История Греции 9 страница

Глава девятнадцатая "ГОДЫ СТРАНСТВИЙ" ПЛАТОНА 1. А. Лосев. Жизненный и творческий путь Платона. Вступительная статьяк сочинениям Платона, т. I, с. 73. 2. См.: В. Асмус. Платон. М., 1969, с. 5. 3. Св. Иустин. 2-я Апология, 13; см. также высокую оценку платонизма,данную апологетами Афинагором (Апология, 19, 23) и Минуцием Феликсом(Октавий, 22, 34). 4. П. Флоренский. Общечеловеческие корни идеализма.- БогословскийВестник, 1909, сентябрь, с. 285. 5. N. Аrseniev. Revelation of Life Eternal. N. Y., 1963, р. 49. 6. Эти аспекты учения Платона частично рассмотрены у В. Зеньковского(Преодоление платонизма и проблема софийности твари.- "Путь", 1930, Э 24). 7. Платон. Письма, 324 е. 8. Хронология сочинений Платона точно не установлена. Однако врезультате длительной работы исследователей была реконструирована общаякартина истории его творчества, спорная еще в деталях, но в целомобщепризнанная. См.: Вл. Соловьев. Жизнь и произведения Платона.- Собр.соч., т. XII, Брюссель, 1970, с. 375 cл.; W. Lutoslawski. The Origin andGrowth of Plato's Logic. N. Y., 1905, р. 35 f.; А. Лосев. Ук. соч., с. 50cл. 9. См. характеристику, которую дает Гегель собеседникам Платоновыхдиалогов: Гегель. Сочинения, т. X, с. 195. 10. А. Боннар. Греческая цивилизация, т. III, с. 154. 11. Платон. Eвтифрон, 14 с. Пер. С. Жебелева. 12. Платон. Горгий, 459 b. 13. Об Архите см.: М. Смоленский. Архит Тарентский, его жизнь исочинения.- Журнал Министерства Народного Просвещения, 1877, ч. 192. 14. Платон. Государство, 473 d. 15. Платон. Письма, 325 d. 16. Там же, 326 b. 17. Там же, 327 а; Плутарх. Жизнеописания. Дион, 4, 5. 18. Диоген Лаэртский, 3, 19-20; Плутарх. Дион, V. 19. Вл. Соловьев. Жизненная драма Платона.- Собр. соч., т. IX, с. 219. Глава двадцатая МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ Афины, 387-370 гг. Пусть наша жизнь - облаков тающих тени, все же в основе основ нет изменений. Р. М. Рильке Платону было около сорока лет, когда к нему пришла слава. Его умениеувлекательно излагать самые сложные метафизические предметы пленялочитателей, даже не искушенных в философии. Книги Платона скорораспространились и за пределами Афин; послушать его приезжали люди издалеких областей. У философа появились ученики. Некоторые из них, желая чем-нибудьвыразить свое уважение и признательность Платону, собрали деньги, чтобывернуть их человеку, который выкупил их учителя из рабства. А когда тототказался принять сумму, на нее решили приобрести небольшое имение с рощей,посвященной герою Академу. Участок находился у старой дороги, ведущей вЭлевсин, и хотя по ней постоянно двигались пешеходы, всадники и повозки,место это было более спокойное, чем Афины. Дар учеников оказался для Платона неоценимым. Теперь он мог с головойпогрузиться в умственные занятия, работать над диалогами, гулять в парке,обдумывая свои новые сочинения. В рощу Академа почти не долетал гомон толпы,и только треск цикад нарушал тишину. Время от времени к философу стали приходить любознательные люди, иПлатон не отказывался посвящать их в свои размышления. С тех пор этот приютмысли - Академия - много веков будет притягивать самых разнообразныхискателей мудрости: из нее выйдут Аристотель и Зенон, Плутарх и КлиментАлександрийский, Василий Великий и Григорий Богослов. Сначала Платон, видимо, не собирался открывать здесь специальной школы;она образовалась сама собой из кружка слушателей. Продолжая традициюСократа, философ не придерживался строгой системы преподавания, а раскрывалсвои мысли в свободном живом разговоре. Точно так же и в книгах онпо-прежнему избегал не терпящего возражений догматического тона. Но как разименно это и усиливало внутреннюю убедительность его доводов. Тогда-то, в самую безоблачную пору жизни Платона, творчество егодостигло апогея: он создает лучшие свои произведения - диалоги "Федон","Теэтет", "Федр", ряд новых глав "Государства". В них философ уже выходит запределы сократовской мысли и пролагает свою собственную дорогу. Каких бы тем ни касался Платон, основное, что неизменно влекло его,этосуществование вечной духовной Реальности. Он стал прямым продолжателемпрежних натурфилософов и Парменида: ведь все они, пытаясь обнаружитькоренную Первооснову мира, искали за преходящим Непреходящего. Но если дляних это было, по существу, проблемой отвлеченной, то мысль Платона родиласьиз страстного протеста против дурной действительности; вырваться из тьмы влучезарный мир Истины было для него вопросом жизни и смерти. В мучительном кризисе напряжение его духа достигло той крайней черты,где грубый покров вещей дает трещину и открывается достоверность высшегоплана бытия. То, что у Парменида сквозило как гениальная догадка, явило себяПлатону с покоряющей силой очевидности.Свою стержневую интуицию Платон, как правило, излагал в умозрительнойформе. Но из этого не следует, будто он ее "вывел" чисто логически. Онапрямо предстала его внутреннему взору, он же впоследствии лишь пытался датьей теоретическое "оправдание". При этом Платон, по-видимому, чувствовал, чтоне все возможно закодировать в строгие силлогизмы, и поэтому нередкообращался к образному "мифологическому" языку. "Картина" как чувственныйсимвол сверхчувственного - частый гость в книгах мыслителя-художника.Повсюду наряду с рассуждениями он прибегает к своеобразным аллегориям ифилософским мифам. Одна из таких пластических философем с особойнаглядностью передает сущность платонизма. Мы позволим себе привести еепочти полностью. "Ты можешь,- пишет Платон,- уподобить нашу человеческую природу вотношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию...посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры,где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и нашее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что уних прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков.Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко ввышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная -глянь-ка - невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещаютсвоих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол... за этой стенойдругие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверхстены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ,сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущихразговаривают, другие молчат... разве ты думаешь, что, находясь в такомположении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней,отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?.. А предметы,которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?..Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты,не считали бы они, что дают названия тому, что видят?.. Далее. Если бы в ихтемнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо,думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящейтени?.. Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тенипроносимых мимо предметов... Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него...если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное. Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать,повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будетмучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сияниина те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что онскажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь,приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрестиправильный взгляд?.. Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и онподумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше... А еслизаставить его смотреть прямо, на самый свет, разве не заболят у него глаза ине вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что этодействительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?.. Тут нужнапривычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надос самого легкого: сперва смотреть на тени, затем - на отражения в воде людейи различных предметов, а уж потом - на самые вещи" (1). В этой притче одновременно - и утверждение духовной реальности, иуказание, как возможно постичь ее. Пещера и странный теневой театр на стене- наш видимый мир. Заключенные - это люди, привязанные к чувственнымпредставлениям и принимающие тени за подлинную действительность. Далеко несразу могут они освоиться с мыслью, что есть высший, недоступный ощущенияммир, и только постепенно оказываются в состоянии познавать его. Но законен вопрос: возможно ли вообще такое внечувственное познание?Где ручательство, что узники навсегда не останутся в цепях? Отвечая на это, Платон следует за Сократом, который считал самопознаниепрямым путем к достоверности. Прежде всего: что такое человек? Не принадлежит ли он, такое слабое иэфемерное существо, вечно бегущей реке преходящего мира? Это несомненно, нов то же время ясно, что человек не исчерпывается телом; в его душе естьнекая точка - дух, или, как его называет Платон, "ум", который являетсяпересечением двух миров. Наши "страсти" и "вожделения" столь же поверхностныи текучи, как и мир, который воспринимают чувства, но "ум" есть дитядуховного плана бытия (2). Правда, кое-кто полагает, что он столь женепрочен, как и все в мире, что, "расставшись с телом, душа уже нигде большене существует, но гибнет и уничтожается в тот самый день, когда человекумирает. Едва расставшись с телом, выйдя из него, она рассеивается, словнодыхание или дым, разлетается, и ее уже решительно нигде нет" (3). На этирассуждения Платон иронически отвечает, что тогда, пожалуй, опаснее всегоумирать при сильном ветре, который быстро развеет "ум" по воздуху. Здесь вшутке заключена серьезная мысль: философ высмеивает "ребяческое" мнение,будто разум есть нечто подобное видимым вещам. Он ставит вопрос: "Чемусвойственно испытывать это состояние, то есть рассеиваться?" Такими вещамиявляются предметы составные, образованные из каких-либо элементов. То же,что не состоит из частей, не может находиться под угрозой распада. Таковразум человека, и его неразрушимость есть признак особой невещественнойприроды. Сложные предметы человек, по словам Платона, может "ощупать, илиувидеть, или ощутить с помощью какого-нибудь из чувств". Иначе дело обстоиттогда, когда познается нечто умозрительное. Эти вещи "можно постигнуть лишьс помощью размышления - они безвидны и незримы... Итак... мы установили дварода вещей - зримые и безвидные" (4). Тело, безусловно, относится к разряду видимого. А душа? "Можно еевидеть или нельзя?" - "Нельзя".- "Значит, она безвидна?" - "Да"."Значит, всравнении с телом душа ближе к безвидному, а тело в сравнении с душой - кзримому?" (5) Как тело испытывает наслаждение, в жаркий день погружаясь в морскиеволны, так и душа испытывает радость, погружаясь в прозрачный мир мысли. Ибоэто ее родная стихия. Следовательно, человек в своей земной жизнипринадлежит одновременно двум измерениям. Его "душа" лишь на определенныйсрок связана с тленным телом, а сама она, в отличие от тела, подобна"божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному,неразложимому" (6). Она есть главенствующее начало в человеке и призванауправлять телом. После же разлуки с телом "душа уходит в подобное ей самойбезвидное место, божественное, бессмертное, разумное, и, достигши его,обретает блаженство, отныне избавленная от блужданий, безрассудства,страхов, диких вожделений и всех прочих человеческих зол, и - как говорят опосвященных в таинства - впредь навеки поселяется среди богов" (7). От пифагорейцев Платон заимствовал также идею метемпсихоза. При этом онссылался не на личный опыт, как Будда или Пифагор, а на слова прорицателей,поэтов и мистиков. "Они утверждают,- говорит Платон,- что душа человекабессмертна, и, хотя она то перестает существовать - это называется смертью,-то снова рождается, она никогда не гибнет" (8). Новые воплощения происходят,согласно Платону, по той же причине, на какую указывали буддисты,-стремление к жизни. "У любой радости или печали есть как бы гвоздь, которымона пригвождает душу". И поэтому душа "вновь попадает в иное тело и, точнопосеянное зерно, пускает ростки. Так она лишается своей доли в общении сбожественным" (9). Подобно Пифагору и индийцам, Платон полагал, что есть возможностьизбежать "круга рождений". Для этого надо понять, что одна философияспособна "освободить" душу. Она сделает жизнь мудреца возвышенной и научитего не бояться смерти, ибо, "внося во все успокоение, следуя разуму ипостоянно в нем пребывая, созерцая истинное, божественное и непреложное и внем обретая для себя пищу, душа полагает, что так именно должно жить, покаона жива, а после смерти отойти к тому, что ей сродни, и навсегда избавитьсяот человеческих бедствий" (10). Но вернемся к главной мысли Платона о душе; суть ее сводит-ея к тому,что причастность "ума" незримому миру обусловливает познавательныеспособности человека. Проходя земной путь, разум несет на себе печать своегоособого происхождения и, даже обитая в телесных оковах, не теряетизначальных свойств. Способность человека познавать высшее есть припоминание("анамнесис") того, что душа вынесла из запредельных сфер. В частности, поПлатону, и мысль о божественном Единстве является именно припоминанием того,что "некогда видела наша душа, когда она сопутствовала Богу, свысока гляделана то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия"(11). Говоря о всеобщих врожденных законах разума, Платон спрашивает, откудаони могли явиться, как не из области чистой Мысли? Идею Сократа онеобходимости вычленения понятий он связывает е метафизической концепцией опричастности разума миру Духа. Теперь мы должны заглянуть в философскую лабораторию Платона ипоследовать за его рассуждениями, в которых он пытается истолковать своюинтуицию, применяя сократовский индуктивный метод.Оглянитесь вокруг, обращается философ к ученикам, посмотрите, кпримеру, на деревья: вот несколько кипарисов, но ни один из них не повторяетдругого, нет в природе одинаковых вещей; и все же мы называем все этидеревья "кипарисами". Кипарис, платан, дуб еще меньше похожи друг на друга,но все они - "деревья". Сравним вещи куда более разнородные: фронтон, лист,фигуру на песке - их объединяет понятие "треугольник". Система отвлеченныхпонятий - вот первая ступень диалектической лестницы, ведущей от пестрогомногообразия мира к познанию сущностей. Но софисты утверждают, будто знание и чувственное восприятие - одно ито же. Они правы, но не до конца. Конечно, когда мы, например, видим этусосну, ощущаем шероховатость ее коры, слышим скрип ветвей, вдыхаем смолистыйаромат - из всего этого слагается единое целое, дающее нам знание о "сосне".Но это лишь начальный этап, и если мы здесь остановимся, то будем столь желегкомысленны, как "люди, которые согласны признать существующим лишь то, зачто они могут цепко ухватиться руками; действиям же или становлениям, как ивсему незримому, они не отводят доли в бытии" (12). Между тем (не говоря уже о различии субъективных ощущений у разныхлюдей) можно ли свести все наше познание к ненадежным свидетельствам чувств?Протяните руку к огню: еще не коснувшись его, вы отдернете ее, ибо в вашемуме возникнет предчувствие ожога. Обратитесь к памяти: ведь, вспоминаякакую-нибудь теорему или лицо друга, мы не соприкасаемся с видимым. Но вот, продолжает Платон, мы проговорили до позднего вечера иразошлись по домам. Иным из нас снится сон - продолжение беседы: они вновьвидят знакомые лица и следят за ходом спора. И пожалуй, "ничто не мешает нампринять наш теперешний разговор за сон, и, даже когда во сне нам кажется,что мы видим сны, получается нелепое сходство этого с происходящим наяву"(13). А ведь спящий ничего не видит и не слышит в обычном смысле слова.Далее. Допустим, нам предложили рукопись на халдейском языке. Мырассматриваем строки, каждую букву, но ничего не понимаем: наше чувственноезнание здесь бессильно; для того чтобы проникнуть в сущность вещей, тоженеобходимо нечто большее, чем ощущения, а именно - понимание. То, чтодобывают для нас чувства, на худой конец - лишь материал для ума, да и то невсегда пригодный. Без осмысления он - ничто. Ведь и животные слышат, видят,осязают, но тем не менее они не мыслят. Кроме того, неизбежен вопрос: если те горы мы видим глазами, ушамислышим пение цикад, обоняем запах цветов, осязаем горячий камень на припеке,то каким же органом мы постигаем смысл отвлеченных понятий? Ведь ни одно изпяти чувств для этого непригодно. И все же мы способны абстрактнорассуждать. Более того, наша мысль в состоянии объять и все то, что даютощущения. Платон берет в одну руку шесть игральных костей, а в другую - четыре.Даже не учась математике, говорит он, можно понять, что тут больше, а тамменьше костей. Это - плод мысли, которая обобщает, выясняет отношения,избирает нужное ей из потока впечатлений. Следовательно, есть какие-тообъективные нормы и законы, которые не могут быть познаны только чувствами.К сфере чувств относится зрительное восприятие костей, которые могут видетьи собака, и свинья, разум же познает отвлеченное понятие "равенства" или"превосходства" величины. Так постепенно подводит философ слушателей к мысли о сверхчувственномаспекте знания. Над нами светит солнце, освещая мир, говорит он, мы видим красотуприроды, и каждому физическому явлению соответствует какой-либо из нашихорганов чувств. Но поскольку самый мощный из наших инструментов познания -разум, то не должны ли мы предположить, что и его природе, и нашим общимпонятиям соответствуют некие эйдосы, независимо от нас существующие "виды"бытия? Как глаз не мог бы видеть без света, так и мысль не могла быпознавать, не имей она перед собою мира реальных умопостигаемых объектов(14). Итак, если действительность воспринимается не только ощущениями, то онаи состоит не из одних чувственных феноменов. И подобно тому, как мышлениеесть корень знания, так и в основе всего должно находиться "идеальное"измерение космоса, которое аналогично свойствам нашего разума. Платон соглашается с мнением Гераклита об изменчивости мира: поистинето, что мы слышим, видим и осязаем, постоянно меняется. Но законы мышлениянеизменны, и в соответствии с ними должен существовать устойчивый КосмосИдей, постижение которого и есть истинное знание. Этот глубинный пластоткрывается при помощи мысли, но под ней разумеется не обыденный рассудок, аособое умственное зрение, обращенное к незримой реальности посредственно,интуитивно. Правда, Платон здесь говорит преимущественно об интуицииинтеллектуальной, одним из видов которой является математическая интуиция.Верный ученик Сократа-"диалектика", он не претендует на мистические озаренияи не идет дальше "понимания". Однако отвлеченный разум был вознесен Платономдо такой высоты, где он уже граничил с живым мистическим постижением. Он сампризнавался, что высшие уровни постижения поддаются формализации свеличайшим трудом. "У меня самого,писал философ,- по этим вопросам нетникакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах, какостальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил сним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший из искры огня,возникает в душе это сознание и само себя там питает" (15). Однако, прозревдуховную реальность, философ подходит к ней с позиций чистого разума.Сократ говорил о Божестве как о высшем Благе и Красоте. Размышляя обэтом, Платон идет по тому же пути и снова начинает с частного. Что такоеКрасота? Смешно полагать, что это красивая девушка или цветок. Ведь"прекрасным" их делает нечто общее, что мы именуем Красотой. Так же обстоитдело и с Добром, или Благом. Добрых качеств "целый рой", и, однако, ихроднит то, что они причастны к некоему "чистому", или абсолютному, Добру. Тот же, кто хочет постигнуть Красоту и Добро в их последней глубине, тоесть постигнуть Бога, должен изощрять свое "умственное зрение", подниматьсяввысь, "не привлекая в ходе размышления ни зрения, ни иного какого чувства"(16). И лишь освободив свой дух от тленного, разум может познать, что естьистинная Красота в вечной сущности сама в себе. "Прекрасное это,- говоритПлатон,- предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела...а само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другиеразновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникаюти гибнут, а его не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействийоно не испытывает" (17). В глазах Платона мудрец, который сумеет отрешиться от временного ичастного,- это отважный путник, достигающий изумительного мира,превосходящего все мыслимое и описуемое. Созерцая небесную Красоту и Благо,он выходит уже за рамки понятий. "Эту область занимает бесцветная, безочертаний, неосязаемая Сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчемудуши - уму; на нее-то и направлен истинный род знания" (18). И хотя дорогамудреца идет через абстракции, в конце ее ждет его непосредственноесоприкосновение с божественным Благом. "Познаваемые вещи могут познаватьсялишь благодаря Благу; оно же дает им и бытие, и существование, оно - запределами существования, превышая его достоинством и силой" (19). Здесьудивительным образом сходятся пути умозрения и мистики. Платон говорит почтиязыком Упанишад. Это связано с тем, что исходной точкой для Платона служилне только интеллект, но и мистическое видение сверхчувственного мира.Тот день, когда Платон впервые провозгласил, что видимое бытиеукоренено в Невидимом, стал великим в истории человеческой мысли. ОткрытиюПлатона суждено было определить основные пути западной метафизики.Неоплатоники и Ориген, Ареопагит и Беме, Кант и Шопенгауэр, Соловьев иБергсон будут строить свои идеи на фундаменте, заложенном Платоном. Здесьоткроется возможность сближения западной философии с индийской. Но как вИндии камнем преткновения явилась проблема отношения между двумя мирами -преходящим и Божественным, так и у Платона наибольшие трудности возниклиименно при истолковании связи духа и материи. Вопрос о происхождении Вселенной философ в разные периоды жизнитрактовал по-разному: сначала кажется, что для него оба мира совершенночужды друг другу; впоследствии же он, как мы увидим, попытался разработатьгипотезу возникновения природы из Космоса Идей. Но неизменным оставалосьглавное: область преходящего рассматривалась им, по примеру пифагорейцев,как место страданий и заблуждений духа. Столкнувшись со злом земной жизни иобретя внутренний мир в созерцании Блага, Платон с восторгом принялпифагорейский дуализм, смотревший на все телесное как на недостойное инизменное. Он с сочувствием приводил орфическое изречение: "Тело - этогробница". Тут он развивал традицию, зародившуюся в религии дионисизма. Как философ Платон имел свои особые причины относиться к телесному сбрезгливостью. Что может больше мешать познанию, как не чувственная природачеловека? Душа, говорит Платон, "лучше всего мыслит... конечно, когда ее нетревожит ничто... ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда,распростившись с телом, она останется одна, или почти одна, и устремится кБытию, прекратив или пресекши, насколько это возможно, общение с телом"(20). Душа на земле - изгнанница, тело для нее только обуза. От негопроисходят все мыслимые виды зла. "Тело не только доставляет нам тысячихлопот - ведь ему необходимо пропитание! - но вдобавок подвержено недугам,любой из которых мешает нам улавливать Бытие. Тело наполняет нас желаниями,страстями, страхами и такой массою всевозможных вздорных призраков, что,верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то нибыло поразмыслить! А кто виновник войн, мятежей и битв, как не тело и егострасти? Ведь все войны происходят ради стяжания богатств, а стяжать их насзаставляет тело, которому мы по-рабски служим" (21). Тирада, вполне уместнаяв устах брахманиста или буддиста! Увлекшись поношением тела, Платон готов закрыть глаза на гордыню,властолюбие и другие демонические болезни духа и все свалить на бреннуюплоть. Естественно поэтому, что в его представлении философ должен не простовластвовать над стихиями тела, но и стремиться как можно полнее отрешитьсяот них. Высшая цель мудреца на земле, по Платону, состоит в том, чтобыготовить себя к смерти, к моменту, когда он наконец совсем избавится отпостылого бремени. А пока этого не произошло, философ должен находитьсчастье лишь в "воспоминаниях" о встречах с горним миром. С презрением будетвзирать он на житейскую сутолоку, помышляя лишь о возвышенном. Разумеется,он обречен на непонимание и даже враждебность, "так как он стоит внечеловеческой суеты и обращен к Божественному; большинство, конечно, станетувещевать его, как помешанного" (22). Но его не может беспокоить суд слепыхневежд. Этот аскетический идеал во все времена обладал огромной притягательнойсилой. Обычно его влияние связывали с христианством, между тем как он пришелиз Афин. Знаменитый последователь Платона Плотин стыдился собственного телаи в этом не представлял собой исключения. Спиритуализм, отметавший всеплотское, широко распространился в языческом мире в эпоху первохристианства.На этой почве выросли дуалистические системы гностиков, видевших в природетворение дьявола. Нетрудно понять, каким препятствием стал "идеализм" для принятияВоплощения и Воскресения. Мог ли человек, близкий к идеям Платона, сказатьвместе с апостолом, что тело - это "храм Святого Духа", мог ли онпримириться с мыслью, что Христос был подлинным человеком? Недаром афинянене желали слушать проповеди апостола Павла о Воскресении. Ведь для тех, ктосчитал плоть лишь "гробницей", оно было бессмысленным! Платонизм временамисказывался и на самих христианах. Достаточно вспомнить Оригена и некоторыхпредставителей раннего монашества (23). Характерно, что важнейшие ереси первых веков в той или иной мере былисвязаны с платоновским дуализмом и отрицанием ценности земного, "плотского"начала. Учение Церкви о Богочеловечестве, о таинствах, освящающих материю, ио грядущем бессмертии целостного человека должно было казаться "идеалистам"унижением чистого духа, совершенного в своей бесплотности.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава двадцатая МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ 1. Платон. Государство, кн. VII, 514 а cл. 2. Следует заметить, что под "душой" Платон часто разумеет высшую еечасть. Душу же в строгом смысле слова он делит на три сферы: "ум", "странноеначало" и "вожделение". См. Государство, 435 с; 441 с; 580 е. По-другому ихможно было бы назвать интеллектуальной, эмоциональной и инстинктивной.Неоднородны, по Платону, и виды знания, доступные человеку: низшее знание -чувственное, оно руководится рассудком, а высшее-"мышление" - способнопостигать сверхчувственное. См.: J. Wild. Рrato's Theory of Man, р. 156. 3. Платон. Федон, 70 а. 4. Там же, 79 а. 5. Там же, 79 b. 6. Там же, 80 b. 7. Там же, 81 а. 8. Платон. Менон, 81 b. 9. Платон. Федон, 83 d. 10. Там же, 84 а. 11. Платон. Федр, 249 с. 12. Платон. Теэтет, 155 е. 13. Тамже, 158 с. 14. Для обозначения умопостигаемого мира Платон употребляет дватермина: "виды" (эйдосы) и "идеи". Последний термин чаще встречается влитературе, но мы предпочитаем слово "эйдос", т. к. в современном смыслеслово "идея" означает нечто абстрактное, между тем Платон был убежден вреальном существовании "мира сверхфизических сущностей, вечного инепреложного" (см.: А. Е. Таylor. Рlato. London, 1914, р. 39). 15. Платон. Письма, 341 с, d; ср.: Теэтет, 186 а. 16. Платон. Федон, 66 а. 17. Платон. Пир, 211, а, b. 18. Платон. Федр, 247 с. 19. Платон. Государство, 509 b. 20. Платон. Федон, 65 с. 21. Там же, 66 b, с. 22. Платон. Федр, 249 d. 23. Платонизм оказал влияние на христианскую мысль черезАлександрийскую школу и Ареопагита (см.: Л. Карсавин. Св. Отцы и УчителиЦеркви. Париж, 1928, с. 88, 227). Внедрение платонизма в монашескую средусвязано с именем Евагрия Понтийского (конец IV в.). Под его влиянием,отмечает прот. И. Мейендорф, "восточные монахи усвоили язык неоплатонизма,который, правда, был языком их времени и, следовательно, неизбежен, нокоторый грозил тем не менее увлечь духовность пустыни в направлении, чуждомЕвангелию" (J. Меуепdorff. St. Gregoire Palamas et la mystique Ortodoxe.Bourges, 1959, р. 21). Глава двадцать первая ГАРМОНИЯ БЕЗ СВОБОДЫ Афины - Сиракузы, 370-354 гг. Из всех насилий, Творимых человеком над людьми,- Убийство - наименьшее, Тягчайшее же - воспитанье. М. Волошин Известный немецкий богослов Рудольф Бультман называл платоновскоеучение о мире идей своеобразной новой религией, которую философия предложилавзамен традиционной (1). Это вполне справедливо, если мы вспомним, чтосущность религии заключается в связи, которая возникает между человеком иВысшим. Из предыдущей главы мы видели, что религия Платона, в силу своейотрешенности, была родственна индийской. Но сходство это нельзяпреувеличивать. Хотя Платон действительно представлял себе душу как быпойманной птицей, которая бьется в силках грубой материи, он все же не сумелвыдержать линию и с полным равнодушием отвернуться от земного, подобноаскетам Индии. Культура, в которой он бьы воспитан, влияние Сократа и Архитаи, наконец, его собственный темперамент не позволили его религиипревратиться в проповедь сплошного мироотрицания. Созерцая в тишине своейАкадемии незримый Космос Идей, философ тем не менее оставался прикованным ксудьбам этого мира. Его волновало то, что происходит здесь, и он былпостоянно занят мыслями об улучшении человеческой жизни. Каждому, кто изучал Платона, это противоречие не могло не броситься вглаза, и некоторые комментаторы пытались объяснить его радикальнойпеременой, происшедшей в миросозерцании философа. Так, Вл. Соловьевпредполагал, что аскетически-отрешенный период жизни Платона сменился иным,когда непрочный мост между двумя мирами в душе человека был укреплен и обаполярных мира оказались в более тесной связи. Вехой нового направленияплатонизма Соловьев не без основания считал диалог "Пир", в которомговорится о божественном гении любви - Эроте. В этом произведении Платонпрославляет творческую силу одухотворенной любви, которая возвышаетчеловека, развивая в нем тоску по идеалу. Именно Эрот, согласно Платону,вселяет в сердце непонятный трепет, возникающий при виде красоты любимогосущества. Эрот есть сила, влекущая человека к верховной Гармонии и Благу. "Пир", безусловно, свидетельствует о каких-то личных переживанияхПлатона, и поэтому Вл. Соловьев объясняет возникновение нового этапа вдуховной эволюции Платона именно душевным потрясением, связанным с любовью."Есть ли какая-нибудь возможность допустить,- говорит Соловьев,- чтофилософ, смотревший перед тем на все человеческие дела как на "не-сущее",занятый отвлеченными размышлениями о гносеологических и метафизическихвопросах, вдруг ни с того ни с сего, без особого реального и жизненногопобуждения, посвящает лучшие свои произведения любви - предмету, вовсе невходившему в его философский кругозор" (2). С этим трудно не согласиться,однако сомнительно, чтобы "эротический кризис" был чем-то, внезапноповлиявшим на мировоззрение Платона. Ведь озабоченность делами мира не быладля него чем-то новым. Кроме того, в тех же самых книгах, где Платон говорито жизни как царстве теней, он размышляет и о социальных реформах (3). Инымисловами, если и признать, что Платон испытал сильное чувство, котороепобудило его говорить об Эроте как посреднике между мирами, мысль опрактическом осуществлении своих идей была у него всегда. Его дух находилсяв постоянных поисках, и идея творческой энергии Эрота могла лишь усилить ибез того свойственную ему тягу к преобразованию жизни. Говоря о любви, онлишь хотел показать, что между Космосом Идей и видимым миром нетнепроходимой бездны. Пусть мир - это темная пещера, но в нем отражается светвечности. Задачей же философа он считал просвещение "узников". Платон не былбы человеком Запада, если бы "идеализм" оказался для него преградой на путик деятельному вмешательству в ход земных событий. В этом одно изкардинальных отличий платонизма от мистики Упанишад (4).Платон верил, что в сфере эйдосов есть некий высший архетипГосударства. Этот "Идеальный Полис" мыслился им в виде слаженного организма,в котором все части связаны и служат друг другу. Подобно тому как в душеесть три "части": разумная, аффективная и чувственная, так и в обществе людии классы должны составлять гармоническую иерархию взаимослужения. Это иесть, по Платону, божественная справедливость, которая приближается к идеалунебесного Полиса. Но как далека жизнь от этого стройного порядка! Размышляя над историей своего народа, Платон пришел к тому жезаключению, что и Гесиод: он родился слишком поздно, греки деградируют, вседальше удаляясь от золотого века, который более всего походил на идеал. Итак же, как у Гесиода, пессимизм Платона основывался на глубоком знанииокружающего его мира. Здесь особенно ясно видно, насколько неверным было бы считать Платонамечтателем, далеким от жизни; он трезвый аналитик, умеющий с тонкойнаблюдательностью разбирать психологию и социальные отношения античногополиса. Первым этапом вырождения общества он считает старое военное государствоахейского типа. Это - тимократия, то есть господство чести. Стремлениевождей к подвигам и славе диктовало им решительные действия. В этом царствеборьбы сохраняются еще некоторые благородные черты: и героизм, ивеликодушие. Но к конкуренции грубой силы постепенно примешался новый фактор- деньги. Уже не отвага и подвиги становились источником власти, анакопленные богатства. В результате у руля вместо героев, мощных телом идухом, оказывались те, у кого туже набит кошелек. Такая плутократия(господство мошны) естественно приводит к олигархии, то есть правлению кучкинаиболее состоятельных людей. Платонова критика этого "античного капитализма" дышит страстнымнегодованием: он показывает, какие страшные опасности таит такойобщественный строй. Олигархия неразлучна с усилением борьбы сословий."Подобного рода государство,- говорит философ,- неизбежно не будет единым, ав нем как бы будут два государства: одно - государство бедняков, другое -богачей. Хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станутвечно злоумышлять друг против друга" (5). Опасно и то, что маниястяжательства завладевает обычно не только высшими классами: в той жестепени ею заражаются широкие слои населения. В конце концов алчностьбогачей оборачивается против них самих. Граждане, восстав, накладывают рукуна имущество олигархов. Так возникает народовластие. "Демократия,- говорит Платон,- на мой взгляд, осуществляется тогда,когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат,иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещениигосударственных должностей, что при демократическом строе происходит большейчастью по жребию... в государстве появится полная свобода и откровенность ивозможность делать что хочешь... Казалось бы, это самый лучшийгосударственный строй" (6). Но не следует спешить, предупреждает Платон. Ведь управлять страной -дело нелегкое. А тут выбранными оказываются совершенно случайные и частонеспособные люди. К тому же красноречивые демагоги могут легко обманыватьмассы. Государство делается неустойчивым, правительства часто сменяются,власть целиком зависит от настроений переменчивой толпы. "Душа гражданделается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызываету них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они, как ты знаешь, тем,что перестанут считаться даже с законами - писаными или неписаными,- чтобыуже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти... Так вот, мойдруг, именно из этого правления, такого прекрасного и по-юношески дерзкого,и вырастает, как мне кажется, тирания" (7). Платон показывает, как в лонеанархического "народовластия" вырастают вожди, которые чем-либо сумелипленить массы. Не сразу обнаруживает свое лицо "народный ставленник". "В первые дни,вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему нивстретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран: он дает многообещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздаетземлю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем икротким... Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иныхуничтожит... первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-товойны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе... А если он заподозриткого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей онуничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю" (8). В завершениедиктатор начнет истреблять всех, кто может ему быть даже потенциальнымсоперником. "Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всехуничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни изврагов, кто бы на что-то годился" (9). Свой блестящий анализ становления личной диктатуры Платон заключаетмрачными словами: "Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь онпородил, да еще и любовно вырастил" (10).Напрасно некоторые исследователи объясняют антидемократизм Платона егопроисхождением (11). Идея демократии была близка многим аристократам,вспомним хотя бы Солона и Клисфена. Платон же был убежден, что демократиядоказала свою недееспособность. Действительно, избрание по жребию, своеволиетолпы, попиравшей законы, поражение в войне со Спартой, казалось,свидетельствовали в пользу его приговора. Казнь Сократа лишь окончательнозаклеймила в глазах Платона афинские порядки. Поэтому философу было маловскрыть слабости народовластия, он не хотел просто реформировать его, нопредложил свой строй, в корне от демократии отличающийся. Была еще и другая причина неприятия Платоном демократии как принципа.Она была творческим и динамичным строем, органичным, как сама жизнь, междутем для Платона идеалом был статический порядок. Глубоко проникшийсячувством прекрасного, гармоничного и справедливого, философ относился ковсякому нарушению стройности с почти суеверным страхом и отвращением.Поэтому в его мировоззрении не было места свободе. Иерархическое обществокак отражение идеального Полиса представлялось ему совершенным сэстетической точки зрения. Подобно Конфуцию, он мыслил наилучшийгосударственный порядок как нечто неподвижное и строгое в своих формах.Согласованный механизм подменял для Платона жизнь, соблазнив его своейобманчивой красотой. Здесь, разумеется, не место разбирать слабые стороны афинскойдемократии и тем более демократии вообще, но, каковы бы ни были еенесовершенства, свободно-правовой строй и в древности, и в последующие эпохипоказал себя как наиболее соответствующий достоинству и природе человека.Платон же видел в нем лишь нарушение порядка, которое ввергает людей внеисчислимые бедствия. Более того, у него зародилась опаснейшая мысль оправомерности навязанного добра и насильственного спасения людей путемсоздания строго упорядоченного режима. Дав суровую и в целом верную оценку историческим формам общества,Платон предпринял попытку по-своему разрешить все социальные трудности,исходя из понятия об Идеальном Полисе. Разрабатывая план "наилучшего града",он отнюдь не изменил свой пессимистический взгляд на историю. Он говорил,что даже если люди послушаются его, совершенное государство не будет вечным.Оно обречено на гибель, как и все на земле (12). Эсхатологичность,заимствованная социальными движениями новой Европы из Библии, Платону былачужда. Иначе не могло и быть. Философ исходил из убеждения, что земнаядействительность никогда не придет в согласие с идеалом. Еврейские пророкиожидали наступления эры преображения людей и всего мира и видели в историипоступательное движение к Царству Божию; мысль же Платона была скована идеейединого замкнутого целого, в котором обитает мир без будущего и, посуществу, без Истории.Итак, что же это за Государство, которое Платон считал возможнымпостроить в одном или нескольких городах Греции? Кто в нем должен игратьроль "ума", духовного центра? Это место Платон, разумеется, отводил философам. "Никогда,утверждаетон,- не будет процветать государство, если его не начертят художники побожественному образцу". А такими художниками могут быть только люди,познавшие мир эйдосов. Прекрасно понимая, насколько состояние государства зависит отнравственного уровня граждан, Платон в основу всего кладет воспитание,которым призваны руководить философы. С раннего детства всем людям должныпрививаться принципы спаянного целостного общества. Детям дают читать только строго проверенные книги. Поэты и писатели,которые не отвечают духу государства, изгоняются. Неумолимая цензурапросеивает все сферы культуры. Воспитание имеет целью заставитьпредставителей каждого класса хорошо знать свое место. В этом платоновский "идеализм" снова обнаруживает вполне реалистическийаспект. Для того чтобы застраховать свой Полис от внутренних потрясений,Платон не фантазирует, а попросту заимствует сословные порядки у Спарты,Крита и Египта (13). Они перекликались с его идеей о тройственном строениидуши: одни люди призваны управлять Полисом, другие - охранять его, а третьи- трудиться. Платон требует, чтобы каждое сословие имело "одно-единственноезанятие". Нельзя сказать, чтобы правящим группам (философам и воинам-стражам)Платон в своем Полисе обещал слишком привольную жизнь. Члены их должны быть,по его замыслу, воспитаны так, чтобы их не отвлекали личные интересы. Имследует забыть слова "твое" и "мое". С этой целью философ предлагает ввестидля них полный коммунизм: пусть они будут владеть всем сообща и даже семьяподчинится этому принципу. Воины смогут вступать лишь во временные браки поуказанию философов. Детей по рождении следует немедленно отбирать у матерей, и воспитыватьих будет государство. Пусть каждый, встречая на улице юношу, думает, что этоего сын или брат. Не все эти строгости распространяются на массы. Им позволено иметьсобственность и семью. Если среди них проявятся способные люди - им незакрыт путь наверх, но в целом они должны воспитываться в духе воздержания,умеренности и готовиться жертвовать всем для государства. Ради их же благафилософы и стражи будут неусыпно печься о них: зорко наблюдать за тем, чтоедят граждане, во что одеваются, как развлекаются, как выражают своичувства, как спят (14). Заботясь о "народе", Платон, по-видимому, совершенно не принимает врасчет личность. Это связано с отсутствием у него опыта свободы. Он властноломает старое, диктует, меняет, ибо люди для него - неудачно поставленныефигуры на шахматной доске, которые необходимо расположить в правильномпорядке. Философу важна не каждая из них, а общая схема, которую онначерчивает с решительностью полководца. Платон уверен, что едва толькобудет установлен предложенный им порядок, как в государстве воцаритсясчастье. Над тем, какой ценой оно будет куплено, он не задумывался. Философов, правящих в таком обществе, Платон называет "спасителями"людей. Безраздельно отдавшиеся служению, они не принадлежат себе. Зато всилу своего исключительного положения философы стоят по ту сторону закона.Идею права, обязательного для всех, которую отстаивал Сократ, Платонфактически отвергает, совершая тем первую измену учителю. Но где же гарантия, что философы удержатся на соответствующей ихпризванию высоте? Кто сможет проверить их действия? На эти вопросы Платон неможет дать ответа. Таким образом, отрицание демократии приводит философа кзащите своеобразной "идеологической диктатуры". Это один из пунктов,изобличающих всю чудовищность его замысла. Даже апологет социальных идейПлатона Р. Пельман вынужден признать, что бесконтрольность философов"заключала в себе полноту власти, которая в руках недостаточно высоких умовпредставляла бы слишком большой соблазн для злоупотребления" (15). Одним словом, Платон создал проект "закрытого" авторитарногогосударства, которое определяет для всех граждан цели, интересы, вкусы идаже моды. Функции власти расширены Платоном до бесконечности: онприсваивает ей право распоряжаться и в экономической, и в культурной, и врелигиозной сферах. Таков мрачный итог попытки обрести гармонию без свободы.Совсем не случайно, что Платон относил наилучший, с его точки зрения,строй к временам первобытным (золотому веку). Он, в сущности, верно угадалнекоторые тенденции исторического процесса. Действительно, именно впервобытном обществе, проникнутом магическими воззрениями, целое ставилосьвыше единичного, род, племя, народ были выше личности. Известный социологКарл Поппер называет этот уклад "трибалистским" (от латинского слова tribus- племя). В нем царит "верховная власть племени, без которого индивид -ничто" (16). Духовное развитие человечества в основе своей связано с противлением"родовому" наследию каменного века. Лучшие завоевания культуры родилисьименно в этой борьбе за человека. В свою очередь магизм постоянно давал осебе знать. И в эпохи цивилизованных обществ он выражался нередко в теориях,призывавших людей вернуться к примату государства над личностью. Платон, пословам Поппера, первый предпринял "серьезную попытку возродить древниетрибалистские формы социальной жизни" (17). Свобода требует от человека подвига, творчества, ответственности;магический же трибализм освобождает его от этого бремени. Все ясно, всерешено, на все вопросы заранее готов ответ. Отдаться этому безмятежномусуществованию было старым искушением человечества. Не один раз, тяготясьсвоей свободой, люди готовы были променять ее на "чечевичную похлебку". Не вэтом ли видел залог своего успеха инквизитор Достоевского? Особенно остро "боязнь свободы", неумение и нежелание пользоваться еюсказываются в переходные эпохи, когда человек сбрасывает оковы, а потом незнает, что делать дальше; тогда он бывает готов ради покоя и порядка сновавернуться к рабству. Неудивительно, что идеи Платона были так близки многим идеологамавторитарной власти; только одни признавали свое родство с древнимфилософом, а другие его скрывали. Фашистский философ Саутер прямо говорил,что платоновский Полис - это возвышеннейший образец тоталитарногогосударства". Другой его единомышленник провозгласил Платона "истиннымосновоположном национал-социалистического учения о государстве". Нацизм вомногом осуществил замыслы Платона. Здесь - и правящая клика людей,"владеющих ключами истины", и спартанские лозунги, и контроль над искусствоми образованием, и многие другие черты сходства. Платон хотел регламентациейбраков выводить новую породу людей. Как это выглядело на практике, можносудить по истории Третьего рейха. Таким образом, Платон стал пророком строя, дух которого Шпенглервпоследствии выразил в таких словах: "Во что мы верим, должны верить все.Чего мы хотим, должны хотеть все" (18). Этот итог сводит на нет и положительные стороны платоновской социальнойдоктрины: его критику исторических форм правления и идею о нравственномсостоянии граждан как залоге здоровья общества.Платон писал свое "Государство" отнюдь не для того, чтобы его идеиостались на бумаге, поэтому он вновь решил попытать счастья в поискахправителя, власть которого была бы достаточно прочна и который согласился быстать "философом на троне". Первая попытка найти такого "удобного тирана"кончилась, как мы знаем, плачевно; но вот в 367 году до Академии дошлавесть, что Дионисий I умер. (Говорили, что он был отравлен своими жеприближенными.) Наследовал ему его сын Дионисий II. Он оказался столь жедеспотичным, как отец, к тому же отличался невежеством, бездарностью исклонностью к пьянству. В его дворце царили "хмель, смех, песни, пляски имерзкое шутовство". Мог ли Платон надеяться на успех при таком правителе?Философа, однако, ободряли сведения о его преданном ученике Дионе, которыйвсеми силами старался повлиять на Дионисия: убеждал его пополнить своеобразование и стать достойным правителем. Дион так умело использовал своюблизость к молодому тирану, что в конце концов тот решил изменить образжизни и заняться науками. Дион мечтал вновь привлечь Платона к государственным делам Сиракуз. ВАфины полетели письма и от самого Дионисия II, и от Диона, и отпифагорейцев, которые окрылились надеждами на перемены к лучшему. ДрузьяПлатона тоже советовали ему покинуть Академию и поспешить в Сиракузы, чтобывзять в руки образование будущего "царя-философа". Им казалось, что пришловремя практически осуществить идеи "Государства". У Диона же были свои далеко идущие планы: он задумал, говорил Плутарх,при посредстве Платона "отнять у тирании ее ничем не ограниченную власть исделать Дионисия умеренным и уважающим законы властителем, однако в случае,если бы тиран оказал сопротивление и не смирился, Дион решил низвергнуть егои вернуть Сиракузам демократическое устройство" (19). Итак, в 366 году Платон вторично отплыл в Сицилию. На пристани еговстретили с царскими почестями. Философа ждала роскошная колесница, и самправитель принес жертву богам в честь великого праздника - прибытия мудрецав его столицу. Приезд Платона перевернул всю жизнь во дворце. Дионисий забыл свои пирыи проводил целые дни, беседуя с философом. Вместо амфор и венков в комнатахпоявились кипы математических книг. Но длилось это недолго. Приближенные, потакавшие распущенности тирана, обеспокоились: Дионисийускользал из их рук. Они стали распространять слух, будто приезд Платона -это хитрые маневры афинских политиков, которые, потерпев неудачу приАлкивиаде, якобы снова хотят покорить Сиракузы, пользуясь происками"софиста". Вскоре обстоятельства позволили враждебной Платону партии нанестиудар группировке Диона. Дионисию принесли письмо, посланное Дионом вовраждебный Карфаген, где тот требовал, чтобы все переговоры шли только черезнего. Дионисий, прочтя это письмо, пришел в ярость, поняв, что из него хотятсделать пешку в чужой игре. Он немедленно приказал арестовать Диона и тайноотправить в изгнание. Наутро весь город бурлил: Дион уже давно пользовался любовью народа. Ив самом дворце нашлось у него немало сторонников. С минуты на минуту могвспыхнуть мятеж. Дионисий растерялся: он не ожидал такого результата. Емупришлось заявить, что Дион не изгнан, а уехал с правительственнымпоручением. Между тем Платон оказался в трудном положении. Дионисий под благовиднымпредлогом переселил его в крепость, где, якобы для охраны философа от толпы,была выставлена стража. По сути дела, это означало плен. При всем томправитель продолжал боготворить философа и требовал от него любви ипреданности. Ему и раньше не давала покоя дружба между Дионом и мудрецом.Теперь он желал, чтобы Платон любил его одного и говорил лишь с ним. Такимобразом, если в первый раз философа едва не погубила ненависть одноготирана, то во второй раз угрозой стала странная привязанность другого. Узел этих мучительных и сложных отношений был внезапно разрубленвспыхнувшей войной. Дионисию пришлось расстаться с Платоном. Отпуская его,он обещал к весне вернуть Диона в Сиракузы. Но война затянулась, и тиран не спешил выполнить свое обещание. Онписал Платону, чтобы Дион терпеливо ждал конца ссылки и не замышлял никакихкозней. Тем временем Дион приехал в Афины и стал постоянным посетителемАкадемии. Платон, который теперь связывал с ним все надежды на политическийуспех, усердно занялся образованием Диона. Он готовил будущего реформатора. В Афинах Дион расположил к себе многих, очаровывая своей скромностью,сдержанностью и умом. Он присматривался к жизни города, и если замечалнедостатки, то не порицал их, а с грустью говорил, что у себя на родине онвидел то же. Слух о популярности Диона, который расцвел под сенью платоновскойАкадемии, дошел до Дионисия. Им снова овладел приступ ревности. Сначала онпытался заглушить его тем, что собрал вокруг себя новый штат философов,делал вид, что и без Платона может быть причастен любомудрию. Но скорожелание увидеть Платона разгорелось в нем с новой силой. Он опять сталписать в Афины. Старый философ с изумлением убеждался в том, что тиран ненамерен отступить от своей цели. То он слал Платону ультиматум, требуя егоприезда, а в случае отказа угрожал лишить Диона средств, то уговаривалАрхита Тарентского послать в Афины человека, который убедил бы философаприехать. Писал он письма и Диону. Все это не могло не польстить самолюбию Платона. Наконец в немпо-настоящему стали нуждаться! Правда, он уже знал цену царскойблагосклонности, но слишком сильно было в нем желание начать свой социальныйэксперимент, и поэтому он был готов на многое закрыть глаза. В третий разрешил Платон испытать судьбу и отправился по знакомому пути в город, вкотором перенес столько неудач и невзгод. Дионисий был в восторге, он окружил Платона заботой и почетом. Но этавспышка вскоре стала угасать, и Платон окончательно убедился, что Дионисиймог только болтать и не был способен провести в жизнь хотя бы один изпроектов Платона. Единственным, кто мог бы это сделать, был Дион - философ,политик и умный дипломат. И Платон начал осторожно заговаривать с правителемо возвращении опального. Дионисий сначала уклонялся от неприятного разговораи обрушивал новые потоки милостей на философа, чтобы заставить его молчать.Видя, что это не помогает, он решил сломить философа силой. Тиран поселилПлатона среди наемников, которые ненавидели афинянина и всячески егооскорбляли. Еще шаг, и мудрец мог оказаться в тюрьме или проданным врабство... И на этот раз Платона спас старый Архит, приславший в Сиракузыугрожающее письмо. Дионисию пришлось уступить, и он дал разрешениезлополучному философу покинуть город. Говорят, когда они расставались, тиранспросил: - Что же, Платон, ты, верно, много ужасов расскажешь про меня своимдрузьям-философам? - Помилуй,- рассмеялся Платон,- у нас и так много тем для бесед, чтобынам вспоминать о тебе.- Он мог ответить своему мучителю только спокойнымпрезрением. Тем временем Дион уже успел навербовать немало сторонников среди афиняни эмигрантов. Он решил больше не ждать и выступить против тирана с оружием вруках. Он знал, что в Сиракузах недовольны Дионисием, и надеялся наподдержку народа. Дион звал с собой Платона, но тот слишком устал от всех мытарств иотказался участвовать в походе. К тому же он был уже стар - приближалось егосемидесятилетие. Платон все яснее чувствовал, что Академия для негоединственное прибежище среди неудач и скитаний. Зато многие друзья Платонапримкнули к Диону. В 358 году пять кораблей, нагруженных оружием и отрядами наемников,двинулись под началом Диона к Сиракузам. Началась гражданская война. Диону удалось застигнуть тирана врасплох: его не было в городе, ижители быстро перешли на сторону Диона. "Из тех сиракузян,- говоритПлутарх,- что были внутри городских стен, самые известные и образованныевышли в белых одеждах навстречу к воротам, а простой народ тем временемрасправлялся с друзьями тирана и хватал так называемых "осведомителей" -нечестивых, ненавистных богам людей, которые шныряли по городу, смешиваясь столпой, все выспрашивали, вынюхивали и потом доносили тирану, каковынастроения и речи каждого из граждан" (20). Среди этого всеобщего восстанияв город вступил Дион. Он был в блестящих парадных доспехах и походил надревнего героя. Дион провозгласил, что явился низложить деспотию. Однако победа была закреплена не сразу. Уже после вступления Диона вСиракузы Дионисий делал усилия овладеть положением и едва не рассеял отрядыДиона. Но в конце концов все попытки были отбиты и тирану пришлось бежать. Дион стал хозяином положения в Сиракузах. Когда Платон узнал об этом,он написал ему: "Взоры людей всей Земли,- может быть, это смело сказано,-направлены в одну точку, а в ней главным образом - на тебя. Итак, будучичеловеком, на которого обращено общее внимание, готовься показать себядревним Ликургом или Киром или любым другим, кто когда-либо, как казалось,отличался и характером и знанием государственных дел" (21). Но оказалось, что торжествовать еще рано. Вскоре стали доходить слухи обеспорядках и борьбе за власть в Сиракузах. В 354 году мечта Платона рухнулаименно в тот момент, когда она была так близка к осуществлению. Захвативвласть силой, Дион сам пал жертвой насилия. Он был убит заговорщиками. Платона глубоко потрясла смерть человека, с которым он был связанмногие годы и на которого возлагал столько надежд. Горю философа не былопредела. Казалось, какой-то рок разрушал все его начинания. Вместе с Диономокончательно похоронил Платон свои чаяния. Сицилийское убийствопредставлялось ему самым страшным преступлением в истории. Платон писал, чтозаговорщики ему и всем людям причинили величайшее зло "тем, что погубиличеловека, желавшего жить по справедливости" (22). На смерть Диона философнаписал элегию: Древней Гекубе, а с нею и прочим, рожденным в ту пору, Женщинам Трои в удел слезы послала судьба. Ты же, Дион, совершивший такое прекрасное дело, Много утех получилв жизни от щедрых богов. В тучной отчизне своей, осененный почетом сограждан, Спишь ты в гробу, о Дион, сердце пленивший мое! (23) Философ рассматривал крах своих замыслов как горестную и нелепуюслучайность. Ему и в голову не приходило, что его Полис враждебен самымвысоким и неотъемлемым правам и свойствам человека. Он проклинал низость ичестолюбие тиранов, гражданские смуты и измену, которые помешали емуосчастливить людей. Смерть Диона навела его на мысль, что в мире действуюттемные и косные силы, упорно противящиеся реализации идеала. Но для памяти Платона неуспех его, пожалуй, был благом. Если бысиракузский правитель действительно установил платоновский режим, то философоказался бы в числе исторических преступников. В сознании человечества онжил бы не столько великим идеалистом, сколько основателем жестокогодеспотического строя. И без того уже на его образ навсегда легло темноепятно, которое не могут смыть никакие ссылки на добрые побуждения Платона. Добро без свободы неизбежно оборачивается злом.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25