История Греции 4 страница

Глава седьмая ИОНИЙСКИЕ МУДРЕЦЫ 1. Первая точка зрения характерна для всех исследованиирационалистического и материалистического направлений. Вторую развиваюттакие авторы, как, например, прот. В. Зеньковский (Основы христианскойфилософии, т. I, 1960, с. 9 cл.) и особенно Л. Шестов. (Sola Fide.-Тольковерою, т. I. Париж, 1966). 2. См.: Ю. Шрейдер. Наука - источник знаний и суеверий.- "Новый мир",1969, Э 10, с. 207 3. См. об этом. И. Корсунский. Судьбы идеи о Боге..., с. 209 cл. 4. См.: А. Маковельский. Досократики, т. I, с. 9, 10, 18, 22; ДиогенЛаэртский. Жизнь, учение и изречения мужей, прославившихся в философии,1897, кн. 1, с. 13 cл. 5. А. Маковельский. Досократики, т. I, с. 10. 6. А. Маковельский. Досократики, т. I, с. 10, 27. 7. Аристотель. Метафизика, I, 3. 8. Шатапатха, XII, 1, 6 Ср.: Илиада, XV, 246. 9. Чхандогья, II, 4, 26. 10. На связь космогонии Фалеса с мифами об Океане и Стиксе указывал ещеАристотель (Метафизика, I, 3, 983b, 6). Эту связь признают даже те авторы,которые считают ионийцев "безоговорочными материалистами" (С. Лурье. Очеркипо истории античной науки. М.-Л., 1947, с. 37. См. также: Е. Мелетинский.Мифы древнего мира в сравнительном освещении.- Типология и взаимосвязьлитератур древнего мира. Сб. статей. М.,1972, с. 74). 11. Аристотель. О душе, I, 5, 411а, 7. 12. А. Маковельский. Досократики, т. I, с. 20, 27. 13. См.: Диоген Лаэртский, кн. 2, с. 57 14. Чхандогья, II, 4, 6. "Абсолютное,- справедливо замечает С.Трубецкой,- не может иначе представляться первобытной мысли, как в формебезразличного единства, неопределенной беспредельности. В этом смыслефилософия Анаксимандра... есть философия натуралистического генотеизма" (С.Трубецкой. Метафизика в древней Греции, с. 156). Поэтому, даже еслипризнать, как думают некоторые авторы, что Апейрон означает бесконечностьматериального мира (см., напр.: М. Каринский. Бесконечное Анаксимандра.СПб., 1890, с. 1), это не лишает понятие Беспредельного его божественнойабсолютной природы, ибо у ионийских натурфилософов дух и материя ещенераздельны. См. о различных толкованиях идеи Апейрона: Э.Михайлова и А.Чанышев. Ионийская философия. М., 1966, с. 53 сл. 15. Антология Мировой Философии, I, с. 273. 16. Аристотель (Физика, I, 3, 203b, 10-15) прямо называет Апейрон -божественным (см.: W. Jaeger. The Theology of Early Greek Philosophers.Oxford, 1967). Глава восьмая ПАРМЕНИД И ГЕРАКЛИТ - ДВА АНТИПОДА? Элея и Эфес, 540-465 гг. Объект религии, падая с неба духовного переживания в плоскость рассудка, неминуемо раскалывается тут на аспекты, исключающие друг друга. П. Флоренский Ксенофан дожил до глубокой старости, и уже при нем стала складыватьсяфилософская школа, получившая название Элейской (1). Основателем ее былзнатный пифагореец Парменид (род. ок. 515 г.). Пройдя через посвящение вмистерии, он разочаровался в теософских доктринах и увлекся проповедьюКсенофана. Но, будучи человеком, склонным к отвлеченному мышлению, онстремился перевести идеи колофонца на язык строгой логики. То, что дляКсенофана было предметом живой интуитивной убежденности, Парменид превратилв спекулятивную проблему, требующую обоснования. Поэтому некоторые считаютего первым греческим философом в строгом смысле слова. Свою систему Парменид развил в книге "О природе", которая сохраниласьлишь частично (2). Поэтическая ее форма - лишь дань эпохе. Автор ее преждевсего метафизик, а не поэт, его стихи - это абстракции пополам со сложнымиаллегориями. Книга начинается с рассказа о том, как таинственная колесница богинивлечет автора к вратам Дня и Ночи, которые распахивает перед нимСправедливость. Вероятно, эта форма подсказана обрядами мистерий (3). Ноздесь речь идет о посвящении в иные тайны: тайны чистого разума. Центральная идея Ксенофана о всеедином Божестве была лишь намечена впоэмах рапсода. Такие выражения, как "Бог, сросшийся со всем", были дляПарменида скорее всего просто метафорой. Нужно было дать систему стройную илогически доказуемую. Ход мысли Парменида был примерно следующим. В мире ничто не возникаетиз небытия и не уничтожается. Следовательно, Бытие существует и перестатьсуществовать не может. Когда пифагорейцы считают, что рядом с бытием естьпустота, "ничто", они утверждают логический абсурд. Сама наличность пустотыпоказывает, что она есть и, следовательно, входит в состав Бытия. Но еслитак, то ни о каких "провалах" в Сущем говорить невозможно: оно едино иабсолютно целостно. Это вытекает из идеи непрерывности Целого. Оно естьРеальность, которая не может быть производной или преходящей. Иными словами,поскольку Абсолютное есть все, то в действительности существует лишь оноодно: Не возникает оно и не подчиняется смерти. Цельное все, без конца, не движется и однородно. Не было в прошлом оно, не будет, но все - в настоящем. Без перерыва одно. Ему ли разыщешь начало? (4) Этот на первый взгляд странный тезис в высшей степени сходен с тем, чтоутверждал адвайтизм Упанишад. Одним решительным усилием разум пытаетсяотделить себя от окружающего мира и прорваться к глубочайшей основе всего.Но ведь человек не может видеть ее, а Вселенная - перед его глазами. Изэтого затруднения Парменид выходит способом, также похожим на индийский. Онставит под сомнение ценность познания при помощи органов чувств, объявляетчеловеческие ощущения обманчивыми. Они, по словам философа, ведут не кИстине, но лишь порождают "докос" - "мнение". Этим словом Парменидобозначает несовершенное, приблизительное знание, а зачастую и совсемложное. Для того чтобы преодолеть опасность "мнения", нужно расстаться спривычным образом мысли: Пусть не принудит тебя накопленный опыт привычки Зренье свое утруждать, язык и нечуткие уши. Разумом ты разреши эту задачу, Данную мною тебе (5). Слова эти знаменуют великий момент в истории философии. В них - отказот наивного доверия к чувствам. Сущность бытия не может быть познананесовершенными орудиями. Нужно ли говорить, сколь важно это было и длянауки, в которой многие открытия шли вразрез с непосредственнойочевидностью? Но Парменид идет еще дальше. Он утверждает, что рациональное познаниеСущего возможно лишь потому, что главное в человеке - его мысль -тождественна с божественным всеобъемлющим мышлением: Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит. Без Сущего мысль не найти - она изрекается в Сущем. Иного нет и не будет (6). О чем бы ни думал человек, в самом процессе мышления он входит внепосредственный контакт с всеединым Бытием, кроме которого ничего нет. Парменид завершает начальный этап греческой мысли. Фалес и Анаксимандрговорили о единой Основе мира, Ксенофан - о Боге, который слит с космосом, инаконец его ученики - элеаты - доводят эту линию до крайнего логическогопредела. Либо - либо: если все есть Бог, то нет ничего, кроме Него. Третьегоне дано (7). Тем не менее начисто отрицать живое многообразие мира было философунелегко; и, в конце концов, Парменид, покинув почву чистой логики, попыталсяотвести ему хоть какое-то место в Бытии. Получалось так, будто и "наповерхности" неизменяемой Цельности есть некое псевдосуществование, миражраздробленности и движения. Так в монизме Парменида стали смутнообрисовываться очертания будущего учения Платона о двух мирах - видимом иидеальном (8). Но если кажущийся мир все-таки как-то существует, то возможно лиобъяснить его происхождение? Ведь понятие об Абсолюте логически исключает идвижение, и изменения. Следовательно, разрешить эту проблему, оставаясь впределах законов чистого мышления, невозможно. Упанишады прибегали здесь кмифу о божественной Игре, в которой Брахман то выплескивал из себя мир, топоглощал его. Парменид тоже обратился к мифическому образу. Но он не нашелничего лучшего, как вызвать из тьмы древний призрак античной богини Рока.Она, по его словам, есть та Необходимость, которая порождает мир обманчивого"мнения" и управляет им. Более того, она оказывается у Парменида в ролинастоящей властительницы самого Бога-Бытия и определяет его целостную,совершенную природу: Одним и тем же, все там, само по себе пребывает, Не изменяясь, оно. Могучая Необходимость Держит в оковах его, пределом вокруг ограничив (9). Таков был приговорестественного разума, который неизбежно остается в рамках природныхкатегорий. Эти категории исключали мысль о любви и свободе как основереальности. И то и другое неотделимо от чуда творческого акта, понятие окотором проистекает из другого чуда - Откровения.Отвлеченные парадоксы Элейской школы могли привлекать лишь изощренныеумы, привычные к миру абстракций. Потому естественно, что никакие аргументыэлеатов не защитили их концепцию от нападок. Религиозная мысль должна былаговорить не только об Едином, но и объяснить мир и человеческую жизнь.Ответом на эту потребность явилось учение старшего современника Парменида -Гераклита. Он исходил из того, чем пронизана жизнь природы и общества,- издвижения, и поэтому создал воззрение, диаметрально противоположноеэлейскому. Гераклит (540-470) жил в малоазийском городе Эфесе (10). Он былсвидетелем политических бурь, потрясавших его родину долгие годы. Гегемониялидийцев, вторжение на полуостров персов, борьба демократии с тиранией иэвпатридами - такова была обстановка, в которой прошла жизнь философа,провозгласившего "распрю" движущей силой природы. Подобно Пифагору, Гераклит был личностью, производившей большоевпечатление, хотя и не всегда благоприятное. В отличие от кротонскоготеософа он прославился своими писаниями. Они дошли до нас в отрывках,которые вполне объясняют его прозвище "Скотейнос" - Темный. Читатели,вероятно, с большим трудом усваивали его капризный, афористический стильизложения, в котором было мало последовательности и связности. Даже Сократшутя признался, что все, что понял у Гераклита, прекрасно, но, наверное, ещелучше то, чего он не понял. Другой древний автор писал: "Не читай быстрокнигу Гераклита Эфесского. Право, путь этот весьма трудно проходимый. Тьма имрак непросветный. Но если бы тебя в нее ввел посвященный, то она стала быдля тебя яснее солнца" (11). Одной из причин этой "темности" было то, что Гераклит являлсяфилософом-поэтом, и не потому, что писал стихами, как Парменид, но в силусамого стиля его философствования. У него повсюду - образ, метафора,картина. В отличие от Парменида, он следовал не логике, а интуиции, угадываяистинную суть вещей. И лучшим методом для выражения своих прозрений он,по-видимому, признавал афоризмы и парадоксы. С другой стороны, очень похоже на то, что он намеренно прятал своимысли в эсотерическую оболочку, недоступную суду глупцов. В самом началекниги "О природе" он прямо говорит, что люди, услыхав впервые истину, хоть исуществующую от века, "оказываются неразумными" и едва могут ее вместить(12). Но и таких немного. А всех прочих он сравнивает с теми, кто,пробудившись ото сна, действует бессознательно. Истина едина, но"большинство живет так, словно каждый может иметь свое особое разумение"(13). Здесь уместно напомнить о той роли, которую в древности игралэсотеризм. Библейские пророки, стремившиеся сделать свою проповедь всеобщимдостоянием, были исключением. Жрецы же Египта и Вавилона, индийскиебрахманы, греческие мистагоги и иерофанты ограждали тайну своих ученийглухой стеной, скрывая ее от непосвященных. Это препятствовало широкомураспространению наиболее возвышенных идей и оставляло на долю "народа"старые суеверия и мифы. У греческих философов, как правило, не было эсотерических доктрин.Однако и они старались ограничить число своих адептов избранными. Гераклитже вообще был одиночкой, который откровенно выражал презрение к людям.Постоянные сетования на глупость сограждан принесли ему другое прозвище:"Плачущий философ". В своей оценке людей он порой доходил до желчности имизантропии, и приходится лишь удивляться, как этот потомок царского родаизбежал изгнания из Эфеса. "Толпа насыщается подобно скоту",- говорил он, адемократия означала для него господство этих "скотов". Как Пифагор, онсчитал, что страной должны управлять "лучшие". "Один для меня равен десятитысячам,- говорил Гераклит,- если он наилучший" (14). Когда друг философаГеродор был изгнан в результате голосования, Гераклит сказал, что эфесцамостается теперь удавиться и отдать город в распоряжение детей. Ондемонстративно пренебрегал общественными обязанностями, предпочитаяуединение пещеры или галереи храма Артемиды. Когда граждане укоряли его зато, что он, мудрый человек, играет в кости с мальчиками вместо того, чтобыучаствовать в жизни города, он отвечал им: "Негодяи! Этим заниматься мнелучше, нежели вести с вами государственные дела". До конца дней Гераклит жил, исполненный презрения к глупцам. Людиполагали, что оно не оставит его и на том свете. Об этом свидетельствуетэпитафия, высеченная впоследствии на гробнице философа: Я - Гераклит. Что вы мне не даете покоя, невежды? Я не для вас, а для тех, кто понимает меня. Трех мириад мне дороже один, и ничто мириады, Так говорю я и здесь у Персефоны теперь. Враждебность Гераклита к демократии привлекла внимание при персидскомдворе, где народовластия не любили и боялись. Рассказывают даже, что самцарь Дарий приглашал философа стать его советником. Но тут в Гераклитезаговорил грек. Он гордо ответил: "Все люди отклоняются от путисправедливости. Заповедь их жизни - алчность с глупым упрямством, истремятся они лишь к суете. Я лично никому не желаю зла и ни одного человекане могу назвать своим врагом. Но суету двора я презираю и не допущу, чтобынога моя ступила на персидскую почву. Я довольствуюсь малым и живу какхочу". В этом ответе - весь Гераклит: несколько слов передают и егожизненное кредо, и характер. Он не желает продавать свою мудрость, не хочетникому быть обязанным, для него независимость дороже всего. Его легчепредставить нищим на дороге, нежели царедворцем. Эта позиция взирания на людей с высоты, хотя и стяжала Гераклитунелестную славу гордеца, помогла ему, однако, найти свой путь к пониманиюмира. Более всего он боялся сковать себя властью традиций. "Не следует,-писал он,- поступать как дети, подражающие своим родителям" (15). Эфесский мудрец чтил мистерии и оракулы, но к народной вере относилсяотрицательно и даже нетерпимо. По его мнению, Гомер заслуживал розог иизгнания; он призывал небесные громы на "ночных бродяг, магов, вакхантов,вакханок, мистов" (16). Молиться статуям в его глазах было все равно, что"беседовать попусту с домами". Он посмеивался и над культом умирающих богов:если они боги, то не могут умереть, а если смертные, то им не следуетпоклоняться. Не только на "толпу" изливал "Плачущий философ" свои сарказмы.Философам и поэтам - Гесиоду, Архилоху, Ксенофану, Пифагору - всем давал онуничтожающие характеристики. Словом, мудрым он считал, по-видимому, толькосебя, однако эта несколько комическая черта одного из первых великихмыслителей Европы была связана не просто с гордыней, но с сознанием своейумственной самобытности.Тем, кто любит отождествлять эллинский дух с гедонизмом и жаждойчувственных наслаждений, полезно напомнить, как относился к этому "идеалу"Гераклит. "Если бы счастьем было услаждение тела,- с иронией говорил он,-счастливыми называли бы мы быков, когда они находят горох для еды" (17). В чем же, согласно Гераклиту, заключается высшее предназначениечеловека? Он называл это "форнейн" и "софиа" - разумением и мудростью."Разумение - величайшая добродетель, и мудрость в том, чтобы говорить правдуи действовать в согласии с природой, ей внимая". Следовательно, вопрекиПармениду, отодвигавшему природу в мир "мнения", Гераклит считал, чтопознать истину можно, обращаясь к видимому. "Чему нас учат зрение и слух, тоя ценю больше всего,- говорил он, делая лишь одну оговорку: - Глаза и уши -плохие свидетели для людей, имеющих грубые души" (18). Далее Гераклитподчеркивал, что философы должны быть о многом хорошо осведомлены. Но длясамого эфесца это требование играло лишь второстепенную роль: вопросыестествознания, в отличие от милетцев, его интересовали мало. Важнейшим онсчитал пробуждение в человеке особого внутреннего слуха и зрения, которыепомогают улавливать сокровенные ритмы Вселенной. Суть гераклитовского интуитивного открытия выражена в краткой формуле"панта рей" - все течет (19). С небывалой дотоле ясностью философ ощутилбытие космическим процессом. Подобно Будде, он увидел весь мир как нечто,находящееся в неустанном стремительном беге (20). Нет ничего постоянного:жизнь сменяется смертью, бодрствование - сном, расцвет - увяданием, холод -жарой. То опускаясь, то поднимаясь, проносятся волны бытия, в каждый миг всевступает в новую фазу или форму существования. "Нельзя в ту же реку войтидважды", "набегают все новые и новые волны" (21). Гераклит даже прибегает к выражению, напоминающему индийские парадоксы,и говорит, что мы одновременно "существуем и не существуем" (22). Это былопротивно логике, которую так высоко ставил Парменид. Но для Гераклитапротиворечие являлось одним из коренных свойств мироздания. Хотя он икритиковал Пифагора, но принял его дуализм и считал борьбу противоположныхначал законом природы: "Борьба - отец всему и царь"; "Борьба всеобща... всерождается через распрю" (23). Но творческая сила "распри" не просто впротивостоянии и противоборстве полюсов, а в их соединении. "Расходящееся ссамим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука илиры" (24). Таким образом через двойственность образуется единство, котороев процессе становления снова поляризуется для нового синтеза. "Из всеговозникает единое, и из единого - все" (25). Утверждая относительность покоя во Вселенной, Гераклит предвосхитилосновные тенденции современных физических представлений (26). Он не могприйти к этим идеям путем исследования и эксперимента, но прозрел ихблагодаря своему удивительному дару. В философии Гераклит стал предшественником Гегеля; понятно, что имарксисты захотели ввести "античного диалектика" в свой пантеон. При этомони обычно ссылались на знаменитое изречение философа: "Этот космос, тот жесамый для всех, не создал никто - ни из богов, ни из людей, но он всегдабыл, есть и будет вечно живым огнем, закономерно разгорающимся и закономернопогасающим" (27). Из этих слов делают три вывода: о материальности космического веществау Гераклита, об его атеизме и о чисто естественной закономерности, которая,по его учению, правит природой (28). Однако при ближайшем рассмотрении этивыводы оказываются натяжкой. Прежде всего, "Огонь" Гераклита - это далеко не то же, что обычнаястихия пламени (то есть одно из четырех начал античной физики). Он не простопринцип единства, проступающий за видимой картиной мирового процесса, но он"разумен" по своей природе (29). Это высшее единство "не желает называтьсяименем Зевса", то есть оно есть верховное Божество и одновременно несовпадает с Зевсом мифологии (30). "Огонь", кроме того, определяетсяфилософом как "судия" мира (31). В одном из афоризмов Гераклит прямоназывает единство противоположностей "Богом", который "изменяется подобноогню, когда он смешивается с курениями и обозначается именем тогоудовольствия, которое каждый от него получает" (32). Это учение -религиозно-пантеистическое (33). Напомним кстати, что огненная стихия и вИндии, и в Ветхом Завете считалась особой формой теофании, проявленияБожества (34). Далее, отрицая, что космос создан богами, философ не говорит ничего,что могло бы смутить самого ревностного почитателя Олимпийцев. Ведьмифология никогда не наделяла их свойствами творцов. В лучшем случае онисчитались устроителями или правителями. Извечность космического целого быладревнейшей идеей всего язычества. И наконец, когда Гераклит говорит о закономерности, он разумеет под нейне просто "естественный" факт. Этот вселенский закон философ впервыеназывает Логосом, термином очень широким по значению. Его можно перевести икак "слово", и как "мысль", и как "закон", и как "разум" (35). Логос уГераклита - это начало, определяющее все процессы быстротечного мира,рациональная его сущность, сходная с тем, что человек сознает в себе какразум. Эту родственность мышления и "скрытой гармонии" космоса философподчеркивает, называя и то и другое Логосом. "Идя к пределам души, их ненайдешь, даже если пройдешь весь путь: таким глубоким она обладает Логосом";"душе присущ самообогащающийся Логос". И по аналогии с человеческим разумомЛогос мира проявляет себя как "замысел, устроивший все" (36). Источником Логоса, по учению Гераклита, несомненно является вселенскийОгонь. Мудрец неохотно называет его Богом; ведь слово "Бог" для грека былослишком связано с персонажами мифологии. Однако, когда нужно показать, чтоверховный Разум превосходит мысль человека, Гераклит прибегает к слову"Бог". "Мудрейший из людей,- говорит он,- обезьяна перед Богом" (37). При всем этом для Гераклита-натурфилософа Божество не есть живоеличностное начало, но скорее всего Сила, неотделимая от еамого космоса. Каки Ксенофана, эфесского мудреца можно назвать пантеистом. С этим согласны иматериалистические его толкователи. Тем более странной является их попыткавтиснуть Гераклитово учение в свои рамки с ярлыком "стихийного материалиста"(38). Этому противоречит не только самая суть философии эфесца, но и весьстиль его мышления. Он не был мистиком, но его мировоззрение пронизаночувством священного благоговения перед Высшим.Древние говорили, что Гераклит "устранил из Вселенной покой инеподвижность"; из этого впоследствии делали, казалось бы, законный вывод:Парменид и Гераклит - антиподы. Более того, Гераклит тем самым оказывалсякаким-то исключением в истории античной мысли, которая представляла основубытия статичной. Однако это выпадение Гераклита из общей традиции не былополным. Утверждая, что в мире нет ничего постоянного, философ тем не менееусматривал за изменчивой панорамой нечто вечное и постоянное. То былбожественный Огонь, на который "обменивалось все" (39). Есть и другая особенность, которая роднит учение эфесца с идеями,характерными для древнего миросозерцания в целом. Лишь поверхностноесходство позволяло некоторым авторам сближать гераклитовское "панта рей" сучением Бергсона о мировом Процессе. Ведь бергсоновская философия есть лишьодин из вариантов доктрины Становления, вдохновленной Библией. Гераклит жевслед за Анаксимандром и Пифагором приемлет идею циклического характерамировой жизни. Он полагал, что через определенные, очень большие промежуткивремени космос возвращается в изначальное огненное состояние и потомрождается из Огня. В этом круговороте оказывалось, что "путь вверх и внизтот же самый". Следовательно, истории нет, впереди нельзя ждать новыхступеней к совершенству. Состояние Вселенной, созидаемой борющимися силами,состояние человечества, погруженного в "распрю", представлялось Гераклитувечным. Быть может, именно этот взгляд был одним из источников меланхолиифилософа и объясняет его загадочные слова, что вечность - это игра ребенка,переставляющего шашки (40). Мир рисовался бесцельным и даже бессмысленным;люди - это мимолетные участники бесконечно повторяющейся драмы, "родившись,они стремятся жить и тем самым умереть". А потом? Гераклит отвергалтрадиционное учение об Аиде и лишь туманно намекал, что "людей после смертито ожидает, на что они не надеются и чего себе не представляют". Вероятно,он верил в какую-то форму посмертного существования. Может быть, это былосоединение с мировым Огнем, за которым последует новое включение в потоквращающейся Вселенной... Как бы то ни было, все это звучало довольно пессимистически. Но здесь,однако, уместно задать вопрос: как же согласовать картину бессмысленнокипящей Вселенной с высшим Разумом, с Логосом? Ответ Гераклит давалрешительный и звучащий весьма сурово: "Для Бога все прекрасно, хорошо исправедливо, а люди одно приняли за справедливое, а другое за несправедливое(41). Это означает, что Божественное бытие живет своей жизнью, что оно несвязано с человеком, не считается с ним. Люди лишь страдательные существа,порожденные космической "игрой в шашки", где "все прекрасно, хорошо исправедливо". Верховный Огонь "отрешен от всего". Он находится по ту сторонучеловеческих ценностей. Человек для своей же пользы должен согласовать свою жизнь с природной.Мудрый может находить радость, мысленно созерцая панораму космическихсамовозгорании и затуханий, может упиваться ее величием и безмерностью. Этимон хоть в какой-то степени вознаградит себя за ту ничтожную роль, котораяотведена ему в мироздании. Ибо его мирок есть лишь "частный случай" подвижноцелого природы, он подчиняется тем же законам становления и гибели, что истихии.О смерти Гераклита рассказывали странную историю: будто философ,пытаясь вылечить себя от болезни, обмазался навозом, а собаки, приняв его зазверя, растерзали. Этот рассказ о нелепой смерти (скорее всего вымышленный)может быть гротескным символом судьбы гераклитовской философии. Один изпервых мыслителей в истории, эфесский мудрец заговорил о Логосе, о разумномМиропорядке, но и он же в итоге пришел к "дегуманизации" этого порядка, кпризнанию вечности забавой ребенка. С ним произошло нечто подобное тому, чтослучилось и с Парменидом, который, отыскивая Божество в царстве чистоймысли, вернулся в конце концов к идее Рока. У обоих философов было одноуязвимое место: они хотели построить теологию, не отделяя Божественного отприроды, духа от материи. Естественно поэтому, что черты природного мира:внеморальная закономерность и детерминизм - были перенесены ими и на высшуюРеальность. Преодолеть это смешение двух планов бытия попытался последнийфилософ, которого дала миру азиатская Греция.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава восьмая ПАРМЕНИД И ГЕРАКЛИТ - ДВА АНТИПОДА? 1. Обычно возникновение этой школы связывают с Ксенофаном, но в строгомсмысле слова его вряд ли можно называть главой философского направления(см.: М. Мандес. Элеаты, 1911, с. 100). 2. Полный текст фрагментов поэмы см.. А. Маковельский. Досократики, т.II; М. Браш. Классики философии, т. I, с. 22-25. 3. О связи поэмы с ритуалами мистерий см.: Д. Томсон. Первые философы.М., 1959, с. 275-276. 4. Парменид. О природе, VIII, 3-6. Пер. М. Дынника. 5. Там же, I, 34-36. 6. Там же, VIII, 34-36. Пер. С. Трубецкого. 7. Парменид, отождествляя Бога и Бытие, выражает эту мысль так: "Бытьили вовсе не быть - вот здесь разрешенье вопроса. Есть бытие, а небытиявовсе нету" (VIII, 15; IV, 3-4). 8. Парменид. О природе, VIII, 28-31. "Здесь,- говорит С.Трубецкой,обнаруживается основной недостаток мысли Парменида: его единоеоказывается ограниченным своею собственной отвлеченностью; оно принужденобыть единым; и вместе с тем какая-то роковая сила заставляет его непонятным образомсоздавать призрачный мир явлений" (С. Трубецкой. История древней философии,т. I, с. 108). 9. Это относительное признание реальности мира "мнения", илимножественности, в системе Парменида было, вопреки многим старым авторам,доказано Трубецким (Ист. древней философии, I, с. 106 cл.) и особенноубедительно обосновано Кессиди (см.: Ф. Кессиди. От мифа к логосу(Становление греческой философии). М., 1972, с. 240 cл.). 10. Свидетельства о жизни философа собраны в А. Маковельский.Досократики, т. I, с. 135 cл. 11. А. Маковельский. Досократики, т. I, с. 139 12. Фрагментов из книги Гераклита в классическом издании Дильсанасчитывается 139 (из них 126а - 139 считаются сомнительными и подложными).Они много раз переводились на русский язык (пер. Г. Церетели - в приложениик кн.: П. Таннери. Первые шаги древнегреческой науки. СПб., 1902; пер. В.Нилендера - М., 1910, вместе с текстом подлинника; пер. А. Маковельского - вI томе "Досократиков", пер. П. Блонского - "Гермес", 1916, Э 3; пер. М.Дынника - в сб. "Материалисты древней Греции", М., 1955). Здесь мы цитируемпо новому переводу В. Соколова, сделанному со 2-го издания Дильса (1964). Онопубликован в приложении к кн. Э. Михайловой и А. Чанышева "Ионийскаяфилософия". 13. Гераклит. Фрагменты, 2. 14. Там же, 49. 15. Там же, 74. 16. Там же, 14. 17. Там же, 4. 18. Там же, 55, 107. Подробнее см.: М. Мандес. К теории познанияГераклита.- Сб. статей в честь В. Бузескула, 1914, с. 71 cл. 19. Собственно, этой формулы нет в дошедших до нас фрагментахГераклита. В словах, приводимых Платоном (Кратил, 402а), Гераклит говорит"панта рей", т. е. "все движется", но по сути дела оба выражениятождественны. 20. Есть нечто сходное в учении Гераклита о всеобщем потоке сбуддийской доктриной "дхарм". 21. Гераклит. Фрагменты, 91, 12. 22. Там же, 49а. 23. Там же, 53, 80. 24. Там же, 51. Здесь имеется в виду образ тетивы и струны, которые,натягиваясь, совершают действие и возвращаются в прежнее положение. 25. Там же, 10. 26. "Мы можем,- говорит В. Гейзенберг,- сказать, что современная физикав некотором смысле близко следует учению Гераклита. Если заменить слово"огонь" словом "энергия", то почти в точности высказывание Гераклита можносчитать высказыванием современной науки" (В. Гейзенберг. Физика и философия.М., 1963, с. 41). 27. Гераклит. Фрагменты, 30. Некоторые переводчики с известнымоснованием переводят "космос" как "мировой порядок". 28. См., напр.: В. Асмус. История античной философии. М., 1965, с. 27. 29. Огонь назван у Гераклита "вечно живым". Св. Ипполит, из книгикоторого заимствуют 64-й фрагмент, говорит, что, согласно Гераклиту, "этотогонь разумен и что он-причина всего миропорядка" (пер. В. Нилендера). 30. Гераклит. Фрагменты, 32. 31. Там же, 66. Здесь, несомненно, эсхатологический намек. 32. Там же, 67. 33. Католический философ Фр. Коплестон считает, однако, что определение"пантеист" в данном случае не совсем точно; он полагает, что ко всемдосократовским системам больше подходит термин "монизм", т. к. в нихБожественное не является объектом религиозного благоговения (см.: F.Сорlestoп. A History of Philosophy, I, р. 77). Тем не менее мистическаяокраска Гераклитовых изречений позволяет сделать для него исключение средипрочих досократиков. 34. О мистическом значении символа огня в древних учениях см.интересное исследование М. Гершензона "Гольфстрим" (Пг., 1922), в которомпроводятся аналогии гераклитовского Огня с символикой Индии и Библии. Оразличных трактовках Огня у Гераклита см.: М. Мандес. Огонь и душа в ученииГераклита. Одесса, 1912. 35. См.: С. Трубецкой. Учение о Логосе и его истории. М., 1906, с. 13cл. 36. Гераклит. Фрагменты, 54, 45, 115, 41. Словом "замысел" здесьпереведен термин, который вполне может означать "ум", "разум" (см.: И.Дворецкий. Древнегреческо-русский словарь. Под ред. С. Соболевского. М.,1958, с. 327). 37. Гераклит. Фрагменты, 83. 38. См.: Ф. Кессиди. Философские и эстетические взгляды ГераклитаЭфесского, М., 1963, где признается пантеистический характер ученияГераклита, с. 114. 39. "Гераклит всячески подчеркивает пребывание в смене, постоянство визменении" (А. Лосев. История античной эстетики. М., 1963, с. 368). Эта жемысль подчеркнута у С. Аверинцева (Древнегреческая "литература" иближневосточная "словесность", с. 252). 40. Гераклит. Фрагменты, 52. 41. Там же, 102. Глава девятая ОТ РАЗУМНОГО МИРА К МИРОВОМУ РАЗУМУ. АНАКСАГОР Афины, 500-430 гг. Пусть материя будет вечной или созданной, пусть существует одно пассивное начало или пусть его вовсе не будет, остается все-таки несомненным, что целое - едино и возвещает о едином Разуме. Ж.-Ж. Руссо После падения Вавилона в 538 году империя персидских царей Ахменидовстала величайшей мировой державой, сатрапии которой протянулись от Египта иМалой Азии до Индии. Власть иранского монарха не посягала на местные обычаи,язык и верования, поэтому в ряде стран персы находили поддержку. Когдавойска Ахменидов вторглись в Ионию, многие греческие полисы добровольноподчинились им. Здесь новые властители проводили ту же политику терпимости.Единственное, что они стремились упразднить,это демократическую формуправления. Поэтому сопротивление персам в основном оказывали города, гдецарило народовластие. Ахмениды не желали мириться с тем, что европейскаяГреция все еще независима и в ней господствуют демократические порядки.Поэтому они поставили своей целью сломить ее главный центр - Афины. В 490 году флот Дария I высадился в Греции. Спарта отказала афинянам впомощи, и им пришлось принять на себя главный удар. Но, вопреки всеможиданиям, Дарий не смог покорить Афин. Под Марафоном произошла знаменитаябитва, в которой греки заставили врагов отступить. Через десять лет сын Дария Ксеркс предпринял новую попытку. Но афинянеуже успели построить собственный флот и в морском сражении у островаСаламина наголову разбили персов. Последующие победы греков окончательнозакрыли Ахменидам путь в Европу. С этого времени Афины вступают в эпоху своего высшего расцвета. Городстановится подлинным средоточием эллинского мира, символом его единства исвободы. Соседи стремятся заключить союз с победителями. Образуетсяобщегреческая коалиция во главе с Афинами. Крепость, сгоревшую во времявойны, отстраивают лучшие мастера. Одной из самых влиятельных трибунстановится театр, реформированный Эсхилом. У афинян появилось много досуга,который они проводят на площади, участвуя в политических спорах и слушаяимпровизированные речи ораторов. Город кипит в сознании своего могущества инезависимости. Приближается пора великого взлета античной культуры -"Периклов век". Около этого времени из Ионии в Афины прибыл Анаксагор (500-428), ученыйи мыслитель, уроженец города Клазомен в Малой Азии (1). Он происходил изсемьи персидского подданного Гегесибула - богатого землевладельца. Хозяйствомало интересовало Анаксагора, его единственной страстью была наука. Онслушал милетского ученого Анаксимена, знакомился с философскими теориями инаучными открытиями, число которых росло с каждым днем. Особенно поразилоего учение натурфилософов о закономерностях космоса. Анаксагор старалсявсюду отыскивать признаки этого единого и совершенного строя Вселенной. Онотбросил старые сказки о солнце и пришел к заключению, что оно представляетсобой огненную громаду. Рассматривая метеорит, он сделал смелоепредположение, что небесные тела - это каменные глыбы. Анаксагор первыйобъяснил причину солнечных затмений, изучал математику, работал над теориейперспективы и выдвинул оригинальную гипотезу возникновения жизни.Предвосхищая Аррениуса и Томсона, он предположил, что "живые семена" былизанесены на нашу планету из мирового пространства (2). Особенно замечательной была выдвинутая Анаксагором теорияпервоэлементов мироздания. Шел он к ней не умозрительным путем, ноиндуктивно. Его внимание привлекли превращения в организме, усваивающемпищу. Из этого наблюдения он сделал вывод, что существует общая, невидимаядля глаза, материальная основа всего, содержащая в себе начало всех вещей.Эти элементы ученый назвал "семенами", или "гомеомериями" -"подобночастными", и полагал, что число их бесконечно. Хотя, в отличие отПарменида, он говорил не о едином мире, а о многих "вещах", он признавал еготеорию неуничтожимости бытия. Сколько бы ни делились первоэлементы, мыникогда не можем прийти к ничто, к абсолютной пустоте. Постепенно перед Анаксагором открывалось величественное зданиеВселенной, пронизанной закономерностями, Вселенной, где каждая ничтожнаяпылинка имеет свое место. Радостное чувство, которое приносит созерцаниеэтой космической стройности, было для Анаксагора источником очищения духа ипутем к совершенной жизни. Как-то один обиженный судьбой человек обратился к ученому со словами:чего ради стоит жить в этом мире? Анаксагор ответил: "Чтобы созерцать небо иустройство всего миропорядка". Он говорил, что целью его собственной жизниявляется "умозрение и проистекающая из него свобода" (3).Анаксагор покинул родину не как беглец. Афины привлекали его тем, что вних он надеялся найти лучшие условия для занятий наукой и распространениясвоих взглядов. Родные сетовали, что Анаксагор забросил отцовское имение, ноон легко отказался от него в их пользу. На упреки, что он покидаетотечество, Анаксагор отвечал, что его истинное отечество - небо. Анаксагор стал первым философом и естествоиспытателем, вступившим нааттическую почву. В Афинах он всех поражал знаниями и приобрел множествоучеников и слушателей. Ведь до сих пор философия и наука оставалисьдостоянием Ионии и Италии. Мыслящие афиняне давно нуждались в человеке,который дал бы им основы нового миросозерцания. Среди учеников Анаксагорабыли трагик Еврипид, блестяще образованная гетера Аспазия и Перикл, с именемкоторого связана классическая эра афинской демократии. Перикл был избран главой правительства в 444 году. Это был талантливыйоратор и политик, тонкий ценитель искусства. Он окончательно сформулировал иутвердил принципы правового государства, завершив работу Солона и своегородственника Клисфена. В одной из публичных речей он говорил: "Свободные отвсякого принуждения в частной жизни, мы в общественном отношении не нарушаемзаконов... Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мыдоставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов,равно как и благопристойностью домашней обстановки - повседневноенаслаждение, которое прогоняет уныние. Сверх того, благодаря обширностинашего города, к нам со всей земли стекаются все, так что мы наслаждаемсяблагами всех других народов с таким же удобством, как если бы это были плодынашей собственной земли" (4). Конечно, в этих словах можно видеть преувеличение, свойственное любымполитическим речам, но основные черты афинского строя отражены здесь верно. При Перикле искусство в буквальном смысле слова "вышло на улицу", приэтом ничего не утратив. "Мы любим красоту без прихотливости,- говорилПерикл,- и мудрость без изнеженности... Мы везде сооружаем памятникисодеянного нами добра и зла". В это время на скале Акрополя вырастают Парфенон и другие храмы,прославившие греческую классику. Друг Перикла Фидий создает своими статуяминовое племя богов, или вернее - сверхлюдей. Другой близкий к правителючеловек - Геродот - становится отцом античной историографии. В своихувлекательных книгах он описывает многие страны, где побывал, и события, окоторых знал, читал или слышал. Вместе с трагиком Софоклом Фидий и Геродотвходят в кружок Аспазии, покровителем которого был Перикл. Это былсобственный мир архонта, и тут он, в отличие от публичных мест, высказывалвслух мысли, которые вынужден был скрывать от толпы. Естественно, чтоАнаксагор с его ученостью и смелыми теориями пришелся по душе этим людям. Для самого клазоменца расцвет Афин был лишним доказательством значенияРазума не только в природе, но и в государстве. Он видел благотворныеследствия разумных законов, восхищался творениями человеческого гения и всебольше убеждался, что только Разум есть истинный устроитель всего. Он одинпревращает глыбы мрамора в статуи и храмы. Вся человеческая культура - плодразума. Строй войска и конституция, Парфенон и гончарные мастерские - всеэто детища Разума. Когда над залитым лунным светом Акрополем мерцали созвездия, ученыйвсматривался в небосвод и не мог не задаваться вопросом: в состоянии ли хаоспутем одного лишь превращения первоэлементов сложиться в гармоничный порядоккосмоса? Не стоит ли и за этим порядком разум? Этот вывод пришел как нечтосовершенно естественное. Анаксагор назвал мировое разумное начало "Нусом" - словом, котороепереводится как "смысл", "ум", "замысел" (5). В своей книге ученый писал:"Никакая вещь не возникает и не уничтожается, но соединяется из существующихвещей и разделяется". Но что управляет этими процессами? "И соединявшееся, иотделявшееся, и разделявшееся,- отвечает Анаксагор,все это определил Нус. Икак должно быть в будущем, и как было то, чего теперь нет, и как есть - всеустроил Нус, а также и вращение, которое теперь совершают звезды, солнце,луна, а также отделившиеся воздух и эфир" (6). Так изучение разумногоустройства мира оказалось путем, ведущим к идее мирового Разума. Как бы предвидя современное учение физики об энтропии, Анаксагорутверждал, что хаос - естественное свойство вещей. Вне Разума мир - лишьбеспорядочное скопление материи, только Разум сообщает ей структуру.Вначале, говорил Анаксагор, все природные элементы "были смешаны, а потомприведены в порядок божественным Разумом" (7). Одним словом, именно Нуссделал Вселенную тем, что она есть,- царством порядка, он ее "устроитель" и"автократор" - самодержец. Мысль о рациональном начале, присущем миру, уже высказываласьпредшественниками Анаксагора. Но ни милетские философы, ни Пифагор, ниГераклит не умели отделить дух от материи. Он назвал Нус "Разумомнезависимым и ни с чем не смешанным" (8). Правда, будучи большеестествоиспытателем, чем философом, Анаксагор еще не до конца осмыслилособую природу духовного. Поэтому, хотя он писал, что Нус "действуетпосредством мышления", он все же называл его "тончайшей и чистейшей из всехвещей" (9). Для человека наших дней это определение никак не вяжется с тем, что Нусу Анаксагора есть Бог (10). Но вспомним, что и Олимпийские боги рисовалисьгрекам в телесной форме. Преодоление этой особенности древнего мышленияначалось лишь после Сократа. Из старого язычества Анаксагор, кроме того, заимствовал и дуализм, иидею вечности мирового Правещества. Подобно мифологическимбогам-устроителям, Нус оказывался у него не Творцом, а лишь чем-то иликем-то, кто привел мир в порядок. По словам одного древнего автора, ученыйполагал, что "начало всего Разум и материя, причем Разум - деятельноеначало, материя же - страдательное" (11). Но, невзирая на все это, в лице Анаксагора религиозно-философская мысльсделала величайшей важности шаг, и следует согласиться с Аристотелем,говорившим, что человек, который признал Разум "виновником благоустройствамира и всего мирового порядка, представляется словно трезвый по сравнению спустословием тех, кто выступал раньше" (12). Поэтому с учением Анаксагоравпоследствии связывали первое, так называемое "космологическое",доказательство бытия Божия. В строгом смысле "доказательством" назвать егоневозможно. И вообще божественное сверхбытие не может быть "выведено" наоснове данных тварного мира. Тем не менее познание природы может дать некоесвидетельство о Творце, на которое указывал апостол Павел в Послании кРимлянам и которое рождало у многих людей благоговейное преклонение передмировым Разумом.Пока Перикл был в силе, Анаксагор мог смело и открыто высказывать своивзгляды. Но настало время, когда авторитет прославленного архонтапошатнулся. Возникла оппозиционная группа, призывавшая к установлению болеестрогого режима и мечтавшая о тираническом господстве Афин над всемгреческим миром. Праздные толпы горожан, которые Перикл силился занятьработой, превратились во влиятельный паразитический класс, живущий за счетгосударственных подачек. Эти низы "демоса" хорошо понимали, что ихбеззаботная жизнь зависит от богатств, притекающих от "союзников". Вождиэкстремистов постоянно подогревали воинственные настроения народа и сталитеснить Перикла. Правда, он еще считался главой нации, и поэтому ни Клеон -вождь радикалов, ни Фукидид - вождь аристократии не могли сразу добиться егопадения. Однако они решили уязвить его более тонким способом и началикампанию против кружка Аспазии. Все чаще раздавались голоса, обвинявшие Фидия в том, что он на щитеАфины Парфенонской изобразил себя и архонта, а ее лицу придал черты гетеры.В этом усматривали кощунство. Кроме того, Фидия обвинили в хищениидрагоценных материалов, отпущенных ему на строительство храма. В результатепротив скульптора был возбужден уголовный процесс, и конец своих дней онпровел в темнице. Следующей жертвой оказалась Аспазия. Как и Анаксагор, она была родом изАзии и не имела права гражданства. Перикл оставил ради нее свою жену, и этопослужило поводом для бесчисленных насмешек и глумления. Толпа с восторгомслушала плоские остроты, которые отпускали в адрес Аспазии комическиеактеры. В довершение всего ее, как и Фидия, обвинили в богохульстве, итолько заступничество Перикла, униженно просившего за свою подругу, спаслоее от казни. Очередь теперь была за Анаксагором (13). В 432 году по предложениюгадателя Диопифма в Афинах приняли закон, воспрещающий занятия метеорологиейкак подрывающие народную веру. Требовали привлечения к суду лиц,"распространявших учение о небесных телах". Это была прямая атака наАнаксагора. Книги его подвергли запрету. Даже Перикл не мог защитить своегодруга. Анаксагор утверждал, что солнце - не колесница Гелиоса, а раскаленноенебесное тело. Этого было достаточно, чтобы подпасть под действие новогозакона. Особенно активно выступал против ученого демагог Клеон - поборниксильной власти. Вспомнили заодно, что Анаксагор прибыл из страны,подвластной персам, и, следовательно, мог им сочувствовать. О дальнейших событиях источники говорят по-разному. Рассказывают, чтоАнаксагора отдали под стражу, где он в ожидании суда продолжал исследоватьквадратуру круга. По некоторым сведениям, Перикл добился замены казниизгнанием. Состоялся ли вообще суд - неизвестно (14). Мы знаем лишь, чтооколо 430 года из Пирейской гавани отплыл корабль, который должен былотвезти Анаксагора обратно в Малую Азию. Говорят, что, вступив на палубу,изгнанник сказал: "Не я теряю Афины, а Афины теряют меня". Были ли сказаны эти слова в действительности или нет, во всяком случаеони справедливы. Конец жизни Анаксагор провел в городе Лампсаке, где его окружали любовьи уважение граждан. На могиле ученого они поставили памятник с надписью:"Здесь лежит Анаксагор, проникший до крайнего предела истины в познаниинебесного космоса". Но и в Афинах Анаксагора не забыли. Книги его продолжали читать и послезапрета. Его последователи соблюдали строгую конспирацию и при вручении другдругу рукописей брали клятвы верности. Ненависть "охранителей" не моглауничтожить непобедимого стремления к знанию. И все же "школы Анаксагора" невозникло. Наиболее требовательные умы ученый не удовлетворял. Причины этогозаключались в самом духе афинской культуры. Она складывалась поднепосредственным влиянием Элевсина, Дельф и дионисической традиции. Здесьбыла популярна орфическая мистика. Люди искали ответа на глубочайшие вопросыбытия и жгучие жизненные проблемы, а Анаксагор взамен этого преподавал имфизику. Молодой Сократ с надеждой взялся за чтение книг клазоменца, но не нашелу него того, что искал. Ему понравилась мысль, что Разум причина всего, но вдальнейшем выяснилось, что анаксагоровский Нус сообщил лишь чисто внешнийтолчок Вселенной. А как он конкретно связан с миром вещей - оставалосьнеясным (15). Аристотель сравнивал Нус с "богом из машины", которогодраматурги спускали на сцену, чтобы облегчить развязку пьесы (16). С одной стороны, эти претензии к системе Анаксагора были справедливы.Нус, подобно "первому Двигателю" позднейших деистов, был почти лишьмеханической первопричиной движения и порядка. В остальном он как быбездействовал. Но, с другой стороны, от Анаксагора требовали слишкоммногого. Он был ученый, и Бог для него являлся в первую очередь"космологической гипотезой". Анаксагор в поисках высшей истины дошел до тойграни, до которой может вести наука, и остановился на пороге. Он увиделдействие Божества в принципе закономерности, но внутри самой Вселенной искалуже только естественных причин. Если у него и была вера, то ее можно сравнить с религией Эйнштейна,которая заключалась в восхищении разумностью космоса. Запросы же афинскихискателей истины шли гораздо дальше. Для них вообще вся натурфилософия быласлишком оторванной от основных проблем человека. Ведь недаром книги почтивсех натурфилософов назывались "О природе". Но достаточно ли брать за основуприроду, когда речь идет о загадках человеческой судьбы? В конце концов такли уж важно, из чего возникла Вселенная - из воды или воздуха - и каковобыло ее начало? Не важнее ли знать, в чем заключено добро и зло, что ждетчеловека по смерти, что властвует над жизнью: слепая Судьба или божественнаяСправедливость? Все эти вопросы волновали афинян больше, чем философияприроды, которая как мировоззрение исчерпала себя. Нужно было искать новыхответов и путей. Но прежде чем эти пути начали вырисовываться впереди,греческая мысль прошла через полосу кризиса, в которой определились ееглавные направления.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25