История Греции 8 страница

Глава семнадцатая СОКРАТ И АФИНЫ 1. Платон. Апология, 31 d-e. 2. О характере Алкивиада см.: Плутарх. Жизнеописания. Алкивиад, 10. 3. Платон. Пир, 215 е. 4. Есть свидетельства о том, что настоящее имя будущего философа былоАристокл, а "Платон" - лишь прозвище (Diogen Laert., 3, 4). Предком Платонабыл последний аттический царь Кодр, к тому же роду принадлежал и Солон. ОКратиле как учителе Платона говорит Аристотель (Метафизика, I, 6, 987 а,32). 5. Платон. Письма, VII, 524 е. Платон стал учеником Сократа, когда емубыло около двадцати лет (Diogen Laert., 3, 6). Но, вероятно, он знал мудрецаи до этого. 6. Аристофан. Облака, 96. Пер. А. Пиотровского. 7. Там же, 103. 8. Там же, 223. 9. Там же, 379. 10. Та мже, 424. 11. Фукидид. История, VI, 1, 24. 12. Ксенофонт. Греческая история, II. 13. Ксенофонт. Воспоминания, 4, 4, 2. 14. Ксенофонт. История, I, 6, 7. 15. Ксенофонт. Воспоминания, I, 2, 32. 16. Платон. Апология, 32 с, d. Глава восемнадцатая СМЕРТЬ МУДРЕЦА Афины, 399 г. Вне христианства Сократ уникален. С. Кьеркегор В любую эпоху, когда народ бедствует, он обязательно ищет, на ком можносорвать накопившееся недовольство. Обычно и правительства, виновные в техили иных неудачах, спешат найти такого козла отпущения, чтобы дать выходярости масс. Безразлично, кого выберут объектом травли,- важно то, что врагобнаружен, он здесь, перед глазами, и с ним можно расправиться. Особеннолегко это сделать, когда обвиняемый более или менее беззащитен; упреследователей, которые, кроме ненависти, одержимы еще и страхом,безнаказанность вызывает лишь удвоенную жестокость. Афины дошли как раз до той точки, когда найти виновника всех бед сталопотребностью и властей, и толпы. Они пережили годы катастроф и унижений;гордость великого города, считавшего себя венцом Эллады, была жестокоуязвлена. На кого возложить ответственность? Виновных было слишком много. Ивот тут-то общественное мнение вооружилось против Сократа. Не этот ли человек покушался на основы "отечественных порядков"? Не онли подбивал молодежь пренебрегать мнениями старших? Не он ли училсвободомыслию? Быть может, вообще гнев богов пал на город из-за него:сколько бы Сократ ни приносил жертв, разве не было всем известно, что онтолковал о каком-то "даймонионе" и, следовательно, учил верить не так, какзавещали "отцы"? Все эти философы только мутят умы. Не зря изгналиАнаксагора и Протагора; почему же еще ходит по городу этот старыйсовратитель Сократ? Ведь даже его приятель Аристофан разоблачил егошарлатанство, безбожие и "облачные" идеи. Нашлись и люди, которые прямо подали на Сократа жалобу в суд. Обвинениебыло сформулировано так: "Сократ преступает законы тем, что портит молодежь,не признает богов, которых признает город, а признает знамения каких-тоновых гениев" (буквально "новых демонов") (1). Одним из главных обвинителей был стратег Анит, по профессии кожевник.Он принадлежал к партии демократов и вместе с Трасибулом сверг тиранию"тридцати". Этот ограниченный патриот считал, что все новые идеи вредятгосударству (2). Сократ в его глазах являлся вдохновителем подрывных сил,лукавым софистом, разлагающим юное поколение. Немаловажную роль здесь игралии личные мотивы: сын Анита некоторое время был учеником Сократа и не без еговлияния отказывался заниматься ремеслом отца, который с тех пор затаилпротив философа злобу. Другим представителем обвинения был молодой и весьма посредственныйпоэт Мелет, человек сомнительной репутации, желавший стяжать популярностьгражданскими одами и патриотической болтовней. Такие люди часто стараютсявыдвинуться при помощи всякого рода "разоблачений" и играть родь спасителейотечества. Хотя жалоба была сначала подана Мелетом, однако главныминициатором процесса несомненно являлся стратег Анит. Третьим был некийоратор Ликон. Сократ уже давно предвидел, что ему не избежать столкновения сафинскими "охранителями". Он понимал, что и так чудом уцелел до сих пор.Говорят, македонский царь Архелай звал мудреца к себе, но семидесятилетнийСократ слишком сросся со своим городом и предпочел остаться в Афинах, идянавстречу своей судьбе.Когда против Сократа было выдвинуто официальное обвинение, друзья сталисоветовать ему подготовить "апологию" - защитительную речь на суде. Такиеречи - наследие подлинной демократии - еще играли решающую роль напроцессах. - А разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите? - спрашивалСократ. В ответ на возражения, что речь поможет ему оправдаться от возводимойна него клеветы, Сократ сослался на своего "даймониона": "Клянусь Зевсом, яуже пробовал обдумать защиту перед судьями, но мне противился божественныйголос" (3). Та таинственная сила, которая сопровождала мудреца все годы, теперьудерживала его от составления апологии. Более того, "даймонион", казалось,прямо толкал Сократа на гибель. Тем же, кто тревожился за него, философшутливо отвечал, что в его возрасте неплохо кончить жизнь столь легкимспособом. И друзей, и врагов Сократа изумляла эта его странная тяга к смерти.Загадочной она остается и до сих пор. Сомнительно, чтобы ее можно было и всамом деле объяснить преклонными годами мудреца. Сократ далеко не казалсядряхлым, сохранил живость ума и крепкое здоровье. Быть может, он захотелнаконец дать бой затхлому мирку узколобых фанатиков и наложить на них клеймоубийц. Его процесс мог бы стать испытанием для Афин. "Если я буду преданказни несправедливо,- говорил Сократ,- то это будет позором для тех, ктопредаст меня казни" (4). Пусть он не смог покорить невежество и ненавистьсилою своего разума, в его распоряжении остается союзница сверхчеловеческая- смерть, его смерть - мудреца и честного человека.Был конец мая 399 г. В день суда толпа выбранных судей - пятьсотчеловек - заняла свои скамьи. На особом месте стоял окруженный друзьямиСократ, напротив была трибуна главного обвинителя. Все имело вид нерасправы, а законного судопроизводства. Начал Мелет. Он заявил, что Сократ вопреки закону занимался изучениемнебесных явлений, исследовал то, что запретно, учил молодежь "делать слабыйдовод сильным" и не признавал богов. А кто его ученики? Не Алкивиад ли,предавший родину? Не Критий ли - тиран и враг демократии? Не осуждал ли самСократ демократические порядки? Он мудр, но это опасная мудрость. Искусныйоратор, он теперь легко может сбить с толку присяжных. Но нельзя позволитьему обмануть народ, он, безусловно, смертельный враг отечества. В таком же духе выступали и другие обвинители; все они упирали на то,что Сократ колеблет авторитеты, вводит новшества, отвлекает юношей от ихобязанностей. После этого предоставили слово Сократу. Наконец-то пришло время очнойставки философа с Афинами... "Как подействовали мои обвинители на вас, афиняне,- начал он,- я незнаю, а я из-за них, право, чуть было и сам себя не забыл: так убедительноони говорили. Впрочем, верного-то они, собственно говоря, ничего не сказали"(5). Он старик, но никогда не привлекался к суду, поэтому не сумелприготовить апологии; просьба же его лишь одна: не шуметь и не перебиватьего. И так легко, непринужденно, с усмешкой Сократ продолжал говорить всевремя. Казалось, речь идет не о его жизни, а о какой-то постороннейпроблеме. В первую очередь он заметил, что иск Анита, Мелета и Ликона лишь повод;на самом же деле здесь прорвалась застарелая вражда. Большинство судей повозрасту годятся ему в сыновья, и им не впервые слышать про Сократа дурное."Обвинителей этих много, и обвиняют они уже давно, да и говорили они с вамитогда, когда по возрасту вы всему могли поверить, ибо некоторые из вас былиеше детьми или подростками, и обвиняли они заочно: оправдываться былонекому. Но всего нелепее то, что и по имени-то их никак не узнаешь и неназовешь, разве вот только случится среди них какой-нибудь сочинителькомедий" (6). Это был прямой намек на Аристофана. "Стало быть, афиняне,- продолжал Сократ,- мне следует защищаться ипостараться в малое время опровергнуть клевету, которая уже много временидержится среди вас. Желал бы я, чтобы это осуществилось на благо и вам и мне- чего же еще я могу достичь своей защитой? Только я думаю, что это трудно,и для меня вовсе не тайна, каково это дело. Пусть оно идет, впрочем, какугодно Богу, а закону следует повиноваться - приходится оправдываться" (7). Сократ не строил никаких иллюзий: он великолепно понимал, что перед нимаудитория в большинстве своем враждебно настроенная. И как бы нехотя онберется за защиту, пункт за пунктом разбивая доводы обвинения. Мелет приписывает Сократу исследование запретного и к тому же считаетего софистом, мастером словесных уверток. Но откуда это известно, кроме какиз аристофановского фарса? "Спросите друг у друга, слыхал ли кто из васкогда-нибудь, чтобы я хоть что-то говорил о подобных вещах" (8). Его считают платным учителем? Он знает, что есть такие люди, которые заденьги обучают молодежь мудрости. "Я бы сам чванился и гордился, если бы былискусен, афиняне!" (9) Он напомнил присутствующим о давнем прорицании Пифии, рассказал о своихсомнениях и поисках человеческой мудрости. Ему пришлось убедиться, что этатак называемая мудрость - ничто. Друзья Сократа, молодые люди, в подражаниеему также испытывали многих и легко приходили к подобному выводу. "От этоготе, кого они испытывают, сердятся не на самих себя, а на меня и говорят, чтоесть какой-то Сократ, негоднейший человек, который портит молодежь. А когдаих спросят, что же он делает и чему их учит, то они не знают, что сказать,и, чтобы скрыть свое затруднение, говорят о том, что вообще принято говоритьобо всех, кто философствует... А правду им не очень-то хочется сказать, ядумаю, потому, что тогда обнаружилось бы, что они только прикидываются,будто что-то знают, а на деле ничего не знают. А так как они, по-моему,честолюбивы, сильны, многочисленны и говорят обо мне упорно и убедительно,то давно уже прожужжали вам уши клеветой на меня" (10). Тут Сократ обратился к Мелету: он заботится о том, чтобы молодежь былалучше? Но кто сделает ее таковой? Законы? Прекрасно! Может быть, и судьи?Конечно. Может быть, члены Народного собрания? Так? "По-видимому, значит,кроме меня, все афиняне делают их безупречными, только я один порчу. Ты этохочешь сказать?" Здесь Сократ в своей стихии, он уточняет мысль собеседника и в концеконцов восклицает с комическим отчаянием: "Большое же ты мне, однако,приписываешь несчастье" (11). Но спор не кончен. Если уж Мелет знал, что Сократ в чем-то действуетневерно, почему он избегал его, а не наставил? Значит, он считал философа незаблуждающимся, а закоренелым и умышленным преступником. Тогда еще раз нужнокоснуться конкретных пунктов обвинения. - По твоим словам, я вообще не признаю богов, и не только сам непризнаю, но и других этому научаю. - Вот именно, я и говорю, что ты вообще не признаешь богов... - Это невероятно. Мелет, да мне кажется, ты и сам этому не веришь (12). И тут Сократ коснулся своего "внутреннего голоса". Не является ли"даймонион" силой божественной? Как же можно тогда утверждать, будто Сократотрицает богов? Хотя Сократ по своему обыкновению как бы исследовал истину, но в каждомего слове чувствовалось сознание правоты. Он заявил, что необходим городу,даже если приносит малую пользу; отказаться от своего призвания было быравносильно дезертирству. Даже угроза казни не остановит его: "Если бытеперь, когда меня Бог поставил в строй, обязав, как я полагаю, жить,занимаясь философией и испытуя самого себя и людей, я бы вдруг испугалсясмерти или еще чего-нибудь и покинул строй, это был бы ужасный проступок. Иза этот проступок меня в самом деле можно было бы по справедливости привлечьк суду и обвинить в том, что я не признаю богов, так как не слушаюсьпрорицаний, боюсь смерти и, воображаю себя мудрецом, не будучи мудрым. Ведьбояться смерти, афиняне,- это не что иное, как приписывать себе мудрость,которой не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь.Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли онадля человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают наверное,что она - величайшее из зол" (13). Итак, его позиция неизменна: "Я вам предан, афиняне, и люблю вас, нослушаться буду скорее Бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, неперестану философствовать... Могу вас уверить, что так велит Бог, и я думаю,что во всем городе нет у вас большего блага, чем это мое служение Богу...послушаетесь вы Анита или нет, отпустите меня или нет, но поступать иначе яне буду, даже если бы мне предстояло умирать много раз" (14). Это был вызов. Толпа заговорила, загудела, послышались возмущенныевосклицания. Спокойствие обвиняемого и его речь, проникнутая чувствомсобственного достоинства, вызвали досаду, а рассуждения Сократа были длясудей неприемлемы. Людям, как правило, трудно бывает примириться с тем, ктоявляется для них укором. Судьи чувствовали силу в словах Сократа, но силу имвраждебную. А Сократ попросил не шуметь и продолжал, как бы подливая масла в огонь:"Таким образом, афиняне, я защищаюсь теперь вовсе не ради себя, как этоможет казаться, а ради вас, чтобы вам, осудив меня на смерть, не лишитьсядара, который вы получили от Бога. Ведь если вы меня казните, вам нелегкобудет найти еще такого человека, который попросту - хоть и смешно сказать -приставлен Богом к нашему городу, как к коню, большому и благородному, нообленившемуся от тучности и нуждающемуся в том, чтобы его подгонялкакой-нибудь овод... Но очень может статься, что вы, рассердившись, каклюди, внезапно разбуженные от сна, прихлопнете меня и с легкостью убьете,послушавшись Анита. Тогда вы всю остальную жизнь проведете в спячке, еслитолько Бог, заботясь о вас, не пошлет вам еще кого-нибудь" (15). Как на свидетельство бескорыстия своей миссии Сократ указал на своюбедность. Он еще и еще раз отрицал звание "учителя", подтверждая это тем,что не брал за обучение денег. Можно ли брать плату с друзей? И кстати,почему их, его постоянных слушателей, не пригласили в качестве свидетелей?Ведь они могли бы лучше рассказать о его жизни и учении. В заключение Сократ сказал, что не хочет умолять судей и пытатьсяподействовать на их чувства; он не будет лить слезы, приводить жену и детей."Не думайте, афиняне, будто я должен проделывать перед вами то, что я несчитаю ни хорошим, ни правильным, ни благочестивым". Судьи должныруководствоваться только законом: если обвиняемый виноват - осудить его,если нет - оправдать. Приступили к голосованию. Приговор: виновен. Впрочем, к удивлениюСократа, большинство было не слишком значительным - всего 30 человек. "Я недумал,- сказал Сократ,- что перевес голосов будет так мал, и полагал, что онбудет куда больше". Его, кажется, больше заботило нравственное состояниесудей, чем собственная участь. Анит требовал смертной казни, но по закону в такого рода процессахосужденному предоставляется право самому назначить себе наказание,разумеется, более мягкое. И тут Сократ заговорил снова, приведя своими словами в ужас друзей и вярость врагов. "Этот человек,- сказал он,- требует для меня смерти. Пусть так. А что,афиняне, назначил бы я себе сам? Очевидно, то, чего заслуживаю. Так что жеименно?.. Чего-нибудь хорошего, афиняне, если уж в самом деле воздавать позаслугам, и притом такого, что мне пришлось бы кстати. Что же кстатичеловеку заслуженному, но бедному, который нуждается в досуге для вашего женазидания? Для подобного человека, афиняне, нет ничего более подходящего,как обед в Пританее!" (16) Это звучало почти как издевка: осужденный на смертную казнь требует,чтобы его бесплатно кормили, как знатных людей города! Поднялсяневообразимый крик... Платон и другие богатые ученики мудреца стали умолятьего согласиться на штраф. Сократ ответил, что только по их настояниюпредлагает от себя одну мину серебром: "Платон, присутствующий здесь,афиняне, да и Критон, Критобул, Аполлодор - все они велят мне назначитьтридцать мин, а поручительство берут на себя. Итак, я столько и назначаю, апоручители в уплате будут у вас надежные". Прошел второй тур голосования. При подсчете оказалось, что числовысказавшихся за казнь возросло на 80 человек. Это был явный результатнезависимого поведения Сократа. Друзья мудреца были в полном отчаянии, полагая, что если бы Сократ велсебя иначе, исход дела не принял бы трагического оборота. Но он стоял насвоем: "Я скорее предпочитаю умереть после такой защиты, чем оставаться вживых, защищавшись иначе". Обращаясь к судьям, он сказал: "Я ухожу отсюда, приговоренный вами ксмерти, а мои обвинители уходят, уличенные правдою в злодействе инесправедливости. И я остаюсь при своем наказании, и они при своем. Так оно,пожалуй, и должно было быть, и мне думается, что это правильно". Но это было еще не все: под конец Сократ приберег пророчество своимсудьям: "Мне хочется предсказать будущее вам, осудившим меня. Ведь для меняуже настало то время, когда люди бывают особенно способны к прорицаниям,-тогда, когда им предстоит умереть. И вот я утверждаю, афиняне, меняумертвившие, что тотчас за моей смертью постигнет вас кара тяжелее, клянусьЗевсом, той смерти, которой вы меня покарали. Сейчас, совершив это, выдумали избавиться от необходимости давать отчет в своей жизни, а случится свами, говорю я, обратное: больше появится у вас обличителей - я до сих порих сдерживал. Они будут тем тягостней, чем они моложе" (17). Это был намек на многочисленных последователей Сократа. Философоказался прав. "Апологии" Платона и Ксенофонта и другие памфлеты егоучеников разнесут по миру позор Афин, заклеймив убийц Сократа как душителейсвободы и разума. Но в самом философе не ощущалось никакой озлобленности противослепленных ненавистью афинян. Палачи заблуждаются, полагая, что смерть -худшая из кар. Если умерший ничего не сознает, то смерть - это сон, носкорее она есть "как бы переселение отсюда в другое место". И то и другое -в руках Бога, и, следовательно,- добро. "Моя участь,- сказал Сократ,- сейчасопределилась не сама собою, напротив, для меня ясно, что мне лучше умереть иизбавиться от хлопот. Вот почему и знамение ни разу меня не удержало, и ясам ничуть не сержусь на тех, кто осудили меня... Но уже пора идти отсюда,мне - чтобы умереть, вам - чтобы жить, а что из этого лучше, никому неведомо, кроме Бога" (18). Стража окружила приговоренного, и Сократ в сопровождении плачущихдрузей был выведен из здания суда. Мудрец шел твердым шагом, был спокоен иясен. Увидев слезы учеников, он воскликнул: - Что это? Вы только теперь плачете? Разве не знаете, что с самогорождения я осужден природой на смерть? Да если бы мне приходилось погибатьбезвременно, когда течет счастье, то, несомненно, надо было бы горевать мнеи расположенным ко мне людям; если же я кончаю жизнь в ту пору, когдаожидаются в будущем разные невзгоды, то я думаю, что всем вам надорадоваться при виде моего счастья. - Но мне особенно тяжело, Сократ, что ты приговорен к смертной казнинесправедливо,- сказал один из учеников. - А тебе, дорогой мой Аполлодор, приятнее было бы видеть, что яприговорен справедливо? - улыбнулся Сократ и потрепал юношу по волосам. Мимо с видом победителя прошествовал Анит. "Он гордится,- весело заявил Сократ,- как будто совершил какой-товеликий славный подвиг, предав меня смертной казни за то, что я, видя, какихвеликих почестей удостоили его сограждане, сказал, что не следует ему учитьсына кожевенному делу. Как жалок он! Видно, он не понимает, что кто из нассовершил дела более полезные и славные на вечные времена, тот и победитель"(19). Теперь жилищем Сократа на долгий месяц должна была стать афинскаятюрьма. Казнь отложили, так как накануне суда ушел корабль на праздник вДелос. Согласно обычаю, до его возвращения приводить смертные приговоры висполнение в Афинах запрещалось. Таким образом, Сократ получил отсрочку. Посвидетельству Ксенофонта, он все это время оставался верен себе, был бодр,разговорчив, не терял отличного расположения духа. Для этого непостижимогочеловека даже смерть, казалось, не была чем-то трагическим. Надо заметить, что в темнице Сократ пользовался относительной свободой;к нему допускали близких, и он подолгу беседовал с ними. Когда же оноставался в одиночестве, то вспоминал тот таинственный голос, которыйпризывал его служить музам. Впервые в жизни он написал стихотворение. Но всеже делал он это, по-видимому, для того, чтобы скоротать досуг. Друзья сделали все, чтобы спасти его от казни; старый товарищ СократаКритон организовал побег и явился в тюрьму, чтобы помочь философу скрыться. Когда он вошел, закованный старец спал тихим, безмятежным сном, словноего ожидала не чаша с ядом, а радостное пиршество в кругу друзей. Критонапоразило это зрелище, и он долго в молчании сидел у изголовья Сократа. Дождавшись пробуждения узника, Критон сообщил ему, что скоро прибудеткорабль с Делоса и нужно бежать, пока не поздно. Друзья сочтут позором длясебя, если не спасут учителя. Но Сократ только улыбнулся: он был уже как бы за пределами этого мира.Он рассказал Критону, что ему снился вещий сон: прекрасная женщина в белом одеянии произнесла слова из Гомера о скоромвозвращении на родину. - Странный сон, Сократ! - А ведь смысл его как будто ясен, Критон. Очевидно, он имел в виду,что сон знаменует близость перехода в иной мир. О побеге Сократ не желал ислушать. Где он, старик, будет скитаться, покинув город, к которому его"приставило" Божество? К тому же бегство будет нарушением законов, а он самтребовал их соблюдения. "Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указываетБог" (20).И вот настал день, которого в трепете и горе ждали ученики. По Афинамразнеслась весть: в порту появился корабль, украшенный венками... Десять самых близких людей поспешили в тюрьму к Сократу. Платона срединих не было. Он был болен, и болезнь была, видимо, тяжелой, ибо иначе какмог бы он пропустить этот день. А скорее всего Платон просто чувствовал себяне в состоянии присутствовать при последних часах учителя (21). У ворот тюрьмы ученикам и родным объявили, что казнь состоится сегодня.Вскоре их пустили. Ксантиппа вела детей. Она заплакала и начала причитать:"Ох, Сократ, нынче в последний раз беседуешь ты с друзьями, а друзья - стобой". Но Сократ не хотел душераздирающих сцен и попросил, чтобы кто-нибудьувел жену. Слуги проводили Ксантиппу, и она ушла, крича и ударяя себя вгрудь; для нее все случившееся было совершенно непонятным: чем мог ее мужтак провиниться перед городом? Тюремщики, исполнявшие свою должность по избранию, сняли с осужденногоцепи. Сократ довольно улыбнулся и стал растирать затекшие ноги. Подавленныеученики молчали. Они никак не могли заставить себя поверить, что это конец."Сидя подле него,- говорит очевидец казни,- я испытывал удивительноечувство. Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к немуне ощущал - он казался мне счастливцем... я видел поступки и слышал речисчастливого человека! До того бесстрашно и благородно он умирал, что у менядаже являлась мысль, будто и в Аид он отходит не без божественногопредопределения и там, в Аиде, будет блаженнее, чем кто-либо иной". Последние часы Сократа скрасила привычная дружеская беседа. Разговор,разумеется, касался посмертной судьбы человека, но то, что мы находим в"Федоне", скорее уже выражает воззрения Платона. Несомненно одно: вера в Провидение не покидала Сократа, и в этипредсмертные минуты она восторжествовала над естественным человеческимстрахом смерти. Тюремный сторож пытался заставить мудреца молчать: он знал, чтовозбуждение может помешать яду и его придется приниматъ несколько раз. НоСократ отмахнулся; он готов два и три раза пить яд, но не откажет себе вудовольствии еще раз поговорить с друзьями. Незаметно пролетели часы. Наконец Критон робко спросил: - А как нам тебя похоронить? - Как угодно, если, конечно, сумеете меня схватить и я не убегу от вас. Он засмеялся: неужели Критон может думать, что окоченелый труп, которыйони скоро увидят, будет тем самьм Сократом, который учил их мыслить? Неследует так легкомысленно бросаться неточными выражениями. Потом Сократ вышел, чтобы совершить омовение: ему хотелось избавить отхлопот тех, кто будет его хоронить. "И мы ждали,- вспоминает его ученик,- переговариваясь и раздумывая отом, что услышали, но все снова возвращались к мысли, какая постигла насбеда: мы словно лишались отца и на всю жизнь оставались сиротами". По возвращении Сократа к нему еще раз пустили Ксантиппу, но он,простившись с ней, пожелал остаться только в окружении друзей. Наступил вечер. Перед заходом солнца в камеру вошел служитель,смущенный и печальный. Он сказал, что никогда не видел такого кроткого испокойного узника, и выразил надежду, что Сократ не винит его: "Итак, прощайи постарайся как можно легче перенести неизбежное". Заливаясь слезами, онпошел к выходу. "Прощай и ты,- ответил тронутый сочувствием Сократ, а потомдобавил, обращаясь к ученикам:- Какой обходительный человек! Он все этовремя навещал меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательныйчеловек! Вот и теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон,послушаемся его - пусть принесут яд, если уже стерли. А если нет, пустьсотрут". Но Критон цеплялся за каждую минуту, словно смерть ждала его самого.Видя замешательство, Сократ твердо сказал, что эти отсрочки смешны: "Неспорь со мною и делай, как я говорю". Принесли чашу с цикутой. Деловым тоном Сократ обратился к палачу: - Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком - что же мне надоделать? - Да ничего,- ответил тот,- просто выпей и ходи до тех пор, пока непоявится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само. Было что-то отвратительное в этих прозаических советах исполнителяказни, но старец, не дрогнув, не изменившись в лице, принял из его рук чашу.Можно совершить этим питьем возлияние богам? Нет? Яда приготовлено лишьнеобходимое количество? Но помолиться, конечно, можно, чтобы "переселение"совершилось благополучно... И со словами: "Об этом я и молю, и да будет так",- Сократ неторопливоосушил кубок. Тут ученики уже не в силах были сдержаться и заплакали, а один изюношей так громко рыдал, что Сократ воскликнул: "Ну что вы, что вы, чудаки!Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроилиподобного бесчинства,- ведь меня учили, что умирать должно в благоговейноммолчании. Тише, сдержите себя!" Все постарались взять себя в руки, а Сократ стал прохаживаться покамере. Когда ноги отяжелели, он лег и покрылся плащом. Тело его постепеннотеряло чувствительность, но он по-прежнему оставался невозмутимым. Вдруг оноткинул плащ и обернулся к Критону: "Критон, мы должны Асклепию петуха. Такотдайте же, не забудьте"... Это были последние слова Сократа. Петуха приносили в дар богу Асклепию по выздоровлении; очевидно,умирающий хотел сказать этим, что считает свою гибель выздоровлением длялучшей жизни в вечности. Так закончил свой долгий жизненный путь этот удивительный человек,неутомимый искатель истины. Он уверовал в разум, но с улыбкой встретитьсмерть помогло ему нечто более глубокое, нежели логика,- его доверие кблагости высшего Начала. Принимая яд, он не знал, что ожидает его за гробом,но до конца предался небесной воле. Это и было источником его мужества испокойной радости, которые так поразили учеников. Не случайно Отцы Церквипричислили Сократа к "христианам до Христа" (22).

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава восемнадцатая СМЕРТЬ МУДРЕЦА 1. Платон. Апология, 24 b, с. 2. К характеристике Анита см.: Платон. Менон, 91 cл. 3. Ксенофонт. Воспоминания, 4, 8, 5. 4. Там же, 4, 8, 9. 5. Платон. Алология, 17 а. 6. Там же, 18 с, d. 7. Там же, 19 а. 8. Там же, 19 d. 9. Там же, 20 с. 10. Там же, 23 с, d. 11. Там же, 24-25. 12. Тамже, 26 с, е. 13. Там же, 28 е. 14. Там же, 29 d - 30 с. 15. Там же, 30 d. 16. Там же, 36, b, с, d. 17. Там же, 39 b, с. 18. Там же, 41 d - 42. 19. Ксенофонт. Апология, 28-29. 20. Платон. Критон, 43,54. Женщина, которую видел во сне Сократ,произнесла строку из "Илиады": "В третий день, без сомнения, Фтии достигнешьхолмистой" (Илиада, IX, 363), где Гомер разумеет Фтию, родину Ахилла. 21. Описание смерти Сократа основано на диалоге Платона "Федон". 22. См.: А. Гарнак. Взгляд на Сократа церковных писателей первых веков.- "Вера и Разум", 1905, Э 18, с. 209. Часть V ПЛАТОН Глава девятнадцатая "ГОДЫ СТРАНСТВИЙ" ПЛАТОНА Афины, Мегары, Египет, Сицилия, 399-387 гг. Милый друг, иль ты не видишь, Что все видимое нами Только тени, только отблеск От незримого очами? Вл. Соловьев Подобно Акрополю, царящему над Афинами, возвышается над миром античноймысли здание философии Платона. Значение ее выходит далеко за пределыдревности. Современный философ Альфред Уайтхед даже утверждал, будто всезначительные идеи Запада являются лишь "рядом подстрочных примечаний кПлатону". Сказано, конечно, слишком сильно, но известной правоты этих словотрицать нельзя. Трудно перечислить всех мыслителей от Аристотеля, Плотина иОтцов Церкви вплоть до наших дней, которые так или иначе испытали на себевлияние Платона. Даже материалисты не могут не ценить его"конструктивно-логические принципы, проповедь самоотверженного служенияидее, пафос мировой гармонии, принципиальный антисистематизм иантидогматизм, беспокойный драматический диалог" (1). Они даже причисляютПлатона к "учителям человечества" (2). Платонизм был для многих образованных греков и римлян прологом к НовомуЗавету, как об этом свидетельствует один из первых христианских философовсв. Иустин (3). И впоследствии богословие не раз прибегало к Платону, высокоставя его стиль мышления и идеи. "Творения философов значительно позднейших,- говорит о. П. Флоренский,-давно уже пожелтели и высохли, спал их нарядный убор, и стоят передсознанием оголенные их схемы, как мерзлые деревья зимой. Но живы и будутжить притрепетные Диалоги Платона. И нет такого человека, который хотя быодно время жизни своей не был платоником. Кто ведь не испытывал, как растуткрылья души? Кто не знает, как поднимается она к непосредственномусозерцанию того, что от будничной сутолоки задернуто серым покровомоболочек?" (4) А другой православный богослов усматривает в платонизме"скачок, настоящий взлет к новому измерению, внезапное откровение новой,высшей Реальности" (5). Словом, среди предтеч христианства Платону отводитсяодно из главных мест. Тем не менее с Платоном дело обстоит куда сложнее, чем кажется напервый взгляд. Платоново учение о высшем Божестве, духовном мире и бессмертии духа,несомненно, способствовало осмыслению Евангелия античным миром и помоглоформированию христианской философии; однако, с другой стороны, "идеализм"таил в себе угрозу извращения христианства тем, что вносил в него идеиглубоко ему чуждые. Из них можно назвать три основные: отвлеченныйспиритуализм, родственный индийскому, пантеистическую струю и отсутствиедуха свободы, без которого христианство немыслимо (6). Поэтому, не претендуя изложить во всех деталях многогранную системуПлатона, мы постараемся показать ее двойственную роль в историидохристианского сознания: рассмотрим платонизм и как античное преддверие кНовому Завету, и в то же время отметим те его стороны, которые библейскомуучению были прямо противоположны.Платон - первый мыслитель Греции, сочинения которого сохранилисьполностью, и это возмещает недостаток данных о жизни и личности философа.Следя за всеми перипетиями этого великого и в то же время трагического ума,можно понять Платона гораздо лучше, чем опираясь на самую подробную внешнююбиографию. Рассказывают, что Сократ видел сон, в котором он выпускал из рук белоголебедя с огромными крыльями; лебедь тот был Платоном. Хотя это тольколегенда, трудно представить себе, что мудрец мог не заметить огромныхдарований своего ученика, и, наверное, он предвидел в нем своего духовногонаследника. Но фактически об отношении Сократа к Платону ничего не известно.Из-за скромности или нежелания прямо обнаружить свои чувства Платон ни водном диалоге не выводит себя; он всегда в тени. Нельзя не отметить, что по характеру, склонностям, образу жизни Сократи Платон во многом отличались друг от друга. Сократ был по натуреобщительным и демократичным; аристократ Платон, напротив, казался замкнутыми предпочитал вежливость сердечности. Сократ искренне любил Афины и нерасставался с ними; Платон же избороздил Средиземное море во всехнаправлениях. Сократ больше всего доверял своему разуму и интуитивноймудрости; Платон был широко образован и до конца дней неустанно пополнялсвою эрудицию. Сократ - человек скорее прозаический, тогда как в Платоненикогда не угасал дух романтизма и поэзии. Сократ чуждался политики, аПлатон много раз пытался воздействовать на общественную жизнь. Сократ внушаллюбовь окружающим его людям. Относиться же к Платону можно было лишь спочтительным уважением. Характерно, что о нем не сохранилось почти никакиханекдотов, которыми столь богаты предания о греческих философах. Нет никакого сомнения, что казнь Сократа явилась поворотным моментом вжизни и мышлении Платона. По существу, как философ он родился, лишь переживдраму 399 года. Впечатлительный и тонкий человек, он на долгие годы былранен этим страшным событием - гибелью любимого учителя. Но и многое другоележало тяжким бременем на его внешне безоблачной юности. Платон не нашелсебя ни в поэзии, ни на общественном поприще, что должно было уязвлять егогордость (7). Наблюдение над окружающим вполне могло привести к мрачномувзгляду на жизнь. Платон был свидетелем сдачи Афин, смены властей, буйстватолпы. И если Сократ знал еще Периклову эпоху - Платон таких воспоминаний неимел. Вместе со своим учителем он считал, что у власти должны стоятьдостойнейшие, но перед глазами его были лишь глупцы и предатели, насильникии фанатики. Обманул надежды Платона и его родственник Критий: террор"тридцати" показался ему хуже правления бесстыдных демагогов. Не лучшепроявила себя и демократия, когда одураченная чернь подняла руку на самоголучшего человека, какого знали Афины,- на Сократа. А чего стоили эти мучительные минуты на суде, когда мудрец, казалось,играл со смертью, дразня своих озлобленных судей! Любой выкуп готов был датьПлатон за драгоценную жизнь старца, ставшего для него вторым отцом! Но всеоказалось тщетньм: юридическое преступление совершилось. Что оставалось Платону делать? Мог ли он теперь спокойно ходить поафинским улицам? Нет, он предпочитает бежать из этого города отравителей. Ктому же оставаться было небезопасно: власти могли начать мстить Платону какученику Сократа и родственнику Крития. Он уедет, он вообще покинет афинскуюземлю. Его уже зовут в Мегары - пелопоннесский город, куда начали стекатьсядрузья Сократа. Платон отрясает прах... Корабль выходит из Пирея. Вместо пыльных улиц перед молодым грекомрасстилается море, спокойное и величественное, как сама беспредельность.Постепенно вся катастрофа начинает казаться страшным сновидением. И в самомделе, не сон ли это? Стоит ли жить, если единственная действительность - этомир ненависти и лжи, мир, убивший Сократа? Но ведь трудно не признать, что Сократ шел на смерть как победитель;значит, есть какая-то иная сфера, где бессмыслица и зло - лишь мираж. Собраввсе свои силы, Платон стремится выйти из-под гнета поразившего его ужаса. Ив этом внутреннем единоборстве с царством фурий и чудовищ зарождается в егодуше новое видение, его будущая философия. Платон высаживается в Мегарах - тут он уже вне афинских пределов. ВМегарах он находит Эвклида - одного из самых горячих поклонников Сократа;тот еще во время войны тайно приезжал в Афины беседовать с мудрецом и былсреди тех, кто оставался с осужденным до последнего мгновения. Осиротевшиесократовцы проводят целые дни в беседах и воспоминаниях. Эвклид полонрешимости продолжать дело учителя. Последователь элейцев, он делится сПлатоном своей идеей сочетать учение Парменида о Едином с верой Сократа вбожественное Благо. Эти разговоры и дружеское общение помогают Платонуоправиться от потрясения, вызванного гибелью Сократа, и взяться за работу. Платон знает, что ему нужно делать: он перебирает сохранившиесячерновые записи Сократовых бесед, читает, выбирает, переписывает. Емуизвестно, что многие уже начали составлять книги в защиту казненного. Но, вотличие от них, ему мало просто оправдать Сократа в глазах греческого мира.Он ищет большего: он хочет воскресить образ беседующего мудреца, для тогочтобы продлить диалог с умершим. Ведь Сократ лишь наметил пути к истине,нужно продолжать его дело. Так возникает замысел "Апологии Сократа" и первых"сократических" диалогов Платона (8). Недаром его всегда влекла литература; отвлеченные рассуждения онпревращает в живую драму. С уверенным мастерством художника обрисовываетПлатон характеры действующих лиц, наделяя каждого индивидуальными чертами.Тут и смешной заносчивый рапсод Ион, и изнеженный Алкивиад, и честный воякаЛахез. А в центре всего - бесконечно дорогой образ Сократа, ироничного иупорного в достижении цели. Почему Платон избрал эту беллетризованную форму для воплощения зреющихв нем мыслей? В какой-то степени она была подсказана ему "умственным акушерством"Сократа и являлась продолжением его диалектического метода. Но главнаяпричина заключалась в том, что Платон вообще не слишком верил вубедительность отвлеченных трактатов. Ему претили холодные схемы, он хотелвоссоздать живой, творческий процесс поисков истины. Как и Сократ, Платон чуждается "вещания", не хочет говорить "от себя"как познавший и "посвященный". Читатель должен сам войти в мир Сократа истать его собеседником. Именно для этого Платон создает своеобразныефилософские драмы. Разговоры его героев протекают в прохладных рощах, нарынках, у портиков храмов, за веселым пиром. Тактичные, полные дружелюбия ипонимания собеседники не спеша обмениваются мнениями. Они умеют слушать,умеют умно возразить, оживить речь шуткой. Их общение создает атмосферу, вкоторой нет накала страстей, а спокойно выясняется истина. Платон оченьумело избегает "игры в шашки с самим собой"; он не навязывает выводов, инойраз предоставляя читателям самим додумать то, что не было высказано. Небудет преувеличением сказать, что платоновские диалоги на все века остаютсяэталоном для любого философского собеседования (9). Дар Платона-стилиста проявляется в диалогах не меньше, чем егофилософский гений. "Платон,- говорит Боннар,- пользуется в одно и то жевремя всеми оттенками стиля с самой естественной непринужденностью. Онпереходит от простого к возвышенному с акробатической ловкостью, вызывающейтрепет. Двадцать, тридцать раз подряд ученик отвечает "да" на вопросыучителя. От этого вы заскрежетали бы зубами, если бы это было на другом, ане на греческом языке. Но эти двадцать и тридцать раз - другие "да". Полныеумолчаний. Иногда они значат почти наше "несомненно", а иной раз это "да",столь близкое к "нет", что вас пробирает дрожь. Но вот фраза становитсядлиннее и приходит в движение. Можно сказать, что она начинает танцевать.Встает ветер над пылью слов. Слова кружатся, поднимаются к небу со всевозрастающей скоростью, расширяя орбиту фразы. Куда несет насволшебник-автор? Мы не знаем. По вертикали к зениту. Мы приблизились кнебесному светилу, к солнцу. Внезапно мы чувствуем, как попадаем в объятияразума и любви" (10). У Платона впоследствии появилось много подражателей, но никто из них,даже мыслители большого масштаба, не достиг его виртуозности. Разворачивая перед своими читателями историю последних дней учителя,Платон одновременно поднимает жгучие вопросы, которые занимали в те днимногих мыслящих людей. Вот Сократ беседует с прорицателем Евтифроном осущности благочестия. Мелет обвиняет Сократа как нечестивца? Но не следуетли перед этим выяснить, в чем состоит долг человека по отношению к богам?Евтифрон полагает, что благочестие - это то, что угодно богам. Но Сократнапоминает ему, что, согласно мифам, у богов очень разные вкусы и, ублажаяодного, легко оскорбить другого. Следовательно, это определение не можетраспространяться на всю религию. Может быть, богам любезны дары? Но ведь самЕвтифрон согласен, что это была бы своего рода "торговля". Да к тому же -зачем дары небожителям? "Ведь было бы неловко дающему приносить дары тому,кто в этом нимало не нуждается" (11). Постепенно Сократ, разбивая всеаргументы прорицателя, подводит к мысли, что благочестие - лишь часть"справедливого", а значит, и сами боги должны подчиняться справедливому.Беседа обрывается, ни к чему не приводя. Но у читателя возникает мысль, чтов религии на первом месте не могут стоять жертвы, а благочестие есть нечтоиное, более возвышенное. В таком же духе построены и другие ранние диалоги Платона. Они будятмысль, по-новому ставя старые проблемы. Платон стремится усовершенствовать сократовское оружие. Существуетспособ, который может отточить его, это - математическое мышление. Чтобырасширить свои познания в этой области, Платон отправляется в африканскуюколонию Кирену, где обосновался знаменитый математик Феодор, тоже другСократа. Общение со старым ученым было необычайно плодотворно для Платона.Геометрия, которую он тщательно изучил под руководством Феодора, не толькодисциплинировала его ум, но подвела к мысли о реальности мира отвлеченныхпонятий. Впоследствии философ будет называть геометрию божественной матерьювсех наук. Примерно тогда же Платон посетил и Египет. Там его глубоко поразилатрадиционная устойчивость сословной системы, напоминавшей спартанскую.Вековой уклад жизни египтян показался ему надежной гарантией противсоциальной сумятицы, царившей в Афинах. Пройдут годы, и философвоспользуется египетским образцом для создания своей утопии.Тем временем до Платона доходили известия о событиях на родине.Связанные с казнью Сократа волнения давно улеглись. В Афинах со злорадствомследили за неудачной борьбой Спарты с персами. Вновь была восстановленаантиспартанская коалиция. Афиняне думали, что царь Ирана полностью разгромитспартанцев. Но персы не довели дела до конца, боясь усиления Афин. Все этивоенные заботы отвлекали афинян от внутренних распрей, и Платонпочувствовал, что настало время вернуться домой. В 395 году корабль уже несет его к берегам Греции. Он весь во властивпечатлений от виденного и слышанного, полон планов и замыслов. Он думает онезыблемом Благе, к которому должны стремиться все люди и по которомуобязаны измерять свои поступки, о всеобъемлющем Единстве и вечных законах,отраженных в мире, как облака в ровной глади моря. Ему грезится идеальнаястрана, где все приведено в согласие с мировым божественным Порядком. И вот наконец Пирейская гавань, покинутая Платоном четыре года назад.Он уехал растерянным и разбитым, а возвращается одушевленным готовностьюначать борьбу за Сократову правду. В городе все до боли напоминает об учителе, о беседах с ним, о егопоследних днях... Платон встречает прежних знакомых, узнает городскиеновости. Кто теперь очередной "властитель дум" переменчивых афинян? Опятьсофисты? Да, снова эти ловкие краснобаи завладели всеобщим вниманием. Их нестанут судить, как Сократа: они-теперь уже ни на что не покушаются и готовыс легкостью отказываться от того, что защищали полчаса назад. Не ирония лисудьбы, что Сократа считали софистом? Ведь все его служение было направленопротив их недостойной игры в мудрость. Платон ставит своей задачей раскрыть людям глаза: он объявляет войнусофистам. Один за другим пишет он диалоги, в которых вновь оживает Сократ ивстает на защиту достоверного знания. Что такое риторика, которую пропагандируют софисты? - спрашивает водном диалоге Сократ. Она учит убеждать? Но убеждение требуется и в другихобластях знания. Постепенно выясняется, что ни о каком подлинном знаниисофисты и не помышляют, довольствуясь лишь словесными победами на суде или всобрании. На чем играет искусный оратор, заинтересованный в такого родапобеде? На человеческих слабостях; он просто повар, приготовляющий вкуснуюпищу для гурманов. Его "угодничество" имеет вид науки, но на самом деле оноотдает шарлатанством. "Знать существо дела красноречию нет никакой нужды,надо только отыскать какое-то средство убеждения, чтобы казаться невеждамбольшим знатоком, чем истинные знатоки" (12). Пусть риторика действительно способствует успеху, но достаточно лиэтого для человека? Вспомним тиранов: не руководствуясь разумом, а опираясьна успех и силу, служили ли они доброму? Собеседник Сократа вынужден в конце концов признать, что такие люди -рабы зла и им не только не следует завидовать, но нужно жалеть их, какпотерявших человеческое достоинство. Платон подводит читателя к мысли, что не стоит быть даже великим царем,если в своих поступках не руководствуешься принципами Добра. Добро не естьпризнак, но объективное божественное Начало. Поэтому поиск истины есть водно и то же время стремление к Добру. А зло, даже если оно побеждает,остается всего лишь болезнью души, безумием.Платон меньше всего был похож на Фалеса или Анаксагора, которыенеохотно отрывались от "созерцания небес". Его влекли земные дела. Посещениечужих стран, особенно Египта, пробудило в нем страсть к социальным проектам.Платон страдал, видя жалкое нравственное состояние отечества. Язвынесовершенной политической системы заставляли его постоянно думать о том,возможно ли построить государство на основе божественной гармонии и порядка. Философу было известно, что первыми эту мысль выдвигали пифагорейцы. ВЮжной Италии они еще кое-где пользовались влиянием: именно с ними решилобсудить Платон волнующий его вопрос. В 391 году он отправился в старую спартанскую колонию Тарент, гдеправил пифагореец Архит. Это был замечательный человек, сочетавший в себегосударственного мужа, философа, математика и писателя (13). Знакомство сним оказало на Платона влияние едва ли меньшее, чем встреча с Сократом. Архит приобщил его к миру пифагорейской теософии и древней орфическоймудрости. Он указал ему на математические структуры как на основы мировогоцелого. Но главное - Архит посвятил Платона в учение о бессмертии души ивоздаянии. Перед Платоном открылись новые захватывающие горизонты. Ему казалось,что теперь он может ясно истолковать намеки Сократа на жизнь, продолжающуюсяпосле смерти тела. Не о ней ли говорил учитель, покидая своих друзей? Неесть ли переменчивый мир, о котором учил Гераклит, лишь оболочка реальности?Подлинно бессмертны только истина и дух. Можно ли поверить, что дух Сократаисчез, уничтожился? Не чувствует ли сам Платон, что некая высшая сущностьучителя оказалась сильнее тления? Мысли Платона о возможности справедливого общества также как будтонаходили подтверждение в Таренте. Сам Архит представлялся ему воплощениемсократовского идеала мудрого правителя. Пифагорейский философ боролся сростом имущественного неравенства: по его настоянию богатые тарентцы "делилисвое имущество с бедными". Пифагорейцы в свою очередь увидели в Платоне человека, в котором онидавно нуждались. Они искали вождя, способного распространить их идеи подругим городам "Великой Греции". Они рекомендуют Платону отправиться наостров Сицилию, в Сиракузы. Философ внезапно оказывается втянутым вполитику. В Сиракузы он везет с собой план реформы. В основе ее лежит мысль,что общественный и экономический строй не есть нечто безразличное внравственном отношении. Государственный порядок есть воплощение моральногосостояния граждан. А сами нравственные принципы коренятся в том вечномДобре, которое должно определять жизнь каждого человека. Отсюда вывод, чтосоциальное переустройство неотделимо от внутреннего преобразования людей.Это была глубокая идея, верность которой трудно оспаривать. Как бывпоследствии ни пытались ее затушевать, она может служить надежнымориентиром сократовской философии. Если отрицать объективное значениесправедливости, то непонятно, например, почему плохо неравенство иугнетение. Ведь, горькие для одних, они вполне устраивают других. Поэтомуотказ от единой правды обычно приводит лишь к смене форм несправедливости. Тезис о тесной связи социального порядка с этическими ценностями Платонразвивал в своей книге "Государство", которую писал много лет. В первой еечасти, созданной в период знакомства с Архитом, философ доказывал, чтосправедливость противоположна "праву сильного". Справедливый человекстремится послужить благу других людей не меньше, чем своему собственному.Само общество складывается не случайно, а потому, что люди нуждаются друг вдруге. Труд есть нечто, связующее людей. Землепашец необходим строителю,ремесленник - им обоим, а все нуждаются в справедливом и мудром правителеили правителях. Поскольку основы справедливости нужно искать в мире духовном, то дляуправления городом более всего подходит человек, приобщенный к истинноймудрости. Это было развитием мысли Сократа о том, что власть должна бытьотдана "искуснейшим". Но Платону мало, чтобы государственные мужи былилюдьми высокого умственного и образовательного ценза. Он выдвигаетутопический и довольно сомнительный план, согласно которому "философам"отдается безраздельная власть в государстве. Пример Архита казался Платону доказательством верности этого принципа."Пока в государствах,- говорил он,- не будут царствовать философы, либо такназываемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательнофилософствовать и это не сольется воедино - государственная власть ифилософия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди - а ихмного,- которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, дотех пор... государствам не избавиться от зол" (14). Иными словами, Платонхотел превратить философию и науку (ибо тогда они были едины) вглавенствующую политическую силу. Это чем-то напоминает современную теорию"технократии". Принято считать, что в области политической Платон был фантазером,чистым мечтателем. На самом же деле он находился в прямой зависимости отконкретного опыта своего времени и личных наблюдений. "Писаные законы инравы поразительно извратились и пали,- жаловался он в одном из своихписем,- так что у меня, вначале исполненного рвения к занятию общественнымиделами, когда я смотрел на это и видел, как все пошло вразброд, в концеконцов потемнело в глазах. Но я не переставал размышлять, каким путем можетпроизойти улучшение нравов и особенно всего государственного устройства"(15). Казнь Сократа и вообще весь ход афинских дел заслонили от негоценность демократических принципов. С другой стороны, его пленили египетскиеи спартанские порядки. Но пока он не покидал почвы общих размышленийотносительно духовных основ общества, он был проповедником высокого идеала;лишь когда он попытался конкретизировать свою утопию, обнаружились самыезловещие черты его гражданского проекта. Впрочем, это станет очевидно лишь впоследующие годы.Одушевленный мечтой о правителе-философе, Платон прибывает в Сиракузы(16). Здесь уже десять лет пожизненным "стратегом-автократором" признанДионисий I. Победитель карфагенцев, он пользовался поддержкой широких слоевнаселения. Дионисий разыгрывал мудрого и просвещенного монарха. Каквпоследствии Нерон, он воображал себя поэтом, и целый штат придворныхльстецов восхвалял его драмы. Пифагорейцы надеялись, что Дионисий заинтересуется Платоном и тотсумеет вдохновить правителя на реформы. Этот план казался тем болееосуществимым, что в окружение Дионисия еще раньше проникли другие друзьяАрхита. И действительно, сначала Платона приняли хорошо. Дионисий судовольствием слушал его беседы и пускался с ним в теоретическиерассуждения. Ему льстило, что афинский писатель, хорошо известный на родине,стал его "собственным" придворньм философом. Зять правителя, юный Дион,по-настоящему подружился с Платоном и искренне проникся идеями реформы.Много лет спустя, вспоминая о Дионе, Платон писал: "В беседах я излагал емув рассуждениях то, что, по моему мнению, является наилучшим для людей, исоветовал ему осуществить это на практике; видимо, сам того не зная, якаким-то образом бессознательно подготовлял падение тирании. Что же касаетсяДиона, то он был очень восприимчив ко всему, а особенно к тому, что я тогдаговорил". По словам Плутарха, Дион "с юношеской простосердечностью заключил,что такое же действие учение Платона должно оказать на Дионисия" (17). Однако Дионисий был очень далек от того, чтобы принимать речи философавсерьез. Ему не могло понравиться, что Платон взял на себя роль советника инастойчиво напоминал ему о высшем долге государственного мужа. В своюочередь, Платон поселился в Сиракузах вовсе не для того, чтобы проводитьночи в пирах и развлекать скучающего тирана. Начались ссоры и взаимные упреки. Однажды Дионисий раздраженно спросилПлатона, зачем, собственно, тот пожаловал в его столицу. - Я ищу совершенного человека,- ответил философ. - Но, клянусь богами,- зло рассмеялся правитель,- ты его не нашел, этовполне ясно. Одним словом, превратить диктатора в мудреца не удалось. Дионисиювконец надоела опека Платона, и он решил от него избавиться. Неясно, сам лиПлатон захотел покинуть Сиракузы или был выслан, но, во всяком случае, в 387году он отплыл в Афины на корабле спартанского посла. Путешествие едва не закончилось катастрофой. Дионисий, желая отомститьсвоему назойливому ментору, дал тайное распоряжение послу продать Платона врабство. "Философ будет счастлив в неволе",- мрачно шутил тиран. По дорогекорабль зашел в порт острова Эгины. Внезапно Платона связали и отвезли наневольничий рынок. Гордый аристократ, умозрительный философ оказалсявыставленным на продажу среди тех, кого законы приравнивали к скоту. Трудно понять, как Платон, пережив эти тяжелые мгновения, могвпоследствии с таким равнодушием относиться к участи рабов. Впрочем,человеческая натура полна загадок... Счастливая случайность спасла философа. Нашелся грек, который выкупилего за двадцать или тридцать мин. Говорили также, будто деньги на выкупприслал Архит (18). Итак, потерпев неудачу в своих замыслах, Платон возвратился в Афины.Теперь он по-новому осмыслил судьбу Сократа: конфликт между поборникамиправды и людьми, живущими по своим лишь прихотям, неизбежен. Этот вывод оказал решающее воздействие на формирование платоновскогоидеализма. Он не был придуман, но вырос из столкновения философа с миром. Наэти экзистенциальные истоки учения Платона обратил внимание Вл. Соловьев всвоем проникновенном исследовании о Платоне. "Тот мир, в котором праведникдолжен умереть за правду,- писал он,- не есть настоящий мир. Существуетдругой мир, где правда живет. Вот действительное жизненное основание дляПлатонова убеждения в истинно-сущем идеальном космосе, отличном ипротивоположном призрачному миру чувственных явлений. Свой идеализм,- и этовообще мало замечалось,Платон должен был вынести не из тех отвлеченныхрассуждений, которыми он его потом пояснял и доказывал, а из глубокогодушевного опыта" (19). Афинская драма 399 года и провал в Сиракузах не сломили Платона; онвыстоял и нашел в себе новые духовные силы. Отказываясь признать хаосвидимого бытия за последнюю истину, Платон всем своим существом тянулся ктому незримому миру, в котором предчувствовал свою небесную отчизну.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25