Билет на Лысую Гору 9 страница

Дождавшись, пока она развернет холст, юноша подошел и с интересом посмотрел на него.

— Откуда он у тебя?.. Художник был ужасный копуша. Все время повторял, чтобы я не вертелся. Два дня я сидел как привязанный, а так хотелось проехаться верхом, — вспомнил он.

— Так ты Багров? — взволнованно спросила Ирка.

— Да, я, — просто ответил юноша.

Глава 7. Не очень не Лысая гора

— Это, кажется, тут! Хотя я не уверена. Если мы на месте, скоро должен быть бетонный забор! — с сомнением в голосе сказала Улита.

— Угу. Будем ждать, — буркнула Даф уныло.

Она уже ни на что не надеялась. Бетонные заборы попадались им в количестве неимоверном, но все, по словам Улиты, были не те.

Морщась, они пробираюсь между гаражами, расположенными недалеко от оживленного проспекта. Пахло так, как может пахнуть только за гаражами, где москвичи находят порой желанное уединение. Под ногами чавкали тряпки и мокрые газеты. То и дело путь преграждали доски, рамы и двери, припрятанные заботливыми хомяками‑дачниками до ближайшей транспортной оказии, которая, судя по плачевному виду всего этого хлама, не наступала уже много лет. То и дело приходилось искать обходной путь. Чимоданов дважды ухитрился уронить Зудуку, которого нес довольно небрежно, за ногу. Зудука не обижался. Даже ухитрялся, болтаясь вниз головой, читать книжечку с добрым названием «Дневник подрывника».

Улита издергалась и на все вопросы, даже самые невинные, только рычала:

— Меня не кантовать! Я и так уже на взводе, как берданка дедушки Мазая!

Наконец впереди замаячил‑таки очередной забор, солидный, бетонный, но, судя по быстрому закруглению, огораживающий не очень большую территорию.

— А вот и он! Залазик, родненький мой! Надеюсь, тебя не замуровали, потому что в противном случае я сама замурую того, кто это сотворил! — радостно воскликнула Улита, заглядывая в щель между бетонными плитами.

— Залаз? Куда?

— Лучше не говорить заранее. Место, куда мы идем, на любителя, — уклончиво отвечала ведьма.

Где‑то недалеко гудел автомобилями проспект. Мефодий внезапно ощутил, что земля под ногами едва заметно дрожит, и понял, что в глубине прошел поезд. На заборе прыгали крупные синие буквы:

«Московский метрополитен. Охраняемая территория! Злая соб~»

На остаток слова у пишущего не хватило ни краски, ни вдохновения. Меф вслух предположил, что собака существует в половинчатом виде.

— А чего, так даже классно! Злые собы атакуют и все такое! — оценил Чимоданов.

— Успокойтесь! Нет там никакой собаки! — сказала Даф.

— Откуда ты знаешь?

— Посмотрите на Депресняка! Он спокоен, как сытый упырь. Будь там хотя бы пародия на собаку, он бы таким не был… — ответила Даф.

Улита подошла к забору. Под забором была приличная щель, так как блоки крепились к бетонным опорам. Однако для ведьмы щель была узковата. Ухватившись за край, Улита вскарабкалась наверх. Мефодий услышал, как она внезапно выругалась и спрыгнула на другую сторону. Остальные воспользовались щелью.

Улита стояла у башенки непонятного назначения и разглядывала испачканные руку и колено.

— Какими надо быть скотами, чтобы вымазать забор солидолом? А если мне срочно нужно на ту сторону? Эх, если б можно было применять магию, эти бараны у меня бы сейчас козликами запрыгали!

— А на Лысой Горе мы сможем колдовать? — озабоченно спросила Ната.

— Там сколько угодно, — разрешила Улита. — Здесь же, в лопухоидном мире, где магии словно канарейка нарыдала, мы моментально засветимся. Скажи спасибо Даф, что она вспомнила маголодию против комиссионеров. Теперь хотя бы они не привяжутся.

— Пожалуйста, Даф! Возьми свое «спасибо» и не обрыдайся! В получении будешь расписываться? — фыркнула Ната.

«Я хорошая и терпеливая. Главное, помнить, что я хорошая и терпеливая. И не наломать дров. Темных перьев мне уже хватит», — закрывая глаза, сказала себе Даф. Она не понимала, почему Ната постоянно ее атакует. Делить‑то им как будто нечего. В Мефодия Ната не влюблена и кокетничает с ним просто из любви к искусству.

Однако было уже поздно. Гнев навалился на Даф, как гнилая подушка. Она злилась тяжелой и запутанной злостью. Гнев ломал ее терпение, с каждым разом откалывая все большие куски.

— Кажется, ты предложила мне где‑то расписаться? — словно со стороны услышала Дафна свой спокойный голос.

Слишком спокойный голос. Когда однажды в Эдеме она заговорила таким голосом на уроке, умная Шмыгалка прищурилась и сказала: «Ученица Даф! Немедленно покиньте класс! Извержение вулканов будете устраивать в коридоре!»

— Отличная все‑таки штука эти маголодии против комиссионеров! Правда? А мне можно научиться? А ты как думаешь, Ната, у меня получится? — громко спросил Мошкин.

Ната, готовая уже наброситься на Даф, переключилась на него.

— Я думаю, что ты клоун! — сказала она и, отвернувшись, отошла.

Даф преисполнилась к Мошкину благодарности. Она сообразила, что во всякой конфликтной ситуации Евгеша вызывает удар на себя, служа добровольным громоотводом. Мальчиком для битья, совместно колотя которого, примиряются злейшие враги.

— Что ты спросил? Ах, да, маголодии! — спохватилась она, заметив, что Мошкин продолжает грустно смотреть на нее. — Тренируешься триста лет по три часа каждый день. Или четыреста пятьдесят лет по два часа. После этого начинает получаться.

Улита подошла к башне. Мефодий разобрался уже, что это вентиляционная шахта метрополитена. Сверху башенку опоясывал ряд характерных окон. Внутрь вела единственная железная дверь. Висячий замок был стандартных размеров, но явно не собирался сдаваться добровольно. Более того, чтобы замок нельзя было сорвать ломиком, к двери приварили кусок железной трубы.

— Кто у нас тут самый худенький? Желающие признаться есть? — спросила Улита, деловито сравнивая Мефодия и Петруччо.

— А что нужно? — спросил Чимоданов, задорно помахивая Зудукой, которого держал за ногу.

— Попытаемся сорвать вентиляционное окно и протолкнем его внутрь. Пусть начертит на двери руну и откроет ее. В этом случае нас, возможно, засекут не сразу.

— Нам туда очень нужно? — спросила Даф, кивая на дверь.

— Увы, — сказала Улита.

— Тогда зачем искать сложные пути, когда есть простые? — удивилась Даф.

Она поймала за живот Депресняка и поднесла его к замку.

— Хороший котик! Умный котик! Ну сделай это для меня, а?

Депресняк брезгливо понюхал замок и отвернулся. На его физиономии ясно отпечаталось: сами лопайте, если вам неймется.

— Ну пожалуйста! Ну ты же мой мальчик! Не огорчай мамочку! — уговаривала Даф, пытаясь повернуть его морду к замку.

«Ее мальчик» упорно отворачивался, выгибался, обвисал в руках у Даф, как дохлый, и вяло порывался вырваться. Даф не отставала. Она то гладила Депресняка, то стыдила, то обещала всевозможные вкусные взятки. Вволю поогорчав мамочку и насладившись сознанием собственной важности, Депресняк все же сдался и лениво сомкнул челюсти на дужке замка, перекусив ее с такой легкостью, словно дужка была из макаронных изделий.

— Ни фига себе! Теперь буду знать, что лучшее средство от кариеса — грызть строительные гвозди! — сказал Мефодий.

Меф вознегодовал, увидев, каких ничтожных усилий это стоило коту и сколько он перед этим ломался. Даф отпустила Депресняка. Оказавшись на земле, адский котик немедленно принялся демонстративно вылизываться, точно был не на руках у Дафны, а невесть на какой помойке.

— Это он вредничает. Злится, что сделал что‑то хорошее, — пояснила Даф.

— Просто как человек! Многим хорошим людям ужасно хочется казаться плохими, — тихо сказал Мошкин.

Мефодий высвободил из дужек откушенный замок и открыл дверь. Вниз уходила прямая шахта с железной лестницей. Из шахты тянуло сырым, нутряным, подземным. Уже третий пролет лестницы, постепенно растворяясь в темноте, проваливался точно в никуда. Взять фонарь, разумеется, никто не догадался.

— Что будем делать? Не видно ж ничего! — спросил Чимоданов.

Даф достала флейту и переглянулась с Улитой. Ведьма пожала плечами.

— Ну если уж совсем слегка, то, может, и не засекут… В конце концов, это не совсем обычная магия… — буркнула она.

Даф поднесла флейту к губам.

— Надеюсь, слабонервных нет? Если есть, то не смотрите мне в глаза… — предупредила она и начала играть.

Долго ли, недолго она играла, сказать было сложно. Возможно, прошел миг, а, возможно, вечность. Само понятие времени растворилось в ее игре, стало несущественным. Да и игра ли это была? Мефодий не услышал самой маголодии. Ему чудились лишь шорох листьев и отдаленный, едва различимый шум прибоя. Странное чувство охватило его. Чувство, что он стоит на поросшей лесом скале, о которую трется море. Стоит один и слышит снизу далекие звуки. Кто‑то добрый, светлый и любящий зовет его. Он знает это и ощущает спокойную, ровную радость, так не похожую на демоническое, судорожное, точно пир во время чумы, торжество, знакомое стражам мрака.

Внезапно Даф резко оторвала от губ флейту и повернулась к Мефодию. Забывшись, он случайно взглянул на нее и едва сдержал возглас. Из глаз Дафны бил голубой пронизывающий свет. Свет был ярок, упруг и почти физически плотен. Предметы не были ему преградой, и когда взгляд Даф падал на камни, Мефодий видел что‑то черное и зыбкое, находящееся под ними.

Мефодий заметил, что Даф по странной причине избегает глядеть на людей, и, чтобы даже случайно не сделать этого, смотрит вниз, под ноги.

— А, светлая! Боишься одежду просветить? Типа того, что у Мошкина плавки в горошек и все такое? — вкрадчиво поинтересовалась Ната.

— У кого что болит, тот о том и говорит… Как раз это‑то мне неинтересно, — отвечала Даф, не поднимая глаз.

— А в чем тогда дело?

— Это опасный взгляд. Я могу узнать слишком много… То, что мне и знать не нужно.

— В смысле? И что тут такого? — не поняла Вихрова.

— Ум не только в том, чтобы получить много знаний, но и в том, чтобы избежать лишних, — спокойно пояснила Даф.

Она спрятала флейту и стала быстро спускаться. Пятно света поползло вниз, раздвигая дряблую тьму. Остальные суетливо кинулись следом. Лестница позванивала при каждом шаге. Мефодий ощущал ее вибрацию. Ржавчина на ступеньках и перилах была не рыжая, а сизо‑зеленая. Залаз оказался глубоким. Меф насчитал около ста пролетов метра по три каждый, а после сбился и бросил считать.

Свет наверху, проникавший в открытую дверь, вскоре окончательно пропал, превратившись в точку. Теперь только голубоватое свечение из глаз Даф вело их.

Внезапно очередной шаг сорвался в пустоту. Лестница закончилась. Под ногами зачавкала вода. Она была повсюду. Ната немедленно принялась скулить, что промочила ноги.

— А ты как хотела? Наверху дожди, здесь подземные воды. Весной, когда снег таять начинает иной раз по грудь уйдешь. Хочешь наверх — поднимайся! Посмотрим, как ты часа через два будешь строить глазки группе захвата из Тартара! — рявкнула на нее Улита.

— Ну, если так… — протянула Ната. Ей не слишком хотелось признавать, что она напугана. — В общем, я еще подумаю, — заметила она.

Они стояли в полукруглом, обложенном кирпичом тоннеле. Тоннель раздваивался. Ведьма подтолкнула Даф в правый коридор.

— Под ноги смотрите… Здесь ухнуть куда‑нибудь легче, чем произнести «бултых!» — предупредила Улита.

Кивнув, Даф спокойно двинулась вперед. Мефодий слышал, как всплескивает вода под ее ногами. Депресняк, как известно, не любитель купаний, выгнув спину, вцепился Даф в плечо. Его вид говорил: «А‑а‑а, мама! Всех утоплю, сам по сухому пойду!»

Внезапно левая стена, опутанная толстыми кабелями, затряслась. В швы между плитами посыпался песок. Где‑то совсем близко прогрохотал поезд. Вскоре идти стало суше. Тоннель был проложен наклонно, и вся вода скапливалась внизу. Зудука, которого Петруччо поставил на ноги, резво бежал рядом с хозяином, с любопытством посматривая по сторонам. Депресняк внезапно спрыгнул с плеча у Даф и мгновенно исчез в темноте. Даф услышала звук борьбы и короткий писк. Во рту у Депресняка, точно макаронина, исчез крысиный хвост.

— Хех! И у этого голодного убийцы мама была райская кошечка! — укоризненно сказал Мефодий.

— Что было, то сплыло. У него сомнительная наследственность со стороны папаши. Помню, как его ловили по всему Эдемскому саду, чтобы отправить обратно в Тартар, — заявила Даф.

— И поймали?

— А как же. Суток через трое… — улыбнулась Дафна.

Дважды или трижды полукруглый тоннель пытался ветвиться, однако Улита уверенно двигалась по основной магистрали. Остановилась она только у решетки, внезапно преградившей им путь. В голубоватом свечении видно было, как вниз убегают широкие ступеньки.

— Тоннель под Москву‑реку. Весной бы мы здесь вообще не прошли, — сказала Улита и, остановившись, потрясла решетку.

При толчке решетка не поддалась, однако Мефодий видел, что замка нет, решетку же держат два болта внушительного размера, которые, поломавшись не больше, чем это было необходимо, перекусил котик с сомнительной наследственностью.

Они стали спускаться. Вскоре тоннель сделался горизонтальным и сузился так, что двигаться по нему можно было только гуськом. Интуитивно Мефодий ощущал где‑то совсем близко уверенную, медлительную силу реки. Внезапно Улита поймала Даф за плечо и знаком показала, что нужно поворачивать. Это был совсем узкий проход. Даф послушно повернула. Через десяток шагов впереди выросла глухая кирпичная стена. Однако, когда голубой луч из глаз Дафны коснулся ее, Мефодию почудилось, что он увидел полукруглый темный проход.

— Бр‑рр! Что это? — нервно спросила Даф, заметив, что проход вдруг исчез.

Выросшая в просторном и солнечном Эдеме, под землей она чувствовала себя неуютно. Верхнее и Среднее Подземье — царство нежити. Нижнее Подземье — уже почти Тартар. Светлому стражу здесь не место.

— Исчезающая арка! Возникает на неравные промежутки времени. Иногда на минуту, иногда на секунду. Потом вновь твердеет и становится камнем. Пропускает только магические существа и лопухоидов, которые имеют врожденный дар, — пояснила Улита.

— А если кто‑то из имеющих дар не успел пройти, и арка отвердела, когда он внутри? — опасливо спросил Мошкин.

— Бессмысленный вопрос. Или ты думаешь, что исчезающая арка питается йогуртами? — жестко ответила ведьма. — А теперь вперед! Мы можем опоздать на последнего червя.

— НА КОГО ОПОЗДАТЬ? — ошеломленно повторила Ната.

Улита не ответила. Дождавшись, когда контуры Исчезающей арки вновь станут размытыми, она сделала широкий шаг и растворилась.

— Теперь ваша очередь. Я могу пойти первой, но тогда вы останетесь в темноте, — сказала Даф остальным.

— Подчеркиваю! — сказал Петруччо.

Он подхватил за ногу Зудуку и шагнул сквозь стену. Понять, что именно он подчеркнул на этот раз, Мефодий не сумел. Стена поглотила все звуки. Сразу за Чимодановым последовала Ната. Если на лице Петруччо заметна была легкая нерешительность, то Ната шагнула со спокойным и высокомерным лицом, будто перешагивала через порог.

— Однако… А она не трусиха! — буркнул Мефодий с восхищением.

Даф промолчала. То, что Ната мало чего боится, она поняла давно. Вихрова любила порой поныть, пожаловаться, поломать комедию, но все это был театр одного актера. Все любят, когда их жалеют — даже голодные химеры. А вот Мефодий мог бы и помолчать.

Кирпичи шевельнулись, точно театральная декорация. Мошкин, зажмурившись, поспешно нырнул в арку руками вперед.

— Тебе что, особое приглашение нужно? Давай иди — Наточка уже соскучилась! — поторопила Мефодия Даф.

Буслаев медлил. При посторонних Даф общалась с ним нормально, как и со всеми, один на один же начинала говорить колкости, ссориться или быстро уходила. Мефодий, малоискушенный в делах сердечных, всякий раз испытывая недоумение. Вот и теперь Даф сердито покусывала губы.

— В чем дело? Чего ты ко мне пристала с этой Натой? — неосторожно спросил Мефодий. Это был последний вопрос, который следовало задавать.

— Ути‑пути! «С этой Натой»! Последние полчаса ты тащился с ней рядом, как Бобик на веревочке! — перебила его Даф.

— Так нечестно! — возмутился Мефодий. — Ты сама сказала, что нельзя попадать в свечение из твоих глаз!

— Ну конечно! Во всем виноваты мои глаза! Может, мне еще ноги поменять? Я ухожу! — вспылила Даф и, наудачу, даже не задумываясь, проскочит или нет, шагнула сквозь стену. Обиженный и недоумевающий, Мефодий остался один в темноте. Он хотел последовать за Даф, но споткнулся и потерял ориентацию. Стену он нашарил почти сразу. Она была сплошной и холодной. Похоже, исчезающая арка находилась в стороне. Последовательно ощупывая стену руками, Мефодий нашел, наконец, участок, который показался ему отличным от других. Рука проваливалась в него, как в липкий холодный кисель.

— Пора! — понял Мефодий и сделал шаг.

Стена была вязкой. Шага четыре он сделал точно сквозь густое тесто. Дышать было нечем. Каждый следующий шаг давался все с большим трудом. Мефодий понял, что стена твердеет. Это было уже даже не тесто, а нечто вроде сырой глины. Ощущая, как впереди вырастает препятствие, он метнулся в сторону, где арка была чуть более податливой, но и там камень стал твердеть, и он встретил преграду уже другим плечом.

«Упустил момент! Поздно!» — мелькнула паническая мысль.

Теряя силы и дыхание, он рванулся назад, но вновь ударился обо что‑то. Поздно! Застрял! Так и останется навсегда в стене, точно доисторическое насекомое в янтаре! Возможно, нежить будет водить сюда экскурсии:

"Тута, детоньки, застрял несостоявшийся повелитель мрака Мефа Буслаев! Шмыг‑шмыг! Хнык‑хнык! Помянем же его минутой молчания!

Сознание стало меркнуть. Внезапно чья‑то рука крепко схватила Буслаева за ворот и без церемоний выдернула наружу. Это была Улита, ощутившая, что арка начинает твердеть и Мефодий вполне может в ней завязнуть.

Шатаясь, Буслаев жадно зачерпывал легкими спертый воздух.

— И не надоел тебе этот цирк? — строго спросила Даф.

— Цирк? Какой цирк? — прохрипел Меф. Даф молча отвернулась и стала гладить кота.

Депресняк заурчал со звуком наждачной бумаги, сдирающей ржавчину.

— Нам показалось, ты хорохоришься. Самый, мол, смелый и все такое… Ты ходил внутри арки от одной стены к другой! — пояснил Евгеша.

— Как ходил?

— Как маятник! Надо было прямо идти — а ты в боковую стену упрешься и назад! — сказал Евгеша.

Мефодий понял, в чем была главная ошибка. Изначально он вошел в арку под углом и держался не того направления. Ему казалось, он идет прямо, на самом же деле продвигался вбок, где арка уже заканчивалась.

Колодезный холод и сырость пробирались под кожу. Потоки света из глаз Дафны выхватывали земляные, ничем не укрепленные стены. Под ногами чавкала грязь. Тоннель казался узким и сдавленным.

— Вот мы и на месте! Здесь уже нет человеческих тоннелей. Никаких метростроителей в этих местах сроду не водилось, — услышал Мефодий голос Улиты.

— А кто же их рыл? — спросил Чимоданов.

— Как кто? Все тоннели по эту сторону арки вырыты нежитью. Они путанные, как кротовые ходы. Некоторым сотни лет, но есть и свежие. Только не спрашивай, где какие. Я не спец по Верхнему и Среднему Подземью. Знаю только, что бывают магистральные тоннели, они довольно широкие, а есть ответвления. Но ответвления — они больше как продовольственные тупики… — сказала Улита.

— Нежить хранит там продовольствие?

— Издеваешься? Нежить ничего никогда не хранит. Но если в тупиковый тоннель забьется обессилевший диггер или заблудившийся мертвяк, запоздавший к третьим петухам, сам понимаешь, что тогда будет.

Мефодий не видел Улиты — свет на нее не падал — но и без того почувствовал, что она сейчас кровожадно провела большим пальцем по шее.

— А мы на нее не наткнемся?

— На нежить‑то? Как повезет. Штучек пять‑шесть я и сама по бутерброду размажу, а вот если десятка два — тогда да, тут уж взвоешь… — ответила Улита.

— А тоннели‑то куда ведут? — спросил Мошкин.

— Да куда угодно. Одни на Лысую Гору, другие к Тибидохсу, третьи в Магфорд. Есть и куда подальше. Пешком, понятное дело, не добраться. Верхнее Подземье не то место, где ходят пешком, — сказала ведьма.

Она прошла по тоннелю с десяток метров и остановилась.

— Слышите? Он уже рядом! — прошептала она, прикладывая ухо к влажной стене.

Мефодий последовал ее примеру, но ничего не различил, кроме тяжелого дыхания Мошкина и регулярного воинственного шмыганья носом, которым славился победоносный Чимоданов. Неожиданно большой участок стены ломко сполз вниз. В трещине Мефодий увидел что‑то серо‑розовое, огромное, заполнявшее весь соседний тоннель. Дафна схватилась за флейту, но ее остановила ироническая реплика Улиты:

— Только, умоляю, без бронебойных дудочек! Столько шума из‑за бедного транспортного червячка!

Мефодий присвистнул, разглядывая прилипшую землю на вздувшейся коже. В проломе мало что можно было увидеть, однако угадывалось нечто колоссальное, не меньше железнодорожного вагона.

— Ничего себе червячок! Как две слоновьи ноги. Мы поедем на нем? — спросил он.

Улита засмеялась.

— На нем? Хотела бы я пожать руку тому, кто проедется верхом на транспортном черве. Для начала пришлось бы соскребать бедолагу со стен тоннеля. Объясняю для самых одаренных: мы поедем не на нем, а в нем.

— ЧТО? Подчеркиваю: я не полезу в червя! — заупрямился Чимоданов.

Улита одарила его холодной улыбкой вампирши, только что сообщившей своему молодому человеку, что в бокале у нее вовсе не томатный сок.

— В него не надо лезть, котик. Вообрази, дверей в транспортном черве не предусмотрено. Червь тебя заглотит, а когда мы прибудем на место — исторгнет вместе с землей, которой наглотается во время пути. Тоннели, видишь ли, осыпаются, а иных способов, кроме как заглатывать землю и укреплять своды слизью, наш малыш пока не изобрел…

Чимоданов неуютно завозился в темноте. Даже Даф и та поежилась, представив, что ей придется протискиваться в ротовое отверстие червя, а затем бултыхаться в жидкой грязи у него в брюхе.

«Интересно, я первый страж света, который оказался в Верхнем Подземье или до меня были другие?» — прикинула она, пытаясь припомнить что‑нибудь подобное из ранней истории Эдема. А тут еще Депресняк как‑то неприятно не зашипел даже, а заклокотал, точно чайник, который только надумал кипеть. Спина еще не начала выгибаться, но сухая кожа на загривке уже собралась складками.

— Тем же, кто захочет остаться и заняться медитацией, разглядывая свой пупок, намекну: нежить уже здесь! Быстро пронюхала! — с удовлетворением мазохиста, понявшего, что грибок, выросший на горизонте, не из тех, что можно положить в корзинку, произнесла Улита.

Зудука заволновался. Чуткий слух рукотворного монстра улавливал шорохи в дальнем конце тоннеля. Нежить урчала и мелькала шаткими тенями. Сверкали глаза, багрово‑красные, как раскаленное железо.

— Ее там много? — спросил Мошкин.

— Сто‑не‑сто, а дюжина есть! Еще с десяток соберется, просто до кучи — и начнут соваться, А слухи здесь разносятся быстро, — со знанием дела сказала Улита.

Толчком ноги она проломила тонкую стену тоннеля. Мефодий увидел ротовое отверстие червя, то расширявшееся, то сужавшееся. Пожалуй, если лечь на живот, можно было заползти внутрь.

— Забавные существа эти черви: головы нет, а рот есть!.. Еще к разговору о птичках: транспортному червю придется заплатить, — предупредила Улита.

— Подчеркиваю: у меня ничего нет, — сказал Петруччо, для убедительности выворачивая карманы.

Однако демонстрация не удалась. Из карманов неожиданно для хозяина посыпались самые разные вещи. Лотерейные билеты, картонная ружейная гильза с нарисованной уткой, несколько кусков пластилина, толстые нитки, моток проволоки, ключ от несуществующей двери. Мефодия больше всего удивил гвоздь с насаженной на острый конец пробкой. Это еще зачем?

«Наверное, это все нужно, чтобы делать оживающих монстров», — подумал Буслаев, наблюдая, как Чимоданов деловито набивает карманы своими сокровищами, а Зудука под шумок пытается стянуть откатившуюся гильзу.

Ната присела на корточки, собираясь первой, даже раньше Улиты, нырнуть в рот червя. Лицо ее по‑прежнему было спокойным. Никакой брезгливости, даже деланной. Можно было подумать, что речь идет о том, чтобы пролезть в обруч на уроке физкультуры. Настоящая ведьма. Эта особа удивляла Мефодия все больше и больше.

— Про оплату… С транспортным червем не расплачиваются деньгами. Как типичнейшего биовампира, его устроит самое скверное из ваших воспоминаний, — заметила Улита.

— Скверное воспоминание? Это уже интересно! — повторила Ната, поднимая голову.

— Что‑нибудь унизительное. Биовампиры это ценят. Наверняка у каждого был в жизни момент, когда он сделал что‑то, отчего ему захотелось провалиться сквозь землю. И даже сейчас, когда вспоминаешь, становится мерзко и противно. Залезть в червя можно и без билета, но вот вылезти только в обмен на воспоминание…

— Мои унизительные воспоминания? Он их не дождется! — холодно сказала Ната.

— Тогда оставь их для группы поддержки! Они молчаливые ребята! Челюстями работают, а не болтают!

Улита ткнула пальцем в дальнюю часть коридора. Оттуда, точно грязная пена из трубы, ползло что‑то серое, сплошное, мерзкое. Лишь зрачки вспыхивали красными углями.

— Хотел бы я вообще, блин, знать, откуда их столько наползло! Блин! Блин! Блин! — ломким голосом воскликнул Чимоданов. Мефодий, признаться, не ожидал, что этот высоколобый отпрыск умеет при случае печь блины в таком количестве.

— Блины и оладушки! Расслабься, чемодан! Паника не оплачивается! Нет смысла включать ее в плэй‑лист! — успокаивающе резюмировал он.

Даф поднесла к губам флейту и пустила в нежить короткой маголодией. Нежить с писком отхлынула, но сразу же вновь поползла вперед. Передние ряды смялись, но задние напирали. Вперед нежить выталкивала самых слабых и прикрывалась ими как щитом.

— Расклад такой. Одинарной маголодий им явно недостаточно. Сдвоенная, возможно, заставит их почесаться. Строенная притормозит их минут на пять, обещаю. А потом они все равно нас сомнут, потому что счетверенных маголодий не бывает, — сказала Даф озабоченно.

— Тогда пора занимать места согласно купленным билетам! — передернувшись, сказал Мошкин, отважно отказываясь от вопросительного знака в конце предложения.

Он опустился на живот и на локтях пополз в пасть червю. Под тонким синим свитером горбились худые лопатки. Видно было, как кольчужная глотка червя расширялась, постепенно пропуская его внутрь.

— Эй! Ты меня слышишь? — окликнул его Мефодий.

— Не знаю. Скорее всего, слышу! — донеслось из червя.

— Ну как там в шланге? Ничего?

— Мне пока никто не сказал, нравится мне здесь или не нравится. Но тут же не светло, нет? И жарко, да? — заранее сомневаясь в своих выводах, предположил Мошкин.

Нежить напирала. Уже видны были глина и земля, налипшие на желтоватые, с серым подпалом животы. При беге нежить опиралась на суставы длинных рук, одним прыжком, как единое целое, перебрасывая короткие кривые ноги. Даф пока отгоняла самых рьяных маголодиями, однако уже ясно было, что это не может продолжаться бесконечно.

За Евгешей последовали Ната, Улита и Чимоданов. Дафна напоследок выпалила по наступающей нежити строенной маголодией и, буркнув Мефодию: «Только после тебя, а то снова потеряешься!» — протолкнулась в глотку червю, прижимая к груди Депресняка.

Внутри червя было влажно и тесно, но в целом терпимо. Казалось, будто лежишь на мокром одеяле внутри темной, постоянно вздрагивающей трубы. Рядом Мефодий ощущал присутствие Даф, кожа которой благоухала яблоком. Это было приятно, хотя, конечно, романтикой здесь и не пахло, поскольку в нос Буслаеву то и дело упирался далекий от стерильности ботинок Чимоданова. Мефодий отталкивал его, но сразу же откуда‑то выныривал острый локоть Наты.

Неожиданно Мефодий почувствовал, что червь качнулся чуть сильнее. Его тело сократилось (ботинок Чимоданова, подпрыгнув, толкнул его уже не в нос, а в шею) и начало мелко вибрировать. Снаружи послышалось шуршание. Червь разгонялся. Его живот терся о грунт.

— Поезд тронулся! — меланхолично сказал Мошкин.

— А ты не тронулся? — пасмурно поинтересовалась Ната.

Мошкин задумался. Его вновь захлестнула удавка сомнений.

— Он — не знаю, а я уже да! Тронулась! Я еще не ку‑ку, но уже слегка ко‑ко! — жизнерадостно сказала из темноты Улита.

Сколько времени провел червь в пути, сказать было сложно. В темноте время шло неровно, рывками. Мефодию даже удавалось ненадолго задремать, но из дремоты его всякий раз выводили то ботинок Чимоданова, то локоть Наты, то Депресняк, который, скучая, шлялся внутри червя.

Зудука достал спички и принялся чиркать о коробок непослушными мягкими пальцами. К счастью, Чимоданов вовремя отобрал у него спички, иначе обожженный червь вполне мог выбросить их неизвестно где в путаных лабиринтах Подземья.

Неожиданно брюхо червя перестало подрагивать. Трение мягких боков о землю прекратилось.

— Остановился! — нервно сказал Чимоданов. — Это все спички, да?

— Нет. Червь требует плату… Пора вспоминать что‑нибудь скверное, а то наш биовампирчик проголодался. Начинай! — велела Улита.

Дата добавления: 2015-05-08