История Греции 7 страница

Глава пятнадцатая ДВУЛИКИЙ ФИЛОСОФ 1. Платон. Пир, 216е, 221е. Сочинения Платона в дальнейшем цитируютсяпо изданию: Платон. Сочинения в трех томах. Под ред. В. Асмуса. М., "Мысль",1968-1972. 2. До нашего времени дошло четыре "сократовских сочинения" Ксенофонта("Воспоминания", "Апология Сократа", "Пир" и "Домострой"). Русский переводих принадлежит С. Соболевскому. 3. "Платон,- справедливо говорит П. Новгородцев,- был именно тот ученикего (Сократа), который своим глубоким проникновенным духом был более всегоспособен передать нам сущность Сократа. Платон в одно и то же время ифилософ и художник; его одушевленный пересказ дает не только мысли, но такжеи образы... и прежде чем мы поняли глубину излагаемой системы, мы ужечувствуем нравственную силу личности. А в отношении к Сократу это самоеглавное" (П. Новгородцев. Сократ и Платон. М., 1901, с. 6. См. также: С.Жебелев. Сократ. Берлин, 1923, с. 15 сл.; Д. Богдашевский. Об источниках кизучению философии Сократа.- "Труды Киевской Духовной Академии", 1895-1897. 4. Платон. Критон, 51b. 5. Существует предположение, что Сократ одно время был ученикомнатурфилософов, но оно вряд ли основательно. 6. Платон. Пир, 220-221. 7. Ксенофонт. Апология, 18. 8. Платон. Пир, 220с. 9. Платон. Апология, 31d. В "Апологии" Ксенофонта (12) "даймонион" неограничивается предупреждениями, но дает и положительные указания. См.также: Ксенофонт. Воспоминания, I, 1, 2-5; Платон. Федр, 242b; Эвтидем,272е; Теэтет, 151а; Алкивиад Первый, 103а, b. "Даймонион" связан был соспособностью Сократа предсказывать и давать советы. О "демоне" Сократаговорят Аристотель, Цицерон, Плутарх (см.: А. Введенский. Демонион Сократа.Сергиев Посад, 1893). 10. Фукидид. История, I, 23, 2. 11. Там же, III, 37. 12. Аристофан. Всадники, 912 сл. 13. Платон. Апология, 21с сл., 23b. 14. Ксенофонт. Воспоминания, I, 6, 4-10. 15. М.: Платон. Федр, 230b. Глава шестнадцатая САМОПОЗНАНИЕ, МЫШЛЕНИЕ, БЛАГО Притязание человеческого "я" на центр мироздания является предпосылкой открытия Бога. Томас Манн Как-то раз, беседуя с юношей Ефидемом, который надеялся обрестимудрость изучением философских книг, Сократ спросил: - Скажи мне, Ефидем, в Дельфы ты когда-нибудь ходил? - Даже два раза,- отвечал тот. - Заметил ты на храме где-то надпись: "Познай самого себя"? - Да. - Что же, к этой надписи ты отнесся безразлично или обратил на неевнимание и попробовал наблюдать, что ты собою представляешь? - Конечно, нет, клянусь Зевсом, я воображал, что это-то уж вполне знаю:едва ли я знал бы что-нибудь еще, если бы не знал даже самого себя. В ответ Сократ стал подробно развивать мысль о том, насколько труднаявещь - самопознание и как важно человеку обратиться к исследованию самогосебя (1). В древности смысл афоризма, начертанного на фронтоне Дельфийскогохрама, был скорее уничижительным: "Познай, что ты только человек" (2).Сократ же вложил в него иное содержание. Для него эти слова означали, чточеловеку нужно начинать исследование бытия с себя. В самом деле, какой толкгадать о пространстве, атомах и движениях звезд, как делали "физики", еслитвоя собственная жизнь для тебя все еще загадка? Искать ее разрешенияследует не в космосе, а в недрах человеческого духа. Так по-новому понятое изречение неведомого мудреца становится девизомвсей философии Сократа. Но если в этом он шел по пути, проложенному Протагором, то в отличие отсофистов он верил в возможность постичь истину. И цель эта была для него неотвлеченной, но конкретно- жизненной; он сознавал ее как отыскание человекомвысшего блага. Люди, по его мнению, слишком мало ценят сокровище, которымвладеют,- они не знают своей души и лишь поэтому оказались беспомощными ислепыми в мире вещей. Отсюда - и "ужас Рока", и безнадежность. Какова цель твоей жизни? - спрашивал Сократ. В чем видишь ты ееназначение и что считаешь счастьем? Твои друзья жаждут славы, богатства,удовольствий? Но проверь хорошенько - это ли цель, достойная человека? И каклегко все это можно утратить! Беседуя с молодежью, мудрец шаг за шагом развенчивал ходячие идеалы ипоказывал их обманчивость. Своим судьям он потом скажет: "Ведь я только иделаю, что хожу и убеждаю каждого из вас, и молодого, и старого, заботитьсяпрежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она былакак можно лучше" (3). Поначалу это легко принять за проповедь аскетической отрешенности, нона самом деле именно с Сократа начинается в Греции подлинноежизнеутверждение. До него эллинский мир, по сути дела, любил жизнь любовьюбезнадежной и безответной. Афинский же мудрец проникается верой в благойсмысл человеческого существования. Он лишь говорит, что этот смысл не лежитна поверхности, а дан как задача. Преходящие "блага" не могут составлять подлинного счастья, но это незначит, что истинное добро обнаружить невозможно. Оно тождественно высшеймудрости, которая делает жизнь человека совершенной. Вы, говорит Сократ,блуждаете лишь потому, что не открыли основ добродетели, заложенных в нас.Обратитесь к себе, к своему разуму, и он научит вас мужеству, покажет вамнеобходимость воздержания, умеренности, правдивости. Вы поймете, что поотношению к людям следует быть справедливыми, а по отношению к высшим силам- благоговейными. Одним словом, в мудрости содержатся все "доблести",которые, в сущности, лишь разные стороны единого добра, дарующего счастье.Рассмотрите его основания, если вы уже не имеете простодушной веры предков,и - убедитесь, что добро присуще нашей природе и, следовательно, имеетбожественное происхождение. Не бойтесь подвергнуть его проверке, ему нестрашны испытания ума, и, когда придете к выводу, что мудрость содержитнепреложный закон вашего существа,- уже сознательно следуйте ей. Таковы исходные начала критического метода Сократа, покинувшего почвуслепого доверия к традиции. Философ не поучает, подобно Пифагору, нессылается на авторитеты, но избирает своим рабочим инструментом диалектику -поединок доводов. Отсюда и Сократовский способ приводить людей кдостоверному знанию. Порой дискуссии, которые он затевал, были рассчитаны на слушателей,однако чаще он старался расположить партнера к себе, заглянуть в его душу,помочь ему разобраться в своих мыслях и стремлениях. Сократ целикомотдавался ходу рассуждений, входил во все изгибы мысли собеседника, неоставляя ничего неясным, не пропуская ни одного звена в цепи доказательств.Он почти отождествлялся с другим человеком, как бы забывая о себе и своихвзглядах: это помогало ему подойти к чужой душе изнутри. Вот в палестре или у храма он останавливает приглянувшегося емучеловека и задает вопрос. Он внимателен, серьезен, порой прикидываетсянаивным, спрашивает, возражает, уточняет... А что, друг, ты понимаешь под таким-то словом? Хорошо. А не будет лиошибкой толковать его так? О, Гера! Его оппонент знает, что такое благо имудрость! Пусть же скорей просветит он бедного Сократа!.. И все дальше идальше увлекает он спорщика. Да, да, это так,- вынужден соглашаться тот. Номудрец не довольствуется частной победой, он продолжает: давай-ка рассмотримэтот вопрос тщательнее. Ты следишь за мной? Следи внимательно! И вьется, развертывается нить аргументов, определений, выводов.Собеседнику становится не по себе, он так привык к шаблонным словам, чтоникогда особенно не вникал в их значение. А тут само понятие начинаетанатомироваться. Вот юный Теэтет - будущий знаменитый математик - бьется, как муха впаутине, а Сократ, загнав его в тупик, смотрит добродушно своими выпученнымиглазами, в которых прячется улыбка, шутит, подбадривает: смелее, смелее!Ведь он, Сократ, тоже учится и для него все это так же ново. Не нужнобояться трудностей. - Твои муки происходят оттого, что ты не пуст, милый Теэтет, а скореетяжел. - Не знаю, Сократ. Но я рассказываю о том, что испытываю. - Забавно слушать тебя. А не слыхал ли ты, что я сын повитухи - оченьпочтенной и строгой повитухи, Фенареты? - Это я слышал. - А не слышал ли ты, что и я промышляю тем же ремеслом? - Нет, никогда. - Знай же, что это так, но только не выдавай меня никому. Ведь я, другмой, это свое искусство скрываю... В моем повивальном искусстве почти всетак же, как и у них,- отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей,а не у жен и принимаю роды души, а не плоти. Самое же великое в нашемискусстве - то, что мы можем разными способами допытываться, рождает лимысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод (4). Эта маевтика, или духовное акушерство,- основной педагогический приемСократа. Доводя мысль собеседника до абсурда, он показывал, что тот родил"пузырь", а не настоящее дитя, и увлекал его к дальнейшему анализу, помогая"произвести на свет истину". Иным людям рассуждения Сократа могли показаться утомительными. Но в нихзаключалась подлинная школа мышления. Философия в лице афинского мудрецаприступила к энергичным разработкам ресурсов разума. Ты выдвинул понятие?Объясни его, требует Сократ, иначе возникнет лишь путаница. "Софизмами"здесь не отделаешься. Из хаоса слов, представлений и образов нужно вычленитьстрогие конструкции. То были как бы химические эксперименты над мыслями:Сократ смешивал, взбалтывал, выпаривал, а на дне оседали кристаллы понятий.Отыскивая общее в частном, философ приоткрывал дверь в мир умопостигаемого,дверь, в которую стучались еще Пифагор и Парменид. Чистая мысль, согласно Сократу,- это реальность, которую человек долженнайти в себе и высвободить; она требует ясной причинно-следственной связи иобоснованности заключений. Таким образом, Сократ разрабатывал начаткииндуктивного способа познания. Но именно здесь, где сильнее всего проявилсяфилософский гений Сократа, обнаруживается странный парадокс или дажетрагедия его учительства. Ведь, предложив свой рациональный методисследования, он незаметно для себя служил не моральной философии, котораясоставляла для него главный интерес, а науке. Как это ни странно, человек,пренебрегавший естествознанием, дал ему в руки инструмент, с которым оновеками не расставалось; а вот в сфере нравственной сократовские приемыоказались весьма мало применимыми. Сократ настолько верил в разум, что вознамерился построить на нем одномуниверсальную этику. Попытка заведомо обреченная на неудачу! Уже Аристотельрешительно отклонил это превращение нравственности в науку, хотя исоглашался с мыслью Сократа, что "добродетель не бывает без знания" (5). Сократу казалось, что человек добр по природе и что злым делает еголишь неведение. В этом есть нечто общее с индийским учением об "авидье". Ноесли Упанишады учили о неведении мистическом, то для греческого философадобро, как и истина, постигалось изучением законов рассудка. Все это давалооснование многим мыслителям считать Сократа человеком, который отравилэллинский дух рационализмом. Кьеркегор усматривал в Сократе лишь разъедающую"иронию"; Ницше называл его "типичным немистиком", погубившим возвышенныйдух "трагической Греции"; экзистенциалист Лев Шестов изображал дело философакак бы вторым грехопадением после Адама (6). В этих суждениях есть много верного, в частности, "диалектический"метод действительно укреплял притязания обыденной логики на господство ввысших областях знания. Тем не менее мы не имеем права отделять учениеСократа от него самого. Взятый же целиком, во всей своей жизни и со всемиоттенками мышления, мудрец слишком сложен, чтобы его можно было втиснуть вузкие рамки рационализма.Прежде всего, будь ирония и рассудочность Сократа абсолютными, онсовершенно иначе относился бы к религии. Плоский рационализм несовместим сней; между тем все свидетели говорят о неподдельном благочестии философа.Сократ не только совершал обряды, но и с полной серьезностью и уважениемприслушивался к словам оракулов. Он недвусмысленно подчеркивал, что методего имеет границы и не претендует заменить мистическое познание. Человекудан разум, это его достояние, а высшее открывается иным путем. "Что богипредоставили людям познать и делать,читаем мы у Ксенофонта,- тому, говорилон, должно учиться, а что людям неизвестно, о том - стараться узнать волюбогов". "Если ему казалось, что ему дается какое-нибудь указание от богов, тоуговорить его поступить вопреки этому указанию было труднее, чем уговоритьвзять проводника слепого и не знающего дороги вместо зрящего и знающего. Даи других бранил он глупцами, кто поступает вопреки указанию богов изопасения дурной славы у людей; сам же он совет от богов ставил выше всехчеловеческих отношений" (7). Сократ не одобрял тех, кто думал, что о божественном можно рассуждатьтак же легко, как о прочем. "Он удивлялся,- говорит Ксенофонт,- как они непонимают, что постигнуть человеку это невозможно" (8). Одним словом, мудрецдостаточно ясно сознавал как величие божественного Начала, так иневозможность свести понятие о нем к обычной логике. При этом агностиком в духе Протагора и Горгия Сократа назвать нельзя.Те, кто упрекают его в рационализме, забывают, что под поверхностью всех егоумственных операций жила вера в высшее Благо. Это было, безусловно, нечто новое в религиозном сознании Греции.Единое, Мойра, Логос, боги - как бы ни понимали и ни обозначали высшуюРеальность предшественники Сократа - она никогда не мыслилась в категорииБлага. Божественное было всемогущим, неодолимым, всеединым и даже разумным,но - не являлось Добром. Сократ решительно отказывался видеть в Высшем лишьНус, холодный Перводвигатель ученых, но понимал его как небесный Промысл. Иотнюдь не "диалектика" открыла Сократу этот аспект верховной Сущности;источник его видения нужно искать в личном, духовно-нравственном опытемудреца. Замечательно, что Сократ, всегда настаивающий на точных понятиях,уклонялся от определения высшего Блага, как бы показывая, что оно нерационализируется. И при этом его слова о "правдивом" и "благом" Боге звучатс такой покоряющей убежденностью, что в них чувствуется нечто почтипророческое. Не без основания известный историк религии Рудольф Оттосравнивал новизну этого учения о благости Божией с проповедью пророка Амоса(9). Религиозная интуиция Сократа составляет душу всей его философии.Поскольку Бог есть Добро, образованный им мир предназначен для радости,гармонии, для блага. Верить в это не означает, однако, отказаться от разума.И философ пытается подойти к идее Бога с помощью своего индуктивного метода. У Ксенофонта мы находим интересную беседу на эту тему. Сократспрашивает Аристодема, человека, смеявшегося над религией, чтит ли онвеликих мастеров: поэтов, скульпторов, живописцев. "Разумеется",отвечаеттот. Тогда Сократ подробно описывает некоторые удивительно устроенныеорганизмы, и Аристодем соглашается, что это похоже на "искусную работукого-то". - А в самом себе ты признаешь присутствие чего-нибудь разумного? Собеседник не может с этим не согласиться. - А в других местах нигде нет ничего разумного? Неужели ты можешь этодумать, зная, что в тебе находится лишь малая часть громадной земли иничтожная доля огромного количества жидкости? Равным образом, от каждого изсоставных элементов, несомненно великих, ты получил по ничтожной части всостав твоего тела; только ум, стало быть, которого нигде нет, по какому-тосчастливому случаю, думаешь, ты весь забрал себе, а этот мир, громадный,беспредельный в своей множественности, думаешь, пребывает в таком стройномпорядке благодаря какому-то безумию? - Да, клянусь Зевсом, думаю так: я не вижу хозяев, как не вижу мастеровздешних работ. - Да ведь и души своей ты не видишь, а она хозяйка тела. В конце концовАристодем соглашается, что есть Некто незримый, кто является причиной всего,но это в его глазах еще не оправдывает религию. - Нет, Сократ, право, я не презираю Божества, а, напротив, считаю егослишком величественным, чтобы ему нужно было почитание с моей стороны. - Если так, то чем величественнее Божество, которое, однако,удостаивает тебя своего попечения, тем больше следует чтить его (10). Мы ошиблись бы, решив, что Сократ дает здесь "доказательства" бытияБожия. Он находит непосредственно в самом человеке отражение духовного,божественного принципа, которое только и позволяет людям быть разумными итворческими существами. А как же боги? Сократ знает по опыту, что есть какие-то тайные силы,которые влияют на жизнь человека. Почему бы им не называться богами? Но всеони суть нечто подчиненное единому божественному Благу. Напрасно людинадеются подкупить их дарами, не отрекаясь от зла. Боги - помощникичеловека, но они могут содействовать ему только в добре, ибо только оно естьвысшая цель и богов и людей (11). Из всего этого видно, что Сократово "богословие" стоит ближе кбиблейскому учению, чем все, чего достигла античная мысль до Сократа. Ноесли глубинный исток веры Сократа находится вне плоскости разума, то чемобъяснить рационалистический характер его философии? Думается, у мудрецабыли основания не слишком доверять иррациональному началу. Его проявления онвидел в эллинской мистике, но добра там не находил. Поэтому он ощущалиррациональное как злую, разрушительную стихию и стремился обуздать ее. Онпротивился тяге греческого духа ко всему сумеречному и подсознательному.Судьба и природа, чувственность и демонические страсти, темное и стихийное -все это представлялось Сократу клокочущим морем, готовым затопить островразума и добродетели. Именно защищая их, Сократ силился заключить этику вкрепость рационализма. Быть может, Сократ даже сознательно сужал размахсвоего духа. Он признавался, что много раз слышал во сне вещий голос,призывавший его "творить на поприще муз", но он боялся этого голоса ипредпочел довериться разуму (12). Сократ показал, что вера и разум совместимы, что религия не есть нечточисто иррациональное, однако пример самой его личности показывает, что нивера, ни нравственность не строятся одной лишь логикой. Даже враги не могли отрицать за Сократом почти магическойпритягательности, но если б он был только философом, обсуждавшим отвлеченныепонятия с любителями поспорить, он никогда бы не приобрел такой власти наддушами. Таинственное обаяние его исходило от того Сократа, который часамимог стоять погруженный в созерцание, который предчувствовал будущее, слышалголос "даймониона", всем существом верил в реальность божественного Добра. Вотличие от мистиков, он не нашел слов, чтобы рассказать об этом своемвидении. Но именно такой, "демонический" и загадочный, он пленял учеников ивнушал им веру в высшее Благо.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава шестнадцатая САМОПОЗНАНИЕ, МЫШЛЕНИЕ, БЛАГО 1. См.: Ксенофонт. Воспоминания, 4, 2, 24. 2. См.: М.Nilssоп. А History of Greek Religion, р. 225. 3. Платон. Апология, 30 а, b. 4. См.: Платон. Теэтет, 148 е, 149, 150 с. 5. Аристотель. Никомахова этика, VI, 13, 1144 b. 6. Л. Шестов. Афины и Иерусалим. Париж, 1951, с. 91; Ф. Ницше. Рождениетрагедии из духа музыки.- Собр. соч., т. I, 1912, с. 101. Анализ сложногоотношения Кьеркегора к Сократу дан в исследовании П. Гайденко "Трагедияэстетизма" (М., 1970, с. 50 сл.). 7. Ксенофонт. Воспоминания, I, 1, 9; I, 3, 4. 8. Там же, I, 1, 13. 9. См.: R. Оttо. Тhе Idea of the Holy, 1959, р. 154. Необходимоподчеркнуть, что излагаемый в этой главе взгляд на характер богопознанияСократа отличается от точки зрения некоторых западных богословов, которыеполагают, что дохристианские мыслители могли приближаться к Богу только лишьчерез разум (см. пример такой концепции в кн.: J. Dапieloи. Dieu et nous.Рaris, 1956, р. 59). Эти авторы ссылаются на слова ап. Павла, которыйговорит о познании Бога через рассматривание творений (Рим 1, 19, 20) атакже на постановление I Ватиканского Собора, утверждающее возможностьрационального богопознания (см.: Н. Denzinger. Enchiridion Symbolorum, 1957,р. 495). Но ни апостол Павел, ни отцы Собора ничего не говорят оневозможности интуитивного приближения к Богу в плане "естественногоОткровения". Думается, что, ограничивая богопознание (внесверхъестественного библейского Откровения) рамками разума, богослов рискуетобеднить духовные дарования человека, которые имеют не менее высокоепроисхождение, чем разум. Здесь существует опасность прийти кмизантропической концепции протестантских неоортодоксов (К. Барт), которыевидят во всех исканиях и прозрениях дохристианских "языческих" религийтолько самообман и заблуждение. Характерно, что Ж. Даниелу, исходя из своейточки зрения, принужден даже мистика Шанкару зачислить в рационалисты (Idem,р. 64). Одним словом, если мы допускаем, что "естественный" разум можетнечто сказать человеку о Боге, то нет оснований считать совершеннобесплодной и ложной "естественную" интуицию. 10. См.: Ксенофонт. Воспоминания, I, 4. 11. Там же, I, 3, 3. 12. Платон. Федон, 60 е. Здесь Сократ сам признается, что не желалтолковать этот призыв в прямом смысле. Глава семнадцатая СОКРАТ И АФИНЫ Афины, 421-400 гг. Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее Бога, чем вас. Из речи Сократа на суде Каждый более или менее выдающийся афинянин принимал участие вполитической жизни. И для Сократа, при его уме и общительности, это было бывполне естественно. Между тем он упорно и сознательно избегал политическогопоприща. Не отказываясь от мелких должностей, на которые его избирали нарядус прочими гражданами, он не желал проявлять активности в общественных делах.Более того, он видел в этом помеху для своей миссии. На компромиссы он былменее всего способен, и ему претила необходимость кривить душой, льститьтолпе и изощряться в демагогии, как это было принято среди партийных вождей. Однако при всем этом Сократ считал себя нужным и полезным членом"экклесии", городской общины, поскольку он являлся другом и помощником тех,кто хотел сделать свою жизнь совершенной. Свободно же выполнять эту задачуСократ, по его собственному мнению, мог лишь как "частное лицо" (1). Онобщался, с кем хотел, когда хотел, и говорил, о чем хотел. Кроме разношерстной толпы слушателей, у Сократа был и интимный кругпоследователей. С ними мудрец делился своими сокровенными мыслями, с нимизачастую оставлял обычный шутливый тон и беседовал о самых важных исерьезных вещах. К этим наивным и мятежным мальчикам он питал горячуюлюбовь. Он был одновременно и сеятелем, и заботливым взращивателем, ижнецом. Он умел обращаться с учениками, направляя, подсказывая, вселяя в нихверу и стремление к добру. Сократ знал, что в молодости особенно противятсяменторскому тону и поучающему высокомерию, поэтому он делал свою"диалектику" тонкой, ненавязчивой, дружеской. "У меня нет учеников,-неустанно повторял он,- а только друзья, мы учимся вместе". Это действовалоподкупающе. Сократ учил не только словом, но и живым примером. Его яснаямысль, широта, бодрость духа, закаленная воля вызывали восхищение. Многие,вероятно, думали: счастлив человек, который научился жить, как Сократ. Надо заметить, что в окружении Сократа были люди весьма несхожие и дажепротивоположные по характеру. А для мудреца было важно не только их умениемыслить, но и их нравственное состояние. Так, его искренне тревожилолегкомыслие Алкивиада, самовлюбленного аристократа, избалованногопоклонением и безумно честолюбивого. Сократ видел, что Алкивиад мог бы статьгордостью Афин, продолжателем дела своего дяди Перикла. Но в то же времяучитель знал, насколько легко Алкивиад может обмануть его надежды (2). Кружок Сократа оказал благотворное влияние на Алкивиада, общение сфилософом пробуждало лучшие стороны в этой испорченной натуре. "Когда я слушаю его,- говорил Алкивиад о Сократе,- сердце у меня бьетсягораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов (жрецы фригийскойБогини-Матери, культ которой включал экстатические обряды), а из глаз моихот его речей льются слезы; то же самое, как я вижу, происходит со многимидругими. Слушая Перикла и других превосходных ораторов, я находил, что онихорошо говорят, но ничего подобного не испытывал, душа у меня не приходила всмятение, негодуя на рабскую мою жизнь. А этот Марсий приводил меня часто втакое состояние, что мне казалось - нельзя больше жить так, как я живу" (3). Однако впоследствии, как мы увидим, темное начало заглушило в душеАлкивиада семена добра, посеянные Сократом, и вместо славы Афин он стал ихпозором. Иным человеком был Платон (420-348) - молчаливый, задумчивый юноша сзамкнутым лицом. Его нельзя было назвать, как Алкивиада, красавцем: напортретах у него грубые, почти мужицкие черты. Но, подобно Алкивиаду,двадцатидвухлетний потомок царей мечтал о политической карьере. В доме своихбогатых родителей Платон получил прекрасное образование; он увлекалсяспортом, поэзией, слушал лекции философа Кратила, ученика Гераклита, написалдраму (4). Встреча с Сократом круто изменила жизнь Платона. Уже на склоне лет онговорил: "Старшего моего друга, дорогого мне Сократа... я, не обинуясь, могуназвать справедливейшим из живших тогда людей" (5). Иными словами, наПлатона, как и на Алкивиада, Сократ произвел впечатление прежде всего какличность. Но не меньшим было и умственное влияние Сократа на Платона. Онбросил занятия поэзией, сжег свою трагедию, так как понял, что настоящее егопризвание - философия. Впоследствии, однако, литературные занятия сослужилиПлатону хорошую службу: он стал одним из тех немногих мыслителей, которыезанимают видное место в мировой литературе. О других учениках Сократа мы знаем меньше. Был среди них пылкий,увлекающийся Херофонт, тот, что вопрошал Оракула о мудрости Сократа, былКсенофонт, искавший у учителя мудрости для того, чтобы с пользой управлятьсвоим хозяйством. Не все ученики достигали успеха, общаясь с Сократом. Так,сын стратега Анита из-за своего слабоволия пренебрег уроками мудреца и,оказавшись во власти порочных наклонностей, под конец совершенно опустился.Иные уходили от Сократа, как уходили от софистов, лишь научившись у негоумело рассуждать и строить цепь доказательств. Некоторые так и не смоглипонять Сократа и покидали его разочарованными и озлобленными. Критий,например, порвал с философом после того, как тот осудил его поведение.Впоследствии, став на время политическим лидером Афин, Критий преследовалучителя своей ненавистью. Одним словом, истинными учениками Сократа могли стать лишь те, ктостремился работать над собой и не гнался за внешними успехами. Но добродетель для философа была, как мы помним, неотделима от знания;он прививал слушателям умение критически мыслить. И вскоре старшее поколениеАфин начало с раздражением замечать, что у молодежи, слушавшей Сократа,появилась независимость в суждениях. То, что юноши все чаще сталивысказывать "собственное мнение", отягчало извечный конфликт отцов и детей.К тому же бедственное положение города усилило влияние "охранительных"тенденций, в результате чего стали поговаривать, будто Сократ - опасныйсовратитель, внушающий ученикам неуважение к отечественным обычаям и вере,пренебрежение к авторитетам. Далеко не всем понятная манера Сократа вестибеседы часто вела к искажению его мыслей и идей. Против философа постепеннозрело недовольство. Сначала оно проявлялось в сравнительно безобидных формах: мудреца сталипреследовать насмешками и сплетнями. А в один из праздников афиняне получиливозможность потешиться над философом, выведенным в комедии Аристофана подсобственным именем. Пьеса касалась самого больного места афинян и говорила отом, что больше всего злило консерваторов: о критическом отношении Сократа ктрадициям и его влиянии на молодежь. Комедия называлась "Облака". В ней зрители встречались с запутавшимся вдолгах, глупым и вздорным стариком Стрепсиадом, которого разоряет еголегкомысленный сын Фидиппид. Юноша тратит деньги на лошадей и не слушаетуговоров отца, дела которого идут все хуже. Как избавиться ему откредиторов? Ведь на суде нужно уметь ловко болтать, а Стрепсиад знает своютупость и косноязычие. Но вот ему в голову приходит план спасения: недалеко от его дома стоит"Мыслильня" - хитрая кухня софистов и их главаря - Сократа. Здесь обитаютмудрецы. Послушать их, Так небо - это просто печь железная, А люди - это словно в печке уголья. И тех, кто денег даст им, пред судом они Обучат кривду делать речью правою (6). Стрепсиад хочет отправить туда на выучку сына: пусть понатореет всловесной ловкости. Но Фидиппид не желает идти туда, где собрались Бахвалы, негодяи, бледнорожие, босоногие, Сократ несчастный, Херофонт помешанный (7). Делать нечего - старик отправляется в Мыслильню сам. У порога еговстречает ученик, и, когда Стрепсиад входит, ему кажется, что он попал в домумалишенных: одни "считают богов", другие изучают Преисподнюю. Вся этакомпания представлена Аристофаном в том же ключе, что и свифтовскиеученые-лапутяне. А вот и сам Сократ - "священнослужитель речей плутовских". Он качаетсяв огромной корзине так высоко, что Стрепсиаду приходится долго кричать:"Сократ! Сократушка!" Наконец тот отзывается из корзины: - Что, бедный человечишка? - Скажи сначала, чем ты занимаешься? - Паря в пространстве, мыслю о судьбе светил. - В гамак забравшись, на богов взираешь ты. Но почему же не с земли?(8) Оказывается, чтобы достигнуть богов, необходимо подняться повыше, ведьбоги Сократа - "особого чекана"; это не что иное, как пар, облака, туманныеочертания которых заменили Олимпийцев. Этому мутному мареву и поклоняются вМыслильне. Проведя Стрепсиада через шутовской обряд посвящения, Сократвзывает к Облакам. Те немедленно являются, и их пение чарует и одурманиваетстарика; ему уже полюбился этот расплывчатый и обманчивый мир. Душой я воспрянул, И к сплетениям слов потянуло меня И к сужденьям о дыме летучем, Захотелось на слово ответить тремя И мыслишкою в споре ужалить! Сократ торжественно сообщает неофиту, что никакого Зевса нет: все делов Облаках. Стрепсиад дивится: - Кто ж навстречу их гонит, скажи? Ну не Зевс ли, колеблющий тучи? - Да нимало не Зевс. Это - Вихрь. - Ну и ну! Значит, Вихрь! Я и ведать не ведал, Что в отставке уж Зевс ина месте его нынче Вихрь (9). В заключение Стрепсиаду преподносится символ веры своего рода"стихийного материализма": "Безграничная Воздуха ширь, Облака и Язык - вотсвященная троица" (10). (Язык, в частности, нужен для того, чтобы извращатьистину.) И вот искус кончен, незадачливого старика, невзирая на протесты,раздевают догола и вводят во внутреннее помещение Мыслильни... Однако скоро выясняется, что он слишком глуп для постижения хитроумнойнауки софистов. Тогда Фидиппид решает последовать примеру отца и гораздоуспешнее его усваивает Сократову мудрость. Пройдя обучение, он мигом надулкредиторов, но зато полностью перестал прислушиваться к советам и жалобамотца. В конце концов он настолько обнаглел, что осмелился избить старика, иникто не мог его усовестить: язык стал ему хорошей защитой. Поняв, какуюслужбу сослужил ему Сократ, Стрепсиад в порыве ярости сжигает Мыслильню -этот притон развратителей. В этом злом фарсе все от начала до конца - сплошная клевета. Чего туттолько не приписано Сократу! Он оказывается проповедником тех самых учений,которые отвергал,- софистики и натурфилософии. А ведь Аристофан великолепнознал Сократа, он был вхож в дома, где собирался кружок философа, иприсутствовал на беседах Сократа. Вряд ли он хотел написать донос; скореевсего в создании "Облаков" сыграло роль не столько намерение Аристофанаповредить Сократу, сколько его натура сатирика. Желчный, язвительныйчеловек, он высмеивал и Перикла, и самих богов. Мог ли он удержаться отискушения нарисовать шарж на Сократа? Ведь мудрец с его комическойвнешностью и странностями так, казалось, и просился в герои комедии! Вучение же Сократа у Аристофана не было охоты вникать, и он взглянул на негоглазами толпы. Примеру Аристофана последовали и другие юмористы. В своих последующих пьесах "Птицы" и "Лягушки" Аристофан продолжалвыпады против философа, причем последний воспринимал их, по-видимому, безобиды и с юмором, во всяком случае это не привело к ссоре между Сократом иАристофаном. Быть может, писатель даже не догадывался, какую роковую рольсыграют его комедии в судьбе Сократа. Их действие сказалось не сразу, но,посеяв злое семя, они закрепили общее нелестное мнение о "софисте", которыйподрывает гражданские устои и совращает молодое поколение."Облака" были поставлены в 423 году, когда мысли афинян были еще занятывойной. Через два года был наконец заключен мир, но зато усилилисьвнутренние беспорядки. Одним из виновников их стал Алкивиад. Он возглавилтех, кто хотел продолжать, войну и разжигал среди молодежи боевыенастроения. В 417 году его избрали стратегом, и он предложил авантюрный планпохода на Сицилию. "Большая часть афинян,- писал Фукидид,- не имелапредставления ни о величине этого острова, ни о числе его жителей. И все жебольшинство граждан горело чрезмерным желанием войны, и если кому-нибудь этоне нравилось, он молчал из страха" (11). Причиной такой воинственности былото, что Афины, привыкнув пользоваться богатствами, притекавшими из колоний,тяжело переносили неудачу в борьбе со Спартой. Алкивиад вскоре добился осуществления своего замысла, но, когда боевойфлот уже готовился двинуться на Сицилию, кто-то ночью опрокинул столбы сизваяниями Гермеса. Соперники Алкивиада обвинили в кощунстве стратега и егоприспешников. Тот потребовал судебного разбирательства дела, но вынужден былотплыть, не дождавшись его исхода. Едва корабли прибыли в Сицилию, Алкивиаду пришел приказ вернуться ипредстать перед судом. Стратег отказался, что сочли доказательством вины иприговорили его к смерти. Но Алкивиад заявил, что еще покажет себя, и бежалк спартанцам. По его совету Спарта встала на сторону сицилийцев, и осенью413 года афинский флот был уничтожен. Афиняне, осаждавшие Сиракузы,оказались в ловушке, а спартанцы тем временем вторглись в Аттику. Союзникиодин за другим оставляли афинян. Положение усугублялось тем, что в Афинах вспыхнули беспорядки. Многиеграждане требовали отказаться от демократии и вернуться к "строю отцов". Квласти пришла партия мира, так назваемый "совет четырехсот". Демократиюсменила олигархия, которую город принял из страха перед неизбежнойкатастрофой. Новый режим принимал суровые меры против всех, кто не былсогласен с мнением правительства. Жертвой этого смутного времени пал исофист Протагор, обвиненный в кощунстве. Книги его предали публичномусожжению. Сам философ поспешил бежать в Сицилию, но корабль, на котором онплыл, попал в бурю и разбился. "Совет четырехсот" продержался недолго. Очередной переворот возродилдемократические порядки. Все опальные лица возвращались, среди них находилсяи Алкивиад, которого встретили как несправедливо обиженного. Он обещалнароду победу и мир, и его избрали верховным вождем. Но было уже поздно:спартанцы повсюду теснили афинян. Алкивиада вторично низложили, и он бежализ Афин, теперь уже навсегда. Он скрылся в Персии, где пал от руки убийцы. В апреле 404 года Афины капитулировали. Под звуки спартанского военногомарша были разрушены стены великого города. Владычество Афин над Элладойкончилось (12). По требованию Спарты афиняне установили военный режим - тиранию"тридцати". Его возглавлял бывший ученик, а теперь недруг Сократа - Критий.Что делал Сократ в эти тяжелые для отечества годы? Мы знаем, что оннисколько не изменил своим привычкам: все так же сторонился партийныхраспрей, мужественно переносил невзгоды голодных времен. Он как бы стоялвыше смут и беспрестанно меняющихся обстоятельств, продолжал воспитыватьмолодежь и говорить о совершенной жизни. Он не был сторонником ни одного из политических направлений, нополагал, что общество должно строиться на основе разума и права. Закон былдля него фундаментом любого режима, однако он видел, как легко законнарушается и при олигархии, и при монархии, и при тирании. Не смог Сократодобрять и крайностей афинских демократов, которые, по его выражению,нередко превращали демократию в охлократию - тиранию черни. Такая тиранияпредставлялась Сократу не менее опасной, чем тирания партии или диктаторов.Он резко критиковал обычай выбирать должностных лиц по жребию и считал, чток управлению следует допускать наиболее опытных и искусных людей. При демократах, когда Сократ оказался в числе пританов*, он отстаивалпринципы права. "Он не позволил,- говорит Ксенофонт,- народу сделатьпротивозаконное постановление, но, руководствуясь законами, воспротивилсятакому давлению со стороны народа, какого, думаю, не выдержал бы никто насвете" (13). ---------------------------------------------------------------------*Пританы - выборные должностные лица в суде Так было, например, в 406 году, после битвы при Аргинусских островах.Судили морских стратегов, которые не выполнили приказа из-за бури. Советтребовал их казни и казни тех, кто их защищал. "Народ,- пишет Ксенофонт,-громко закричал, чтобы отказывающиеся ставить на голосование были тожепривлечены к суду. И тогда все пританы, устрашенные этим, согласилисьпоставить предложение на голосование - все, кроме Сократа, сына Софрониска.Последний заявил, что он во всем будет поступать только по закону" (14). Онпонимал, что гнев толпы был продиктован горечью потерь, а не соображениямиздравого смысла или буквой закона. Поэтому он смело противопоставил своемнение рассвирепевшей массе. Не отступил он и перед диктаторами. Когда Критий, придя к власти, началприбегать к массовому террору, Сократ также заявил о своем взгляде на такиеметоды. "Странно было бы, мне кажется,- сказал он,- если бы человек, ставшипастухом стада коров и уменьшая число и качество коров, не признавал себяплохим пастухом; но еще страннее, что человек, ставши правителем государстваи уменьшая число и качество граждан, не стыдится этого и не считает себяплохим правителем государства". После этого власти запретили Сократубеседовать с молодежью, прозрачно намекнув, что в противном случае он самокажется среди "убавленных коров". Эта угроза нисколько не испугала Сократа,он отвечал на нее шуткой и продолжал свое дело, как и прежде (15). Режим был озабочен тем, чтобы изловить всех влиятельных политическихэмигрантов, и с этой целью нередко снаряжались карательные экспедиции изчисла афинских граждан. Однажды в такую экспедицию был включен и Сократ.Нужно было вернуть с острова Саламина некоего Леонта, которого ожидалаказнь. Быть может, Сократа отправили, чтобы проверить его лояльность, илихотели его присутствием придать акции вид законности. Но философа нельзябыло заставить делать то, что было противно его совести. "Когда вышли мы из Тола*, - рассказывал он потом своим судьям,четвероиз нас отправились на Саламин и привезли Леонта, а я отправился к себедомой. Возможно, меня бы за это казнили, если бы то правительство не пало вскором времени" (16). ---------------- * Тол (или Фол) - палата заседаний пританов С согласия Спарты, которая поняла, что сильная власть в Афинах для нееопасна, там снова была восстановлена демократия. Постановление Народногособрания гласило: "Афинянам иметь государственный строй согласноустановлениям отцов". Опять была использована ссылка на пресловутых "отцов",потому что она имела поразительную власть над умами. На прошлое, овеянноеславой Солона, Фемистокла и Перикла, смотрели уже как да идеал. Но прошлоговернуть было нельзя. Демократия теперь стала обнаруживать свои худшиестороны; и этого следовало ожидать, ибо, пока она ограничивалась тем, чтодавала гражданам право контролировать политику властей, она приносилабогатые плоды; когда же абстрактное понятие "демоса" становилось новымидолом, демократия превращалась в ухудшенное издание тирании. В ней бралаверх тенденция принуждать всех мыслить одинаково и, опираясь на полицейскиеметоды правления, подчинять всех одному стандарту.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25