и на внутригрупповые процессы: удовлетворенность от принадлежности к группе, характер межличностных отношений, точ­ность их восприятия членами группы, групповые решения и др. Прово­дились эксперименты, выявлявшие сравнительные характеристики групповых процессов в зависимости от места, занимаемого группой в межгрупповом соревновании, и от восприятия группой этого места (т.е. от субъективной оценки меры собственного успеха). Соответственно были получены данные, касающиеся и неуспешных групп. В частно­сти, удалось установить, что в случае стабильной неудачи группы в ней значительно ухудшается качество межличностных отношений: умень­шается число связей по типу взаимной симпатии, увеличивается число негативных выборов, наблюдается сдвиг в сторону повышения числа конфликтов. В качестве косвенного результата было обнаружено, что сам интерес к проблемам межличностных отношений более интенсив­но выражен в «неуспешных» Группах. Это является показателем того, что недостаточная интегрированность группы совместной деятельнос­тью снижает показатели ее эффективности: внимание членов группы концентрируется не столько на отношениях деятельностной зависимо­сти, сколько на отношениях межличностных. Констатация подобного сдвига может служить диагностическим средством для определения уровня группового развития [Агеев, 1983].

В более широком, методологическом плане эти данные важны для понимания того, что малая группа не может ни при каких обстоятель­ствах рассматриваться как изолированная система: для объяснения лю­бого внутригруппового процесса необходимо выйти за рамки малой группы. Тезис о детерминированности всех процессов малой группы более широкой системой общественных отношений получает свое рас­крытие и конкретизацию: ближайшей сферой таких отношений явля­ются отношения между группами. Возникает своеобразный «межгруп­повой контекст», который есть разновидность социального контекста.

Этими принципами необходимо руководствоваться, решая практи­ческие проблемы межгрупповых отношений. Так, на уровне малых групп может быть усовершенствован поиск оптимальных форм сотрудниче­ства, на уровне больших групп — сняты некоторые вопросы межэтни­ческих конфликтов. Может быть вычленен и своеобразный «средний» уровень рассмотрения проблемы — взаимоотношение профессий, раз­личных ведомств между собой и др.

Перспектива исследований психологии межгрупповых отношений должна включить в себя два сечения: отношения между группами «по горизонтали», т.е. между группами, не связанными отношениями под­чинения, а существующими как бы «рядом» (школьный класс со школь­ным классом, команда с командой, если речь идет о малых группах, или нация с нацией, демографическая группа с демографической группой, если речь идет о больших группах). Вариант этого сечения — взаимоот­ношения разных, но не соподчиненных групп: семья, школа, спортивная секция и т.д. Второе сечение — отношения между группами «по верти­кали», т.е. в системе некоторой их иерархии: бригада, цех, завод, объе­динение и т.п. Этот второй случай логично позволит включить в про­блематику межгрупповых отношений также относительно новый раз­дел социальной психологии — психологию организации (рис. 15).

Реализация такой перспективы будет важным фактором «достраи­вания» социальной психологии, поскольку расширит в значительной мере сферу ее практического применения, включит ее в более широкий круг социальных проблем. В условиях современного этапа развития на­шего общества это — важная социальная функция науки, способствую­щая стабилизации общественных отношений.

Литература

Агеев В. С. Психология межгрупповых отношений. М., 1983.

Агеев В. С. Межгрупповое взаимодействие: Социально-психологические проблемы. М., 1990.

Аронсон Э. Общественное животное / Пер. с англ. М., 1998 (Гл. 4).

Донцов А. К, Емельянова Т. П. Концепция социальных представлений в со­временной французской психологии. М., 1987.

Донцов А. И., Стефаненко Т. Г. Стереотипы: Вчера, сегодня, завтра// Соци­альная психология в современном мире. М., 2002.

Росс Л., Нисбет Р. Человек и ситуация. Уроки социальной психологии / Пер с англ. М., 1999.

Хьюстон М., Штребе В., Стефенсон Дж. Перспективы социальной психо­логии / Пер. с англ. М., 2001 (Гл. 17).

Раздел IV

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ

Глава 15

Проблема личности в социальной психологии

Личность — предмет исследования в социологии и психологии

Весь ход предшествующих рассуждений приводит нас к необходимости рассмот­реть теперь тот круг проблем, который непосредственно связан с проблемой личности. Однако прежде чем начать анализ этих проблем, необходимо уточнить тот «разрез», который яв­ляется специфическим для социальной психологии [Проблема лично­сти в социальной психологии, 1979]. Уже в многочисленных и разно­образных определениях предмета социальной психологии заложена не­которая противоречивость суждений относительно того, какое место должна занять проблема личности в этой науке. При характеристике позиций в дискуссии о предмете социальной психологии уже говори­лось о том, что одна из них понимала преимущественно под задачей социальной психологии исследование именно личности [Платонов, 1979. С. 272], хотя и добавлялось при этом, что личность должна рас­сматриваться в контексте группы. Но, так или иначе, акцент был сде­лан на личность, на ее социально обусловленные характеристики, на формирование в ней определенных качеств в результате социального воздействия и т.д.

Вместе с тем другая позиция в дискуссии основывалась на том, что для социальной психологии личность — отнюдь не главный объект ис­следования, поскольку сам «замысел» существования этой, особой от­расли психологического знания состоит в том, чтобы изучать «психо­логию группы». При такой аргументации предполагалось, хотя это и не всегда было выражено открыто, что собственно личность выступает как предмет исследования в общей психологии, а отличие социальной психологии от последней и состоит в другом фокусе интереса (Сегодня ситуация еще более усложняется, поскольку «Психология личности» те­перь вообще обозначена как самостоятельная область психологии [см.: Асмолов, 2002].). В принятом нами определении социальной психологии проблема личности присут­ствует как законная проблема этой науки, однако изучаемая в специфи­ческом аспекте. Характеристика этого аспекта, аргументация в его пользу и должны быть сделаны.

Необходимость этого диктуется еще и другим соображением. Про­блема личности является не только проблемой всей совокупности пси­хологических наук, и поэтому, даже если мы определим «границы» меж­ду ними в подходе к личности, мы не решим вопрос о специфике ана­лиза полностью. В настоящее время интерес к проблемам возможностей человеческой личности настолько велик, что практически все обще­ственные науки обращаются к этому предмету исследования: проблема личности стоит в центре и философского, и социологического знания; ею занимаются и этика, и педагогика, и генетика. Можно, конечно, пренебречь точным обозначением сферы и угла зрения в исследовании этого действительно общезначимого феномена и работать по принци­пу: «Все, что будет познано и описано, будет полезно». Но, хотя с прак­тической точки зрения в таком рассуждении и есть резон, вряд ли такой подход способствует повышению эффективности исследований. К тому же для каждой научной дисциплины важна внутренняя логика, и она требует более точного самоопределения в изучении тех проблем, кото­рые представляют интерес для многих наук.

Совместность их усилий предполагает комплексный подход к иссле­дованию личности, а он возможен лишь при достаточно точном опре­делении области поиска для каждой из вовлеченных дисциплин.

Таким образом, для социальной психологии важно как минимум установить отличие своего подхода к личности от подхода к ней в двух «родительских» дисциплинах: социологии и психологии. Эта задача не может иметь единого решения для любых систем как социологическо­го, так и психологического знания. Вся трудность ее решения заключа­ется в том, что в зависимости от понимания личности в какой-либо кон­кретной социологической или психологической концепции только и можно понять специфику ее как предмета исследования в социальной психологии. Естественно, что при этом должны быть включены в ана­лиз и те философские предпосылки, которые лежат в основе системы наук о человеке [Белинская, 2002].

В структуре социологического знания исследование личности име­ет солидную традицию [Белинская, Тихомандрицкая, 2001] и довольно точно обозначен раздел,«Социология личности», не менее прочную тра­дицию имеет внутри общей психологии раздел «Психология личности». Строго говоря, именно относительно этих двух разделов надо найти место и разделу социально-психологической науки «Социальная пси­хология личности». Как видно, предложенный вопрос в каком-то смысле повторяет вопрос об общих границах между социальной психологией и ее «родительскими» дисциплинами. Теперь он может быть обсужден более конкретно.

Что касается отличий социально-психологического подхода к ис­следованию личности от социологического подхода, то эта проблема ре­шается более или менее однозначно. Если система социологического знания имеет дело преимущественно с анализом объективных законо­мерностей общественного развития, то естественно, что фокус интере­са здесь — макроструктура общества, и прежде всего такие единицы анализа, как социальные институты, законы их функционирования и развития, структура общественных отношений, а следовательно, и со­циальная структура каждого конкретного типа общества.

Все сказанное не означает, что в этом анализе нет места проблемам личности. Как уже отмечалось, безличный характер общественных от­ношений как отношений между социальными группами не отрицает их определенной «личностной» окраски, поскольку реализация законов общественного развития осуществляется только через деятельность людей. Следовательно, конкретные люди, личности являются носите­лями этих общественных отношений. Понять содержание и механизм действия законов общественного развития нельзя вне анализа действий личности. Однако для изучения общества на макроуровне принципи­ально важным является рассмотрение личности как представителя оп­ределенной социальной группы.

В. А. Ядов, отмечая специфику социологического интереса к лич­ности, усматривает ее в том, что для социологии личность «важна не как индивидуальность, а как обезличенная личность, как социальный тип, как деиндивидуализированная, деперсонифицированная личность» [Личность и массовые коммуникации, 1969. С. 13]. Аналогичное реше­ние предлагает и Е. В. Шорохова: «Для социологии личность выступает как продукт общественных отношений, как выразитель и конкретный носитель этих отношений, как субъект общественной жизни, как эле­мент общности» [Шорохова, 1975. С. 66]. Эти слова не следует пони­мать так, что конкретные личности совсем выпадают из анализа: в них воплощаются значимые для группы характеристики, именно личности выступают в различных массовых действиях. Главная проблема социо­логии личности — это проблема социальной типологии личности.

Практически в социологический анализ вкрапливаются и другие проблемы, в частности те, которые являются специальными проблема­ми социальной психологии, например, проблема социализации и не­которые другие. Но отчасти такое вкрапление объясняется тем простым фактом, что социальная психология в силу особенностей своего станов­ления в нашей стране до определенного периода времени не занима­лась этими проблемами, отчасти же тем, что практически в каждом воп­росе, касающемся личности, можно усмотреть и некоторый социоло­гический аспект. Основная же направленность социологического подхода достаточно определенна [Смелзер, 1994].

Гораздо сложнее обстоит дело с разделением проблематики личности в социальной психологии и общепсихологическим подходом, прежде всего потому, что в самой общей психологии нет единства в подходе к понима­нию личности. Правда, тот факт, что личность описывается по-разному в системе общепсихологической науки различными авторами, не касается вопроса о ее социальной детерминации, в чем согласны все, исследующие проблему личности в отечественной общей психологии.

Различия в трактовке личности касаются других сторон проблемы, пожалуй, больше всего — представления о структуре личности. Предло­жено несколько способов описания личности, и каждый из них соответ­ствует определенному представлению о структуре личности. Меньше все­го согласия существует по вопросу о том, «включаются» или нет в лич­ность индивидуальные психологические особенности. Ответ на этот вопрос различен у разных авторов. Как справедливо было отмечено, многознач­ность понятия личности приводит к тому, что одни понимают под лично­стью конкретного субъекта деятельности в единстве его индивидуальных свойств и его социальных ролей, а другие понимают личность «как соци­альное свойство индивида, как совокупность интегрированных в нем со­циально значимых черт, образовавшихся в прямом и косвенном взаимо­действии данного лица с другими людьми и делающих его, в свою оче­редь, субъектом труда, познания и общения» [Кон, 1969. С. 7]. Хотя второй подход чаще всего рассматривается как социологический, он присутству­ет также внутри общей психологии в качестве одного из полюсов. Спор здесь идет именно по вопросу о том, должна ли личность в психологии быть рассмотрена преимущественно в этом втором значении или в систе­ме данной науки главное — соединение в личности (а не просто в «челове­ке») социально значимых черт и индивидуальных свойств.

Наиболее полным выражением первого подхода явилась концепция Б. Г. Ананьева о целостной структуре человека как индивида, личности, субъекта деятельности, индивидуальности. При этом подчеркивалось, что в структуре человека как личности и субъекта деятельности «функ­ционируют природные свойства человека как индивида» [Ананьев, 1976. С. 334]. В природные свойства включены возрастно-половые, нейродинамические, конституционально-биохимические свойства.

Специально вопрос о структуре личности освещался К. К. Плато­новым, выделившим в структуре личности ее различные подструктуры, перечень которых варьировал и в последней редакции состоял из четырех подструктур, или уровней: 1) биологически обусловленная подструк­тура (куда входят темперамент, половые, возрастные, иногда патологичес­кие свойства психики); 2) психологическая подструктура, включающая индивидуальные свойства отдельных психических процессов, ставших свойствами личности (памяти, эмоций, ощущений, мышления, восприя­тия, чувств и воли); 3) подструктура социального опыта (куда входят при­обретенные человеком знания, навыки, умения и привычки); 4) подструк­тура направленности личности (внутри которой имеется в свою очередь особый иерархически взаимосвязанный ряд подструктур: влечения, же­лания, интересы, склонности, идеалы, индивидуальная картина мира и высшая форма направленности — убеждения) [Платонов, 1975. С. 39-40].

Дата добавления: 2014-12-24