Введение торжество предметных форм

.

знакового потребления) в отношении экономического в современных обществах и более того - в отношении развития этих обществ в це­лом. Некоторые формулировки Бодрийяра можно интерпретировать _в этом смысле: например, когда он замечает, что логика дифференци­ации, от которой зависит производство потребностей, не является составной частью глобального экономического исчисления, а пред­ставляет собой автономную переменную общественного развития, определяющую все остальные переменные. И действительно, знако­вый характер человеческих отношений, берущий начало в социаль­ной сфере потребления, распространяется, по Бодрийяру, на сферы политики, культуры, экономики.

Но указанная идея об автономном росте потребностей вслед­ствие стремления к статусной дифференциации не исчерпывает кон­цепции Бодрийяра в «Обществе потребления». Он считает, что из всего обилия потребностей, выросших из желания подтвердить свой статус или достичь более высокого социального положения, систе­ма производства поощряет и удовлетворяет только адекватные ей потребности. Он пишет: «В системе роста нет и не может быть не­зависимых потребностей, существуют только потребности роста», потребности расширенного воспроизводства капитала и произво­дительных сил. И если капиталу более выгодно производить ядер­ное оружие, чем финансировать школы, производство будет ориен­тироваться на ядерное оружие. Кстати, пример с ядерным оружием напоминает, что не только индивидуальные потребности подчиня­ются соображениям статуса и престижа, но и государственные рас­ходы, ибо ядерное оружие производится в настоящее время не столько с целью его реального использования, сколько с целью ук­репления государственного престижа в мировом сообществе. Но этот пример напоминает также, что, ведя в своей книге речь исклю­чительно об индивидуальном потреблении, о его статусное™ и зна-ковости, Бодрийяр не уделяет достаточного внимания в анализиру­емой работе громадной области стимулов к производству, исходящих из государственной сферы и от самой экономики. Однако важно подчеркнуть его интересную мысль, которую он позже развил в своей политической экономии знака, а именно, что связь производ­ства и потребления в современных развитых обществах выражает­ся, с одной стороны, в отборе из арсенала потребностей тех, кото­рые наиболее важны для роста производства, а с другой стороны, в обретении производством и трудом знакового характера. Аналогич­ную мысль выразил на свой лад Элюль в работе «Технологический блеф», когда он доказывал, что многие производственные расходы Давно уже не связаны с подсчетами экономической рентабельнос­ти, а представляют собой гигантский нарост в экономике, служа­щий реально лишь поддержанию мифа о росте.

257Изложенные увлекательно и с блеском, мысли Бодрийяра о про­мышленном росте, о повседневности и потреблении, о равенстве и неравенстве в развитых индустриальных обществах еще только под­водят к его главной идее насчет роли «знака» в названных обществах. Знак в его толковании имеет разные аспекты, но в любом случае -это объект потребления, объект-знак. Он выступает как знак счастья (люди ищут счастья в обладании объектами), или как знак престижа, обладающий различительной ценностью, или, наконец, как знак ре­альности. Последнее для Бодрийяра особенно важно и связано с его размышлениями о влиянии на людей информационных образов. Но во всех случаях знак заменяет собой реальность: реальную жизнь, реальные отношения. Объекты вытесняют из жизни человека других людей, а сам он исчезает как субъект, превращаясь в человека-объект, который, подобно вещи, выполняя определенную функцию, фигури­рует в межчеловеческих отношениях. Знаковое потребление охваты­вает всю жизнь людей, начиная от потребления вещей и до потребле­ния среды человеческой жизни, куда входят труд, досуг, культура, социальная сфера, природа. Все названное входит в человеческую жизнь в виде потребляемых знаков, «симулякров», превращая всю ее в симуляцию, в манипуляцию знаками. Знак, «симулякр», как бы по­могает человеку овладеть реальностью, но одновременно он уничто­жает реальное, заменяя его собой.

Бодрийяр раскрывает перед читателями удивительный мир, в ко­тором рухнули социальные, политические, идеологические связи и в котором их место занимает знаковое потребление, и оно же выполня­ет функцию их интеграции. Идея разрушения общественных связей в силу безразличия масс к любому рациональному проекту, к любой идеологии с большой силой выражена Бодрийяром в работах 80-х гг., появившихся в связи с приходом к власти во Франции социалистов. Но мысль эта уже содержалась и в первых работах Бодрийяра; он вообще удивительно последователен в своих концепциях, центриро­ванных на идее знака. В «Обществе потребления» он развивает мысль о том, что вопреки видимости, создаваемой идеологиями, людей в развитых обществах связывают не демократические, эгалитаристс­кие ценности, не вера в верховенство нации и права личности, а по­требление, которое обеспечивает дифференциацию людей и их сход­ство, заданное определенными потребительскими моделями. Социологи обычно говорят о двух как бы различных наклонностях людей: об их склонности к отличию и склонности к адаптации в от­ношении общественных структур, проявляющихся в той или иной ситуации. Бодрийяр говорит о едином и всеохватывающем процессе дифференциации людей с помощью объектов потребления. Указан­ная дифференциация как бы заменяет собой реальные противоречия общественной жизни, ведет к их рассасыванию и тем самым к ис-

ключению из общественной жизни взрывчатых ситуаций. Здесь кор­ни интеграционного эффекта потребления: вступив в состязательную конкуренцию на уровне потребления, человек принимает правила общественной игры. В этом смысле интегрировать общество не зна­чит установить равенство взамен существующих противоречий; это значит сделать так, чтобы вместо противоречий появилось различие в стиле потребления: «Решение социального противоречия состоит не в уравнивании, а в дифференциации». Именно таким образом, то есть производя многоаспектную дифференциацию, потребление мо­жет заменить собой социально-политические и идеологические ме­ханизмы и осуществить интеграцию всего общества.

Но подобную интеграцию вряд ли можно считать прочной; не может быть стабильности в обществе, где реальные личности исчез­ли, уступив место персонализованным индивидам, каждый из кото­рых - модус на пересечении индустриально произведенных разли­чий, где вместо реальных интересов и страстей повсюду наблюдается лишь игровая деятельность с объектами, где люди манипулируют объектами-знаками, не испытывая при этом ничего, кроме простого любопытства. Такое общество вызывает у Бодрийяра сильное пред­чувствие катастрофы; так было в 70-е гг., так будет и в 80-е гг. XX в., когда Бодрийяр обвинит массы в том, что они все превращают в «зре­лище», так что политика стала «спектаклем», политики - актерами, а народ - публикой на политическом представлении. Но уже в 70-е гг. он понимал, что общество «спектакля» не может быть устойчивым.

Уже отмечалось, что потребление включает в свою сферу все: не только вещи, но и отношения, историю, природу, даже науку и куль­туру. И во всех случаях феномены, попавшие в сферу потребления, приобретают свойства потребляемой вещи: они служат знаками пре­стижа и средствами иерархии, они испытывают на себе цикл моды, короче, они представляют собой, например, не науку, а знак науки, не культуру, а знак культуры и т. п.

Бодрийяр приводит пример частой в наши дни профессиональ­ной переподготовки и доказывает, что только отчасти она диктуется прогрессом знаний; в ней явственно проступает и другой потреби­тельский аспект: она удовлетворяет потребность быть «в курсе», что­бы достичь успеха в профессиональной деятельности, она подчиня­ется своеобразным велениям моды в области знаний. Как пишет Бодрийяр, «ценности науки, техники, квалификации и компетенции отступают перед переподготовкой, то есть перед давлением мобиль­ности, статуса и профиля карьеры».

Та же потребность быть в «курсе», следовать моде в интересах статусной конкуренции управляет сегодня отношением к культуре. Последняя в таком случае «составляет абсолютную противополож­ность культуре», понятой как наследие трудов, мыслей, традиций,

259как особое измерение теоретического и критического размышления. Дело не в том, что, став объектом потребления многих, культура при­обретает какое-то специфическое содержание, что она «вульгаризи­руется». Дело в том, что она становится «эфемерным знаком» и про­изводится, как и все материальные блага, с определенной циклично­стью и с заранее предусмотренной целью последующей переработки; произведения культуры подчинены определенной системе «следова­ния, чередования, комбинаторной модуляции, каковой подвержены и длина юбок или телевизионные передачи». Превращение культуры в объект потребления Бодрийяр доказывает на примере поп-арта, дея­тели которого ставят целью создавать произведения, которые бы могли интегрироваться в мир объектов потребления. Их честолюбие зак­лючается в том, чтобы уничтожить дистанцию между миром искус­ства и миром объектов, низвести произведения искусства на уровень объектов потребления, примирить объект живописи и живопись-объект, хотя, как замечает Бодрийяр, им не вполне удается порвать связь с традиционным искусством и с процессом творческого преоб­разования действительности.

Самое существенное в бодрийяровской трактовке знака раскрыва­ется в ходе анализа им тех образов действительности, которые созда­ют средства массовой информации (радио, телевидение, реклама и т. п.). Вернее, не образов, ибо понятие «образ действительности» еще со­держит идею о том, что массмедиа пытаются представить действи­тельность в ее сущности, в ее «истинности». Но они, по Бодрийяру, дают не «образ» действительности, а ее «знак», нагруженный совсем другими коннотациями, не выражаемыми понятиями «смысла», «ис­тины» и т. д. И первая из этих коннотаций - ощущение чередования, следования между информацией о событиях и рекламой, которое урав­нивает между собой значимость информации и рекламы. У них один статус в эфире, только реклама дает знак товара, а информация пред­лагает знак действительности. Примерно то же происходит, когда взгляд человека, перебегая с одних товаров, предлагаемых уличными торгов­цами, на другие, вдруг натыкается на нищего, который в этом ряду воспринимается тоже как продавец своего товара - своего увечья, убо­жества. Но так же как реклама не истинна и не ложна, находится по ту сторону истины и лжи, создавая просто запоминающийся знак вещи, так и передаваемая информация не истинна и не ложна, она имеет дру­гой статус, дает зрелище, а не событие, знак, а не отражение реально­сти. Выработка зрелищности несет отпечаток технического устрой­ства информационного средства, то есть «медиума». Бодрийяр принимает формулу Маклуена «Медиум есть послание». С этой точки зрения, роль технического устройства в подготовке посланий так ве­лика, что человек воспринимает не столько содержание послания, сколько «принудительную схему, связанную с самой технической сущ-

ностью этих средств информации, с дезартикуляцией реального в по­следовательные и эквивалентные знаки». Медиум навязывает нам спо­собы разбивки и интерпретации мира, что ведет к абстрагированию послания от мира и определяет его вписанность в последовательность всех медийных посланий, предстающих неизбежно в равном статусе зрелища. С помощью средств информации мы вступаем в мир псевдо­событий, псевдоистории, псевдокультуры. Дело не в том, что фальси­фицируются события, само содержание посланий. Дело в том, что со­бытия устраняются и действительность заменяется псевдореальностью, целиком произведенной, исходя из кода медиума, и имеющей свой ритм жизни, свои цели и функции.

Говоря о рекламе, Бодрийяр затрагивает темы культа тела и сексу­ального освобождения. Проявления культа тела он отмечает, напри­мер, в шумной пропаганде спорта, в постоянной рекламе косметичес­кой продукции и средств ухода за телом, в мании здоровья, сопровождающейся неслыханным ростом использования лекарств и различных медицинских услуг. Культ тела свидетельствует о том, что оно в наше время заняло место души. В результате, делает вывод Бод­рийяр, трансцендентное исчезло из мироощущения современного че­ловека, уступив место абсолютной имманентности объектов потреб­ления, самым прекрасным из которых является наше тело. Причем культ тела относится не к реальному телу; в рекламе и прочих СМИ мы име­ем дело с телом-фетишем, телом-товаром, человека приглашают уха­живать за своим телом, так как его красота, стройность, ухоженность составляют знак престижа, орудие в статусной конкуренции. В этом же духе Бодрийяр рассматривает навязчивость сексуальной темы в СМИ. Повсеместно наблюдаемое сексуальное неистовство показыва­ет, что настоящая сексуальность, как и реальное тело, исчезла, она за­менена знаком тела и пустой, знаковой сексуальностью. Безудержная эксплуатация женского тела в рекламе, в фильмах свидетельствует о том, что реальная женщина оттеснена, забыта, что реальная эмансипа­ция женщин не произошла, она заменена массмедийной профанацией женского тела как знака сексуальности, а это отождествление женщи­ны и секса является показателем ее порабощения.

Бодрийяр задается вопросом: в чем причина чрезвычайного ожив­ления тем тела и секса в современных условиях? Прежде всего на­прашивается ответ, согласно которому тело помогает торговать, кра­сота помогает торговать. Но это, как думает Бодрийяр, не главное; главное же заключается в том, что прославление тела и пропаганда практики ухода за ним служат целям интеграции индивидов в обще­ство потребления. Идеология тела, по его убеждению, предохраняет от разрушения индивидуалистическую систему ценностей и связан­ные с ней общественные структуры. Однако можно ему возразить, что дело не обстоит так однозначно. В идеологизированных тотали-

261тарных обществах, каким, например, была гитлеровская Германия, культ здорового тела служил для целей производственного и военно­го использования людей, то есть был включен в систему групповых ценностей. Культ тела оказался в настоящее время включен в систе­му индивидуалистических ценностей, поскольку тело становится орудием в конкурентной борьбе.

Жесткость, функциональность подхода к телу и человеческим отно­шениям в обществе потребления (конечно, не реклама является их при­чиной; она лишь закрепляет тот стиль человеческих отношений, кото­рый сложился в мире господства меновой стоимости) порождают протест, тоску по утраченной человеческой теплоте. И общество воспринимает эту потребность и отвечает на нее, насаждая официально отношения общественной заботы (социальные трансферты, услуги, улыбки служа­щих и т. п.). Повсюду поощряется способность к контактам, умение за­служить одобрение других людей, соответствовать стилю отношений, сложившихся в группе. Большие социальные цели групповой деятель­ности становятся как бы не важны; на первый план выдвигается умение ладить с другими людьми, точнее, манипулировать ими.

Черты подобного стиля отношений просматривались и в позднем советском обществе. Оно тоже было своеобразным обществом по­требления. Официально провозглашаемые большие цели для многих людей обратились в пустые знаки. Люди были погружены в имма­нентность повседневных отношений. Можно вспомнить и развитое в советские времена престижное потребление (хотя само потребле­ние находилось на гораздо более низком уровне, чем на Западе), на­стоящая охота велась за модными, особенно западными товарами. Официальные праздники, правительственные и партийные церемо­нии, отчеты о которых разносили по стране радио и телевидение, газеты, превратились в простые зрелища и знаки верности револю­ционным ценностям, хотя сами эти ценности уже не вызывали живо­го отклика в душах. Настроение потребительства развивала и сама политика государства, которая ориентировалась на промышленный рост и подавалась пропагандой как основа для улучшения матери­ального благосостояния широких масс (и таковое действительно про­исходило, хотя, может быть, не в тех масштабах и не на том уровне, которого жаждало население, глядя на Запад).

Сегодня вряд ли можно говорить о существовании в России об­щества потребления, так как основная масса населения сведена к биологическому уровню потребления. Можно ли надеяться, что это окажет отрезвляющее влияние на страну и люди обретут реальный смысл существования и реальные цели взамен удобной жизни в зна­ковой вселенной? Конечно, некое сознание реальности пришло к людям, но это осознание социальной, политической, нравственной катастрофы. Собственно, именно этого жаждет Бодрийяр для Запа-

да, но я не думаю, что такое желание разделяют с ним многие. Тем не менее его предсказание катастрофы, наверное, достаточно весомо: СССР показал, с какой легкостью рушится общество потребления, утратившее настоящую веру в высокие цели. В какой-то степени мож­но сказать, что советское общество рухнуло, когда часть населения приняла западные ценности (свобода, права человека) не как знаки, а как подлинные идеалы, из-за которых можно идти на борьбу. Впро­чем, значительную часть населения соблазняли не названные идеа­лы, а высокие потребительские стандарты Запада, жажда обогаще­ния. Какие ценности приведут к крушению призрачных в своей знаковости западных обществ? Бодрийяр не может этого сказать ввиду обесценения в них всех идеалов. Но такое состояние не может про­должаться долго; возможно, вскоре новые (или забытые старые) цен­ности обретут на Западе не знаковое, а реальное значение.

Бодрийяр не видит сил, способных изменить существующее по­ложение вещей. Он констатирует лишь существование нецеленаправ­ленных форм протеста, связанных с насилием или ненасильствен­ных; таковы немотивированные преступления, депрессивность (усталость, самоубийства, неврозы), формы коллективного бегства от действительности (наркотики, хиппи). С его точки зрения, обще­ство потребления ориентировано исключительно на «позитивное» удовлетворение желания. Но желание амбивалентно, его удовлетво­рение оставляет за скобками негативную сторону желания, которое подавляется и, не находя себе применения, кристаллизуется в огром­ный потенциал тоски. Последний превращается в деструктивную общественную силу, порождающую потрясающие акты немотивиро­ванного насилия. Но является ли немотивированный протест насиль­ственным (убийства без видимой цели) или ненасильственным (не­врозы), он всегда означает отказ от активизма общества, отказ от общества благосостояния как новой репрессивной системы.

Подводя итоги сказанному, отметим, что, согласно Бодрийяру, об­ществами потребления не обязательно являются богатые общества, хотя определенный уровень излишества при этом необходим. Потребитель­ским общество делает изменение отношения к ценностям, распрост­раняющееся отношение к ним как к пустым знакам, чему особенно способствуют радио, телевидение, разные формы рекламы. Общество потребления культивирует у людей особую ментальность с опорой на знаки, с верой, что знаки (вещи-знаки, отношения-знаки, ценности-знаки) помогают обрести счастье, овладеть окружающим миром, тог­да как на деле происходит погружение человека в ирреальный мир знаков. В «Обществе потребления» Бодрийяр еще различает до неко­торой степени большую жизнь - сферу политики, науки, культуры, -в которой он отмечает присутствие трансцендентного, и маленький мир повседневной жизни, мир замкнутый и всецело имманентный.

263В более поздних своих работах он распространит знаковость и им­манентность на всю сферу общественной жизни и заявит в результа­те о «конце социального, политического, экономического»'.

Общество потребления мыслит себя именно обществом потреб­ления, оно потребляет и хочет потреблять, не имея иной цели, кроме потребления, не имея впереди какой-либо утопии (оно мнит себя ре­ализованной Утопией), оно, короче, воспринимает себя как конец истории. Поэтому дискурс общества потребления не может быть ни­чем, кроме тавтологии. Дискурс потребления вместе со своим контр­дискурсом, состоящим в морализирующем оспаривании потребле­ния, создают представление о «цивилизации объекта», которая характеризуется пустотой человеческих отношений вопреки осуще­ствляемой им мобилизации производственных и общественных сил. Бодрийяр предсказывает «грубые нашествия и внезапные разруше­ния, которые столь же непредвидимо, но очевидно, как в мае 1968 г., разобьют эту белую мессу».

Действительно, можно понять, что общество потребления неустой­чиво именно вследствие своей пустоты и жизни среди потребительс­ких миражей. Будет ли оно уничтожено изнутри загнанными внутрь общественными силами или извне - в результате угроз, которые ему несет существование бедных народов или нехватка ресурсов, и будет ли оно вообще уничтожено, покажет будущее. Иллюзорное существо­вание в мире потребления, и тут приходится возразить Бодрийяру, ни­когда не охватывало полностью всей общественной жизни, а реаль­ные ценности всегда продолжали существовать среди людей, даже будучи оттеснены с переднего плана. Возможно, суровая история, ко­торая, как обнаружится, никуда не исчезала, положит конец жизни среди зрелищ и миражей человека общества потребления.

Е. А. Самарская

¹ Но не только знаковость предвещает, согласно Бодрийяру, конец, смерть современных обществ. В работе 1977 г. «Забыть Фуко» он использует для доказательства этого другой аргумент. Он пишет там, что современные общества основаны на вере в необратимый прогресс, в рост производства, власти и т. п. Но накопление никогда не бывает безграничным, на определенной стадии оно становится обратимым и разрушается. Этот аргумент, так сказать, космогони­ческого уровня Бодрийяр адресует и власти, и производству, и знанию, когда пишет: «Во всяком случае, власть - иллюзия, истина — иллюзия. Все существует в молниеносном ракурсе, где заканчивается полный цикл накопления власти или истины. Нет никогда ни инверсии, ни субверсии: цикл должен быть завершен. В этом ракурсе разыгрывается смерть» (Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. Санкт-Петербург, 2000. С. 90).

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Александер М. - 111

Амейя М. - 153

Аполлинер Г. (наст, имя Вильгельм

Аполлинарий Костровицкий) -

195 Арди Ф. -121

БаленМ. -163

Бардо Б. -121, 128

БарнутР. Т.-165

Батай Ж. - 69, 201

Башляр Г. - 190

Бельтуаз Ж. П. - 206

Бенар Ж. - 27

Бетховен Л. ван - 143

Бобе - 206

Брандо Н. - 226

Браун Н.-176

Брехт Б. - 162

Бурвиль (наст, имя Андре Рембур) -

Буржуа-Пиша Ж. - 64 Бурстин Д. - 151, 165-166, 243 Бюфе Б. - 206

Валери П. - 68 Васарели В. - 139 ВеберМ.-112, 188-189 Веблен Г. Б.-122, 130,201,211 Вессельман Т. - 154, 155 Виктор П. Э. - 206

Гервази Ф. Г. - 88, 97

ГревенА. -191

Гэлбрейт Д. К. - 3, 58, 65, 75-76,

79-80,93,96-97,99-102,104,111,

114,222

Дан Д.-70

Джонс Д.-153

Дин Д.-153

Диор Кристиан - 171

ДихтерЭ.-99, 104

Достоевский Ф. М. - 4

Домаль Р. - 64

Дюркгейм Э. - 111-112, 222

Дюшан М. - 151

Жискар д'Эстен В. - 218 Жувенель Б. де — 93

Индиана Р.- 152

Калдер А. - 148 Карден П. -129 Катон-117 КейджД.-153 Кейн С. - 79 Кларк Д. М. - 204 Кьеркегор С. - 135

Ленц С. - 226 Лисль Э. - 20, 58 Луи-Филипп - 145 Людовик XIII-210 Людовик XVI-148

Маклуен Г. М. - 159-161, 229 Мандевиль Б. - 66 Маркс К. - 6, 96, 132 Маркузе Г. - 240 Марэ Ж. - 206 Масе Ю. - 200 Мейер Н. - 196 Мид М. - 229

265Милль Д. С. - 230 Мишель Ж. - 143 Морен Э. - 70

Наполеон III- 132 Ницше Ф. - 69

Олденбург С. Т. - 155

Паккард В. - 99 Парсонс Т. - 97 Перру Ф. - 204 Пикассо П. - 139-140 Поланский Р. - 227 ПреверЖ.-158 Пютман Ж. - 140 Пьятье А. - 98

Рембо А.-179, 187 РисменД.-70,98,107,123,125,199,

216-217,219,223 Розенквист Д. - 153 Рошенберг Р. - 139, 153

Салинс Маршалл - 94 Свифт Д. - 207-208 Сюллеро Э. - 128

Тати Ж. - 209

Уайтхед А. Н. - 96 Уитмен Ш. Ж. - 226 УорхалЭ. - 154-155

Фабр П.-114

Фрейд 3.-168, 189, 215,238

Фэй А. - 148

Хаксли О. - 200

ХельдЖ. Ф. - 185-186, 188

ХугП. ван-210

Шабан-Дельмаз Ж. - 213, 244

Шагал М.-139

Шамиссо А. фон - 237, 239

Шевалье М. - 206

Шекспир У. - 68

Шомбар де Лов П. А. - 96, 231

Шпек Р. -226

Штернберг Ж.-185

Энгель Э. - 38 Энгельс Ф. - 6

СОДЕРЖАНИЕ

Изобилие и коллекция.................................. 6

Дрогстор............................................. 8

Парли-2.............................................. 10

ЧУДОТВОРНЫЙ СТАТУС ПОТРЕБЛЕНИЯ..................... 12

Миф о Карго.......................................... 13

Головокружительное потребление катастрофы.............. 14

Дата добавления: 2015-05-06