Андреева Галина Михайловна 25 страница

В 1918 г. У. Томас и Ф. Знанецкий, изучая адаптацию польских кресть­ян, эмигрировавших из Европы в Америку, установили две зависимости, без которых нельзя было описать процесс адаптации: зависимость инди­вида от социальной организации и зависимость социальной организации от индивида. Томас и Знанецкий предложили характеризовать две сторо­ны описанного отношения при помощи понятий «социальная ценность» (для характеристики социальной организации) и «социальная установка», «аттитюд». (для характеристики индивида). Таким образом, впервые в со­циально-психологическую терминологию было внесено понятие аттитюда, которое было определено как «психологическое переживание индивидом ценности, значения, смысла социального объекта», или как «состояние со­знания индивида относительно некоторой социальной ценности».

После открытия феномена аттитюда начался своеобразный бум в его исследовании. Возникло несколько различных толкований аттитю­да, много противоречивых его определений. В 1935 г. Г. Олпорт написал обзорную статью по проблеме исследования аттитюда, в которой на­считал 17 дефиниций этого понятия. Из этих семнадцати определений были выделены те черты аттитюда, которые отмечались всеми исследо­вателями. В окончательном, систематизированном виде они выглядели так. Аттитюд понимался всеми как:

а) определенное состояние сознания и нервной системы;

б) выражающее готовность к реакции;

в) организованное;

г) на основе предшествующего опыта;

д) оказывающее направляющее и динамическое влияние на пове­дение.

Таким образом, были установлены зависимость аттитюда от пред­шествующего опыта и его важная регулятивная роль в поведении.

Одновременно последовал ряд предложений относительно методов измерения аттитюдов. В качестве основного метода были использова­ны различные шкалы, впервые предложенные Л. Тёрнстоуном. Использование шкал было необходимо и возможно потому, что аттитюды пред­ставляют собой латентное (скрытое) отношение к социальным ситуа­циям и объектам, характеризуются модальностью (поэтому судить о них можно по набору высказываний). Очень быстро обнаружилось, что раз­работка шкал упирается в нерешенность некоторых содержательных проблем аттитюдов, в частности относительно их структуры; оставалось неясным, что измеряет шкала. Кроме того, поскольку все измерения строились на основе вербального самоотчета, возникли неясности с раз­ведением понятий «аттитюд» — «мнение», «знание», «убеждение» и т.д. Разработка методических средств стимулировала дальнейший теорети­ческий поиск. Он осуществлялся по двум основным направлениям: как раскрытие функций аттитюда и как анализ его структуры.

Было ясно, что аттитюд служит удовлетворению каких-то важных потребностей субъекта, но надо было установить, каких именно. Были выделены четыре функции аттитюдов:

1) приспособительная (иногда называемая утилитарной, адаптив­ной) — аттитюд направляет субъекта к тем объектам, которые служат достижению его целей;

2) функция знания — аттитюд дает упрощенные указания относитель­но способа поведения по отношению к конкретному объекту;

3) функция выражения (иногда называемая функцией ценности, са­морегуляции) — аттитюд выступает как средство освобождения субъекта от внутреннего напряжения, выражения себя как лич­ности;

4) функция защиты — аттитюд способствует разрешению внутрен­них конфликтов личности.

Все эти функции аттитюд способен выполнить потому, что обладает сложной структурой. В 1942 г. М. Смитом была определена трехкомпонентная структура аттитюда, в которой выделяются: а) когнитивный ком­понент (осознание объекта социальной установки); б) аффективный ком­понент (эмоциональная оценка объекта, выявление чувства симпатии или антипатии к нему); в) поведенческий (конативный) компонент (последо­вательное поведение по отношению к объекту). Теперь социальная уста­новка определялась как осознание, оценка, готовность действовать. Три компонента были выявлены в многочисленных экспериментальных ис­следованиях («Иельские исследования» К. Ховланда). Хотя они дали ин­тересные результаты, многие проблемы так и остались нерешенными. Прежде всего так и оставалось неясным, что измеряют шкалы: аттитюд в целом или какой-то один его компонент (складывалось впечатление, что большинство шкал в состоянии «схватить» лишь эмоциональную оценку объекта, т.е. аффективный компонент аттитюда). Далее, в экс­периментах, проведенных в лаборатории, исследование велось по про­стейшей схеме — выявлялся аттитюд на один объект, и было непонят­но, что произойдет, если этот аттитюд будет вплетен в более широкую социальную структуру действий личности. Наконец, возникло еще одно затруднение по поводу связи аттитюда с реальным поведением.

Аттитюды и реальное поведение

В течение длительного времени изучения аттитюдов не возникало сомнений в том, что знание аттитюда полезно потому, что позволяет прогнозировать поведение. Казалось само собой разумеющимся, что аттитюду соответствует оп­ределенное поведение. Однако вскоре возникло затруднение в объяс­нении связи аттитюд—поведение. Оно было обнаружено после осуще­ствления известного эксперимента Р. Лапьера в 1934г.

Эксперимент состоял в следующем. Лапьер с двумя студентами-ки­тайцами путешествовал по США. Они посетили 252 отеля и почти во всех случаях (за исключением одного) встретили в них нормальный при­ем, соответствующий стандартам сервиса. Никакого различия в обслу­живании самого Лапьера и его студентов-китайцев обнаружено не было. После завершения путешествия (спустя два года) Лапьер обратился в 251 отель с письмами, в которых содержалась просьба ответить, может ли он надеяться вновь на гостеприимство, если посетит отель в сопро­вождении тех же двух китайцев, теперь уже его сотрудников. Ответ при­шел из 128 отелей, причем только в одном содержалось согласие, в 52% был отказ, в остальных уклончивые формулировки. Лапьер интерпре­тировал эти данные так, что между аттитюдом (отношение к лицам ки­тайской национальности) и реальным поведением хозяев отелей суще­ствует расхождение. Из ответов на письма можно было заключить о на­личии негативного аттитюда, в то время как в реальном поведении он не был проявлен, напротив, поведение было организовано так, как если бы совершалось на основании позитивного аттитюда.

Этот вывод получил название «парадокса Лапьера» и дал основа­ния для глубокого скептицизма относительно изучения аттитюда. Если реальное поведение не строится в соответствии с аттитюдом, какой смысл в изучении этого феномена? Упадок интереса к аттитюдам в зна­чительной мере был связан с обнаружением этого эффекта.

В последующие годы предпринимались различные меры для пре­одоления обозначившихся трудностей. С одной стороны, были сдела­ны усилия для совершенствования техники измерений аттитюдов (выс­казывалось предположение, что в эксперименте Лапьера шкала была несовершенной); с другой стороны, выдвигались новые объяснитель­ные гипотезы. Некоторые из этих предложений вызывают особый ин­терес. М. Рокич высказал идею, что у человека существуют одновре­менно два аттитюда: на объект и на ситуацию. «Включаться» может то один, то другой аттитюд. В эксперименте Лапьера аттитюд на объект был негативным (отношение к китайцам), но возобладал аттитюд на ситуацию — хозяин отеля в конкретной ситуации действовал согласно принятым нормам сервиса. В предложении Д. Каца и Э. Стотленда мысль о различном проявлении каких-то разных сторон аттитюда при­обрела иную форму: они предположили, что в разных ситуациях может проявляться то когнитивный, то аффективный компоненты аттитюда и результат поэтому будет различным.

Стремление найти новые обоснования связи аттитюдов с поведением обусловило возрождение интереса к этой проблематике. В 1980-е годы было предложено несколько новых объяснений «неуспеха» Лапьера [Андреева, 2000].

Прежде всего были установлены причины, «осложняющие» воздей­ствие аттитюда на поведение (их было названо 40!), и вместе с тем фак­торы, которые могут противостоять этим причинам: сила аттитюда (ат­титюд считается сильным, если он в ответ на стимул возникает немед­ленно: «змея» — «зло»!), ожидаемость аттитюда («я так и знал!»). Таким образом, были оговорены условия, при которых положение о влиянии аттитюда на поведение сохраняло свое значение [Аронсон, 1998].

Другие попытки связаны с разработкой особых теорий, также огова­ривающих более сложную связь между аттитюдом и поведением; А. Айзен и М. Фишбайн предложили идею «точечного совпадения» элементов ат­титюда и поведения, суть которой состоите том, что необходимо сравни­вать однопорядковые уровни того и другого явления, а именно: если берется «глобальный» аттитюд, то его надо сравнивать не с отдельным поведен­ческим актом, а с целой их совокупностью. В противном случае совпа­дения не будет, но это и не будет доказательством ложности общего по­ложения о связи аттитюдов с поведением [Хьюстон и др., 2001]. Близ­кую теорию — «смывающего потока» — предложил Л. Райтсмен, перечислив обстоятельства, которые как бы «смывают» очевидность вли­яния аттитюда на поведение (например, «вмешательство» других фак­торов, столкновение противоречивых аттитюдов и пр.).

Все названные подходы пытались сохранить устоявшееся положе­ние о том, что знание аттитюда полезно, поскольку позволяет — с той /или иной степенью уверенности — прогнозировать поведение. По-ви­димому, не слишком большая убедительность аргументации заставила искать и принципиально иной подход к вопросу. Д. Бем предположил, что существует обратное отношение между аттитюдом и поведением, а именно: поведение влияет на аттитюд. Логика его рассуждений такова: возможно, что человек сначала наблюдает свое поведение (не ходит на рок-концерты), а лишь затем умозаключает о своем аттитюде (не лю­бит рок-музыку).

Поиски свидетельствуют о признании важности проблемы аттитю­дов для объяснения поведения. Однако, поскольку исчерпывающих объяснительных моделей создать так и не удалось, вопрос упирается как минимум в две общие методологические трудности. С одной стороны, все исследования, как правило, ведутся в условиях лаборатории: это и упрощает исследовательские ситуации (схематизирует их), и отрывает их от реального социального контекста. С другой стороны, даже если эксперименты и выносятся в поле, объяснения все равно строятся лишь при помощи апелляций к микросреде, в отрыве от рассмотрения поведе­ния личности в более широкой социальной структуре. Изучение соци­альных установок вряд ли может быть продуктивным при соблюдении лишь предложенных норм исследования.

Иерархическая структура диспозиций личности

Дальнейшее изучение аттитюда предпо­лагает выдвижение таких идей, которые позволили бы преодолеть затруднения, встретившиеся на пути исследования этого феномена. Одно из них заключается в том, что момент целостно­сти аттитюда оказался утраченным вследствие попыток найти все более и более детальные описания его свойств и структуры. Возвращение к интерпретации социальной установки как целостного образования не может быть простым повторением ранних идей, высказанных на заре ее исследований. Восстанавливая идею целостности социальной установ­ки, необходимо понять эту целостность в социальном контексте.

Попытка решения этих задач содержится в «диспозиционной концеп­ции регуляции социального поведения личности» [Ядов, 1975. С. 89]. Ос­новная идея, лежащая в основе этой концепции, заключается в том, что человек обладает сложной системой различных диспозиционных образова­ний, которые регулируют его поведение и деятельность. Эти диспозиции организованы иерархически, т.е. можно обозначить более низкие и более высокие их уровни. Определение уровней диспозиционной регуляции социального поведения личности осуществляется на основании схемы Д. Н. Узнадзе, согласно которой установка возникает всегда при наличии определенной потребности, с одной стороны, и ситуации удовлетворения этой потребности — с другой. Однако обозначенные Узнадзе установки возникали при «встрече» лишь элементарных человеческих потребнос­тей и довольно несложных ситуаций их удовлетворения.

В. А. Ядов предположил, что на других уровнях потребностей и в более сложных, в том числе социальных, ситуациях действуют иные диспозиционные образования, притом они возникают всякий раз при «встрече» определенного уровня потребностей и определенного уровня ситуаций их удовлетворения. Для того чтобы нарисовать общую схему всех диспозиций, необходимо хотя бы условно описать как иерархию потребностей, так и иерархию ситуаций, в которых может действовать человек (рис. 16).

В связи с тем что ни одна из существующих попыток не удовлетво­ряет всем требованиям классификации, для нужд данной схемы целе­сообразно дать условное описание возможной иерархии потребностей (П). В данном случае потребности классифицируются по одному-единственному основанию — с точки зрения включения личности в различные сферы социальной деятельности, соответствующие расширению потреб­ностей личности. Первой сферой, где реализуются потребности чело­века, является ближайшее семейное окружение (1), следующей — контактная (малая) группа, в рамках которой непосредственно действует индивид (2), далее — более широкая сфера деятельности, связанная с определенной сферой труда, досуга, быта (3), наконец, сфера деятельности, понимаемая как определенная социально-классовая структура, в которую индивид включается через освоение идеологических и куль­турных ценностей общества (4). Таким образом, выявляется четыре уров­ня потребностей, соответственно тому, в каких сферах деятельности они находят свое удовлетворение.

Далее выстраивается также условная для нужд дайной схемы иерар­хия ситуаций (С), в которых может действовать индивид и которые «встречаются» с определенными потребностями. Эти ситуации струк­турированы по длительности времени, «в течение которого сохраняет­ся основное качество данных условий». Низшим уровнем ситуаций яв­ляются предметные ситуации, быстро изменяющиеся, относительно кратковременные (1'). Следующий уровень — ситуации группового об­щения, характерные для деятельности индивида в рамках малой груп­пы (2'). Более устойчивые условия деятельности, имеющие место в сфе­рах труда (протекающего в рамках какой-то профессии, отрасли и т.д.), досуга, быта, задают третий уровень ситуаций (3'). Наконец, наиболее долговременные, устойчивые условия деятельности свойственны наи­более широкой сфере жизнедеятельности личности — в рамках опреде­ленного типа общества, широкой экономической, политической и иде­ологической структуры его функционирования (4'). Таким образом, структура ситуаций, в которых действует личность, может быть изобра­жена также при помощи характеристики четырех ее ступеней.

Если рассмотреть с позиций этой схемы иерархию диспозиций (Д), то логично обозначить соответствующую диспозицию на пересечении каж­дого уровня потребностей и ситуаций их удовлетворения. Тогда выде­ляются соответственно четыре уровня диспозиций: а) первый уровень составляют элементарные фиксированные установки, как их понимал Д. Н. Узнадзе: они формируются на основе витальных потребностей и в простейших ситуациях в условиях семейного окружения, и в самых низ­ших «предметных ситуациях» (чему в западных исследованиях и соот­ветствует термин set); б) второй уровень — более сложные диспозиции, которые формируются на основе потребности человека в общении, осу­ществляемом в малой группе, соответственно — социальные фиксирован­ные установки, или аттитюды, которые по сравнению с элементарной фиксированной установкой имеют сложную трехкомпонентную струк­туру (когнитивный, аффективный и поведенческий компоненты); в) тре­тий уровень фиксирует общую направленность интересов личности от­носительно конкретной сферы социальной активности, или базовые со­циальные установки (формируются в тех сферах деятельности, где личность удовлетворяет свою потребность в активности, проявляемой как конкретная «работа», конкретная область досуга и пр.). Так же как и аттитюды, базовые социальные установки имеют трехкомпонентную структуру, но это не столько выражение отношения к отдельному соци­альному объекту, сколько к каким-то более значимым социальным об­ластям; г) четвертый, высший уровень диспозиций образует система ценностных ориентации личности, которые регулируют поведение и де­ятельность личности в наиболее значимых ситуациях ее социальной активности, где выражается отношение личности к целям жизнедеятель­ности, к средствам удовлетворения этих целей, т.е. к обстоятельствам жизни, детерминированным общими социальными условиями, типом общества, системой его экономических, политических институтов.

Предложенная иерархия диспозиционных образований, взятая в це­лом, выступает как регулятивная система по отношению к поведению личности. Более или менее точно можно соотнести каждый из уровней диспозиций с регуляцией конкретных типов деятельности: первый уро­вень означает регуляцию непосредственных реакций субъекта на акту­альную предметную ситуацию («поведенческий акт» — 1"), второй уро­вень регулирует поступок, осуществляемый в привычных ситуациях (2"), третий уровень регулирует уже некоторые системы поступков — или то, что можно назвать поведением (3"), наконец, четвертый уровень регу­лирует целостность поведения, или собственно деятельность личности (4"). «Целеполагание на этом высшем уровне представляет собой некий "жизненный план", важнейшим элементом которого выступают отдель­ные жизненные цели, связанные с главными социальными сферами де­ятельности человека — в области труда, познания, семейной и общественной жизни» [Саморегуляция и прогнозирование социального по­ведения личности, 1979].

Разработка предложенной концепции ликвидирует «вырванность» социальной установки из более широкого контекста и отводит ей опреде­ленное, важное, но ограниченное место в регуляции всей системы дея­тельности личности. В конкретных сферах общения и достаточно простых ситуациях повседневного поведения при помощи аттитюда можно понять предрасположенность личности или ее готовность действовать таким, а не иным образом. Однако для более сложных ситуаций, при необходимо­сти решать жизненно важные вопросы, формулировать жизненно важ­ные цели, аттитюд не в состоянии объяснить выбор личностью опреде­ленных мотивов деятельности. В ее регуляцию здесь включаются более сложные механизмы: личность рассматривается не только в ее «ближай­шей» деятельности, но как единица широкой системы социальных связей и отношений, как включенная не только в ближайшую среду социального взаимодействия, но и в систему общества. Хотя на разных уровнях этой деятельности включается определенный уровень диспозиционного меха­низма, высшие его уровни так или иначе — не обязательно в прямом виде, но через сложные системы опосредования — также играют свою роль в регуляции социального поведения и на низших уровнях.

Особое значение имеет также и то, что на высших уровнях диспози­ций когнитивный, аффективный и поведенческий компоненты проявля­ются в специфических формах и, главное, удельный вес каждого из них различен. В относительно более простых ситуациях, при необходимости действовать с более или менее конкретными социальными объектами, аффективный компонент играет значительную роль. Иное дело — самые высшие уровни регуляции поведения и деятельности личности, где сама эта деятельность может быть освоена только при условии ее осмысления, осознания в достаточно сложных системах понятий. Здесь при формиро­вании диспозиций преобладающее выражение получает когнитивный ком­понент. Нельзя представить себе систему ценностных ориентаций лично­сти, включающую отношение к основным ценностям жизни, таким, как труд, мораль, политические идеи, построенную по преимуществу на эмо­циональных оценках. Таким образом, сложность иерархической системы диспозиций заставляет по-новому подойти и к пониманию соотношения между тремя компонентами диспозиционных образований.

С позиции предложенной концепции появляется возможность по-новому объяснить эксперимент Лапьера. Расхождение между вербально заявленным аттитюдом и реальным поведением объясняется не толь­ко тем, что в регуляцию поведения включены «аттитюд на объект» и «ат­титюд на ситуацию», или тем, что на одном и том же уровне возобладал то когнитивный, то аффективный компонент аттитюда, но и более глу­бокими соображениями.

В каждой конкретной ситуации поведения «работают» разные уров­ни диспозиций. В описанной Лапьером ситуации ценностные ориента­ции хозяев отелей могли сформироваться под воздействием таких норм культуры, которые содержат негативное отношение к лицам неамери­канского происхождения, возможно, ложные стереотипы относитель­но китайской этнической группы и т.д. Этот уровень диспозиций и «сра­батывал» в ситуации письменного ответа на вопрос, будет ли оказано гостеприимство лицам китайской национальности. Вместе с тем в си­туации конкретного решения вопроса об их вселении в отель «срабаты­вал» тот уровень диспозиций, который регулирует достаточно привыч­ный и элементарный поступок. Поэтому между таким аттитюдом и ре­альным поведением никакого противоречия не было, расхождение касалось диспозиции высшего уровня и поведения в иной по уровню ситуации. Если бы с помощью какой-либо методики удалось выявить характер реального поведения на уровне принципиальных жизненных решений, возможно, что там было бы также продемонстрировано со­впадение ценностных ориентаций и реальной деятельности. Как вид­но, предложенная схема близка позиции А. Айзена и М. Фишбайна, но содержит более глубокие методологические основания. Продуктивность основной идеи, доказанной на материале большого экспериментального исследования [Саморегуляция и прогнозирование социального пове­дения личности, 1979], не снимает ряда методических и теоретических проблем, которые еще предстоит решить.

Изменение социальных установок

Одна из главных проблем, возникающих при изучении социальных установок, это проблема их изменения. Обыденные на­блюдения показывают, что любая из дис­позиций, которыми обладает конкретный субъект, может изменяться. Степень их изменяемости и подвижности зависит, естественно, от уров­ня той или иной диспозиции: чем сложнее социальный объект, по от­ношению к которому существует у личности определенная диспозиция, тем более устойчивой она является. Если принять аттитюды за относи­тельно низкий (по сравнению с ценностными ориентациями, напри­мер) уровень диспозиций, то становится ясно, что проблема их измене­ния особенно актуальна. При любом понимании связи аттитюда и по­ведения прогноз реального поведения будет зависеть еще и от того, изменится или нет в течение интересующего нас отрезка времени аттитюд на тот или иной объект. Если аттитюд изменяется, поведение спрог­нозировано быть не может до тех пор, пока не известно направление, в котором произойдет смена аттитюда. Изучение факторов, обусловли­вающих изменение социальных установок, превращается в принципи­ально важную для социальной психологии задачу [Магун, 1983].

Выдвинуто много различных моделей объяснения процесса изме­нения социальных установок. Эти объяснительные модели строятся в соответствии с теми принципами, которые применяются в том или ином исследовании. Поскольку большинство исследований аттитюдов осу­ществляется в русле двух основных теоретических ориентаций — бихевиористской и когнитивистской, постольку наибольшее распростране­ние и получили объяснения, опирающиеся на принципы этих двух на­правлений.

В бихевиористски ориентированной социальной психологии (иссле­дования социальных установок К. Ховланда) в качестве объяснитель­ного принципа для понимания факта изменения аттитюдов использу­ется принцип научения: аттитюды человека изменяются в зависимости от того, каким образом организуется подкрепление той или иной соци­альной установки. Меняя систему вознаграждений и наказаний, мож­но влиять на характер социальной установки, изменять ее.

Однако если аттитюд формируется на основе предшествующего жиз­ненного опыта, социального по своему содержанию, то изменение воз­можно также лишь при условии «включения» социальных факторов. Под­крепление в бихевиористской традиции не связано с такого рода факто­рами. Подчиненность же самой социальной установки более высоким уровням диспозиций лишний раз обосновывает необходимость при ис­следовании проблемы изменения аттитюда обращаться ко всей системе социальных факторов, а не только к непосредственному «подкреплению».

В когнитивистской традиции объяснение изменению социальных ус­тановок дается в терминах так называемых «теорий соответствия» [Андреева, Богомолова, Петровская, 2001]. Это означает, что изменение установки всякий раз происходит в том случае, когда в когнитивной струк­туре индивида возникает несоответствие, например сталкивается негатив­ная установка на какой-либо объект и позитивная установка на лицо, да­ющее этому объекту позитивную характеристику. Несоответствия могут возникать и по различным другим причинам. Важно, что стимулом для изменения аттитюда является потребность индивида в восстановлении ког­нитивного соответствия, т.е. упорядоченного, «однозначного» восприя­тия внешнего мира. При принятии такой объяснительной модели все со­циальные детерминанты изменения социальных установок элиминиру­ются, поэтому ключевые вопросы вновь остаются нерешенными.

Для того чтобы найти адекватный подход к проблеме изменения со­циальных установок, необходимо очень четко представить себе специ­фическое социально-психологическое содержание этого понятия, ко­торое заключается в том, что данный феномен обусловлен «как фактом его функционирования в социальной системе, так и свойством регуля­ции поведения человека как существа, способного к активной, созна­тельной, преобразующей производственной деятельности, включенного в сложное переплетение связей с другими людьми» [Шихирев, 1976, С. 282]. Поэтому в отличие от социологического описания изменения социальных установок недостаточно выявить только совокупность со­циальных изменений, предшествующих изменению аттитюдов и объяс­няющих их. Вместе с тем, в отличие от общепсихологического подхода, также недостаточно анализа лишь изменившихся условий «встречи» по­требности с ситуацией ее удовлетворения.

Изменение социальной установки должно быть проанализировано как с точки зрения содержания объективных социальных изменений [Тихомандрицкая, 2002], так и с точки зрения изменений активной позиции
личности, вызванных не просто «в ответ» на ситуацию, но в силу обсто­ятельств, порожденных развитием самой личности. Выполнить обозна­ченные требования анализа можно при рассмотрении установки в кон­
тексте деятельности. Если социальная установка возникает в опреде­ленной сфере человеческой деятельности, то понять ее изменение можно, проанализировав изменения в самой деятельности (объектив­ное изменение), а также изменения личностного смысла деятельности (субъективное изменение) [Асмолов, 1979].

При этом не исключается и роль разного рода воздействия, влия­ния на аттитюд, осуществляемого «от имени» общества или от имени конкретного человека. Эти факторы изменения социальных установок проанализированы в концепциях «убеждающей коммуникации». Здесь предложено несколько моделей [Аронсон, 1998; Белинская, Тихомандрицкая, 2001; Хьюстон и др., 2001], эффективность которых обусловле­на подбором определенных способов убеждения, применяемых либо в прямом общении с человеком, либо в средствах массовой информации. Одна из моделей предлагает стратегию «последовательного приближе­ния к цели». Для этого в аттитюде конкретного лица на какой-либо объект устанавливают две сферы: сферу принятия и сферу непринятия, т.е. выявляют некоторый диапазон суждений об объекте. Далее убежда­ющее воздействие строится так, чтобы вначале «завоевать» сферу при­нятия, а затем последовательно продвигаться дальше, как бы сломив сопротивление. Как видно, изменение аттитюда здесь осуществляется при помощи своего рода манипуляции, о чем частично упоминалось при характеристике вербальных средств коммуникации. Более подроб­но эти вопросы обсуждаются в прикладных исследованиях, касающих­ся системы средств массовой информации.

Литература

Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000 (Гл. 5). Аронсон Э, Общественное животное / Пер. с англ. М., 1998 (Гл. 3, 4). Асмолов А. Г. Деятельность и установка. М., 1979.

Белинская Е. П., Тихомандрицкая О. А. Социальная психология личности. М., 2001 (Ч. 3)...

Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М., 1969.

Магун В. С. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983.

МайерсД. Социальная психология / Пер. с англ. М., 1997 (Гл. 4).

Мясищев В. Н. Личность и неврозы. Л., 1960.

Надирашвили Ш. А. Понятие установки в общей и социальной психологии. Тбилиси, 1974.

Обуховский К. Психология влечений человека / Пер. с польск. М.; 1972.

Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л., 1979.

Тихомандрицкая О. А. Социальные изменения и изменение социальных ус­тановок // Социальная психология в современном мире. М., 2002.

Узнадзе Д. И. Экспериментальные основы исследования установки // Пси­хологические исследования. М., 1966.

Дата добавления: 2014-12-24