Билет на Лысую Гору 12 страница

Эдя открыл было рот, чтобы поведать о битве, что разыгралась в квартире всего четверть часа назад, но вовремя спохватился, что делать этого не следует. Милейшая фея вполне могла взревновать, морально взбрыкнуть и выдать что‑нибудь в духе: «Моя сестра тебе помогает? Отлично! Тогда я буду тебе вредить!»

Вместо этого он что‑то удрученно проборматал, смахнул мусор в ведро и отправился вытряхивать его в мусоропровод. Вернувшись, он обнаружил Трехдюймовочку уже в комнате. Фея занималась тем, что озабоченно пускала маленькое красное яблоко по облупленной миске.

— Ты что, никогда не видел зудильника? Садись рядом, только, умоляю, не производи лишних звуков! Твоя громкая речь царапает мой слух хуже проволоки! Учись у Вени Вия… Он никогда не орет, хотя, по слухам, горло у него и забито землей… — поморщившись, сказала она Эде.

Сквозь мутное облако на миске проступило оплывшее лицо и закрытые набухшие веки.

— О, вот и он, Вий! Не к ночи помянуть, а ко дню! — вскользь заметила фея.

Зудильник зарябил.

— И, наконец, последняя новость этого часа! — просипел Вий. — В лопухоидном мире продолжаются поиски Матвея Багрова, ученика волхва Мировуда, подозреваемого в укрытии и похищении Камня Пути. К огромному сожалению, мы не можем показать вам магоробот преступника. В нашем распоряжении нет ни одного его портрета. С возрастом тоже путаница. Исторически мальчишке более двухсот лет, однако, учитывая эффект прерванного существования, выглядеть он может лет на тринадцать‑пятнадцать.

Если вам что‑либо известно о местонахождении упомянутого субъекта, позвоните по номеру 000‑00‑00 с неработающего телефона или напишите кровью из мизинца на любом мраморном надгробии. Ни в коем случае не пытайтесь задержать его самостоятельно. Матвей Багров может оказаться опасен. Кроме стандартной магии волхвов, он владеет магией вуду и некромагией, а также основами гипноза и мгновенной телепортации… Хе‑хе! Интересно, он выдержит мой взгляд? Кто‑нибудь, поднимите мне веки!

Вий повторил свой призыв два или три раза, но никто так и не откликнулся. Лишь в дальнем углу экрана мелькнули удирающие ножки хорошенькой ассистентки. Веня разочарованно завозился. Он попытался сам поднять себе веки, но его слабые короткие ручки не смогли одолеть тяжести воловьих век.

— Хм… Ну ладно!.. Так и быть, живите до вечера! — разрешил Вий, спасая положение и делая хорошую мину при плохой игре.

Он качнулся, точно северный шаман, ловящий ветер вдохновения, и сказал:

— Только что мне сообщили, что Глиняный Пес прекратил поиски картины и взял новый след. Берегись, Матвей Багров — рано или поздно этот след приведет к тебе!

Трехдюймовочка оттолкнула ногой зудильник. Красное яблочко скатилось с тарелки.

— Знаю я, что это за след! Они нацелились на меня! — визгливо произнесла она.

— Почему?

— У тебя мозги есть или совсем атрофировались за ненадобностью? Сколько раз тебя повторять! Потому что только я смогу найти этого самого Багрова!

Эдя поднял упавшее яблочко, осмотрел его, вытер краем майки и с хрустом надкусил. Фея перестала визжать и посмотрела на него с глубоким негодованием.

— А если бы оно было молодильное? — поинтересовалась она.

— По барабану! — бодро ответил Хаврон. По прозвучавшему «если бы» он заключил, что яблоко самое обычное.

— Это для тебя по барабану! Ты сожрал яблоко урожая 1833 года, с яблони, под которой была закопана черная кошка с тремя белыми шерстинками на хвосте. Для зудильников подходят только такие. Правда, зудильники и без яблок могут работать, да только помех гораздо больше! — заявила фея.

Хаврон перестал жевать и протянул ей огрызок.

— Да ладно, доедай уж… Все равно кататься не будет, — сказала Трехдюймовочка. Эдя послушно доел.

— Больше ты ничего интересного сказать мне не хочешь? — поинтересовался он на всякий случай.

И угадал. Трехдюймовочке, находившейся в расстроенных чувствах, требовалось хоть кому‑нибудь излить душу.

Князек, я немного наврала тебе тогда, когда говорила, что ко мне пришел неизвестный и принёс мешочек с алмазной пылью. На самом деле никакого неизвестного не существовало.

— Как это? А мешочек с пылью?

— Ну он‑то существовал. И магическая клятва существовала. Видишь ли, я кое‑чем была обязана Мировуду. Незадолго до смерти он взял с меня обещание, что спустя два века я отыщу его перстень, где бы он не находился, осыплю алмазной пылью и тепортирую в любое безопасное место подальше от Лысой Горы. Вот и все, что я должна была сделать… И я это сделала. Для начала я заставила нежить прорыть подкоп под Хранилище Артефактов.

— Круто, — оценил Хаврон. — Фея, грабящая банки! Это покруче колобка, который взял лису в заложники!

— Мне не смешно, лопухоид! И тебе, поверь, будет совсем не смешно, когда сюда нагрянут боевые маги, схватят меня, а тебе сотрут память! — рассердилась фея.

Хаврон задумался. Перспектива была безрадостная.

— Мне нельзя стирать память. Из нее и так все вываливается. Особенно с кем, где и во сколько… а также как много и когда отдавать! — заметил он резонно. — Слушай, а надуть этого Мировуда ты не могла? В конце концов, он уже немного того… помер?

— Надуть? Ты соображаешь, что говоришь? Маги‑вуду и некромаги, а Мировуд ведал это искусство, могут мстить и из гроба, особенно когда речь идет о нарушенных клятвах. Я и так тянула до последнего, пока Мировуд не стал являться мне во сне, — призналась фея.

Прошло два часа. Эдя разбирал чемодан, фея же скучала и, просыпав на стол тонким слоем сахар, чертила на нем концом веера знаки. Дважды Хаврон слышал запах жженого сахара, однако дальше этого дело не шло. У феи что‑то не ладилось.

Трехдюймовочка перелетела в комнату, забралась в шкаф с вещами Зозо и уснула, подложив себе под голову полотенце. Спала она, однако, недолго. Уже через четверть часа что‑то заставило ее вскочить на ноги, да так энергично, что она стукнулась лбом о верхнюю полку. Сгоряча Трехдюймовочка схватилась за веер, но, вспомнив, что магии в нем нет, горько уронила руки.

— Все пропало! — простонала она.

— Что пропало‑то? — не понял Эдя.

— Спрячь меня скорее, умоляю! Будем вместе в жизни и смерти, мой паж! Поцелуй же меня на прощанье! — взмолилась фея.

Она стремительно взлетела и, обхватив шею удивленного Хаврона руками, ткнулась ему куда‑то в район носогубного треугольника. Пока изумленный Эдя пытался понять, чем вызвана эта стихийная нежность, фея вновь нырнула в шкаф и зарылась в полотенца.

Хаврон осторожно прикрыл дверь шкафа и стал озираться, пытаясь понять, что напугало фею. Однако, сколько он ни прислушивался, ничего позрительного так и не услышал.

Все тихо, как в аптеке, и дохло, как в библиотеке! — проворчал он. — Эти женщины совсем ку‑ку, какого бы размера они ни были! То у них глобальные глюки, то посуду бьют, то целоваться лезут!

Неожиданно в узком коридорчике за спиной Хаврона обозначился неясный шум. Или звук. Шли шорох. Или вздох. Короче, нечто.

Эдя тревожно выглянул в коридор. Его куртка упала с вешалки и топорщилась на полу, шевеля рукавом, как живая. Хаврон поднял ее и вернул на место. Походя, он заглянул в ванную и после уже просунул голову на кухню. Здесь его поджидал сюрприз. Вот только приятный или неприятный — сказать сложно.

Окно, прежде тщательно закрытое, было распахнуто настежь. С подоконника бесцеремонно сброшены миксер, подставка для электрического чайника и журнал «Крутой мужчина» для начинающих культуристов. Но это были еще цветочки. В кухне, прямо на полу, сидел огромный белый лебедь и, расставив крылья, вытянув шею, смотрел на Хаврона снизу вверх.

— Цыпа‑цыпа! — сказал Эдя хрипло, делая шаг не вперед, а назад.

Мысли скакали, как шарики для пинг‑понга. Одна из мыслей, не самых, впрочем, навязчивых, была: поместится ли лебедь в духовку.

Лебедь захлопал крыльями, Повторяя «цыпа‑цыпа» и «гули‑гули» (как обращаются конкретно к лебедям, он представления не имел), Эдя хотел прыгнуть на птицу животом, но кто‑то решительно дернул его за штанину и наступил на больной палец ноги. Хаврон опустил голову и увидел закопченого человечка с рыжими бакенбардами и здоровенной булавой. Уши человечка были склонны к чешуйчатости. Между пальцев — плавательные перепонки. Воинственности же в нем — а это Эдя почуял сразу — было как в наступающей армии.

— Но‑но! Даже не думай! — предупредил человечек, потрясая булавой. — А то я дам тебе этой масенькой дубиной по прекрасному носу!

Нельзя сказать, чтобы Хаврон очень испугался, но все же засовывать лебедя в духовку раздумал. Вместо этого он тупо стоял и смотрел, как птица на его глазах превращается в девушку.

— Не трогай мерзкую хозяйку, благоухающий тип! — повторил человечек и, дернув еще раз, отпустил его штанину.

— Благоухающий — на языке Антигона значит «вонючий». Но не обижайтесь! Он все всегда приувеличивает! — произнес за спиной Эди вежливый голос.

Хаврон обернулся. В коридоре, прислонившись плечом к стене, стоял и улыбался темноволосый подросток.

Глава 10. Чёрный маг в белую крапинку

К небу поднимались разноцветные дымы из множества труб. Во дворах лаяли собаки, осипшие от ночной беспорочной службы. Хлопали калитки. Румяные молодые ведьмы с коромыслами шествовали к колодцу. Рядом с ними для охраны обычно плыли бодающиеся вилы и какая‑нибудь дедова заговоренная дубинка.

На камнях и заборах тесной улочки, где ночью прокатилась Жрущая Морда, расцветала плесень. Около одного из пятен валялись берцовая кость и колотушка задремавшего ночного сторожа. Похоже, Жрущая Морда не осталась голодной.

В зарослях конопли, густо облепившей заборы, безумно блея, паслись черные козы. Их серебряные копытца прекрасно подходили для чеканки фальшивой монеты для проклятых кладов. На крыльце табачной лавочки сидел Колобородун и, улыбаясь в пространство, набивал папиросы «Беловор» афганским самосадом.

Круглый тургеневский пруд пах арбузными корками. Вокруг него по посыпанной песком дорожке прогуливались две молоденькие барышни с зонтиками. За ними хвостом ходил косматый молодой барин и приставал с пропагандистскими разговорами. Сквозь полупрозрачные тела призраков слабо просвечивал кустарник.

Мефодий шел рядом с Даф. Он почти перестал чему‑либо удивляться. Взгляд утомился и забился разнообразием так же, как прежде забивался однообразием московских окраин. Мефодий думал о том, что эмоционально человек устроен просто, и коробочка для радостей и удивлений, гипотетически наличествующая у каждого, не так уж и вместительна.

Депресняк носился у них над головами, изредка вцепляясь когтями в забор или повисая на вывеске.

— Кажется, ему тут неплохо, — сказала Даф.

— На месте твоего котика я бы не нарывался. Здесь собаки не квартирные мопсы! — предупредил Мефодий.

Заглянув через забор в чей‑то двор, он увидел на цепи двуглавого пса, защищенного роговой чешуей. Ушей у собаки не было. Хвост был как у ящера. Из жутких пастей капала слюна, заставлявшая землю исходить кислым дымком.

Депресняк, шипя, носился вокруг. Кошмарная двуглавая собака не лаяла, не прыгала, а спокойно следит за котом. Рассчитывала длину цепи. Экономила смертоносные усилия. Здраво оценив свои шансы, Депресняк сделал вид, что сегодня он добрый. Напоследок пронесся над головами клацнувшего зубами пса и вернулся на плечо к хозяйке.

— Правильно, не обижай маленьких! — сказала Даф.

Улита остановилась и, осмотревшись, повернула из тихого переулочка, по которому они до сих пор шли, на довольно широкую улицу.

— Кажется, нам туда! Может, конечно, и не туда, но здесь нам точно нечего делать! — заявила она.

Широкая улица имела с переулками мало общего. Жилые дома на ней практически отсутствовали. С одной стороны тянулись лавки, ресторанчики и всевозможные увеселительные заведения, с другой же — на них укоризненно взирали здания лысегорского магоуправления. Однако укор укором, а ясно было, что чиновникам бегать недалеко.

На бревенчатой стене военной комендатуры висел громадный плакат. На плакате был изображен бравый молодой человек с темными усиками. Небрежно закинув на плечо сглаздамат, он сурово грозил зрителю пальцем, на котором поблескивал магический перстень.

Крупная надпись на плакате вопрошала:

Ты записался в боевые маги?

Помни: родина ждет тебя ежедневно ‑

от полуночи до первых петухов.

На другой стороне — прямо напротив комендатуры — изрешеченные искрами стены игрового клуба наскоро забивались свежими досками. На деревянном щите белой краской с подтеками было написано:

Напоминаем, что игра в «Искрос‑страйк»

проводится каждую нечетную пятницу

ровно в полночь. Все приходят со своим

оружием. Трупы самовывозятся до рассвета.

— Не желаешь поиграть? — поинтересовался Чимоданов, обращаясь к Зудуке.

Монстр подпрыгивал у него на шее, вертел головой и таращился во все глаза. Мефодию показалось, что он, как губка, жадно набирается вредительского опыта.

Посреди улицы лежала безголовая рыбина, по которой ползали мухи. Мошкин наклонился к ней, удивленный, что нет запаха. Он сделал шагов десять — и тут только запах гниения настиг его бесцеремонно втиснулся в ноздри. Евгеша обернулся и увидел, как два чумазых карапуза лет пяти‑шести, выглядывая из щели в заборе, дразнясь, утаскивают рыбину за привязанную к хвосту веревку.

— Мертвяк! Мертвяк! Догони! — кричали они Мошкину.

Евгеша в испуге повернулся к Улите. Карапузы, вообразив, что он гонится за ними, прыснули через забор и скрылись огородами.

— Расслабься ты! Обознались. С кем не бывает. Они на эту рыбу мертвяка ловили! — улыбаясь, сказала Мошкину ведьма.

— На рыбу? Как?

— Да очень просто. Мертвяки всегда идут на запах тухлятины. Дети подманивают его дохлой рыбой или кошкой, а затем удирают, таща ее за веревку. Мертвяк гонится за ними. Забавно?

Евгеша испуганно посмотрел на нее.

— Мне не н‑нравится! И игра не нравится, и тут не нравится, — нервно сказал он.

— Ты просто чайник! Ничего не понимаешь! Это как очень громкая музыка: чтобы стало клево, к ней надо привыкнуть! — возразила Ната.

— Вот‑вот! Подчеркиваю: тут очень даже мило! — согласился Чимоданов.

Мефодий хлопнул себя по груди и раздавил крупного насосавшегося комара. На рубашке тотчас возникло большое кровавое пятно, точно от укола шпагой.

— Летают тут, гадики! Вампирят мою первую положительную! — сказал он с негодованием.

— Напрасно ты его так круто, Буслаич. Не исключено, что это был царевич какой‑нибудь заколдованный. Рост сто девяносто, бицепс сорок пять и натуральный блондин! — заметила Улита.

— Почему блондин‑то? — спросил Мефодий, с сомнением разглядывая дохлого комара.

— Почемушто… — отвечала ведьма. — Лысая Гора все‑таки. Многие на превращениях специализируются, на подлянках всяких. В следующий раз, прежде чем грохнуть кого‑нибудь, скажи: «оглюкос морлокус!»

Едва она произнесла эти слова, как раздавленный комар превратился в мертвую летучую мышь. Мефодий запоздало понял, почему пятно крови было таким большим. Все‑таки у летучей мыши аппетиты не комариные.

— На этот раз не царевич… — сказала Улита. — Ну и не унывай! В другой раз царевича хлопнешь!

Покосившись на летучую мышь, которая притворялась комаром, Даф покрепче сжала в руке флейту. Лысая Гора ее тревожила. Здесь ей было неуютно и беспокойно. Хотя и привычная, намозоленная идиллиями эдемская скука тут определенно не грозила.

— Какие у нас планы? — спросила она у Улиты.

— Простые, как табуретка! — сказала ведьма. — Бросаем где‑нибудь кости, чтобы не остаться ночью без убежища, отдыхаем немного и… ну а там посмотрим… Есть у меня одна мыслишка! Ну‑с, вперед!

И она уверенными шагами пошла по деревянным мосткам, проложенным по раскисшей от дождей улице. Редкие прохожие уступали ей дорогу, верно просчитав, что при столкновении двух тел дальше улетает то, что легче.

Они миновали длинный каменный дом местной администрации, работавший строго по праздникам и закрытый по случаю буднего дня; прошли подозрительное общепитовское заведение, где все ели из огромной общей миски, и свернули еще на одну улицу — не менее оживленную, чем та, где они только что были.

Здесь им немедленно попались корчма для вампиров «Зов крови» и безымянный ресторанчик для людоедов, вывеска над которым предупреждала:

Вся еда бесплатно! Постарайся

не оказаться каждым десятым, брат!

— Спасибо! — сказал Мефодий. — Что‑то мне не хочется! В другой раз!

Неожиданно Улита улыбнулась, увидев нечто знакомое.

— Ага! — произнесла она. — Тут!

Гостиница «Незваный гость» больше походила на бастион. Железная дверь, утопавшая в толстой стене. Крыша с зубцами. Из зарешеченных окон торчат дула аркебуз, заряженных заговоренными пулями. Дверь промята. Камень выщерблен. На решетках заметны следы зубов.

«Чтобы не остаться ночью без убежища», — вспомнил Мефодий слова Улиты.

В памяти замелькали монстры с бензопилами и мрачные ведьмаки. Если это — благодушные обыватели, то кто же тогда является из мрака безлунными ночами?

— Ты здесь бывала раньше? — спросила Даф у Улиты.

— Я — нет. Но Арей тут всегда останавливался, — ответила ведьма. Мефодий заметил, что она словно невзначай проверила, легко ли вынимается шпага из ножен.

Едва они постучали, как дверь открылась с лязгом и грохотом. Похоже, внутри кто‑то произнес заклинание.

Мефодий, вошедший первым, оказался в узком темном холле. Освещен был только небольшой участок у лестницы. За стойкой сидел мрачный широкоплечий детина с исполосованной шрамами физиономией и чистил ногти булатным ножом. «Тугарин‑Змеевич», — сообщала медная табличка, вроде тех, что встречаются порой в провинциальных гостиницах.

Мефодий приблизился. За спиной он угадывал Даф и Мошкина. Улита пока держалась в стороне, деловито осматриваясь. Детина не шелохнулся. Казалось, все его внимание приковано к ногтям, однако Мефодий готов быть поклясться, что он прекрасно все видит.

— Уважаемый! У вас что, всегда такой сервис? Мы просим внимания! Что там у нас в смысле номеров? — требовательно кашлянув, подал голос Чимоданов.

Даф хихикнула. Петруччо, должно быть, немало напутешествовался со своей беспокойной мамочкой. Даф представила, какой шум поднимала его мамочка по поводу каждого треснутого графина, заедающего замка, грязного зеркала или отсутствующей туалетной бумаги.

— Не слышу ответа. У вас есть свободные номера? — нетерпеливо повторил Чимоданов.

Тугарин‑Змеевич поднял голову.

— У меня нет номеров, сынок. Ты обратился не по адресу, — медленно произнес он.

— То есть как это? У вас же гостиница! — не понял Чимоданов.

— У меня грязные тесные комнаты без воды и без окон. В них ровно столько места, сколько в комнату помещается тюфяков. Спят все на полу!.. Если вас что‑то не устраивает — валите! Неподалеку есть прекрасный пятизвездочный отель «Трансильвания». Там все стерильно, как в капельнице!.. Чимоданов вспыхнул.

— В таком случае, эта гостиница нам не подходит… У меня аллергия на пыль. Мы, пожалуй, последуем вашему совету и обратимся к вашим конкурентам… Однако, хочу заметить, если вы и дальше так будете вести свои дела, то рано или поздно… Ой! — Петруччо внезапно пискнул.

Улита, только что без всяких церемоний кольнувшая его шпагой в бедро, спрятала ее в ножны.

— Мы снимем у вас комнату! Любую, что у вас есть! — сказала она.

Тугарин ухмыльнулся.

— Даже если я скажу, что в тюфяках у меня полно блох, пол липкий, а лестница на второй этаж такая темная, что не далее как вчера один из постояльцев свернул себе шею? Я, кстати, не начинал еще вытирать его мозги. Не наступите случайно в лужу.

— Даже если тюфяков вообще нет. Мы можем спать и на голом полу, — спокойно отвечала Улита.

— Значит, на голом полу? — прищурившись, повторил хозяин.

— Только не под полом и не снаружи… Я переживаю в основном за своих спутников. Они на Лысой Горе впервые. Я бы и на улице как‑нибудь разобралась.

— В самом деле, разобрались бы? — с любопытством спросил детина. — Даже в тринадцатую ночь луны?

— Я имела в виду другие ночи. И потом до тринадцатой еще довольно долго.

— Хм… Что да, то да. И в «Трансильванию», стало быть, уже не желаете? В пять‑то звезд?

— Нет. Мы хотим остановиться именно здесь, — твердо сказала Улита.

Мохнатые брови шевельнулись. Тугарин быстро, исподлобья посмотрел на своих гостей. Депресняк и Зудука его вообще не заинтересовали. Чимоданов, Ната и Мошкин — постольку‑поскольку. А вот Мефодия и Дафну он разглядывал, пожалуй, дольше, чем остальных.

— Откуда вы узнали о моем постоялом дворе? Место глухое, нигде не свечусь… — просипел он.

— Тут останавливался один мой знакомый, — сказала Улита.

— Имя узнать можно?

— Нельзя, — качнула головой Улита.

Короткие пальцы забарабанили по стойке.

— Хорошо. Я уважаю чужие тайны. Как же он выглядел?

— Черные усы, седая борода, красное одеяние…

Перестав чистить булатным ножом ногти, хозяин задумчиво поскреб его лезвием щетину.

— Кажется, я понял, о ком речь. У него еще есть меч. Короткий, с широким лезвием? Таскает его всюду с собой, а? — подсказал он.

— Меч у него длинный, двуручный, с извилистым лезвием. Появляется он лишь тогда, когда необходимо. Увидеть его успевают только друзья или, во всяком случае, не враги.

Тугарин ухмыльнулся. Он был доволен.

— А вот это уже другой разговор, девушка! Я вижу, что не у всех у вас мозги фаршированные! — сказал он, многозначительно покосившись на Чимоданова. — «Незваный гость» может и не чета «Трансильвании», да только ночами здесь поспокойнее… Что ж, если так, пожалуй, я смогу быть вам полезен… Вам, конечно, есть чем заплатить?

Вместо ответа Улита высыпала на стойку несколько монет. Медных, старинной чеканки, с большой дырой в центре. Монеты такой формы удобно было носить нанизанными на шнурок. Тугарин мельком взглянул на них и, открыв со своей стороны ящик, небрежно смахнул туда монеты. Затем воткнул нож в стену и извлек из шкафа толстую конторскую книгу. Когда он опустил ее на стойку, полетела пыль. Аллергик Чимоданов чихнул.

— Книга обязательной регистрации посетителей. Типа законы надо уважать и все такое… Перо… чернила… — сказал хозяин.

Улита на мгновение замялась. От хозяина «Незваного гостя» это не укрылось.

— Прежде чем вы откроете рот, чтобы сбрехать чего‑нибудь, хочу кое‑что пояснить. Мне плевать, кто вы такие и зачем притащились на Лысую Гору. Я уважаю чужие тайны. Единственное, что мне важно — это чтоб у меня в гостинице все было тихо и печально. Никакого шума, никакой резни. Не шататься без толку, духов не вызывать, с другими гостями не собачиться! Не то передушу, как котят, какие бы вы ни были маги‑размаги! Понятно вам?

— Понятно! — ответила за всех Улита.

— Если вопросов больше нет, то пишите что хотите. Берите пример с других моих гостей.

В третьей комнате живет ведьма‑отравительница. Она записалась как учительница пения. Маг вуду из пятой комнаты хочет убедить меня, что он коллекционирует голоса канареек. И шут с ним, убедил!.. Наемный убийца из первой притворяется философом. И мне, заметьте, плевать, что в его философских трактатах прорезаны страницы и он хранит там метательные ножи… Два людоеда из восьмой представились прибывшими на съезд вегетарианцев. Людоедов я обычно не поселяю, но эти, вроде, ничего. Потребовался всего один мушкетный выстрел, чтобы намекнуть им, что постояльцы находятся под моей защитой и жратву надо искать в другом месте. Обычно они соображают хуже…

Нельзя сказать, что после такой характеристики проживающих Даф почувствовала себя намного спокойнее. Стащив с плеча котика, она принялась его наглаживать, изредка бросая тревожный взгляд на темную лестницу. Мефодий рассматривал книгу. Страница была разделена на два столбика. В одном писались имена, в другом — цель прибытия.

Улита первой взяла гусиное перо. В левом столбике она написала «ведьма Анфиса», а в правом «туризм». Ната представилась Настей Васильевой, а в «цели прибытия» указала «прошвырнуться по магазинам». Перо брызгало, царапало бумагу и доставляло непривычной Вихровой массу неудобств. По ходу дела она пыталась заигрывать с хозяином, однако Тугарин‑Змеевич вновь чистил ногти ножом и не поднимал головы, очень мало интересуясь своими постояльцами. Без зрительного же контакта или хотя бы без прикосновения магия Наты, как известно, не действовала.

Мефодий написал, что он Вася Гульфиков, ученик мага. Даф, которой нельзя было обманывать, долго мучилась от угрызений совести и под конец избрала компромиссный вариант. Она записалась светлым стражем Дафной, но так ловко поставила кляксу, что все смазалось и невозможно было ничего прочитать, кроме первой буквы.

Петруччо, старательно высунув язык и двигая его кончиком параллельно с пером, написал, что он Подпругин Петр Игоревич, а в «целях» вывел: «терроризм и мелкое вредительство».

— Ты что, ку‑ку? Какой еще «терроризм»? Давно по башке не получал? Кто этот Подпругин? — шепотом спросила у него Ната.

— Учитель мой бывший.

— Арей, что ли? — удивилась Вихрова.

— При чем тут Арей? Подчеркиваю: учитель. По геометрии мне четверку годовую вывел, завистник! — мстительно сказал Петруччо.

— А тебе четверки что, мало?

— Выходит, мало. Тройка и четверка — оценки ничтожеств! Гении учатся или на двойки или на пятерки! Среднего не дано! — гордо ответил Петруччо.

Мошкин же, когда дошла его очередь, вытворил нечто мало от него ожидаемое. В графе «имя» он хладнокровно написал «Павлик ЧУМУДАНОВ», а в графе «цель прибытия» — «общение с идиотом».

Покосившись на него, Даф захлопнула книгу и поскорее, пока не заметил Чимоданов, вернула ее хозяину. Она давно обнаружила, что Евгеша Мошкин — вещь в себе. То тихий, тихий, а то такое отчебучит, что нужен глаз да глаз.

Тугарин бросил на стойку большой ключ.

— Закончили? Второй этаж, крайняя дверь.

Если ключ опять заест, дверь не вышибать. Я люблю делать это сам. Усекли?

— Да.

— Отлично. Желаю быстро закончить все дела и благополучно убраться восвояси. Кто‑нибудь хочет что‑то спросить? — произнес Тугарин голосом, в котором ясно звучало, что от вопросов лучше воздержаться.

— Я! Можно проконсультироваться? Где тут можно принять душ? — поинтересовался Чимоданов.

Тугарин чуть привстал и наклонился к нему.

— А кроме душа, тебе больше ничего не надо? Чайку в комнату не принести? — спросил он ласково.

Петруччо, не разобравшись, не устоял перед искушением.

— С лимоном, если можно. Сахара две ложки, но без верха, — сказал он руководящим тоном.

Длинная, как у обезьяны, рука опустилась Чимоданову на плечо. Тут и дурак забил бы тревогу. Дурак, но не Петруччо.

— Сколько ложек, я не расслышал? — переспросил Тугарин.

— Д‑д‑две. Но можно и одну… — серея, ответил Чимоданов.

Тугарин ухмыльнулся:

— Хорошо, что ты сказал: одну. Значит, я отрежу тебе только одно ухо. Это будет хорошим уроком.

Петруччо завизжал. В руке у детины сверкнул нож. Поняв, что это не блеф и от слов хозяин сразу перейдет к делу, Мефодий схватил его за кисть. Однако удержать ее было так же невозможно, как лошадь — за копыто. Тугарин нетерпеливо оттолкнул его, и Мефодий отлетел метра на два. Упал и сразу вскочил. В руке у него материализовался меч, до того благополучно лежавший в футляре. Сталь запела.

Взгляд Змеевича скользнул по лезвию с зазубринами и остановился на сколотом острие. Не укрылось от него и то, что Мефодий едва удерживает меч от выпада.

— Хороший у тебя ножичек для заточки карандашей, ученик мага Вася Гульфиков! — произнес Тугарин с натянутым смешком.

— Знаю, что хороший, — отвечал Мефодий, воюя с разбушевавшимся мечом, которому хотелось пригвоздить хозяина «Незваного гостя» к стене.

Тугарин не отводил взгляда от его лезвия. На лбу у него выступила испарина.

— Так и быть, ты меня уговорил. Я оставлю твоему приятелю оба уха. Но пусть учтет, что если он и дальше будет умничать, то кто‑нибудь из моих постояльцев отгрызет ему их в комплекте с головой, — сказал он, наконец, с сожалением разжимая руку.

Чимоданов благополучно отступил к лестнице. Заметно было, что ему ужасно хочется что‑нибудь вякнуть. Например, поинтересоваться, нет ли здесь лифта. Но все же здравый смысл восторжествовал. Булатный нож, как ни крути, оружие еще и метательное.

— Ничего себе пожелание! Сделать все дела и благополучно убраться восвояси! — заметила Даф, поднимаясь по скрипучим ступеням.

— Это максимум, что могут пожелать на Лысой Горе. И это, поверьте, немало! — заметила Улита.

Ведьма ступала осторожно. Ветхая лестница и без того сотрясалась под ее весом. На втором этаже оказалось немного светлее. Свет пробивался в бойницы, которые они уже видели с улицы.

Из восьмой комнаты доносился храп. Дверь была приоткрыта. Мефодий разглядел, что на тюфяке лежит человек с огромными и костистыми желтыми ступнями. Это его слегка удивило. Буслаеву почему‑то казалось, что людоеды должны быть упитанными. Хотя не исключено, что это был завязавший людоед. Или людоед‑язвенник. Или людоед на диете. В конце концов, кто знает, какие жизненные, пищеварительные, нравственные и прочие проблемы бывают у людоедов.

Дата добавления: 2015-05-08