История Греции 5 страница

Глава девятая ОТ РАЗУМНОГО МИРА К МИРОВОМУ РАЗУМУ. АНАКСАГОР 1. Первоисточники жизнеописания Анаксагора приведены у А. Маковельского(Досократики, т. III). Новые переводы этих текстов даны (в порядке,установленном Дильсом) как приложение к книге И. Рожанского "Анаксагор. Уистоков античной науки" (М., 1972). По этому изданию даются дальнейшиессылки. 2. См.: Ксенофонт. Сократические сочинения, 1935, с. 175. 3. Анаксагор, А, 29, 30. 4. Фукидид. История, II, 37 сл. 5. См.: И. Дворецкий. Древнегреческо-русский словарь, т. II, с. 1138. 6. Анаксагор, Б, 12. 7. Там же. А, 40. 8. Там же. Б, 12. 9. Аристотель. Физика, 4, 203а, 19; Анаксагор, Б, 12. Нус, по словам С.Трубецкого, "есть все еще физическое начало: оно несомненно невещественно иопределяется по противоположности веществу; но Анаксагор не находит ещетерминов, чтобы выразить эту мысль" (С. Трубецкой. История древнейфилософии, I, с. 145). 10. Анаксагор, А, 48, 49. 11. Анаксагор, А, 42. 12. Аристотель. Метафизика, I, 4, 985а, 18. 13. См.: А. Бергер. Анаксагор и афинская демократия.- Вестник ДревнейИстории, 1960, Э 3. 14. Попытки восстановить ход "дела Анаксагора" изложены у И. Рожанского(Анаксагор, с. 277 сл.). 15. Платон. Федон, 97 а, b. 16. Аристотель. Метафизика, I, 4, 985а, 18. Часть III НА РАСПУТЬЕ Глава десятая ПРОВИДЕНИЕ ИЛИ РОК? ЭСХИЛ Афины, 525-456 гг. Жизнь без начала и конца. Нас всех подстерегает случай. Над нами сумрак неминучий Иль ясность Божьего лица? А. Блок До Сократа Афины не имели своей философской школы. Но это не значит,что афиняне пребывали в интеллектуальной спячке. Идейным средоточием городав годы расцвета стала сцена. Афинские трагики занимают в развитии человеческой мысли, пожалуй, неменьшее место, чем философы. Они отважились поставить вопросы, которыхнатурфилософы либо не поднимали, либо ставили не во всей остроте. В центревнимания греческой драмы было не мироздание, а человек. О его участи трагикиговорили не в отвлеченных трактатах, предназначенных для узкого круга людей,но перед лицом сотен зрителей. Они знали, что для греков театр означал ихрам, и трибуну, и книгу и что языком драмы можно говорить о самых трудныхжизненных проблемах. Подлинным создателем античной трагедии может считаться элевсинец Эсхил(525-456). Сын аристократа, он тем не менее был страстным приверженцемнародовластия. Участник великих сражений против персов, Эсхил мыслил этувойну как борьбу за свободу против деспотии. Отец поэта был пифагорейцем, асам он прошел через посвящение в таинства Деметры. В Элевсине отеческаярелигия предстала перед ним со своей сокровенной мистической стороны ивнушала Эсхилу благоговение перед идеалом "праведной жизни". Эсхила-художника влекла архаическая грандиозность мифов; его натуребыли близки образы несокрушимых героев и грозных богов. Но сквозь восхищениеэтим первобытным миром у него то и дело прорывалось тревожное вопрошание.Острая мысль поэта проникала в толщу мифологии, разрубая ее и формируя изстарых глыб уже совсем иные изваяния. Многим тогда казалось, что трагедииЭсхила - это кощунство, подрыв древних верований. Пророчили, что драматургумрет, сраженный небесным ударом. Однажды, когда весь театр, затаив дыхание,следил за действием, рухнули деревянные скамьи и все побежали в ужасе,думая, что вот-вот грянет карающий гром... Но если Эсхила и можно назвать богоборцем, то никогда еще не былобогоборца столь благочестивого. Не свергнуть богов стремился он, но найти вних подлинно божественное. Поэтому прав был немецкий историк Эдуард Мейер,когда говорил, что "все драмы Эсхила - настоящие теодицеи".В центре творчества Эсхила стоит трилогия о Прометее. Древнее сказаниео титане было созвучно поэтическому темпераменту великого трагика. Ноподобно тому как средневековая космология послужила Данте лишь канвой дляэпопеи восхождения из тьмы к свету, так и легенда о сопернике Зевсаподсказала греческому драматургу только форму, в которую он вложил своисамые сокровенные думы. До нас не дошла завязка драмы - первая часть трилогии, но известно, чтов ней говорилось о том, как Зевс лишил людей огня, главного благацивилизации. Единственным из богов, кто сжалился над смертными, оказалсятитан Прометей, дерзнувший похитить для них огонь у Громовержца. Разгневанный Зевс не мог убить Прометея - смерть не властна надтитаном, но он приговорил его к вечной пытке. С этого момента начинаетсятрагедия "Прикованный Прометей" - вторая часть трилогии. Бездушные исполнители царской воли - Власть и Сила - приводят великанак скале: Гефест, хотя всем сердцем состраждет ему, не в состоянии ослушатьсяЗевса. Острое лезвие пронзает грудь Прометея, руки его накрепкопритягиваются цепями к камням; и другу людей, как бы распятому над шумящимморем, остается лишь ждать, когда спустится орел Зевса терзать его. Пока грохотали удары молота, пока палачи совершали свое дело, Прометейхранил молчание. Но едва они уходят, как титан разражается громкими воплямии укорами. Высокой, истинно эсхиловской патетикой дышат обвинительные словаПрометея. Он зовет весь мир в свидетели, взывает к Матери-Земле, к Эфиру, кбыстрокрылым ветрам, рекам и волнам: "Смотрите, что ныне, бог, терплю я отбогов!" (1) На зов страдальца откликается хор морских океанид; они уговариваютПрометея подчиниться. А добродушный Океан говорит: "Не лезь ты на рожон, незабывай, что правит никому не подотчетный царь" (2). Но не таков Прометей, он знает, что терпит за доброе дело, и несобирается отрекаться от него. Он заранее предвидел свою участь, но тем неменее пошел на нее во имя "человеколюбия" (3). Он тверд, как скала, окоторую у ног его тщетно бьются волны. "Ты не трепещешь гневного Зевса!" - вужасе восклицает хор. На уговоры Гермеса, которого подсылает Зевс выведатьизвестную лишь Прометею тайну будущего, титан отвечает: Не думай, что из страха перед Зевсом Я стану бабой, буду умолять, Как женщина, заламывая руки, Чтоб тот, кого я ненавижу, снял С меня оковы. Не бывать тому! (4) Судьбу Олимпа, о которой поведала Земля Прометею, он не откроет своемумучителю. В трагедии все как бы сосредоточено на том, чтобы показать царя боговмстительным тираном. Появление на сцене безумной девушки Ио - еще однойжертвы Зевсовых прихотей - дополняет портрет деспота. Прометей кричит, чтоон ненавидит всех богов, что у Зевса "справедливостью служит произвол", чторасправа над заступником людей - всемирный позор владыки Олимпа. В заключение трагедии Зевс исполняет свою угрозу - и скала с казнимым,среди воя и блеска молний, проваливается в Тартар. С этого представления зрители уходили, вероятно, глубоко взволнованнымии смущенными. Им, воспитанным на идеях свободы и человеческого достоинства,приходилось делать выбор, и, естественно, симпатии всех склонялись кблагородному Прометею. Эсхил добился этого еще и тем, что вплел в трагедиюнемало политических намеков. В репликах титана некоторые узнавали речиполитических вождей, направленные против тирании, а это был лучший способзаставить публику воспринять старый миф как нечто злободневное. Но еслиафинянам приходилось признать Прометея правым, то как же могли они примиритьэто с почитанием Зевса? Можно лн было согласиться с тем, что верховный богэллинов - лишь грубый деспот, чей чудовищный образ дан в трагедии во всейсвоей наготе? Вновь всплывала старая догадка, которая с давних врементревожила человека: а что если Божество в действительности злое? Что еслиЗевс - не хранитель мира и промыслитель, а страшный палач? (Ведь некоторыенароды свыклись с такой мыслью, о чем, например, свидетельствует культМолоха или индийской Кали.) Однако здоровый религиозный инстинкт Эсхила помогает ему одолеть этоискушение. Он еще не говорит прямо, что Божество и Добро едины, но взывает квольнолюбию и мужеству греков, к их чувству человеческого достоинства. ЕслиЗевс таков, как повествует о нем мифология,- против него нужно восстать воимя добра и свободы, во имя человека, как то сделал Прометей. "Прикованный Прометей" - это смертный приговор богу-деспоту. В трагедиипредсказывается день, когда он будет сброшен со своего престола. А ореолпоистине божественный окружает того, кто отдает себя за людей, кто, подобноДионису, стал жертвой ради их спасения. Не случайно, что в скале Прометеяиногда усматривали античный прообраз креста Христова. Третья (ныне утраченная) часть - "Освобожденный Прометей" - посвященапримирению богов. Зевс сохранил свой трон, но лишь потому, что отказался отзла, изменил саму свою природу. Так решила Судьба, и это уже не простослепое течение событий, а торжество Правды: Судьба требует того же, что инравственное чувство человека. У Эсхила она перестает быть враждебнымначалом, а является принципом нравственного Миропорядка. Верховный Бог вединении с Мойрой олицетворяет Провидение. Этому Провидению Эсхил усвояетпрежнее имя - Зевса. Он не хотел вводить новую религию, но стремилсяобновить старую. Его исповедание веры сводится к тому, что не тирания темныхи злых сил господствует во вселенной, но божественная Правда. В "Орестее" - последней драме Эсхила - это исповедание выражено всловах, исполненных религиозного вдохновения: Кто бы ни был ты, великий Бог, Если по сердцу тебе Имя Зевса, "Зевсом" зовись. Нет на свете ничего, Что сравнилось бы с тобой, Ты один лишь от напрасной боли Душу мне освободишь (5). Божество всеобъемлюще, оно есть альфа и омега жизни - Промыслитель иСоздатель мира: Зевс изначальный - причина всему, Все от него, чрез него, для него, Что смертному дано без воли Зевса? Что на земле не Богом свершено? (6) Так Эсхил становится прямым продолжателем Ксенофана, орфиков,Гераклита; сцена театра превращается в кафедру, с которой звучит проповедь оВысшем Божестве, утверждающем справедливость в мире. Но в той же "Орестее" мы находим и других богов: Аполлона, Афину,Эриний. Была ли то дань народным верованиям или Эсхил действительно чтилОлимпийцев? Второе более вероятно, хотя нам теперь трудно понять, как этосочеталось с учением о "великом Боге" (7). Но гораздо важнее, что "Орестея",как и "Прометей", ставит вопрос о Дике, небесной Правде, которая должназаменить Мойру. Поэт обращается к легенде о царском роде, отягощенномпроклятием. Трагедия пытается раскрыть смысл бедствий, которые преследуютсемью Атридов, но не в плане фатализма, а через понятие о воздаянии. Микенский царь Атрей, мстя своему брату, заколол его детей и накормилего их мясом. Брат проклял Атрея. Но проклятие возымело действие немагическим образом, а через грехи Атридов. Желая укротить бурю, мешавшуюначать троянский поход, сын Атрея Агамемнон принес в жертву свою дочьИфигению. Это возбудило против него ненависть его жены Клитемнестры, котораявместе со своим любовником Эгистом убила царя, когда тот, едва вернувшись изТрои, переступил порог дома. Но дети Агамемнона Электра и Орест уготовилимщение преступной матери. Сам Аполлон потребовал от юноши, чтобы он, поборовжалость, покарал Клитемнестру. Цепь смертей, цепь убийств, душевные муки исуровый закон возмездия - что это? Судьба? Нет, у Эсхила это - зло,порожденное самими людьми Много родит земля Гадов, страшилищ злых, Воды кишмя кишат Чудовищами морскими... Но все, что высоко парит в облаках, Все, что ползает по земле, Трепещет пред бешенством вихрей бурных Кто бы измерить мог Дерзость мужских затей? Кто б указал предел Дерзостной страсти женской, Ужасом и проклятьем Павшей на род людской? Любовь, если можно любовью назвать Безумной похоти женской власть, Опасней чудовищ, страшнее бури (8). Эта неудержимая лавина страстей влечет за собой нагромождениепреступлений, и как ответ приходит отмщение. Вонзив жертвенный нож в телосвоей дочери, Агамемнон своими руками уготовил себе то, что индийцы назвалибы Кармой. Грех рождает грех, одно возмездие - другое: Я говорю от дурного дела Плодится множество дел дурных, И все с изначальной виною схожи (9) Напрасно Клитемнестра удалила сына из дома. Орест возвращается, чтобыстать судьей и палачом: В дом Агамемнона правда сегодня вошла Львом двухголовым, убийством двойным (10) Велика ответственность человека. Посягая на закон Правды, он вызываетиз тьмы разрушительные силы, которые, как буря, врываются в его жизнь. Вотгде разгадка зловещей летописи дома Атридов: в их судьбе правит не произвол,а совершается законный приговор: Небо сурово, но справедливо. Но когда настанет конец этой драме мщения? Ведь едва Орест - орудиебогов - нанес удар, как из окровавленного тела матери, подобно дыму,поднимаются духи мести - эринии - и устремляются вслед за убийцей.Обезумевший от страха и душевных терзаний, Орест бежит от них и ищет защитыу алтаря Аполлона. И тут Эсхил делает попытку найти выход из замкнутого круга, на первыйвзгляд довольно неожиданный. Он переносит зрителей из мрачного мира древнихпреступлений на афинскую площадь. Столица Паллады уже одной своей атмосферойчеловечности должна лишить призраков их силы. В восторженных стихах Эсхилазвучит его неподдельная любовь к отчизне, рожденная в годы освободительныхвойн. И - о чудо! - сами боги - Аполлон и Афина - предоставляют решить спорОреста с эриниями гражданскому суду - Ареопагу. Это чисто "афинский" подходк коллизии. Как Орест в храме светлого Аполлона ищет спасения от эринии, таки Эсхил в своих гражданских идеалах, в эллинской демократии и культуре, втом, что теперь назвали бы "прогрессом", надеется найти защиту от страшныхтеней прошлого, от трагичности жизни, от всего тревожного и непонятного вмире. Сама Афина голосует наравне с членами Ареопага, и ее голос определяетсудьбу Ореста. Чтобы смягчить гнев эриний, им обещают построить в Афинаххрам, и отныне они будут не злобными фуриями, но - "благими", эвменидами.Призраки ночи усмирены. Драма кончается гимном: Мир эвменидам, богиням благим Края Паллады! Так порешили Вечная Мойра, всевидящий Зевс. Итак, по Эсхилу, человеческаясправедливость есть отражение справедливости небесной; люди должны верить вверховную Дике и помнить, что никакое зло в мире не остается без воздаяния.Это почти библейский взгляд на вещи. Различие здесь главным образом лишь втой высокой роли, которую в драме отводил Эсхил чисто человеческомугражданскому началу.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава десятая ПРОВИДЕНИЕ ИЛИ РОК? ЭСХИЛ 1. Эсхил. Прометей, 96. Цит. по переводу С. Соловьева и В. Нилендера. 2. Там же, 360. 3. Там же, 30. 4. Там же, 1090. 5. Эсхил. Орестея. Агамемнон, 170-177. Цит. по пер. С. Апта. 6. Там же, 1486-1489. 7. Трудный вопрос о целостном религиозном миросозерцании Эсхиларассмотрен в работе Е. Кагарова "Эсхил как религиозный мыслитель" (Киев,1908). 8. Эсхил. Орестея. Жертва у гроба, 583. 9. Эсхил. Орестея. Агамемнон, 754. 10. Эсхил. Орестея. Жертва у гроба, 936. Глава одиннадцатая ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ Афины, V в. Нам мнится: мир осиротелый Неотразимый Рок настиг - И мы в борьбе с природой целой Покинуты на нас самих. Ф. Тютчев У младшего современника Эсхила - Софокла (497-406) - вера вчеловеческое начало выражена еще сильнее. Кажется, что он преодолелпессимизм старых греческих поэтов. Гордо и уверенно звучит панегирик Софоклав честь человеческого гения. Это настоящий символ веры "гуманизма": В мире много сил великих, Но сильнее человека Нет в природе ничего. Мчится он, непобедимый, По волнам седого моря, Сквозь ревущий ураган... Покорение стихий поднимает смертных на самую вершину природного мира;не существует преград для разума и энергии людей: Создал речь и вольной мыслью Овладел, подобной ветру, И законы начертал, И нашел приют под кровлей От губительных морозов, Бурь осенних и дождей. Злой недуг он побеждает И грядущее предвидит Многоумный человек (1). Сама жизнь Софокла могла повлиять на формирование такого взгляда нароль и могущество человека. Баловень судьбы, красавец, атлет, музыкант,Софокл был богат, здоров, окружен поклонниками. Когда Эсхил вместе с воинамивозвращался после Саламинской битвы, Софокл шел впереди процессии юношей,встречавших победителей. Это символично: Эсхил сражается, а Софокл поет ипляшет. В атмосфере Периклова века Софокл проникся мыслью о величиичеловеческой личности. В своей драме "Антигона" он изобразил девушку,которую не сломили угрозы тирана. (Именно в "Антигоне" находится приведенныйгимн в честь человека.) Но прошла молодость, закатилась звезда Перикла. Анаксагор был изгнан,Аспазия - тоже; Геродот скитался на чужбине. Летом 432 года Спарта напала наАфины, началась Пелопоннесская война. И тут как бы сами боги обратилисьпротив города Паллады: вспыхнула чума, которая посеяла панику идеморализовала афинян. В 429 году эпидемия унесла и Перикла. Он умер врасцвете сил, не осуществив и половины своих замыслов. Пришло непонятное игрозное, беспощадно разрушая все планы и мечты людей. А ведь так недавноказалось, что свободная жизнь в свободном цивилизованном обществе ведет кокончательному триумфу человека, к спасению от всех мировых зол! Безоблачному оптимизму Софокла приходит конец. Он больше не может, какЭсхил, верить в Провидение, Справедливость и гражданские идеалы - все эторухнуло перед лицом Неведомых сил. Под непосредственным впечатлением смертиПерикла Софокл пишет драму "Царь Эдип", которая отразила перемену в егомыслях и чувствах.Трагедия воскрешает одно из древних фиванских сказаний (2). В Фивахсвирепствует мор. Отчаявшиеся люди приходят к своему царю Эдипу, просяспасти их; ведь Эдип - великий герой и защитник народа, его избрали монархомпосле того, как он победил кровожадного Сфинкса, разгадав его загадки. Эдип посылает вопросить оракула и получает ответ, что бедствие навлекживущий в Фивах убийца прежнего царя, Лая. Но кто этот человек? Эдипклянется, что разыщет его, и уверенно берется за дело: он вызывает старогопрорицателя-слепца Тиресия и умоляет его открыть имя преступника. И воттут-то начинает надвигаться неотвратимое... Софокл настраивает зрителя на ожидание подкрадывающейся беды. То, чтосюжет ему известен, не умаляет напряжения. Напротив. С дрожью предугадываяразвязку, зритель испытывает жуткое наслаждение от каждой случайнооброненной фразы и темного намека. Кажется, вот одно слово, один шаг - и всеостанется в тайне, но нет - это всего лишь короткая передышка, и Рок сновапродолжает свое наступление. Тиресий колеблется, он не хочет открывать имя убийцы, царь настаивает,приходя в раздражение и ярость. Тогда пророк осторожно намекает, что в самомЭдипе есть "кое-что достойное укора". Но властитель глух ко всемпредостережениям: он неотступно требует ответа и наконец получает его: Заставлю же тебя Я приговор свой собственный исполнить: Беги от нас, не говори ни с кем - Ты кровью землю осквернил, ты проклят! Эдип поражен, но ни на секунду не сомневается, что пророк лжет. Этозаговор! Тогда Тиресий удаляется, всенародно объявив, что Эдип - убийцасвоего отца и муж своей матери. Настороженный царь останавливает слепца: Эдип. Слова твои загадочны. Тиресий. Умеешь ты хитрые загадки разрешать. Эдип. Над счастьем ли Эдипа ты смеешься? Тиресий. То счастие тебя погубит. Гнев царя обращается на брата жены, Креонта: это его происки, он хочетзавладеть престолом. Но в дело вмешивается царица Иокаста. Она смеется надпророчеством: ведь Лаю было предсказано, что он падет от руки сына, ипоэтому он приказал бросить ребенка в лесу связанным. Убит же Лай был вовсене сыном, а разбойником на перекрестке дорог. Можно ли после этого веритьоракулам? Упоминание о перекрестке заставляет Эдипа вздрогнуть; он начинаетторопливо расспрашивать: как выглядел Лай, как совершилось убийство. Икаждый ответ наполняет его ужасом. Невероятная догадка закрадывается ему вдушу. Страх овладевает и царицей. Эдип велит найти последнего свидетеля - старого слугу Лая, которомуприказали умертвить младенца-царевича. А сам тем временем рассказываетИокасте, как до прибытия в Фивы он встретил на перекрестке дерзкого старикана колеснице, который не хотел уступить ему дорогу. Старик хлестнул Эдипаплетью, а тот в приступе ярости поверг наглеца наземь и без трударасправился с его рабами. Что если этот убитый старик и Лай - одно лицо? Новсе же Эдип продолжает еще надеяться. Быть может, это ошибка, совпадение? Онготов ухватиться за любую возможность. Иокаста утешает его, напоминая, чтосын ее и Лая погиб еще в младенчестве. Теперь ждут старого пастуха. А тем временем речитатив хора звучит какпогребальная песнь: Гордость рождает тиранов, И многих, насытив безумьем, Выше, все выше ведет их К обрыву в пропасть (3). Зритель уже готов к катастрофе. Перед ним Эдип - мечущийся, страдающий,страстно желающий доказать себе свою невиновность. Между тем он уже обречен. На мгновение тучи рассеиваются. Из Коринфа прибывает вестник, которыйсообщает, что умер Полиб - отец Эдипа. В несчастном царе снова оживаетнадежда. Он объясняет гонцу, что бежал из Коринфа, потому что ему былопредсказано, что он убьет отца и женится на матери. Но раз царь Полиб умерсвоей смертью, то бояться нечего! Правда, еще жива мать... Но тут вестник,думая утешить царя, открывает ему тайну: Эдип не родной сын коринфской четы- он был найден ребенком в лесу и усыновлен Полибом... От надежд не остаетсяпочти ничего. Окончательно уничтожит их старый пастух, готовый уже предстатьперед Эдипом. Напрасно Иокаста умоляет мужа прекратить расспросы: в ослеплении он какбы забывает об опасности, которая может крыться в признании очевидца. Оннадменно заявляет, что не стыдится низкого происхождения: Но знаю: в том, что я - дитя Судьбы, Всем радости дарящей, нет позора. Судьба мне мать, и время мне отец: Они Эдипа сделали великим Из малого. Я родился от них И не боюсь узнать мое рожденье! Увы! Это последние слова Эдипа-царя, больше он не будет говорить каквласть имеющий. Сейчас он узнает, какая "мать" ему Судьба, и родится новыйЭдип: Эдип-преступник, Эдип - человек, искалеченный Судьбой. Угрозами вырвано признание у пастуха. Да, он, Эдип, был сыном Лая, темсамым, которого тот решился умертвить, боясь исполнения пророчества. "Горе, горе! Я проклят",- кричит обезумевший царь. Но Судьба готовитеще один удар: Иокаста повесилась во дворце. С воплем врывается Эдип вспальню жены-матери и застежками ее пояса выкалывает себе глаза: он не хочетбольше видеть ни людей, ни солнца, он просит увести его, спрятать: Ночь беспредельная, Неотвратимая! Тьма несказанная, Смерти подобная! Еще в ней ярче образы кровавые, Еще сильнее боль воспоминанья! Аполлон отомстил за пренебрежение к его пророчеству. О, зачем не былЭдип убит ребенком? Зачем чужая жалость спасла его? Он - сын, он - и муж,дети его - его братья. "Нет, нет! Нельзя об этом говорить... Из людей невынес бы никто моих страданий". Весь этот кошмар отцеубийства и кровосмешения усугубляется для негомыслью о скверне, влекущей за собой проклятие. Но он сам казнил себя. В последних сценах трагедии перед зрителем уже не гордый и вспыльчивыйвластелин, а согбенный слепец, погруженный в тихую скорбь. Он уходит изгорода как зачумленный. А хор говорит о тщете человеческого счастья, онепрочности жребия смертных, о всевластии Судьбы, которую не можетпреодолеть никто, даже победитель Сфинкса.Таково это великое творение эллинского гения. Софокл видел триумф иупадок Афин, его ужаснула бессмысленность смерти Перикла. Поэт осознал всюничтожность земных упований. Не он ли воспевал силу человека, гордую поступьхозяина мира? Но теперь он говорит о том, как опасно смертному забываться:пусть он могуч, что значит его власть в сравнении с Неведомым, котороевсегда стережет его? Снова Мойра вырастает над миром, как маска Горгоны. Нет, она совсем неДике, не высшая благая Воля, она - лишь неумолимый порядок вещей, передкоторым человек бессилен. Такова, согласно Софоклу, правда жизни. В ней нетместа воздаянию в смысле нравственной ответственности. Ведь Эдип былпреступником невольным. Судьба действует, как бездушная машина. Эсхил отождествил Рок и Справедливость. У Софокла Мойра тожесправедлива, но какая это справедливость! Она меньше всего похожа нанебесный Промысл. Она просто действует как закон причинных связей,равнодушный к внутреннему миру человека. Совершилось преступление - неважно, сознательно или невольно; оно - реальный факт и влечет за собой стольже реальные последствия. Здесь источник античного TERROR FATI - "страхасудьбы", немыми свидетелями которого остались маски греческого театра.Конвульсивные гримасы этих бредовых ликов говорят о всепоглощающем ужасечеловека, подавленного Неведомым. Но, рисуя борьбу Эдипа с Роком, Софокл не мог стать на сторону Судьбы,как не мог бы быть на стороне чумы, свирепствовавшей в Афинах. Поэтомупоражение Эдипа он в каком-то смысле изобразил апофеозом. Страдание делает злосчастного царя прекрасным, зрители плачут вместе сним. Как Сатана, терзавший Иова, но не тронувший его души, Фатум побеждаетЭдипа лишь внешне. Внутренне же он остался свободным; скорби и муки очищаютего. Он - выразитель духовного начала, нравственной воли человека. Зрительвидит его духовную силу и ощущает его невиновность, хотя в трагедии об этомне сказано почти ни слова. И, таким образом, Эдип одновременно оказывается ижертвой, и победителем Судьбы. Означало ли это призыв к титаническому восстанию против Неведомого?Вероятно, Софокл пережил нечто подобное. Но бунтом, как говорил Достоевский,жить нельзя, и вот Софокл мучительно ищет нового решения, пытаясь вернутьсяна путь, указанный Эсхилом.Через двадцать лет после "Царя Эдипа" престарелый поэт вновь, как Гетек "Фаусту", возвращается к прежней теме и пишет драму "Эдип в Колоне".Действие ее разворачивается на родине поэта, в предместье Афин - Колоне. К священной роще эвменид приходит убеленный сединами бездомный старик:это Эдип, которого сыновья не желали принять в Фивы даже по прошествиимногих лет. Только нежно любящая дочь царя Антигона сопровождала Эдипа вовсех его странствиях. Старец окрылен тем, что попал к эвменидам. Ему было открыто богами, чтоименно под их сенью он обретет вечный покой, что здесь, вознагражденный застрадания, он сделается носителем особого дара: там, где он останется -живой или мертвый,- навсегда воцарится мир и процветание. Колонцы, узнав в слепце печально знаменитого Эдипа, умоляют егопокинуть город: они боятся гнева богов. Царь старается тронуть их сердцарассказом о своей участи, просит не гнать его хотя бы ради дочери. И тутвпервые он говорит о своей вине, доказывая, что он скорее жертва, чемпреступник. В его слова Софокл вкладывает уже новый взгляд на грех: он нежелает более примиряться с механическим понятием скверны. То, что Эдип былпреступником невольным, в корне должно менять дело. Но разве я знал, чтотворю? Я пред богами невинен! Когда люди узнают, что Эдип чист и что боги далиему волшебный дар, начинается борьба за него. Теперь он уже становится всемнужен. Сыновья шлют гонцов, прося его вернуться, но старик не может забытьих жестокости и не желает идти к ним. Он остается в Колоне, куда егоприглашает афинский царь Фесей. Наступает последний час, возвещаемый раскатами грома. Боги возносятЭдипа, он получит вечную жизнь и станет гением-хранителем приютившей егоземли. По замечанию одного исследователя, Софокл хотел "в лице своего Эдипаосвободить человека от страшной тяжести идеи рока, доказать ему, что егосудьба сплетается для него справедливыми и милостивыми богами" (4). Боги были виновны перед страдальцем, и вот они искупили своюнесправедливость; все участники драмы расквитались между собой. Такимобразом, Софокл возвращается к вере в божественную Дике, но спасение отмучительного рабства Фатума поэт видит в старой религии, а это была попытка,заранее обреченная на неудачу. Софокл явился, по существу, последнимнастоящим язычником. Он не смог вдохнуть новую жизнь в отеческую веру.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава одиннадцатая ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕВЕДОМОГО. СОФОКЛ 1. Софокл. Антигона, 332. Пер. Д. Мережковского. 2. В дальнейшем трагедия цитируется по переводу Д. Мережковского. 3. Эти слова (873-878) подтверждают догадку относительно того, что поэтзашифровал в трагедии также и полемику против единоличной власти. Иокастаозначала мать-родину, а "мотив инцеста с матерью был символически сопряжен сидеей овладения узурпированной властью" (С. Аверинцев. К истолкованиюсимволики мифа об Эдипе.- Сб. "Античность и современность", М., 1972, с.95). 4. Ф. Зелинский. Харита; идея благодати в античной религии.- "Логос",вып. I, 1914, с. 149. Глава двенадцатая ВО ВЛАСТИ СОМНЕНИЙ. ЕВРИПИД Афины, вторая половина V в. Вдохну ли я когда-нибудь иной воздух, кроме тюремного? Ф. Кафка Софокла и особенно Эсхила можно было бы в каком-то смысле назватьучителями жизни. В своих трагедиях они выражали определенное религиозноемиросозерцание, будь то вера в Провидение и Правду, будь то учение о Судьбеи благих богах. В этом их коренное отличие от третьего великого афинскогодраматурга Еврипида (480-404), который предпочитал не давать ответов, нолишь спрашивать. Ученик Анаксагора и софистов, философствующий поэт, Еврипид весь вкризисе, в борении; все его трагедии окрашены болью и отчаянием, кажется,что у Еврипида подточены все опоры; он полон сомнений и мечется от одногополюса к другому, не находя успокоения. Он жаждет веры, идеала, но ничто егоне удовлетворяет. Для Еврипида дорога к религии старых богов была уже закрыта. В своихдрамах он использовал мифологические сюжеты, но только для того, чтобылишний раз подчеркнуть полную неприемлемость народной веры. Боги у него, какправило, грубы, возмутительно жестоки и бессердечны. Их мстительность -источник человеческих бед. Он уже не может, подобно Эсхилу, защищатьАполлона, толкнувшего Ореста на убийство матери, а в одном месте прямоговорит: "Друзьям в беде помочь бессильны боги: искусства не хватает илисердца" (1). В трагедии "Геракл" Еврипид рассказывает, как Гера карает неповинногогероя и тот, обезумев, убивает любимых детей. Низость богов и ихбезнаказанность подают людям самый дурной пример. Царь Тезей говоритГераклу: Послушаешь поэтов - что за браки Творятся в небе беззаконные! А разве не было, скажи мне, бога, Который в жажде трона, над отцом Ругаясь, заковал его? И что же? Они живут, как прежде, на Олимпе, И бремя преступлений не гнетет их (2). Геракл отказывается верить этому: "Все это - бредни дерзкие певцов". Норазве о богах было сказано что-либо иное? Ведь о них известно лишь то, чтоговорили поэты и собиратели мифов. Что же Еврипид ставит на место Олимпа? Современники намекали, что унего "своя вера" и "свои боги"; есть свидетельства, что он былпоследователем Анаксагора, но от признания космического Перводвигателя доживой веры еще очень далеко. Главной же страстью Еврипида было разрушение.Он крушил идолов, и на их месте оставалась пустота, куда слетались демоны.Народных богов нет, однако существует "нечто", какие-то таинственные силы,которые обступили человека и мучают его. Они гнездятся в самых недрах души. Театр Еврипида вводит нас в мир разбушевавшихся страстей ипатологических надрывов. Стихия темного, подсознательного лишает людейразума. Ослепленная ревностью, Медея своими руками убивает детей; Ипполитагубит преступная любовь мачехи. Человек не может справиться с бесами всобственном сердце. Вот где его Судьба! Вот та сила, от которой не убежать.Бешенство Электры, мстившей своей матери Клитемнестре, исступление Агавы, вприпадке помрачения растерзавшей сына,- все это примеры роковойпредопределенности людей ко злу. Какая плотина может преградить путь этому потоку? Разум здесьбеспомощен, бессильны законы общества. Еврипид - скептик, но скептик, верящий в злые силы; вольнодумец,который порабощен демонами. И все же он боится окаменеть в отчаянии и ищетверы, любой веры. Не желая слышать о гражданских богах, он делает попыткуобрести Бога в Дионисе. Об этой попытке рассказывает трагедия "Вакханки",написанная Еврипидом среди лесов Македонии незадолго до смерти (3). Бытьможет, покинув Афины, он мечтал исцелить истерзанную душу в слиянии сприродой, в экстазах вакхического культа. Но, как видно из трагедии, и этанадежда обманула его. "Вакханки" переносят нас в те времена, когда религия Диониса толькопоявилась в Элладе, где одни приняли ее с восторгом, а другие противилисьуспехам юного божества. Фиванский царь Пенфей, главный герой драмы,- непримиримый противникДиониса; он наслушался всяких ужасов о женских оргиях и объявил им войну.Это человек трезвый и здравомыслящий, однако он молод, и в глубине души еговлекут тайные обряды. Воображение царя тревожат рассказы о хороводах менад,и, хотя он уверен, что в лесах они совершают всяческие непотребства, в немпостепенно пробуждается болезненное любопытство. Доказать Пенфею преимущество нового культа берется сам бог Дионис,который для этого принимает облик человека - жреца вакхических радений. Емуизвестно, что Пенфей хочет идти во главе вооруженного отряда ловить в горахженщин, и старается оградить их от посягательств царя. Мнимый жрец не выдвигает перед царем аргументов в пользу дионисизма, онлишь обещает ему показать мощь бога стихии: ведь в Дионисе явлена силаПрироды, которая не может не увлечь в свой водоворот. Но Пенфей не желает ничего слышать; к ужасу менад, он приказываетсвязать жреца (самого Диониса!). Жалкие попытки: цепи распадаются, а богпродолжает увещевать и манить царя. Женщины же, одержимые вакханическойстрастью, лишь ждут сигнала своего владыки, чтобы начать исступленный танец. "Ведь это бред - безумие сплошное!" - протестует Пенфей. "Безумие?Пусть! В нем слава Диониса",- отвечают ему. Вместо логики и недоверчивойрассудительности царю предлагают священное безумие стихий, опьянение вином,запахом земли и плясками: Сладки дары Диониса: В хороводы вакханок вплетать, Да под музыку флейты смеяться, Да из сердца гнать думы, когда Подают за трапезой богов Виноградную влагу (4). Между тем Пенфей вовсе не намерен "из сердца гнать думы", онразмышляет, колеблется. Старики уговаривают его бросить бесполезноесопротивление. Дионис все равно победит: Да, перед богом тщетно нам мудрить. Предания отцов, как время, стары. И где те речи, что низвергнут их, Хотя бы в высях разума витал ты? (5) С такими словами, вероятно, не раз обращались к самому Еврипиду. Вдраме они звучат с какой-то безнадежной покорностью. Смешны старики,нацепившие на себя венки и шкуры, но они повинуются: можно ли гневитьбессмертного! Человек - мошка. Велел ему Дионис плясать - другого ничего неостается - он будет плясать. С гор приходит пастух и рассказывает о том, что вакханки все сметают напути. "О, господин,- говорит он Пенфею,- кто бы ни был этот бог, но он -велик". Однако для Пенфея, это еще не доказательство, ему противнопревозношение внешней силы. Что из того, что одержимые ведьмы могут творитьудивительные вещи? Разве этого достаточно, чтобы признать их бога? "Стыд навсю Элладу!" - в гневе восклицает он. И, странное дело, Дионис не находит слов в оправдание своему культу.Ведь разум - не его область; он может лишь дать Пенфею совет: смирись! Ноцарь уже оставил колебания: он снаряжает воинов для похода в горы. Тогда Дионис коварно расставляет сети, спрашивая, не лучше ли сначалаПенфею одному пойти в разведку: "Хотел бы ты их видеть там в дубраве?" Бытьможет, прежде чем разгонять вакханок, Пенфею захочется тайно поглядеть заними? Соблазн велик: Пенфей. Да! Груду золота бы дал я! Дионис. Опомнись, что за странное желанье? Пенфей. Нет, нет! На пьяных и смотреть противно. Дионис. Противно, да? И все ж хотел бы видеть? Пенфей. Ну да. Но молча, затаясь под елью (6). Ловушка захлопнулась, царь пойман. Дионис спешит переодеть его вженский наряд, и они отправляются в путь. Хор провожает их мрачными словами: Медленным, твердым шагом Божья сила к нам движется. Дерзких она карает... Кто отвергает безумно Жертвы богам и моленья, За нечестивцем издали Зорко следят бессмертные. Казнь приближается тихо к ним С каждым мгновеньем. И кончает решительно, как бы в назидание всем сомневающимся: Веры не надо нам Лучше отцовской (7). Но вот Пенфей и Дионис в лесу. Там царя ожидает страшный конец: егообезумевшая мать Агава принимает сына за льва и ведет против него всю стаюменад. Они разрывают на куски тело Пенфея, и мать с торжеством несет водворец его окровавленную голову. И только там, встретив своего отца, Агаваприходит в себя и понимает, что сделала. Но ее отчаянные крики напрасны. "Кбогу вы идете слишком поздно",- холодно говорит ей Дионис. "Я, бог, терпелот смертных поношенье". Теперь Вакх отомщен, скептик нашел конец самый омерзительно жуткий,какой только может измыслить воображение. Пусть все знают отныне силуДиониса. Но победил ли бог в действительности? Ведь он не сумел завладетьсердцем Пенфея, не мог убедить его и поэтому уничтожил при помощи коварства.В духовном смысле здесь проявляется не сила, а бессилие. Что противопоставилДионис сомнениям Пенфея? Одну лишь мощь и месть. Языческий бог презираетчеловека, требуя от него в первую очередь рабской покорности. Трагедия Пенфея - это в значительной степени трагедия самого Еврипида.Измученный блужданиями в рассудочных пустынях, он искал веры, подобноПенфею, тянулся к тайнам природной мистики, подобно Пенфею, колебался ипротивился и в итоге, как показывает конец "Вакханок", отверг Диониса. Бог стихий - не его бог; пусть он силен и может растоптать своегопротивника, но это самое большее, на что он способен. Как и его великие собратья Эсхил и Софокл, Еврипид нуждался в Боге,который был бы не только Силой, но прежде всего Добром и Истиной.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25