В.Д. Девкин приводит в этом контексте пример со словами «телевиэер», «фор- мализьм» (Девкин, 1979:18)

См. Г.Г. Почепцов (1984:99,102).

границ между разновидностями речи. Между тем, и теоретический и практический интерес представляет именно конституирование ЛРР, ее конкретные специфические и дифференциальные призна­ки; именно этому посвящается предлагаемая книга.

Следовало бы также конспективно обозначить трактовку следу­ющих моментов, относящихся к пониманию сути ЛРР.

I. Положение литературно-разговорной речи в трихотомии «узус» — «норма» — «кодификация». Анализ советской и зарубежной литературы последних лет на эту тему свидетельствует об извест­ной эволюции взглядов лингвистов в направлении признания за ЛРР литературного статуса. Соответственно, некоторые лингвисты (ученые Пражской школы в их числе) склоняются к тому, что оп­позиция «кодифицированная речь»: «некодифицированная речь» применительно к ЛРР в нынешних условиях в ряде стран не со­всем корректна. В самом деле, анализируемую в данной книге SECE вряд ли можно безусловно отнести к речи некодифицирован-ной, поскольку набирает силу процесс кодификации: появилась це­лая серия словарей и лексикографических пособий типа "А Handbook of Colloquial Usage" (см. Kay et al, 1974); подготовлена и ап­робируется в процессе обучения в университетах и колледжах се­рия учебников с элементами SECE типа "Viewpoints" (O'Neil et al, 1979); ведется разработка фундаментальных и прикладных про­блем коллоквиалистики (учебники серии "Cambridge Textbooks in Linguistics"); идет активная разработка проблем «разговорности» по целому ряду научных направлений этнометодологии, теории ком­муникации, философии языка, социо- и психолингвистики. Конеч­но, в силу нечеткости понятия «разговорность» далеко не все эле­менты ЛРР поддаются кодификации. Очевидно также, что нормы ЛРР (поскольку таковые существуют, о чем уже упоминалось вы­ше) отличаются значительно большей вариабельностью, гибко­стью и мобильностью по сравнению с нормами КЛЯ. Следует раз­личать нормы собственно лингвистические или системные (орфоэ­пические, морфологические, лексические, грамматико-синтаксиче-ские), социолингвистические, ситуативные и коммуникативные. В понимании лингвистической (языковой) нормы мы придержива­емся определений, разделяемых большинством советских лингви­стов. «Норма —это принятое речевое употребление языковых средств, совокупность правил (регламентации), упорядочивающих употребление языковых средств в речи индивида» (Ахманова, 1966:270). Однако, применительно к ЛРР, следовало бы интерпре­тировать это определение следующим образом:

а) Как и нормы КЛЯ, нормы ЛРР — понятие социально-истори-

ческое, применимое к конкретной коммуникативной ситуации данной страны. Наблюдения лингвистов дают некоторое основание полагать, например, что языковые нормы SECE в Великобритании в целом являются более строгими, чем нормы General American English в США и, в особенности, в сопоставлении с нормами General Australian English и Broad Australian English.

б) Требует расшифровки слово «принятое» (употребление), ибо
применительно к ЛРР/SECE за этим стоит весьма широкий спектр
требований ситуации общения, ролевых предписаний и ролевых
ожиданий, тематики высказываний, жанра и типа речи, установки
и настроения коммуникантов и т.п. (Например, «принятой» фор­
мулой прощания в SECE может быть в одном случае Bye-bye, Love!
в другом (ирон.) Buzz off, old woman!, и в обоих случаях у общаю­
щихся может не возникнуть сомнений, что они нарушают «приня­
тый» ритуал.)

в) «Норма речи (т.е. узус) — по справедливому замечанию О.Е.
Семенца — характеризуется довольно кратким периодом формиро­
вания и относительной нестабильностью и складывается под влия­
нием изменчивых социальных оценок» (Семенец, 1985:26). И да­
лее: «Поскольку в основе возникновения речевой нормы лежат оце­
ночные процессы, то ее правомерно называть аксиологической
нормой...» В отличие от мобильной аксиологической нормы, коди­
фицированная (литературная) норма складывается на протяжении
более длительного времени, обладает значительно большей кон­
сервативностью и, являясь своеобразным образцом, «языковым
идеалом», выполняет эталонную, прескриптивную функцию» (там
же: 26). О.Е. Семенец предлагает называть эту норму деонтической
(от греческого Аёопнужное,должное).

Именно аксиологический процесс в том или ином языковом коллективе «ратифицирует» как нормативное/ненормативное лю­бое явление, появившееся в недрах разговорной речи, в отличие от более строгого и упорядоченного кодификационного процесса в КЛЯ, где инновация становится нормой только после ее «вхожде­ния» в состав литературного языка¹. Из сопоставления аксиологи­ческой и деонтической норм также очевидно, что первая является более психологичной и интуитивной, чем вторая: это положение

Это необязательно связано с длительными сроками. Иногда та или иная иннова­ция, благодаря средствам массовой коммуникации, очень быстро становится норма­тивной (ср. заимствования из русского языка: Sputnik, perestroika, glasnost —из литера­турного языка; samizdat, apparatchiki, gulag, Finlandization - как идеогемы из разговор­ной речи).

иллюстрируется транскриптами реальных речевых произведений SECE в предлагаемой книге.

г) Для системных норм ЛРР/SECE, таким образом, существен­
ны не только собственно лингвистические (традиционные) аспек­
ты, но и релевантные социопсихологические, прагматические и
иные факторы. Например, для фонологической интерпретации
звукового сегмента SECE, содержащего фрикативный [f] и произно­
симого с большей длительностью Д "/, нужно знать не только то,
чем этот аллофон отличается от [v], но и то, что «удвоение» данного
согласного в речи (held f) может означать, что говорящий испыты­
вает чувство негодования, раздражен (или, наоборот, восхищен).

д) В понятии социологической нормы исходим из определения
Л.Б. Никольского, который понимает ее как определенную законо­
мерность «выбора языковой системы или подсистемы, либо их ва­
рианта для построения социально корректного высказывания»
(Никольский, 1974:64). В этом определении для нас весьма сущест­
венна импликация сосуществования «подсистем языка или их ва­
риантов» в рамках национального (этно-) языка и их взаимодейст­
вия. Нередко очень сложный комплекс экстра- и интралингвисти-
ческих факторов и особенностей ситуации общения стоит за опре­
делением «построение социально-конкретного высказывания», хо­
тя внешне этот акт для носителей (литературного) языка протекает
обычно без видимых усилий с их стороны, как бы автоматически.
Анализ речевых произведений SECE в курсе убедительно подтвер­
ждает эту мысль.

II. В последнее время предметом оживленных дискуссий линг­вистов стало понятие коммуникативной нормы (нормы языковой коммуникации). В связи с этим можно было бы упомянуть класси­фикацию В. Барнета, выделяющего нормы языковых уровней (для системных, грамматико-семантических норм) и нормы вербально­го и невербального поведения (т.е. коммуникативно-ситуативные нормы) (Барнет, сб., 1988:141). Последние особенно существенны для понимания сути ЛРР, поскольку адекватная реализация ком­муникативных намерений средствами SECE предполагает именно комплексное использование лингвистических и паралингвистиче-ских элементов. По В. Барнету, система коммуникативных норм выступает как общее родовое понятие-термин по отношению к нормам социальным и языковым. «Важной чертой коммуникатив­ных норм, — указывает А. Едличка, — является их ситуативная обусловленность... По сравнению с нормами системными, языко­выми, определяющим признаком коммуникативных норм высту­пает наличие элемента невербального поведения. Однако этот факт

не может отвлекать наше внимание от речевого компонента ком­муникативных норм» (Едличка, сб., 1988:141).

Понятие коммуникативной нормы связано с понятием так на­зываемых коммуникативных сфер. К сожалению, взгляды лингви­стов относительно выделения подобных сфер расходятся: с одной стороны, указанные сферы понимаются как корреляты функцио­нальных стилей (а последние соотносятся с видами общественной деятельности, искусством, религией и пр.), с другой, этим терми­ном обозначаются различия в коммуникации общегосударственно­го характера, а также регионального, городского и группового (по профессиональному признаку) общения.

Эти рассуждения существенны для нас тем, что они подводят к пониманию языкового компонента коммуникативных норм, кото­рый может быть типичным, доминантным (при общении в данной сфере) или смешанным. Смешанный характер имеет место в тех случаях, когда в той или иной ситуации в высказыва­нии (дискурсе) проявляется взаимопроникновение элементов раз­личных формационных норм. По мнению А. Едлички, этим отли­чается «так называемая городская речь с типичными для нее уст­ными высказываниями, в реализации которых определяющим фактором является признак неофициальности» (Едличка, сб., 1988:143). Поднятая проблема освещается вданной книге.

В заключение следует сказать, что схематическое рассмотрение терминов, предпринятое выше, не исчерпывает базовой термино­логии, связанной с ЛРР. Оно может рассматриваться лишь в каче­стве теоретической предпосылки к подробному изложению много­образных проблем JIPP/SECE в последующих лекциях предлагае­мого лекционно-практического курса.

Дата добавления: 2015-05-06