Шел 842 год. Царь Иорам осаждал заиорданский город Рамот, захваченныйсирийцами. Во время перестрелок он был ранен и уехал в город Изреельзалечивать рану. Однако осады Иорам не снял, желая во что бы то ни сталоотвоевать крепость. Вместе с Иорамом уехал и его племянник и союзник Ахазия,царь Иудеи. Этот отъезд обоих царей из военного лагеря был легкомыслием, закоторое они дорого поплатились. Командование войском принял Иегу, старый военачальник, служивший ещепри Ахаве. Когда цари покинули стан, к Иегу явился неизвестный юноша ипотребовал свидания с ним наедине. Беседа длилась недолго; незнакомец вскоревыбежал из палатки и скрылся. Встревоженные товарищи окружили Иегу: "Чтоговорил тебе этот сумасшедший?". Тот некоторое время колебался, но наконецобъявил, что юноша возлил ему на голову чашу елея и помазал царем надИзраилем: "сумасшедший" оказался одним из Сынов Пророческих, посланцемЕлисея... Замешательство, вызванное этим признанием, было недолгим; опомнившись,военачальники поспешно постелили свои одежды под ноги избранника, а вскореуже по всему стану тревожно завывали трубы и разносился крик: "Даздравствует царь Иегу!" Подобного рода военные бунты нередко меняли ход истории на Востоке и наЗападе. В данном же случае произошел не просто политический переворот, асовершилась попытка посредством военного заговора освободить народ отязычества и деспотии. Трудно сказать, почему пророк Елисей выбрал для этой цели именно Иегу.Быть может, он вспомнил, что Иегу был свидетелем встречи Ахава и Илии ввинограднике казненного Набота и должен был верить в пророчество о гибелидинастии. Но скорее всего как глава армии он был единственным в странечеловеком, обладавшим реальной силой. Возможно также, что Иегу был как-тосвязан с рехавитами; во всяком случае, выбор Елисея был неслучайным. Тем не менее удачным его назвать невозможно. Хотя Иегу и проявил в нужную минуту находчивость и решимость, ноковарства и жестокости у этого грубого солдата было куда больше, чеммудрости и справедливости. Впрочем, будь Иегу другим человеком, трудно былобы ожидать от него доброго, если вопрос о вере и справедливости он решалпутем кровопролития и насилий. После провозглашения Иегу царем события стали разворачиваться снеобыкновенной стремительностью. Узурпатор дал приказ задерживать всякого,кто мог бы передать весть о мятеже царю, а сам вскочил на коня и, окруженныйотрядом приспешников, помчался на запад, в Изреель. Он переправился черезИордан и, покрыв почти без остановок около пятидесяти километров, вскоре ужеприближался к цели. Караульный на изреельской стене еще издали увидел столб пыли, поднятойнесущимся отрядом. Он поспешил к царю, и Иорам приказал выслать всадниканавстречу: ему не терпелось узнать, с какой вестью едет отряд. Но посланныйне вернулся, как не вернулся и второй, отправленный вдогонку. Между темдозорный уже догадался, что во главе отряда едет Иегу; он узнал его понеистовой быстроте, с какой тот гнал лошадь. Царь решил, что в лагере что-тостряслось и, не подозревая заговора, сел в свою колесницу и выехал из ворот;за ним, тоже на колеснице, поспешил и Ахазия Иудейский. По роковомусовпадению царь встретился с мятежниками близ виноградника Набота. "Мир ли,Иегу?"-в тревоге спросил он. "Какой мир,-грубо ответил тот,-при распутствематери твоей Иезавели и ее волхвованиях?" Иорам по тону ответа мгновенно понял, что произошло; он хлестнул конейи бросился назад в крепость, крича своему союзнику: "Измена, Ахазия!" Но тутего сразила метко пущенная огрела Иегу, и тело царя повисло на колеснице.Вождь заговорщиков приказал бросить его на земле Набота в знак совершенногомщения, а сам устремился в погоню за Иудейским царем. Как член семьи Ахава,тот также был обречен. Солдаты долго преследовали Ахазию и, хотя он скрылсяот них, успели смертельно раиить его. В Иерусалим царя привезли уже мертвым. Между тем Иегу вступил в Изреель. Он не встретил никакогосопротивления; армия была далеко и к тому же подчинилась ему. Народ несобирался вступаться за непопулярный дом Ахава. Иезавели уже донесли о гибели сына. Она поняла, что все кончено, и,надев свои лучшие одежды, подвела глаза, украсила волосы и стала у окна.Когда Иегу въехал во двор, она встретила его насмешками и назвала "убийцейгосподина своего". "Кто за меня?"-крикнул рассвирепевший Иегу и, увидев вокне евнухов царицы, дал им знак. Слуги столкнули свою госпожу вниз, иИезавель замертво упала под копыта коней. Мятежники же вошли во дворецполными хозяевами и устроили пир в честь своей победы. Однако переворот не мог считаться завершенным, пока были живымногочисленные дети Ахава от разных жен. Однажды вступив на кровавую дорогу,Иегу начинает действовать с беспощадностью и злобой дикаря. Он шлет вСамарию письма воспитателям царевичей, предлагая им прислать в Изреель ихголовы. Те в страхе исполняют бесчеловечный приказ. Самария парализована,Изреель замер... История старая как мир: новый властелин оказался хужепрежнего! Утром Иегу выходит из дворца, а у ворот лежат окровавленные головыпринцев. Толпа народа в молчаливом ужасе смотрит на это зрелище. Но Иегухитер: он спешит смягчить впечатление и обращается к людям с речью, вкоторой представляет всю эту резню как законную расплату. Трудно, разумеется, ждать, что воин, живший почти три тысячи лет назад,окажется гуманнее, чем участники современных войн и переворотов. Но все жедаже на фоне своей эпохи Иегу предстает в весьма невыгодном свете. Суровымивоинами были и Саул, и Давид, но они нередко проявляли удивительноечеловеческое благородство. Иегу же в своей мрачной и изощренной жестокостибыл полностью его лишен. Вообразив себя мстителем Ягве, он принялся заистребление всех сторонников династии. Не пощадил он и братьев Ахазии,которые, не ведая ни о чем, приехали из Иерусалима навестить его. Покончивсо всеми реальными и мнимыми врагами в Изрееле, Иегу двинулся в Самарию. По дороге он встретил патриарха рехавитов Ионадаба, дружески заговорилс ним и посадил рядом с собой в колесницу. Это была большая удача дляузурпатора, так как присутствие святого человека могло придать заговорухарактер "дела Божия". "Ты увидишь мою ревность о Ягве",-хвастливо говорилИегу Ионадабу. В столицу Северного царства новый царь вступил триумфатором и первымделом взялся за избиение оставшихся членов царской семьи. Вслед за этим онрешил для снискания популярности у воинствующих ягвистов покончить с храмомМелькарта. Как-никак ведь именно этого ждал от него Елисей. Чтобы разом искоренить финикийский дух, Иегу пошел, по своемуобыкновению, на хитрость. Он объявил, что хочет участвовать в большомпразднике Мелькарта, и велел всем его почитателям собраться в храме. Это невызвало подозрения, так как прежде почти все цари Эфраима отдавали даньпочитания Ваалу. Когда двор капища наполнился народом и жрецы совершилижертвоприношения, Иегу отдал приказ запереть ворота и напасть на язычников.После побоища из храма вынесли статуи богов и сожгли их. Большое каменноеизваяние Мелькарта было разбито на куски, а храм его сровняли с землей."Истребил Иегу Ваала из среды Израиля", - говорит библейский летописец,но тут же добавляет, что, захватив власть, Иегу "не старался ходить в законеЯгве, Бога Израилева, от всего сердца". Ревнители и, вероятно, Елисей напервых порах были рады свержению нечестивой династии, но очень скоро онидолжны были признать, что, возведя Иегу на престол, они отнюдь неприблизились к Царству Божию. Многих ужаснуло то, какими средствамиузурпатор получил корону. Времена священных войн уже прошли, теперь бойня,пусть и учиненная во имя Ягве, вызывала содрогание. Можно предположить, чтои сам Елисей разочаровался в своем избраннике. Во всяком случае, хотя он ипережил все двадцативосьмилетнее царствование Иегу, мы больше ничего неслышим о связях нового царя с помазавшим его пророком. И даже десятки летспустя в памяти людей, чутких нравственно и религиозно, изреельская драмаоставалась преступлением против Ягве. Это явствует из слов пророка Осии,говорившего, что Бог взыщет с Иегу "кровь Изрееля" (1,4). В те дни большой популярностью стало пользоваться выражение День Ягве.Быть может, впервые ввели его в обиход воинствующие ягвисты, которыеразумели под ним грядущее торжество над язычниками (4). После переворотаИегу стало очевидным, что свержение дома Ахава еще не означало пришествиеЯгве к Своему народу. Постепенно представление о Дне Господнем приняло иныеочертания. Его стали мыслить как грядущее исполнение пророчеств в видевнешнего торжества Израиля среди народов и царств. Однако Сынов Пророческих и ревнителей ожидали новое разочарование иновый удар. Не победы, а унижения готовились Израилю. Отдаленные раскатыгрома возвестили, что с севера идет неслыханная буря. Приближалисьассирийцы. В истории профетизма Ассирия сыграла огромную роль, поставив пророковлицом к лицу с общечеловеческой трагедией. Перед молохом военизированногогосударства пророки переоценили и переосмыслили идеи воинствующего ягвизма.В то самое время, когда в Израиле фанатики говорили о священной войне, Ассурявил всему миру неприкрытый лик насилия, показав тем самым, что мечзавоевателя и поработителя никак не может быть священнымАссирия как государство сложилась около 2000 года в СевернойМесопотамии. Теснимые окружающими племенами, ассирийцы забыли, что такоепощада, и алчно смотрели на плодородные земли соседей. Постепенно их странаусиливалась, население росло, в изобилии добываемый в горах металл ассирийцыпревращали в оружие, с помощью которого хотели покорить мир. И вот однажды, подобно морю, прорвавшему дамбу, воины Ассура впервыевыступили за пределы своей земли. Несколько раз они совершили как бы пробныенабеги и, уходя, оставляли разграбленные города и выжженные поля. Ониосознали свою силу и отныне превратились в угрозу для всего Востока. Ассирийские цари упорно и целеустремленно шли к созданию огромнойвоенной империи. Основателем ее стал Ассурназирпал II (883-859) (5). Онпрославился своими десятью походами, во время которых его свирепые солдатыпроходили по чужим странам подобно чуме. Крепости обращались в руины,непокорные цари и воеводы подвергались чудовищным пыткам. Человеческая кожа,натянутая на колонны, люди, посаженные на кол, с выколотыми глазами,отрезанными ушами и языками, таковы были обычные проявления ассирийскоймести. Мирных жителей в захваченных городах щадили редко, в плен долгоевремя их почти не брали. Пальмовые рощи, фруктовые и масличные сады, которыекормили народ, начисто вырубались. Грабителей в бронзовых шлемах,вооруженных огромными луками, ничто не могло остановить. Закаленные, ловкие,они обнаруживали несравненную выносливость и отвагу: вели подкопы, разбивалистены таранами, форсировали реки на надувных мешках. В Кальху, новой столице Ассирии, вырастала между тем другая армия -чиновники. Огромный бюрократический аппарат должен был держать под контролемвсе подчиненные области. Груды клинописных документов, оставшихся от техвремен, говорят о невероятной пунктуальности администраторов. С чистоканцелярской методичностью они подсчитывали и записывали все: кувшины свином и число угнанных в рабство пленников, стада и количество отрубленныхрук и голов. Ассурназирпал перестроил Кальху, и ее дворцы были впервые украшенымонументальными рельефами, воплотившими их империи. На них изображены лица,которые почти невозможно отличить одно от другого; печать отупляющейвоенщины лежит на этих однообразных жестоких физиономиях. У царей, солдат,евнухов и духов-хранителей - одни и те же вздутые мышцы, знак физическоймощи. Об этой же необоримой животной силе говорят и исполинские "шеду" -крылатые быки, охраняющие дворцовые порталы. Возвеличение царя в Ассирии было лишено того романтического ореола,который окружал культ фараона. Панегирики, восхвалявшие "царя Вселенной", -поистине шедевр казенного пустословия. Пышные титулы, сухие, бесцветныеперечни покоренных областей и истребленных городов занимают больше половиныассирийской эпиграфики. Во многом чиновники уже предвосхитили новейшиеметоды ложной информации и вполне овладели искусством умолчания. Так, ихстараниями поход ассирийцев в Ханаан 853 году был прославлен в анналах какпобеда; между тем мы знаем, что коалиция сиро-палестинских царей, в которойучаствовал и Ахав, оказала настолько сильный отпор врагу, что ассирийцыотступили на восток и много лет не показывались в тех краях. В 841 году сын Ассурназирпала Салманасар III вновь предпринял попыткунаступления. На этот раз в Сирии уже не было единодушия: сопротивлениеоказали лишь цари Дамаска и Хамата. Библия ничего не говорит о действияхИегу в тот момент, однако обелиск из черного камня, воздвигнутый послепохода Салманасаром III, проливает свет на эти события. Среди данников,несущих дары царю, там, во втором ряду, можно видеть человека с короткойкурчавой бородой, в остроконечном головном уборе; он делает передСалманасаром земной поклон. Из надписи явствует, что это не кто иной, какИегу, который приносит ассирийцу дань, состоящую из золотых слитков, серебраи дорогих пород дерева (6). В Книге Царств говорится, что царь Дамаска Хазаэль напал в правлениеИегу на Эфраим и захватил у него пограничные области. Произошло это ужепосле ухода ассирийцев. Хазаэль, видимо, мстил Иегу за то, что тот отказалему в помощи против Салманасара III.Итак, "День Ягве" не состоялся, а грянул "День Ассура". Но, как нистранно, это не обескуражило воинственных мечтателей Самарии. Урок вторженияпрошел даром. Ассирия явилась для их не только страшилищем, но и своего родаманящим соблазном. У многих возникла мысль: не такое ли величиепредназначено в конце концов и Израилю? События питали эти мечты: почти толет в Палестине царил мир, и правнук Иегу Иеровоам II (786-46)воспользовался передышкой, чтобы вернуть отторгнутые области и расширитьсвое царство. Границы его, как и во времена Соломона, протянулись до самыхЛиванских гор. Вновь ожила и надежда на создание Израильской империи,которая якобы должна возникнуть в день Господень. Царь перестроил и украсил столицу. Самарию теперь опоясывало кольцостен десятиметровой толщины. Как Ахав, Иеровоам II завел себе несколькорезиденций, в том числе большую виллу, называемую "Летним домом". Вразвалинах самарийского дворца и поныне находят обломки роскошной мебели,ювелирных украшений и множество хозяйственных документов. Все этосвидетельствует о богатствах, которые стали притекать в страну благодарявоенным успехам. Но благоденствие было обманчивым. Оно скрывало за собой ростимущественного расслоения; знать и военачальники, почувствовав свою силу,все чаще захватывали земли крестьян. Умножились случаи долгового рабства,продажность постепенно проникала в суды. Погоня за предметами роскошипобуждала нарушать обычаи и заветы Моисея. Таким образом, надежды на то, чтосвержение дома Ахава вернет Израиль к свободной жизни под сенью законаГосподня, не оправдались. Ученики Елисея, рехавиты, и все ревнители стариныокончательно убедились, что переворот Иегу совершился напрасно. И даже в сфере религии победа воинствующих ягвистов обернулась в концеконцов их поражением. Хотя Иегу и сделал их религию единственнымгосударственным культом, но сама она была постепенно принижена до уровнягрубой национальной веры. Исход и Завет стали пониматься в смыслеисключительно внешнего покровительства Божия, а избранничество Израилясвелось к упрощенному догмату: "Ягве-Бог Израиля". В духовном и нравственномотношении это уже почти не отличалось от веры поклонников Мелькарта. Ведь онтоже был богом нации, таким же, как Ашшур у ассирийцев или Кемош у моавитян.Эти боги тоже считались помощниками своих народов, попечителями их земель,воинами-защитниками, и Ягве стал теперь в глазах израильтян по сути делатаким же народным божеством. Высокий дух Моисеева откровения, запечатленный в Декалоге и СвященнойИстории, в сознании израильтян был оттеснен примитивной религией, в которойЯгве представал лишь Господином земли и Подателем благ опекаемому племени. Глашатаи Ягве, пророки, нередко превращались теперь в царских слуг:через них монархи вопрошали Божество перед войнами. Многие из этихпрорицателей быстро деградировали и становились угодливыми приспешникамидвора. Они постоянно ждали подачек и строили свои предсказания так, чтобыполучить одобрение властелина. Среди пророков того времени наиболее известенИона, сын Аммитаи, удачно предсказавший Иеровоаму II победу над моавитянамиОн, вероятно, отличался большой нетерпимостью к иноземцам, и этовпоследствии отразил автор Книги Ионы*. Иона представлен в ней человеком,который отказывается выполнить повеление Ягве, так как недоволен милосердиемГоспода в отношении к язычникам (7). ------------------------ * Об этой книге см. ниже в гл. XXI Естественно, что богослужение в эти годы стало плиобретать чертытипичного земледельческого магизма. Полагали, будго Ягве нуждается вжертвоприношениях, в благодарность за которые Он будет дарить народу своимилости. Дух самодовольства и пошлости, свойственный всякойузконационалистической вере, воцарился в Израиле. Все были убеждены, чтоблаговоление Божие неизменно и что День Ягве не за горами. Когда народ собирался на праздники в один из священных городов Эфраима,он предавался буйному веселию "пред лицом Ягве". Здесь люди ощущали себя какбы в гостях у своего Бога. Храмовые дворы представляли собой в эти дникрасочное зрелище. Повсюду дымились костры, варилось мясо, жарились туши, нациновках и прямо на земле сидели многочисленные паломники. Они пелистаринные песни под звуки арф, плясали и пили вино. Это была добродушная бытовая религия, в которой народ видел свое,исконное, родное и которая помогала ему снимагь с себя бремя тревог и забот.В ее стоячей воде казалось, уже не могло родиться ничто великое, ижертвенный дым как бы означал, что светоч погас навсегда. Но произошло чудо. Дух прорвался через наслоения лубочногокрестьянского благочестия. Уже в то время, когда Сыны Пророческиеторжествовали свою победу, он тихо стучался в двери, он уже жил незаметнорядом с верованиями толпы. И вот пришел день, когда вестником его явилсяновый пророк. То был один из самых решительных переломов в религиозном сознанииИзраиля. Преемником Авраама и Моисея стал тоже пастух-третий созидательветхозаветной религии.Это происходило около 760 года до н э. Была осень, и близился праздникурожая. Как обычно в это время, горы Эфраима оживилисъ. вереницы людейтянулись на юг. Они шли пешком, ехали верхом на ослах и в повозках. Целью ихпутешествия был Бетэль, скрывавшийся за холмами на рубеже Израиля и Иудеи.Там, среди обнаженных валунов, овеваемых ветром, в царском храме обитал СамЯгве: согласно преданию, именно в Бетэле патриарх Иаков видел некогдалестницу, поднимающуюся к небу. С трепетом вступают богомольцы на священную землю "Дома Божия", чьиокрестности так мало похожи на приветливые зеленые луга Эфраима. Блеяниеовец и звуки шагов нарушают тишину святилища. Врата храма открыты. Каждый может созерцать изображение священногобыка, служащее подножием незримому Богу. Впрочем, многие простые людиуверены, что этот "золотой телец" и есть сам Ягве. Вот уже поднимается к небу дым от первой жертвы. Люди располагаютсярядами, пришло время праздничной трапезы. Постепенно скованность и робостьпроходят. Воцаряется непринужденное веселие, столь обычное для жертвенныхпиров. Внезапно среди каменных столбов появляется фигура человека. Он впастушеской одежде, однако в нем нет неуверенности простолюдина. Без словпроходит он на возвышение, откуда храмовые пророки возвещают волю Ягве. Всесмолкают, ожидая, что скажет человек Божий, не открыт ли ему наконец срокнаступления Дня Господня? Но человек Божий, сверкая глазами, внезапно выкрикивает в напряженнойтишине: Так говорит Владыка Ягве: Опустошены будут жертвенники Иакова, и разрушены будут святилищаИзраиля. И восстану с мечом против дома Иеровоамова! (Ам 7,9) Среди беспечных и веселых паломников слова эти летят как камни,выпущенные из пращи. Гул голосов, испуганные лица: что он говорит? кто он?откуда? Засуетились и служители храма. Они хорошо знают, кто этот проповедникНе первый раз мятежные речи Амоса из Текои Иудейской возмущают народ.Старший священник Амация уже посылалв Самарию донос о том, что новоявленныйпророк "производит мятеж против царя и земля не может терпеть его слов". Чтобы праздник не был нарушен, Амация спешит уладить дело. Это нелегко, пророкам позволяемся говорить многое, ибо они изрекаюг не от себя, аот Духа Господня. - Прорицатель,-говорит раздраженно священник,-иди-ка ты в землюИудейскую и там зарабатывай себе хлеб и там пророчествуй, а в Бетэле непророчествуй, потому что он - царское святилище и жилище царя. - Я не пророк,-отвечает иудей сурово, - и не Сын Пророческий. Я пастухи ухаживаю за сикоморами*. Ягве призвал меня от овец моих и сказал: иди,возвести народу Моему Израилю. ---------------------- * Один из видов смоковницы (фигового дерева) И вновь, невзирая на угрозы, Амос повторяет свои пугающие слова, бросаяв лицо эфраимитам страшную правду, а затем исчезает. Богомольцы расходятсясмущенные и опечаленные. Они вспоминают все недавние события, которые можноистолковать как проявление небесного гнева. Не помрачилось ли солнценесколько лет назад? Не косил ли мор людей по всему Востоку? Не истребила лисаранча многие посевы? Если действительно Бог говорил устами этого пастуха,то воистину доселе они были слепцами. Между тем Амос, покинув Бетэль, продолжает свое дело. Зная, что отнынепуть в царские святилища закрыт для него, он решает поступить так, как донего не поступал ни один пророк Израиля: записать свои видения и откровения,чтобы весь народ знал волю Господню.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава первая. ПОБЕДА, СТАВШАЯ ПОРАЖЕНИЕМ 1. См.: А. Князев. Пророки, с. 30. Об израильской концепции монархиисм.: R. dе Vаих. Аncient Israel, Its life and Institutions, 1968, р. 91 ff. 2. Сказания о Елисее (3 Цар 19, 19-21; 4 Цар 2, 1-25; 3, 4-27; 4-8, 22;9, 1-4; 13, 14 сл.), по мнению исследователей Библии, первоначальносоставляли отдельный сборник. См.: R.Н. Рfeiffer, Introduction to the OldTestament, 1941, р. 406. 3. См.: 4 Цар, гл. 9. То, что впоследствии Елисей отстранился отобщественных дел, показывает, что, замышляя переворот, он не преследовалличных целей. Он был убежден, что ведет священную войну во славу Ягве изаботится об установлении истинной теократии. Пророк не скрывал своейнеприязни к царю, при всех называя его "сыном убийцы". Иорам же фактическибыл бессилен против непокорного прорицателя, окруженного стеной народногопочитания. Лишь один раз он попытался арестовать его, но безуспешно.Вероятно, Иезавель, вспоминая прежние дни, когда она казнила пророков Ягве,советовала сыну быть смелее, но Иораму мешали военные неудачи, голод встране и собственная нерешительность. 4. Первое упоминание о Дне Ягве мы встречаем в VIII в.(Ам 5,18), нопоявилось оно, вероятно, раньше. См.: X. Leon Dufoir. Dictionary of Biblical Theology, 1967, р. 89. 5. См.: 3. Рагозина. История Ассирии. СПб., 1902, с 178; J. Klima.Gesellschaft, 1964, S. 50. 6. См.: G.Е. Wright. Вiblical Аrchaeologу, 1957, р. 156. 7. 4 Цар 14, 25. Ренан приписывает Ионе речи против Моава, помещенные вКниге Исайи (гл. 15-16). См.: Э. Ренан. История Израильского народа. СПб., 1909, т.1, с. 375. Глава вторая ПАСТУХ АМОС Северное Израильское царство, 760-755 гг. Бог мыслится и познается тогда, когда Сам свободно делает Себя постижимым. К. Барт Цепочка угловатых ломаных букв ложится на пергамент. Историческоемгновение Ветхого Завета: впервые израильский пророк заносит в книгу своислова. Маленький кожаный свиток становится орудием борьбы и знаменует началоновой, высшей ступени библейского профетизма. С появлением Амоса судьбы религии Израиля уже не будут больше зависетьот Сынов Пророческих, этих фанатичных дервишей, поборников священной войны.И хотя некоторое время мы еще будем слышать их речи и предсказания, ноотныне это лишь тень невозвратного прошлого. Пастух из Текои вынес имприговор, отвергнув звание профессионального пророка. Истинное слово Божиеотнято у старых "наби", и поток Откровения вливается в новое русло. Впрочем, Амос и его преемники не порвут целиком с традициями СыновПророческих. Они сохранят их своеобразную манеру выражаться, будут говоритьна площадях перед алтарями и разыгрывать странные пантомимы, как это былопринято у глашатаев воли Ягве. Юродство, которое впоследствии давало ВасилиюБлаженному или Франциску Ассизскому свободу от условностей мира сего,останется привычным спутником пророческой проповеди. Эта ее особенностьпроистекала из двух причин: с одной стороны, человеку, которым овладеваловдохновение, порой не хватало слов и он прибегал к знакам, жестам,символическим действиям; с другой стороны, народ привык к такому языку пророков и для него онбыл естественной формой передачи слова Божия. Поэтому необходимоподчеркнуть, что Амоса от Сынов Пророческих отличало не то, как онпроповедовал, а прежде всего что он возвешал людям. Мы не знаем, были ли учители у Амоса, не знаем ни его единомышленников,ни близких, ни прямых последователей. Вообще облик этого великогореформатора едва различим в истории. Он необъяснимая загадочная личность,явившаяся, подобно грозной комете, на небосклоне и исчезнувшая столь жебыстро и внезапно, как появилась. И только маленькая Книга Амоса осталасьнам, как бы упавшая с неба. По отдельным штрихам и намекам мы можем попытаться представить себежизнь Амоса до его призвания. Он был родом из Текои, небольшого городка вИудее, находившегося в нескольких километрах от Вифлеема. Городок этотрасполагался на самом востоке населенной части страны. "Далее,-говорилблаженный Иероним, живший в тех местах,-нет ни одного селения и даже грубых,похожих на печи лачуг, которые африканцы называют "мапалиа". Это стольобширная пустыня, что она простирается до Красного моря и пределов Персии,Эфиопии и Индии. На этой сухой песчаной земле совсем не родится никакихплодов. Поэтому вся она наполняется пастухами, так что бесплодие земливознаграждается обилием скота" (1). В этой пустыне прошла большая часть жизни Амоса; там водил он среди горстада овец и сидел на холмах в молчании звездных ночей. Он был свободен иимел уединение-эту школу великих душ. Небо, камни и овцы были постоянноперед его глазами. Но если греческие козопасы, блуждая по Аркадии, научилисьслышать голоса нимф и Пана, то иудейского пастуха одиночество готовило ксовсем иному познанию. Во внешнем отношении жизнь Амоса вряд ли отличалась большимразнообразием. Днем он загонял стадо в укрытие от зноя и отдыхал в шатре поднавесом скалы, а с заходом солнца находил пастбище и разводил костер. Надтемными горами зажигались созвездия, воцарялась тишина, и лишь изредкадалекий рев льва нарушал покой ночи, заставляя овец испуганно жаться кчеловеку. Тогда пастух вооружался пращой и подбрасывал сухих веток в огонь. Весной Амос обычно спускался в долину и нанимался работать в садах,которые и до сих пор окружают Текою. За несколько дней до созревания плодовсикомор их нужно было надрезать, чтобы вытекал горький сок. Этим, какправило, занимались батраки. Но если Амос и был в полном смысле слова "человеком из народа", беднымпастухом-наемником, работавшим в чужих садах, то мы ошиблись бы,предположив, что он был неграмотен и невежествен. Напротив, сколь нистранным это может показаться на первый взгляд, этот "простолюдин" обладалшироким кругозором, был начитан в отеческих писаниях и хорошо знал жизньсвоих современников. То, что большую часть своего времени он проводил вне города, непревратило его в отшельника, оторванного от людей с их тревогами и заботами.Через его родные места пролегали караванные пути в Сирию. С вершины холмов,на которых Амос пас стада, он мог видеть колесницы сановников, толпыбогомольцев, караваны купцов, которые на ослах и верблюдах везли товары спобережья. Переходя с места на место, он мог беседовать с путниками,пастухами, странствующими ремесленниками. Несомненно, он бывал и вИерусалиме, и в Самарии, видел их дворцы, украшенные слоновой костью,роскошный "Летний дом" Иеровоама, наблюдал беззаботную жизнь знати. Емуприходилось слышать о том, как у крестьян силой и обманом урезывают иотбирают земли, он мог присутствовать на судах, когда исход тяжбы решалсявзяткой. Пастух присматривался на базарах к людям, прислушивался кразговорам, и очень возможно, что его стала преследовать мысль о том, чтонарод Божий бесконечно далеко ушел от священных заветов своей веры. Нам не дано проникнуть в тайну пророческого призвания, но естьоснования думать, что вся жизнь избранника, весь мир его переживаний имыслей был как бы готовой почвой для принятия слова Божия. Эта готовность,как и в истории обращения апостола Павла, могла внешне ничем не заявлять осебе, но трудно сомневаться в том, что она зрела постепенно в тайниках душибудущего пророкаНеизвестно, сколько лет прожил Амос в Текое, оставаясь в глазахземляков обычным крестьянином. Эти его годы походили на тот период жизниМоисея, когда он был скотоводом среди мадианитян, и могут служить прообразомназаретской безвестности Иисуса Христа. Но однажды, около 760 года, Амос покинул своих овец, покинул Иудейскуюземлю и ушел на север. С ним произошло нечто, что вынудило его внезапнооставить тихую жизнь в горах и появиться в шумных городах Эфраима. Сам Амос говорит о потрясшем его внутреннем перевороте как оцентральном событии своей жизни. Свет озарял его не постепенно, но вспыхнулв одно мгновение: как буря, как гудящее пламя пожара пришло к нему словоГосподне. Амос сравнивал его со звуком трубы или грозным рыком льва,заставляющим невольно трепетать человека. Все его существо было захваченобожественной силой, вторгшейся в душу... "Я не пророк и не Сын Пророческий", - говорил Амос Он не учился упрорицателей, не принимал посвящения от людей. Он мог бы сказать, чтопророком его сделал только Бог. В этом проявилась одна из существенных чертбиблейского Откровения, которая становится яснее при сравнении его с другимирелигиями. Когда человек задумывался над мировыми загадками или искал помощи всвоих земных делах, он издавна обращал свои взоры к Божеству. Вопрошанияоракула и аскетические подвиги, философские искания и совершение ритуальныхцеремоний - все это в первую очередь говорило о самом человеке, о егозаботах, трудностях, недоумениях и устремлениях. И результаты его усилийтоже не выходили обычно за рамки человеческих запросов. Удачнаяумозрительная концепция, успех в войне или хороший урожай, духовноесостояние просветленности, достигнутое упражнениями,-все это хотя имыслилось проистекающим из контакта с высшими силами, но служило толькочеловеку. Благосклонность богов покупалась жертвами, и это было, в сущности,единственное, что могло привлечь их внимание к людям (для этого и былисозданы люди, как гласили восточные мифы). Что же касается верховногоНачала, как оно представлялось мистикам и философам, то и здесь активностьпочти целиком принадлежала человеку. Было бы полной бессмыслицей утверждать,будто Нус Анаксагора или Нирвана буддистов как-то "заинтересованы" вчеловеческом роде. Совершенно иной религиозный мир раскрывается в Библии. Ягве - Незримый, овитый пламенем и созидающий миры- ни на мгновение неостается равнодушным к Своему творению, особенно же к человеку, в которомзапечатлен Его образ. Здесь речь идет о каких-то прочных узах, обезграничной "заинтересованности", о пристальном, напряженном внимании, опостоянной "заботе", которую обычно называют Божественным Промыслом. Амосзнает, что через него возникла связь Бога с человеком не потому, что человекдобился ее, а потому, что Сам Сущий нарушил молчание. Начало диалогапринадлежит Богу. Менее всего тут следует видеть грубый антропоморфизм или умалениеТворца. В этом вся парадоксальность Откровения: оно звучит как голосЛичности, Которая может вступать в контакт с человеком, но тем не менеебесконечно превосходит все человеческие измерения. Богу подвластны всекосмические силы: звезды, океан, солнце. Он пребывает всюду во Вселенной, неведая границ Своей творческой мощи. Он есть Тот, Кто создал Орион и Плеяды, Кто превращает тьму в утро и день-в непроглядную ночь... Строит Он в небесах чертоги Свои, и своды Свои утверждает на земле, Созывает воды морские и разливает их по лицу земли. Ягве - имя Ему! (Ам 5,8; 9,6) Амос даже избегает называть Сущего "Богом Израилевым". Это имя слишкомсвязано для него с границами национальной веры. Он предпочитает именоватьЕго Саваофом, Богом Воинств, что означало "Властитель звездных миров","Господь Вселенной", Ибо Он образует гром, и создает ветер и возвещает человеку замыслы Свои*. Творит Он зарю и сумрак и шествует над высями земными. Ягве, Бог Воинств, - имя Ему! (Ам 4, 13) -------------------------------------------------- * В масоретском тексте стоит не "гром" (хараам), а "горы" (харим);однако, в древнейших рукописях, вероятно, стоял "гром" (так в Септуагинте..............). Гром и ветер в библейской символике - обычные атрибутыТеофании. То, что Бог "возвещает человеку Свои замыслы", означало вовлечениелюдей в процесс всемирного созидания. Ягве властвует над историей, нооткрывает людям, ее участникам, Свою волю через пророков. Амос идет ещедальше, утверждая, что Он "не делает ничего, не открыв Своей тайныслужителям Своим, пророкам". Этим Творец освобождает мир от слепоты иоткрывает для него возможность участвовать в исполнении божественных планов. Слово Божие горит в сердце вестника, удержать его невозможно, онорвется наружу. Вместе с пророческим озарением к Амосу приходит и вдохновениепоэта. Быть может, и прежде у своего шатра он, как Давид, слагал псалмы ипесни, но теперь он должен облечь в слова уже волю Самого Ягве. Дух Божийведет Амоса в Северное царство, ибо там должно прозвучать его слово и там онвпервые заговорит перед народом. "Пророчество" Амоса-это не слово народного проповедника, неполитическая речь, не поэма, в нем сочетается все Этот неповторимый жанрсоединил в себе песнь с пламенным речитативом и страстными обличениямитрибуна. Вот пророк, приняв горестную позу, поет погребальную элегию над "павшейдевой Израиля", вот он обращается с вопросом к толпе, рассказывает притчу,бросает краткие афоризмы, разящие как стрелы. В Бетэле Амос собирает толпы слушателей, вызывает панику средидуховенства, приводит в смятение весь город. Но после столкновения с главнымсвященником Бетэля мы уже больше ничего о нем не слышим. Скорее всего онвернулся на родину. Однако его пророчества собраны в книгу, и теперь уже онасама делает свое дело: ее переписывают, читают, о ней спорят. Вероятно,самарийские власти рассматривали ее как опасную и препятствовали еераспространению. Но книга пережила всех своих врагов (2).Что же могло вызвать такое резкое противодействие проповеди Амоса?Угрозы против царского дома? Несомненно. Но это-то мало. Такие угрозы вообщенередко произносились пророками. Нафан, Ахия, Илия и Елисей не считались нис саном, ни с короной, когда выступали против власть имущих. Самое большоенегодование, видимо, вызвало пророчество о гибели Израиля. Как можетслучиться, чтобы Богом избранный народ был отведен в плен, изгнан из страны,которую Ягве определил для него? Этим, казалось, подрывались все основынациональной веры, ни во что ставились Избрание и Обетование. Слушателям Амоса и читателям его книги трудно было свыкнуться с новойперспективой, открытой пророком перед народами мира. Один сирийскийвоеначальник, обращенный Елисеем, увез с собой в Дамаск землю Палестины,полагая, что Ягве есть Владыка лишь этой страны и приносить жертвы Ему можнолишь на палестинской почве. Это было, как мы видели, распространеннымубеждением. Весь мир за пределами Израиля представлялся мрачным царствомдемонов, а единственной богоуправляемой областью земли считалась СтранаОбетованная. Амосу же Ягве Открылся как Создатель, Отец и Судия всех племен. Впервые в библейской истории слово пророка было обращено не только кнароду Божию. Чтобы оттенить это, Амос сначала произносит речи, касающиеся Дамаска,Финикии, филистимлян, амонитян, идумеев, моавитян и лишь потом-Иудеи иЭфраима. Обращения Амоса к народам полны горечи и гнева. В чем же Господьобвиняет через него язычников? Отнюдь не в том, что они исповедуют ложныерелигии. Их грех заключается прежде всего в попрании человечности. Пусть онизаблуждаются относительно Бога, но они не чужды различению добра от зла. Этото, что апостол Павел назовет "законом совести" у язычников. Пророкнапоминает о резне, учиненной в захваченных городах, о жестоком обращении спленными, об издевательствах над беззащитными женщинами и детьми. Все это неостанется без возмездия, Бог - Судия мира, и все люди ответственны передНим. Никогда еще человечество не ставилось так высоко, ибо ответственностьозначала его высокое достоинство и причастность замыслам и делам Творца.Преступления народов есть не просто нарушение земного порядка, но преждевсего есть противление воле Божией относительно мира и человека. Амосу открылись деяния Творца там, где проще всего обнаружить толькоскопище бессмыслицы,-в истории народов Он увидел то, чего мы не умеемвидеть: метаисторическую драму, совершающуюся между Небом и землей, Богом ичеловеком. Но при этом Амос сознавал, что Тот, Кто призвал его, СоздательВселенной, Бог народов, говорящий и действующий в истории, не есть неведомоедоселе Божество. Он есть тот Бог, Который говорил "к Аврааму" в Месопотамии,"к Моисею" на Синае, Тот, Который благословил род Давида и обещал ему вечноецарство. И именно Он, Ягве, Господь Израиля, есть Бог человечества. В свете этого Откровения меняются привычные ориентиры и масштабы. Дажетакое знаменательное событие, как Исход, в котором Ягве явил Своеблаговоление Израилю, не может отныне представляться чем-то совершенноисключительным. Не подобны ли сынам эфиопов для Меня вы, сыны Израиля? - говорит Ягве, Не вывел ли Я Израиль из Египта, как филистимлян из Кафтора и сирийцев из Кира? (Ам 9,7) С такой предельной ясностью до Амоса не говорил ни один пророк, этомуне учил еще ни один мудрец мира. ЛЮДИ РАВНЫ ПЕРЕД ЛИЦОМ БОЖИИМ - вотблагочестие иудейского пастуха. Стоит вспомнить, что в те времена египтяне ииндийцы называли иноплеменников "сынами дьявола", а греки считали варваров"прирожденными рабами", чтобы осознать всю новизну и смелость его проповеди(3). Но что говорить о древности, когда и сейчас, через двадцать восемьвеков после Амоса, ненависть, презрение и отчужденность продолжают разделятьнароды. В том немногом, что дошло до нас от писаний Амоса, мы не находим ещепроповеди мировой религии, но его универсализм явился важным шагом внаправлении к ней. Можно ли видеть в этом универсализме отказ пророка от веры визбранность Израиля? Безусловно, нет, ибо именно эту веру он положил воснову требований, предъявленных к своему народу. В ту эпоху, когдаизраильтяне колебались между надеждами и разочарованиями, когда они спорилиоб избранничестве и пытались по-разному истолковать его. Сам Господь черезпророка дал ответ недоумевающим: избрание-это не привилегия, а великаяответственность, заключенная в духовном призвании. Не потому Израиль сталнародом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему былопредназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем. Только вас возлюбил Я из всех племен земли, ПОТОМУ И ВЗЫЩУ С ВАС ЗА ВСЕ ЗЛО ВАШЕ. (Ам 3,2) Слово "возлюбил" в подлиннике звучит как "познал", т.е приблизил кСебе, вступил в тесное общение. Это означало, что особый дар богопознания,который получил Израиль, требовал от него полного напряжения нравственнойволи, всецелой преданости Богу и Его заповедям. Представитель всегочеловечества, он должен был воспитать в себе готовность восприниматьОткровение и быть достойным его. Это не имеет ничего общего с вульгарнымнациональным мессианизмом, ибо по природе своей Израиль ничем не отличаетсяот эфиопов и филистимлян? Амос отсекает веру от внешнего благоденствия нации Божия. Правда стоитнадо всем, и если народ, призванный исполнить ее, окажется несостоятелен, онне должен рассчитывать на попустительство и ждать снисхождения. Это та жемысль, которую Христос выразит в притче о талантах "Кому много дано, с тогомного спросится". Горькое разочарование ждет тех, кто говорит - "мы лучшедругих", "мы избранные", "мы особенные". Правда Божия нелицеприятна. Так рушились представления воинствующих ягвистов и утверждались иныепринципы в отношениях между Богом и человеком. Самого Амоса это новоевидение потрясло до глубины души. Быть может, и сам он когда-то не былсвободен от общепринятых иллюзий. И с тем большей силой отдался он теперьпроповеди суда Господня. Вавилонские поэты прославляли богатырей,египетские-богов, фараонов и женщин, Гомер воспевал доблесть своих героев иих оружие; Амос же-великий поэт Востока- отворачивается от всего этого, ибоим владеет одно: мысль о Божественной справедливости. Правда - вот егоединственная царица и героиня, только о ней его вдохновенное слово. Ницше видел в этом извращение простой инстинктивной религии. "Богсправедливости",-говорил он с негодованием,- более не составляет единства сИзраилем, он не служит выражением народного самосознания". На самом же делеэто был не упадок, а величайший взлет еврейской веры. В лице Амоса онаотвергла ложную религию, которая действительно стала лишь проекцией дум ичаяний нации.Будду, выступившего через полтора века после Амоса, потрясло царящее вмире физическое зло: болезни, старение, смерть. Иудейского же пастуха,взвесившего мир на весах Правды, ужасало зло нравственное, ужаснула низостьи греховность человека. Когда он смотрел на жизнь своего народа глазамирыцаря справедливости, он не мог не прийти к заключению, что Израильобрекает себя на тяжкую расплату. Ягве призвал его быть "народом святым",быть единой общиной братьев, связанных верой в Моисеев Завет. Как далекоотошел он теперь от этого идеала. В речах пророка возникают интонации гневного обличителя социальнойнеправды. Он бесстрашно высмеивает ненасытных стяжателей, живо, в лицах,изображает их в момент, когда они любуются награбленным добром, похваляясьдруг перед другом. "Не своей ли силой мы добыли могущество?" А вот торговцы,с нетерпением ожидающие окончания праздников, чтобы приняться за своипривычные дела вздувать цены, обмеривать, обвешивать, "покупать неимущих засеребро и бедняков за пару сандалий". С сарказмом говорит пророк опресыщенных столичных матронах, которые требуют от мужей изысканных вин ислушают музыку, развалясь на драгоценных ложах. Эти картины не являлисьчем-то необыкновенным для любой страны, где было имущественное неравенство.Но пророк видит в этом глубокое искажение природы человека, поруганиеправды, греховное падение народа Божия. По словам Амоса, благополучие власть имущих зиждется на угнетениислабых, лживости, бесчеловечности и продажности: Они не умеют творить справедливость,- говорит Ягве, Во дворцах своих собирают добытое грабежом и насилием. (Ам 3, 10) Пророк обращается к самодовольным и беспечным царедворцам, которые неподозревают, как скоро они пожнут плоды своих преступлений: Вы, что пьете вино из кубков, головы елеем умащаете и не страждете о бедах Иосифа, Пойдете за то во главе изгнанников, и кончится пир развращенных. (Ам 6,6-7) "В это скверное время, - говорил Амос, - благоразумные помалкивают. Онпрекрасно сознавал, какую ненависть возбуждают его речи, но молчать не могдаже перед лицом обвинений и угроз. Внешняя набожность ни на йоту не оправдывала израильтян в глазахпророка. Напротив, чем больше рвения проявляли они в исполнении обрядов, всоблюдении праздников и священных церемоний, тем отчетливее обнаруживаласьих неверность Богу. Дым, поднимающийся от алтаря, горы хлеба, плодов, мяса,гимны и фимиам не могут заменить жизни по заповедям Божиим. Религия, вкоторой ощущается оттенок сделки и вымогательства, есть оскорбление Неба.Люди должны навсегда расстаться с надеждой, будто от Бога можно откупиться. То, что происходило в дни торжеств у жертвенников Ягве, он заклеймилкак кощунство. Обряды без истинного благочестия, проявляющегося в делах ипоступках, становятся глумлением над верой. За восемь веков до ЕвангелияАмос первый сорвал маску с фарисеев и заговорил о том, что впоследствиистоль часто предавалось забвению и в Византии, и на Руси, и в Европе. Ниторжественные процессии, ни паломничества, ни золото окладов не спасут тех,кто творит зло. Их богослужение превращается в богооскорбление. Ненавижу Я, презираю праздники ваши, не приемлю каждений на торжествах ваших. Если принесете Мне всесожжения и дары ваши, Я отвергну их и не взгляну на жертвенных тельцов. Удали от Меня шум песен твоих, звукам арфы твоей Я не стану внимать, Но пусть, как вода, потечет правосудье и праведность, как могучийпоток. (Ам 5, 21-24) С горькой иронией обращается пророк к тем, кто гордится своейизбранностью, правоверием и дарами Богу. Пусть они ходят на богомолье ипытаются умилостивить Ягве щедрыми пожертвованиями и праздничными пирами.Это им не поможет. Ступайте в Бетэль и грешите, в Гилгал - умножайте беззаконие! Приносите утром жертвы ваши, и каждые три дня - десятины ваши! Тащите хлебы, благодарственные дары, кричите повсюду о ваших щедрых даяниях, ибо вы так любите это, сыны Израиля! (Ам 4,4-5) Это был призыв к полной и бескомпромиссной перестройке религиозногосознания, и не случайно первомученик Церкви Стефан, выступая противприверженцев обрядового закона, будет ссылаться на пророка Амоса. Но тем не менее сам иудейский пастух не считал свое учение новшеством,он нигде не говорил, будто учит чему-то совершенно неизвестному. Пророкнапоминал Израилю, что некогда в пустыне он обходился без пышных ритуалов и"хлебных даров" (Ам 5, 25). Эта ссылка перекидывает мост между проповедьюАмоса и Декалогом-скрижалями этического монотеизма. Вне всякого сомнения,нравственные понятия Амос почерпнул из синайского Предания, но действовал онуже в совсем иных условиях, нежели Моисей. В пустыне перед Израилем нестояли еще те религиозные и социальные проблемы, которые породила эпохаАмоса. Простота обряда и патриархальный уклад жизни были чуждызлоупотреблениям, возникшим в царское время. Потребовалось новое действиеДуха Божия для того, чтобы возродить и обновить Моисееву веру. Главнымпафосом новой проповеди явилось изобличение магического понимания культа ипротест против общественной несправедливости. Нередко пытались толковать дело Амоса как создание своего рода"этической религии" и видели в нем лишь социального реформатора, боровшегосяс угнетателями с помощью религиозной фразеологии (4). Но эти попытки лишенывсякого основания. Существует радикальное различие между пророком и темипоборниками справедливости, которые исходили из отрицания веры и культанауки. Они забывали, что наука сама по себе не может защищать свободу, ибосвобода-духовная категория. С позиций науки так же мало оснований осуждатьчеловека-угнетателя, как хищника, пожирающего добычу. И если отрицатели Духаговорят о недопустимости подавления человека человеком, то к этому побуждаетих не наука, а смутный нравственный инстинкт. Амоса нельзя обвинить в такого рода безотчетной непоследовательности.Он не проповедовал отвлеченного социального идеала. Он-мистик и боговидец,для которого служение Правде есть прежде всего исполнение Божьих велений. Онзнает надмирный, сверхчеловеческий источник добра, и для него Бог и Правдаедины. В проповеди Амоса социальный протест есть не основное, а вторичное,производное от веры пророка. В сознании древних мысль о грехе чаще всего сливалась с понятиемсакральной скверны, нарушения внешнего табу. Для Амоса же грех есть зло,внесенное в отношения между Богом и человеком. Грех есть прежде всегооскорбление Творца, отказ следовать Его путем. Здесь нет "этическойфилософии", а есть изобличение религиозной измены, которая влечет за собойутрату богообщения, дарованного Израилю. Без Бога человек-ничто, удаляясь от своего Создателя, человек ввергаетсебя во тьму. Пророк говорит о неистребимой тоске мира, потерявшего Господне Слово.Это, быть может, лучшее место в его книге: Вот придут дни, говорит Владыка Ягве, когда пошлю Я на землю голод. Не голод хлеба, не жажду воды, но голод слышания слов Ягве. И будут блуждать от моря до моря, от севера и до востока скитаться В поисках слова Ягве, но не найдут его. (Ам 8, 11-12) В этих строках, которые так живо звучат в наши дни, заключена все кредоАмоса. Не просто "совесть", не просто "гуманизм" необходимы человеку, ноживое познание Бога, слышание Его слова. И в то же время принятие небесногослова невозможно без исполнения заповедей. Израильтяне ждут Дня Ягве. Что ж,он наступит. Сущий явит Свою славу грешному народу. Но если бы они знали,как непохож будет этот День на мечты, которыми они себя убаюкивали! Деньтот, говорит Амос, будет грозным Днем Суда, он будет мраком, а не светом.Правда Божия встретится с неправдой человеческой, а это трагическоестолкновение породит бурю, именуемую "Гневом Божиим". Бог долготерпелив, Он ждал раскаяния. Он посылал пророков, чтобы людипомнили о своем долге. Но они гнали посланцев Ягве и насмехались над ними,ведь сильные мира "ненавидят обличающих в воротах и гнушаются говорящихправду" (Ам 5, 10). Пророкам закрывали рот, а посвященных Богу назореевспаивали вином, чтобы они отрекались от своих обетов. Израиль постепеннопревращался в Содом, и его ждет участь Содома: Вы не обратились ко Мне, говорит Ягве, Теперь приготовься встретить Бога своего, Израиль. (Ам 4, 11-12) Вероятно, еще до выступления на проповедь Амоса посетили видения, вкоторых предчувствие Суда облекалось в зримые образы тучи жадной саранчи,огонь, поглощающий землю. Быть может, пророк догадывался, что за этимиустрашающими картинами стоит Ассур. Он не упоминает ассирийцев, но,несомненно, знает, что именно от них идет окончательная гибель. В одномместе он говорит от лица Судии: Вот подниму Я, говорит Ягве, против вас, дом Израилев, полчища народа, И будут теснить вас от входа в Эмат до Потока пустыни. (Ам 6, 14) Это страшнее саранчи и хуже любого голода. От голода еще можнооправиться. Но приход Ассура - это бесповоротный конец. И вот Амос, этот неподкупный обличитель и громовержец вдруг чуть неплачет от жалости: "Господи Боже, пощади! Как устоит Иаков? Ведь он такмал!". В самом деле, как легко раздавить Израиль, который, несмотря на своюгреховность, все-таки дорог пророку. Но как это ни горько, Амос в концеконцов вынужден смириться перед высшим предначертанием. Слепота Эфраима неисцелима, как неисцелимо безумие Дамаска, Финикии,Моава, Эдома. Они враждуют между собой, натравливают друг на друга врагов,соперничают, погрязают во зле. А между тем Ягве уже опустил Свой "отвес",показав меру беззакония. Пророк видит корзину спелых плодов. Это видение означает, что времясозрело: палица занесена над бетэльским алтарем; он разделит участь "Летнегодома", самаринских дворцов и "аши-мат Шомрон", под которым пророк разумеетсвятилище богини Ашимы в столице*. Дома из тесаных камней вы построили, но жить в них не будете! Виноградники прекрасные развели, но вина от них пить не будете, Ибо знаю Я, каково множество преступлений ваших и как тяжки грехи ваши. (Ам 5, 11) -------------------------------------------- * В синодальном переводе - "грех Самарийский" (Ам 8,14) Израиль будет изгнан из своей земли, которой он оказался недостоин. Но значит ли это, что Бог решил истребить его целиком? Нет, Он сохранитдля грядущего Иудею, ибо там-ядро народа Божия. В самом конце сборника речей Амоса говорится об отдаленном будущем,когда пошатнувшийся шатер Давида будет укреплен, когда грешники получатпрощение, Израиль возвратится из изгнания и на нем почиет благословение. ЭтоЦарство Божие рисуется пророку еще смутно. Он говорит о нем в терминахземного плодородия: горы будут источать виноградный сок, и земля будетродить непрерывно круглый год. Многие толкователи считали, что этот эпилог книги не мог быть написансамим Амосом. Слишком резким диссонансом звучит он на фоне его мрачных угроз(5). Между тем не следует забывать, что если бы для Амоса все кончалосьгибелью и разорением, то это вступило бы в противоречие с верой всехпророков в сэдэк-справедливость Бога. Она не тождественна человеческойсправедливости, а есть нечто, связанное с верностью Творца своимобетованиям. Сэдэк - не автоматический закон, не "кармическая" связь, аглубоко личностное проявление святости Бога (6). Веря в Завет с Авраамом, в Обетование, данное через Моисея и Нафана,Амос, как и его собратья-пророки, должен был видеть впереди не только казнь,но и торжество Царства Ягве, которому поклонятся многие народы. То, что онсвязывает это возрождение с именем Давида, вполне соответствует библейскойтрадиции и воззрениям самого Амоса.Он, который с негодованием говорит осеверных святилищах, верит в особое предназначение Иерусалима и Сионскойгоры. Как мы увидим далее, на этом основывалась вера Пророка Исайи-одного извеликих продолжателей Амоса. И все же темы Суда и Воздаяния остаются основными у Амоса, ибо он былпризван пробудить людей ото сна, разрушить оплот суеверий и самодовольства.Тем самым он проложил путь к новому духовному движению в Израиле. Подобнотому как история Нового Завета начинается призывом Крестителя к покаянию,так и провозвестие великих пророков открывается выступлением грозногообличителя-пастуха Амоса. Его проповедь поразила многих современников. Когдачерез два года после первого появления Амоса в Палестине произошлоземлетрясение, оно было воспринято как начало предсказанных пророкомбедствий. Но гораздо страшнее этой стихийной катастрофы была надвигающаясякатастрофа политическая.Вряд ли Амос мог знать подробности событий, происходивших далеко насевере, на берегах Тигра. Тем более удивляет его историческое предвидение.Вскоре после того, как он произнес свои речи в Бетэле, военный мятеж привелна престол Ассирии Тиглатпаласара III (745-727). Его руками была создананевиданная доселе военная машина, подчиненная строгой дисциплине исодержавшаяся на средства государства. Если прежде ассирийское войско было скорее народным ополчением, тоновый царь впервые создал регулярную армию, которая не занималась ничем,кроме войны. В ней был предусмотрен строгий порядок родов войск, разработанаиерархия военных званий. Тяжелые колесницы, кавалерия, копейщики, лучники,щитоносцы-каждый знал свое место. Армию постоянно сопровождали саперныеотряды, которые прокладывали дороги, наводили мосты, вырубали рощи и делалиподкопы. Такая армия была практически непобедимой, и после почти Столетнегоперерыва Ассур начал новую серию походов. Тиглатпаласар в это время ввел ещеодно новшество: он понял, что прежняя политика взимания дани приносит малопользы, и предпринял уже настоящую оккупацию завоеванных земель, увода изних местных жителей и поселял там чужеземцев. Такой перетасовкой населенияцарь хотел исключить возможность возникновения национальных очаговсопротивления. Оторванные от родины люди быстро ассимилировались ипревращались просто в "подданных царя". О размахе этих операцийсвидетельствует хотя бы такой факт: после одной успешной кампанииТиглатпаласар переселил 154 тысячи человек. Первый удар Ассирия направила против Кавказа. Несколько раз царьсовершал трудные экспедиции в горы и грабил урартов, обитавших у озера Ван.После этого он начал продвигаться по Сирии, подавляя сопротивление небольшихарамейских государств. Каннибальские расправы, учинявшиеся над непокорными,сеяли такую панику, что многие цари торопились навстречу ассирийцам сзаверениями в верноподданничестве. Недалек был день, когда очередь должна бьыа дойти до Израиля.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава вторая ПАСТУХ АМОС 1. Бл. Иероним. Толкование на книгу пророка Амоса.-Творения, т. 13, с.1. 2. Книга пророка Амоса представляет собой сборник кратких проповедей иизречений, составленный из текстов, написанных самим пророком. В подлинностикниги почти никто из библеистов не сомневается. Обычно ее делят на триосновные части: 1) Пророчества против народов: 1, 1-2, 16; 2) ОбличенияЭфраима: 3-6 гл.; 3) Символические видения: 7-9 гл. Эта часть считаетсяхронологически наиболее ранней (см. Рh. J. Кing. Аmоs.JВС, I, р. 521).Особняком стоит отрывок биографического характера (7, 10-17), принадлежащийкому-то из учеников Амоса, и эпилог (9, 7-15). О стиле речей пророка см.:R.Е. Wоlf. Мееt Аmоs аnd Ноsеа. NY., 1945, р.65. 3. "Амос,-говорит Корниль,-представляет собой одно из удивительныхявлений в истории человеческого духа: он прокладывает путь такому процессуразвития, с которого начинается новая эпоха человечества" (К. Корниль.Пророки, с. 58). В священной ветхозаветной письменности уже и до Амосазвучали мотивы универсализма (см.: А. Rеtif, Р. Lатаrсhе. Lе Salut desnations, Universalisme et perspectives missionaires dans l'Ancien Testament,1960). Однако у Амоса универсализм впервые получил столь ясное выражение, ипоэтому, как справедливо замечает Б. Тураев, его проповедь "может быть сполным правом названа ступенью к христианству" (Б. Тураев. История древнегоВостока. Л., 1936, т. 2, с. 69). 4. Характерным образцом такой интерпретации может служить книгасоциалиста М.Мауренбрехера "Пророки" (Пг., 1919). Отвергая это толкование,Л. Буйе пишет: "Величие Амоса в том, что эта морализация религии... отнюдьне означает какой-то рационализации или умаления той устрашающей тайны, безкоторой не бывает ничего подлинно-религиозного" (Л. Буйе. О Библии иЕвангелии. Брюссель, 1965, с. 58). Это касается и социальной проповедипророков в целом. "Своеобразие социальной проповеди пророков,-пишет Булгаков,-есть то,что можно назвать социальным морализмом, их отношение к вопросам хозяйства,как к вопросам нравственности, их оценка социальной жизни под угломнравственности. Благодаря их социальному морализму, притомрелигиозно-углубленному, они видят в хозяйстве не только вопросы социальнойтехники, но и социальной правды" (С. Булгаков. Очерки по историиэкономических учений, вып. 1. М., 1918, с. 25; см. также: R.B Scott. TheRevelance of the Prophets. N.Y., 1947, р. 155). 5. Амос, 9, 8-15; см.: N. М. F1апаgап. Тhе Воок оf Amos, Ноsеа, Мicah,1966, р. 5, 26. 6. "Сэдэк", справедливость Божия, есть, по определению Ж. Даниелу,"продолжение истины. Для Бога она состоит в том, что Он исполняет Своиобетования и являет Свое постоянство" (J. Danie1ои. Dieu еt nous. Раris,1962, р. 120). Глава третья ОТКРОВЕНИЕ ЛЮБВИ БОЖИЕЙ. ПРОРОК ОСИЯ Самария, около 750-740 гг. Бог готов ежечасно, но мы не готовы, Бог к нам близок, но мы далеки, Бог внутри, но мы снаружи. Бог в нас дома, но мы чужие. Мейстер Экхарт Те, против кого было обращено слово Амоса, скоро убедились, что он неодинок: в самом Эфраиме появился проповедник, говоривший о близкой гибели.То был Осия, сын Беери, последний великий пророк Северного царства. Человекс темпераментом старых ревнителей веры, он, однако, не свергал династий,подобно Елисею, не воевал со жрецами Ваала, подобно Илии, а выступал толькокак религиозный учитель. Осия был младшим современником Амоса и, вероятно, слышал его речи (1).Долгие годы он мог близко наблюдать жизнь израильской столицы и видеть, скакой быстротой возрождаются в ней ханаанские суеверия и извращенные культыСирии. Блестящее царствование Иеровоама II Осия застал уже в самом конце.Пророк знал, какой ценой основатель династии Иегу получил грон, и былуверен, что власть, построенная на убийствах и преступлениях, не сможетустоять слишком долго. Осия утвердился в этой мысли, когда ему пришлось бытьсвидетелем анархии, узурпации, гражданской войны и агонии Эфраима, с 740года ставшего данником Тиглатпаласара (2). О внешних событиях жизни Осии мы почти ничего не знаем; он вошел вветхозаветную историю исключительно как автор своей Книги. Книга эта оказалане меньшее влияние, чем пророчество Амоса. Еще при жизни Осии (или вскорепосле его смерти) она была уже хорошо известна не только на Севере, но и вИудее (3). Вероятно, Осия жил в самой Самарии и проповедовал в одном из еесвятилищ, есгь даже основания полагать, что он был священником (сочетаниеслужителя алтаря и пророка в одном лице было нередким в Израиле). Во всякомслучае Осия, несомненно, стоял близко к кругам духовенства: религиозноесостояние народа и богослужебная практика были ему хорошо известны. Но изтого, как Осия говорит о пророках и священниках, можно заключить, что онпринадлежал к религиозной оппозиции, к людям, которые осознали духовныйкризис Израиля и не желали мириться с застоем и вырождением веры. Мы ничего не знаем о таких кругах, однако их воззрения, вероятно,отразились в северном варианте Священной Истории, появившемся около тоговремени. Автора его принято называть Элогистом, так как он часто употребляетимя Божие "Элогим" вместо "Ягве". В основе его Писания лежит все то жесвященное Предание, восходящее к Моисеевым временам, и мы могли бы неостанавливаться на нем, если бы Элогист не обнаруживал некоторых новых чертв сравнении с Ягвистом, автором иудейского варианта Истории. Прежде всего, говоря об Откровении и богоявлениях, Элогист ужеотказывается от картинного языка древних легенд. Если у Ягвиста Господьнепосредственно беседует с Каином или пользуется гостеприимством Авраама, тоу Элогиста воля Божия познается уже либо во сне, либо в пророческом видении. Вообще служение пророка представляется северному писателю важнейшим врелигиозной жизни народа. "Наби"-это посредник между Богом и человечеством,даже Авраам, с которого начинается элогистическое сказание, назван тампророком, а Моисей стоит почти на сверхчеловеческой высоте. Элогист ввел врассказ Декалог и Книгу Завета, тем самым подчеркнув свою связь срелигиозно-нравственной традицией Моисея. Именно в повествовании о Моисее мынаходим у Элогиста возвышенное исповедание веры в Ягве, Который есть "Богмилосердный и милостивый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный" (Исх34, 6). Будучи северянином, Элогист чтил Бетэль как место жертвоприношенийпатриарха Иакова, но он с отвращением говорил о "золотом тельце", атрибутецарского святилища (4). При сравнении Книги Осии с элогистической Историей нетрудно заметить,что пророк и автор Истории люди, близкие по духу. Осия смотрел на Синай какна верный ориентир в религиозной жизни народа. Он проверял Моисеевымизаповедями события своего времени и должен был прийти к таким же печальнымвыводам, что и Амос. Однако Осия не смог стать только лишь предсказателеммрачного конца, не был он похож и на надменного мудреца, который, подобноГераклиту, бесстрастно судит о людских безумствах с высоты своегопревосходства. В порывистом, напряженном стиле Осии ощущается натура бурная,сложная, трагически воспринимающая жизнь Он как бы стоит перед миром собнаженным сердцем, и каждое соприкосновение со злом причиняет ему жестокоестрадание. При чтении пророчеств Осии невольно представляется, что он диктовалписцу, говоря быстро, лихорадочно, почти задыхаясь, книга кажетсястенограммой живого слова, короткие строфы прерываются бессвязнымивосклицаниями, внутренний ритм сбивается, образы полны темных намеков иимеют странные очертания. В то время как непреклонный Амос целен, суров,монументален, Осия временами готов кричать от терзающей его скорби онохвачен горем, возмущением, страстной тоской по гармонии и миру. Этотпредтеча Иеремии чем-то напоминает героев Еврипида и Достоевского. И именно такой человек должен был принести людям новое Слово о Боге.Какие-то не совсем ясные события в жизни Осии подготовили его душу квосприятию новых глубин богопознания. Драма "БОГ -человек" раскрылась длясына Беери в мучительном опыте его собственной жизненной трагедии. Эта проекция из индивидуального во всемирное-не единственный случай вистории духа. Вспомним ту роль, которую в творчестве Данте сыграла встреча сБеатриче; точно так же и Платон создал свое учение об Эросе, пройдя черезкакое-то душевное потрясение. Таинственная связь человека-микрокосма совселенским целым позволяет ему переживать сверхличное посредством опытасвоей индивидуальной судьбы и выражать открывшееся в терминах личного бытия.Это путь Лира, Гамлета, Фауста. Что же произошло с Осией? Он рассказывает о своей жизни сбивчиво инеясно: в одном месте говорит, что женился на "блуднице", в другом-о своейлюбви к неверной женщине. "Блудницу" он называет Гомерь, дочь Дивлаима, иуказывает, какой выкуп он заплатил по обычаю, вступая с ней в брак. Вряд липеред нами аллегория - имена Гомерь и Дивлаим не содержат никакогоиносказания, а между тем Осия любил символические имена. Так, сына своегопророк назвал Лоами ("Не мой народ"), а дочьЛорухамой ("Непомилованной").Поэтому скорее всего Гомерь не персонаж притчи, а реальная женщина.По-видимо-му, и "блудница", и "неверная жена" Осии-одно и то же лицо. Быть может, пророк в знак "тяжкого блудодейства страны" действительновзял к себе в дом женщину с
studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав!Последнее добавление
