III. Речи Сен-Жюста о суде на королем

Как пишет в своей книге Е.В. Смирнова, во время суда над королем были заложены идеологические основы будущей террористической системы, которая в ходе процесса получила обоснование в слове. [52] И Сен-Жюст сыграл здесь одну из важнейших ролей, противопоставив «железной логике адвоката стальную логику палача».[53]

Первое выступление Сен-Жюста было ответом на заявление представителя Жиронды, адвоката по профессии Мориссона о том, что, с точки зрения закона, не существует каких-либо прав арестовывать короля, так как на момент начала обсуждения вопроса «Можно ли судить короля?» Людовик VI находился под стражей и, таким образом, был полностью обезоружен.[54]

Сен-Жюст же, ни слова не говоря о законе, находит иные причины для незамедлительного обвинения короля.

«Я же утверждаю, что короля следует судить как врага, что мы должны не столько судить его, сколько поразить. И поскольку ничто более не связывает его с договором, объединяющим французов, формы судебной процедуры определяются не гражданским законом, а законом международного права»[55]

Напомним, что в данный момент времени международное право в понимании Сен-Жюста начинается там, где заканчивается гражданское общество, а именно с нарушений законов последнего.[56] Именно поэтому король и попадает в риторике молодого оратора под определение «врага». Более того, Людовик, по словам Сен-Жюста, «который не был связан никакими обязательствами (предусматривавшими вступление в соглашение. – прим. Л.С.), не подлежит гражданскому суду…По какому праву мог бы он требовать гражданского суда, ссылаясь на наши обязательства по отношению к нему, если сам он явно нарушил единственное свое обязательство по отношению к нам, обязательство сохранять нам жизнь?»[57]

Таким образом, Сен-Жюст удается совместить как моральную сторону обвинения (король – «враг»), так и правовую, основанную на отношениях внутри гражданской общины.

«Людовик – чужеземец среди нас; он не был гражданином до того, как свершил преступление; он не мог участвовать в голосовании; он не имел права носить оружие; еще менее является он гражданином после содеянных им преступлений. С помощью каких юридических ухищрений вы сделаете короля гражданином, чтобы осудить его?»[58]

Также в обеих речах Сен-Жюст делает акценты на двух крайне важных положениях. Во-первых, на необходимости как можно быстрее решить вопрос о виновности-невиновности короля. Какие-либо «муки совести», по мнению Сен-Жюста, в данном случае совершенно неуместны («Что до меня, то я не вижу среднего пути: этот человек должен или царствовать, или умереть»[59]). «Какую республику хотите вы создать, если все мы заняты личными раздорами, если всем нам недостает твердости?»[60] - говорит он, имея в виду противоречия между Горой и Жирондой, а также медлительность и нерешительность принятия решений.

Во-вторых, автор делает акцент на принципиальном убеждении ни в коем случае не выносить вопрос на народное обсуждение: «Граждане, если вы допустите обращение к народу, тем самым вы скажете ему: “Сомнительно, чтобы твой убийца был виновен”. Разве вы не видите, что такое обращение разъединит народ и законодательный корпус и приведет к ослаблению представительства?»[61]

Кстати говоря, относительно второй речи Сен-Жюста о суде над королем одни исследователи высказываются весьма критично, другие же (например, Т.А. Черноверская), не высказываются вообще. Причиной этому, как мне кажется, было многократное повторение того, что было сказано еще в первый раз, а также попытка проследить и обозначить все «преступления» Людовика, конечно же, отнюдь не плохо известные каждому депутату Конвента. Более того, вторая речь получилось намного длиннее, а ввиду этого – намного скучнее.

После выступления Сен-Жюста борьба между монтаньярами и жирондистами продолжилась на еще более высоких нотах, в частности, во взаимном обвинении друг друга, что в конечном счете окончательно предопределило радикальность проведения решений, так как после дебатов депутаты Конвента перешли к поименному голосованию – и «имена цареубийц узнала вся Европа».[62]

Глава третья

Новая конституция и обоснование принципов Республики

В настоящей главе будет рассмотрен окончательный период формирования теоретической мысли Сен-Жюста, отмеченный участием молодого революционера в Конституционной комиссии, созданной в феврале 1793 года, а также позднейшим «появлением на свет» его неоконченных «Республиканских установлений».

После казни Людовика XVI Сен-Жюст начинает играть одну из первых ролей в Конвенте. Его занимают самые разные вопросы, от военного и продовольственного до конституционного. Однако следует особо отметить, что вплоть до восстания 31 мая – 2 июня Сен-Жюст не участвует в каких-либо практических действиях. Он полемизирует о реорганизации армии, о свободной торговле, но на этом, собственно, его деятельность и заканчивается. Только когда якобинцы окончательно придут к власти, Сен-Жюст встанет «у руля» террора, но весной 1793 года центральным вопросом для него остается вопрос государственного устройства.

I. «О конституции»

Речь Сен-Жюста «О Конституции», с которой он выступил 24 апреля 1793 года можно назвать, с одной стороны, изложением новой концепции «народного представителя», которая будет преобладать в Конституции I года республики, принятой спустя два месяца. С другой стороны, она вобрала в себя все те положения, которые высказывались Сен-Жюстом в двух предыдущих трактатах «О Духе…» и «О Природе…». Например, автор часто обращается к понятиям «общественное состояние» и «общественный порядок», противопоставляя их политическому.^[63] Также он вновь осуждает Монтескье за то, что тот называет первых людей боязливыми дикарями, хотя, по мнению Сен-Жюста, по-настоящему дикими («цивилизованными дикарями») они стали лишь тогда, когда подчинились власти тирана.^[64]

Сама теория государства, нарисованная Сен-Жюстом в 1793 году, имеет тесные связи с положениями трактата 1791 года. Как мы отмечали ранее, в трактате «О Духе» основополагающими понятиям являются свобода, равенство и правосудие, причудливым образом переплетенные между собой:

«Правосудие будет простым, когда гражданские законы, избавленные от тонкостей феодального, бенефициального и обычного права, станут призывать лишь к добросовестности в отношениях между людьми; когда общественный дух, обращенный к разуму, сделает суды пустыми и безлюдными. Если все люди будут свободны, они будут равны; если они будут равны, они будут справедливы. То, что честно, проистекает из себя»^[65]

В речи же 1793 года мы, например, встречаем:

«При народном правлении добрые нравы устанавливаются сами собой…все граждане свободны и все трудятся».^[66]

«…основная деятельность правительства должна быть направлена на внешние сношения и что внутри страны правительство является скорее орудием достижения гармонии, чем власти, поскольку естественная справедливость в отношениях между людьми рассматривается как основа общества»^[67]

«Законы отвергают только зло; добродетель и невинность на земле независимы… если бы дать человеку законы, соответствующие егоприроде и сердцу, он перестал бы быть несчастным и испорченным»^[68]

Принципиально новым в речи «О Конституции» является то, что слово «свобода» стоит бок о бок со слово «сила»: «Свобода народа — в силе и длительности его конституции»^[69], «Гарантией для народа может служить только сильная и долговременная конституция, которую правительство не сможет поколебать».^[70]

Таким образом, вводится еще один принцип нового порядка управления, который окончательно будет развит и переосмыслен в годы якобинской диктатуры. По Сен-Жюсту, самое важное сейчас – весной 1793 года – разработать поистине сильную конституции, так как она одна способна достойно завершить Революцию и упрочить республику. Однако для того чтобы в республике со временем не установился «патрициат во главе с Советом министров»^[71], конституция должна, во-первых, основываться на принципе народного суверенитета, а во-вторых, точно выражать общую волю народа в законах.^[72]

В частности, по соображению Сен-Жюста, надлежало создать три органа власти, призванные эту общую волю и защищать: Представительство (законодательный орган), Министры (исполнительный орган) и Совет, промежуточный орган между первым и вторым. Совету, надо заметить, отводится чуть ли не решающая роль в управлении: «…члены Совета должны избираться по департаментам; такой неделимый Совет благодаря концентрации управления в его руках способствовал бы единству Республики».^[73] А министры, в свою очередь, должны были быть ему подотчетны.

В отличие от членов Совета, избрание представителей (депутатского корпуса), по замыслу автора, должно было осуществляться всеми гражданами Республики по общему списку, а не по департаментам (избирательным округам).^[74]

Итак, 29 мая 1793 года Сен-Жюст становится одним из пяти дополнительных членов Комитета общественного спасения, а следовательно – и непосредственным соавтором новой конституции, в которой и будут по большей части отражены все те принципы, о которых он говорил в своем докладе 24 апреля.

Дата добавления: 2015-05-07