Билет на Лысую Гору 16 страница

— А как ты окажешься в Тартаре? — спросил Чимоданов.

Улита снисходительно взглянула на него.

— Несложная задача. У Лысой Горы с Тартаром прямое сообщение. Видите, на горе курится дымок? Это прямой ход в Среднее и Нижнее Подземье. А оттуда до Тартара рукой подать.

— Ты не заблудишься? Там же лабиринт. Или ты знаешь дорогу? — спрашивал Мефодий, вспоминая, как петлял по тоннелям транспортный червь.

— Нет, конечно. Не знаю. Я приличная ведьма, а не племянница дельфийского оракула, — сказала Улита.

— Ты заблудишься! — воскликнул Эссиорх.

— Мне не дадут заблудиться. Спорю, что стражи мрака перехватят меня еще в Среднем Подземье. Туда только сунься — это ж пограничная зона. Опять же — я всегда могу вызвать Тухломона, который донесет на меня совершенно бесплатно, из любви к праведному доносительству. Кстати, я именно так и сделаю, — заметила Улита.

— Погоди! — сказал Эссиорх озабоченно. — Кроме свободы для Арея, тебе нужно получить у Лигула еще кое‑что. Он должен отказаться от Камня Пути!

— Ты уверен, что этот булыжник стоит свободы Арея?

— Я уверен, что с этим булыжником Лигул станет в сто раз опаснее для Арея, — сказал Эссиорх.

Улита кивнула, подтверждая, что все поняла, и сделала широкий шаг.

— Я пошла. Только, умоляю, не надо меня провожать. Ненавижу эту канитель, — произнесла она твердым голосом, в котором ясно читалось: «Если я не отправлюсь прямо сейчас, то через пять минут разревусь и никуда уже не пойду».

Она двинулась было, но вдруг остановилась.

— Разве ты не обнимешь меня на прощание? — грустно спросила она у Эссиорха.

Хранитель послушно обнял ее.

— Ну хоть чему‑то ты научился, — проворчала ведьма. — Чем хороши сто высших образований, так это тем, что всегда можно быстро дополучить еще одно, сто первое. Хотя бы и по обниманиям.

Вскоре ее удаляющаяся маленькая фигурка — чего уж тут сентиментальничать, маленькая, в основном, благодаря расстоянию — дважды мелькнула на тропе, ведущей на гору, прежде чем деревья окончательно скрыли ее.

Рассказ о том, как Улита оказалась в кабинете горбуна Лигула, можно с чистой совестью опустить. В нем очень мало захватывающего, если, разумеется, читатель не любит склизких подземных коридоров и пересадок с одного транспортного червя на другого.

Не последнюю роль в этой скомканной части повествования сыграл все тот же Тухломон, который, будучи вызван заклинанием в Среднее Подземье и схлопотав вместо приветствия по носу, очень быстро устроил так, что Улита очутилась в кабинете Лигула.

В целом Тухломон был очень мил, если забыть, что он все время пинал других комиссионеров, которые пытались примазаться к его славе, и орал: «Это я ее поймал! Я! Повысьте мне рейтинг! А ну не лапай меня, осел! Знаешь, кто я такой? Срочно иди к себе домой и пиши мемуары: „Как я встречался с великим Тухломоном и как он дал мне пинка“. С прологом и эпилогом».

Измотанная и уставшая, Улита покорно отдала себя в липкие руки пробивного комиссионера.

Вначале промелькнула приемная Низшей Канцелярии мрака, где за одним огромным, протянувшимся на сто верст дощатым столом, корпели семьсот тысяч переписчиков. Именно здесь и терялась большая часть документов. Некоторые переписчики поднимали головы — их столетиями не видевшие солнца лица были мучного цвета — и без особого выражения смотрели на Улиту. Они отупели от работы и нравственно засалились.

Затем промелькнула Средняя Канцелярия — где стол тянулся всего на двадцать верст и чиновников было не больше ста тысяч. После — Высшая Канцелярия — со столом на три версты, где в самом конце бесконечного коридора находился — венец Тартара — личная приемная главы Канцелярии мрака горбуна Лигула.

Двустворчатая дверь не слишком впечатляла. Разве что была окована медью. Возле нее застыл караул из стражей мрака, безмолвных, словно статуи. Оба входили в сотню первых мечников мрака. Два точно таких же стража помещались с той стороны, сразу на входе.

При приближении Улиты дверь распахнулась. Лигул, вероятно, был уже предупрежден. Он сидел за столом, заваленным пергаментами, и просматривал их. Некоторые пергаменты он размашисто подписывал. Некоторые откладывал, отчерчивая перед тем строчку‑другую длинным огненным ногтем. Третьи, так и не подписав, швырял на пол, откуда их поднимал ползающий на четвереньках секретарь.

— А‑а, ты… Попалась‑таки? — поинтересовался горбун, едва взглянув на Улиту.

— Я пришла сама, — сказала ведьма.

— Она не сама! Врет она все! Я‑я‑я‑я ее поймал! Выследил, предал! — завопил в смертельной обиде Тухломон.

Лигул нетерпеливо махнул рукой, и один из охранников выволок комиссионера из кабинета.

Оторвавшееся по дороге ухо он выкинул следом и брезгливо вытер пальцы о штаны.

— А‑а‑а… ну да… Сама так сама! Какие новости? — сказал горбун, когда дверь за комиссионером захлопнулась.

— У меня двенадцать тысяч хороших новостей и шесть тысяч плохих! С каких начинать? — поинтересовалась Улита.

— С той единственной главной новости, ради которой ты сюда притащилась! Я чудовищно занят. Выкладывай! И имей в виду, что ты арестована. Отсюда ты уже не выйдешь, — сказал горбун.

Стража у дверей напружинилась, готовая по первому знаку выволочь Улиту из кабинета.

— Мне нужно говорить вслух? Чтобы услышали все? — спросила ведьма, кивая на охрану.

Лигул удивленно поднял глаза от пергаментов.

— Что это за фокусы?

— Это не фокусы. Это вуши! — многозначительно сказала Улита.

— Какие вуши? — недоумевающе прорычал Лигул. — Что ты такое несешь? Ты бредишь, ведьма!

— Кавлик Быгуп! — сказала Улита, разглядывая лепнину на стенах. — Кавлик Быгуп — тра‑ля‑ля!

— Яснее, Тартар тебя побери! Ты отнимаешь у меня время!

Краем глаза Улита заметила, как охрана двинулась к ней.

— Кавлик Быгуп! Лысая Гора! Вуши‑вуши! Расти большой — не будь лапшой! — громко повторила она.

В расширенных зрачках Лигула что‑то дрогнуло и сломалось. Стражи, почти уже схватившие Улиту, были несказанно удивлены, когда вскочивший на ноги босс внезапно запустил в них чернильницей с кровью.

— А ну не трогать ее! Кто вас вообще вызывал? — заорал он.

Стражи застыли, переглядываясь.

— Что встали? Вон пошли, дармоеды! Из приемной тоже всех убрать!

— Да, но…

— ВСЕХ, Я СКАЗАЛ! Кто останется — обезглавлю!

После мгновенного замешательства охранники помчались выполнять приказ, однако Лигул все еще не был удовлетворен.

— И ты тоже вон! — заорал он на висевший на стене ковер.

Ковер шевельнулся. Из‑за ковра выскочил страж с арбалетом и кинулся к двери. Улита и Лигул остались вдвоем в огромном кабинете. Горбун постепенно утихал. Теперь он, кажется, сожалел о своей внезапной вспышке. Лишь глаза его ползали по Улите, как вкрадчивые мыши.

— Еще кто‑нибудь знает про вуши? — с ласковой вкрадчивостью спросил он ведьму.

Спросил как старый друг, который спрашивает о чем‑то другого старого друга. Улита изумилась было, но почти сразу с внезапным прозрением осознала, что если сейчас скажет «нет», то ее тело, распыленное на сто миллионов частей праха, никогда не соберут в самой глубокой расщелине Тартара.

— Куча народу знает. Я осторожная девочка. Один из моих друзей уже пьет чай с Веней Вием, а поблизости стоит циклоп, готовый дать сенсационное интервью.

— Ты лжешь. Веня Вий не пьет чай! — сухо сказал Лигул.

Он колебался. Жизнь Улиты все еще висела на волоске.

— Это неважно. Дело не в мелочах, а в самом факте… — стараясь, чтобы ее голос звучал хладнокровно, заметила Улита. — Только троньте меня, и увидите, что будет!..

— Кто еще знает, ведьма? Всякие магические подростки и стражи света с дудками и котами? — презрительно спросил Лигул.

— Разумеется. И ножки у них подлиннее, чем у некоторых! — парировала Улита.

Она была уверена, что горбун вспылит, но тот только ухмыльнулся. Кавлик Быгуп умел держать удар. Будь иначе — он никогда не занял бы свое кресло.

— Чем докажешь, что не врешь? — спросил горбун.

— Тем, что сама знаю! — сказала Улита.

— Мне этого мало. Может, тот циклоп давно сдох и ты продаешь мне просроченные сенсации? — ухмыляясь, заметил Лигул.

— Хорошо. Я докажу!

Улита сунула руку в голенище сапога. Не успела она ничего достать, как поняла, что в нее нацелен короткий скипетр, заканчивающийся высушенной головой. Головой одного из тех древних божков, что выкашивали мором целые страны и были уничтожены златокрылыми.

— Эй ты! Без фокусов! Только попытайся метнуть в меня заговоренный кинжал или отравленную иглу! — прохрипел горбун.

— Я и не собиралась! — возмутилась ведьма.

— Тогда оставь в покое сапог!

— Кажется, кому‑то нужны были доказательства? — вежливо поинтересовалась Улита.

Маленькие глазки испытующе пробуравили ее. Лигул колебался.

— Хорошо. Доставай! Только без резких движений! — разрешил горбун.

Улита извлекла из ботфорта скатанный в трубку портрет, уронила его на пол и отошла. Приблизившийся Лигул, держа наготове мороносный скипетр, брезгливо развернул трубку сапогом. Его близко посаженные глазки встретились с другими близко посаженными глазками. Горбун на портрете оживленно замахал руками, завертелся, запрыгал, сообщая что‑то своему хозяину. Лигул опустил скипетр. Он поверил.

— Проклятье… Почему я не подумал об этом раньше? Возможно, не поздно еще подумать об этом сейчас? Подчистить все хвосты? — сказал он задумчиво и устало.

— Убить меня и дебильного циклопа? Бесполезно. На Лысой Горе, если поискать хорошенько, многие припомнят Кавлика Быгупа, охотника за ушной серой, — сказала Улита.

— Дебилу никто не поверит, — огрызнулся горбун.

— Поверят его братьям. И много еще кому.

— Ну как сказать… Есть и более глобальные способы подчистки… — деловито сказал Лигул.

— Карательная экспедиция на Лысую Гору? Не так ли? Вырезать всех под корень?

— Хотя бы.

— Едва ли получится зачистить всех. Это приведет к войне стражей и темных магов. В истории ее назовут Войной из‑за Ушной Серы! Да и другим стражам — всяким там Вильгельмам и Барбароссам — любопытно будет, с чего это милейший начальник Канцелярии ополчился на Лысую Гору. В результате истина все равно всплывет, — сказала Улита.

Карлик Лигул вздохнул. Он и сам понимал, что положение тупиковое. Просто выторговывал время, чтобы как следует все обдумать.

— Хорошо… Допустим, ты права. Что же ты хочешь взамен своего секрета, ведьма? — спросил он деловито.

— СВОБОДУ АРЕЮ! И, разумеется, никаких больше Гарпиев Здуфсов… Отзови этого оживленца в Тартар, — так же просто ответила Улита.

— Ты хочешь слишком много, ведьма. Другие… — тут горбун неопределенно вздрогнул плечом, — захотят узнать, почему я так добр к Арею. Это будет подозрительно.

— Придумывать уловки и отговорки не моя работа, — заметила Улита.

— Конечно, я могу объявить амнистию ради единства мрака в пятисотлетний юбилей чего бы только… э‑э‑э… ну хотя бы бубонной чумы… И вместе с Ареем отпустить еще кого‑нибудь из проштрафившихся… На их же место можно будет посадить парочку тех, кто первым начнет вякать, — не слушая ее, продолжал рассуждать Лигул.

Улита терпеливо ждала. Она ощущала, что это пока не конец. Горбун еще пойдет на прорыв, еще попытается ужалить ее сердце ледяной змейкой, смутить, не отдать Арея… И она оказалась права.

— Ах да… Мне тут пришло в голову… Я могу предложить тебе кое‑что получше Арея… — вдруг словно невзначай уронил Лигул и замолчал, выдерживая изматывающую паузу.

— Что? — наконец, не выдержала ведьма.

— О чем я там говорил? А‑а‑а! Твой эйдос!

Сосущая пустота в груди Улиты — та самая незаполненная пустота, которая всегда ныла и болела в минуты сомнений или волнения — дрогнула надеждой. Эйдос. Ее давным‑давно утраченная душа. Ее собственная маленькая вечность.

Карлик испытующе разглядывал ее. Его крохотные глазки липли к лицу Улиты, как язык к холодным качелям зимой. Улита закрыла глаза, не в силах вынести его взгляда.

— Другого случая не представится! Подумай сама: эйдос! А Арея, заметь, я ведь смогу сейчас выпустить, а через годик‑другой снова заточить, когда он опять начнет досаждать мне! Ты же ничего не выиграешь от этой сделки, ведьма. Ну же, решайся! Эйдос! — искушал Лигул.

У Улиты закружилась голова. Сознание опустело и съежилось до единственной мысли. Все остальные мысли и сомнения она насильно выгребла прочь.

— А‑Р‑Е‑Я… — выговорила она по буквам с закрытыми глазами.

— Что ж, Арея так Арея, — кивнул Лигул. — Лет так через несколько — если ты не поймаешь клинок или запук раньше — он возьмет себе новую секретаршу. Ты же спокойненько отправишься на кладбище. Без эйдоса и без вечности.

Лигул увлекся и перегнул палку. В результате новая боль отрезвила Улиту вместо того, чтобы сломить ее.

— И еще одно условие. Я не закончила… — сказала она.

Улита открыла глаза. Ей стало вдруг все равно. Сосущая пустота в груди заполнилась чем‑то неведомым, сладким. Возможно, удовольствием самопожертвования.

— Ты должен отозвать тех темных магов, которых послал за Камнем Пути. И плевать — как ты это сделаешь. Немедленно… — сказала она.

Глава Канцелярии мрака выронил скипетр.

— Ты и это знаешь, проклятая ведьма! — просипел он.

Сколь ни велика была его жажда сенсаций, Андрей Рихардович Моржуев не был приятно удивлен, когда прямо в его кабинете материализовался боевой склеп Магщества.

Пуфики, столики, трюмо, диван‑сердечко и прочие аксессуары, больше приличествующие будуару стареющей дамы, чем мужскому кабинету, были безжалостно опрокинуты его гранитным боком. За прорезанной кулисой миров ворочался Глиняный Пес. Сглаздаматчики старательно выцеливали двери и окна. Из склепа выпрыгнули молодой щеголь‑магфицер и боевой маг, высокий писклявый мужчина, страдающий от вечного насморка чародейского свойства.

— Господин Моржуев? — вежливо выговорил магфицер, стягивая с руки лайковую перчатку.

— Чем могу быть полезен? — испуганно начал Андрей Рихардович, наблюдая, как склеп грузно разворачивается.

— Ваше?

Тут на свет была извлечена уже знакомая читателю визитная карточка.

— Да, моя.

Офицер и боевой маг обменялись быстрыми взглядами.

— Вы видели ФЕЮ? — спросил офицер как бы невзначай.

— Да, конечно.

— И обещали деньги тому, кто вам ее приведет? — уточнил боевой маг.

— А что тут такого? Эту проклятую расписку потребовал у меня тот парень.

— Парень? Какой?

— Как его там… Хаврон… Эдуард Хаврон… Это он проболтался о картине, которая потом пропала. А он вам, собственно, зачем? — удивился Моржуев.

Боевой маг бросил на магфицера еще один стремительный взгляд. Тот переложил снятую перчатку в другую руку. На пальце у него тускло блеснуло большое кольцо.

«Обручальное? Не похоже… странное какое‑то…» — подумал Андрей Рихардович, сам, как известно, неравнодушный к побрякушкам.

— Вопросы здесь задаем мы, — веско и печально сказал магфицер. — Вам известно, где находятся фея и Эдуард Хаврон в данный момент?

— Он, наверное, дома, а где она — понятия не имею. Иначе зачем бы я просил привезти ее на программу? — нетерпеливо произнес Моржуев. Изумление мало‑помалу сменялось привычным служебным хамством.

Боевой маг мельком заглянул в хрустальный шар и кивком подтвердил, что сказанному можно верить.

Сидевший в склепе пепелометчик чихнул от рассеянной в воздухе пудры. Пепеломет, к счастью, ни в кого не нацеленный, выпалил сам собой. Один из пуфиков бесшумно провалился в небытие вместе с частью внешней стены здания.

Андрей Рихардович томно охнул и срочно захотел оказаться далеко, очень далеко отсюда. Тем временем боевой маг, решивший не тратить времени на пустые расспросы, приблизился к нему и быстро коснулся хрустальным шаром его лба. Моржуев ощутил сильную, но мгновенную щекотку. Внутри шара северным сиянием заполыхали разноцветные извилистые огни.

Магфицер негромко сказал что‑то боевому магу на неведомом Моржуеву языке. Маг пожал плечами и направился к склепу, который предусмотрительно снизился, чтобы дать ему возможность забраться внутрь. Магфицер последовал за ним. Прорезь ткани миров уже начинала затягиваться.

О Моржуеве оба совершенно забыли, и, возможно, не вспомнили бы, не накликай он сам неприятностей на свою голову. Вновь возжелав сенсаций, Андрей Рихардович спохватился, кинулся к склепу и, осмелев, принялся нести какую‑то завлекающую околесицу, умоляя подождать немного, пока он пошлет за камерой, или хотя бы оставить телефон. Затем, совершенно сбившись, он стал сулить деньги за возможность эфира.

Щеголь вспыхнул.

— Вы предлагаете деньги мне? Магфицеру? — раздельно проговорил он.

Моржуев вздохнул и высказался в том духе, что как ни верти, а при несовершенстве этого мира деньги нужны всем. Магфицер, одна нога которого была уже в склепе, обернулся.

— А расписочки вам случайно не дать? Вы же любитель, кажется? — спросил он с холодком.

— Мне расписки ни к чему. Вежливо говоря, можете засунуть себе эту бумажку в задний карман брюк, — неосторожно пошутил Моржуев.

Он не учел, насколько щепетильны и обидчивы молодые магфицеры. Собственно, именно после этой фразы Андрей Рихардович и стал на веки вечные хряком. Хотя не исключено, что он был свиньей и раньше, и она просто дремала на самом дне его личности до поры до времени.

Красногубый цербсренок, вбежавший в кабинет с бумажками минут десять спустя, обнаружил лишь дыру в стене, опрокинутую мебель и упитанного хряка, который без особой на то надобности, совсем не страдая от своего свинства, подрывал пятачком сейф.

К слову сказать, многие лопухоиды до сих пор не склонны верить, что этот интеллигентного вида кабан, который мелькает порой на экранах в передачах с зоотематикой, и есть настоящий Моржуев, и объясняют это мудреным словом «пиар». Причем некоторые в своих сетевых дневниках для большей выразительности пишут это слово через "е".

Информация, выкачанная боевым магом из мозга Андрея Рихардовича Моржуева, помогла составить ясный зрительный портрет Хаврона. Такой ясный, что описать его словесно с тем же качеством Моржуев не смог бы, даже будь он не хряком, а, к примеру, выдающимся лингвистом с прекрасной зрительной памятью и профессиональным опытом в составлении фотороботов.

После этого найти Хаврона, а с ним и всех тех, кто находился рядом, для Глиняного Пса было делом техники. Прорыв был подготовлен по всем правилам. Чтобы надрезы на пространственной ткани появились сразу в нескольких местах и их нельзя было залатать, пришлось прибегнуть к федеральным резервам магии. Перемещаясь в закулисье миров, боевая группа соблюдала все возможные меры предосторожности. Ни Антигон, ни фея, ни даже сам Багров не подозревали ничего до последнего. Тревогу они забили, лишь когда в пространстве вокруг них появилось сразу несколько надрезов и оттуда прорвался десяток боевых склепов магщества.

Тут как‑то сама собой сочиняется задача, в условиях которой оговаривается, что один здоровый молодой циклоп сильнее двухсот хмырей, но триста хмырей способны распатронить его на отдельные части за полторы минуты. Что произойдет, если на узенькой тропинке встретятся восемнадцать циклопов и три тысячи семьсот хмырей, если предположить, что три циклопа больны гриппом, один хром, а у девятисот хмырей выпали от старости все зубы?

В общем, силы были далеки от равенства. Багров, только что сумевший вернуть Трехдюймовочке ее магию, был измотан сложным ритуалом, не восстановил силы и потому сражался хуже, чем мог бы сражаться при лучшем раскладе. Антигон размахивал булавой, как вертолет винтом. Ирка метала дрот, всякий раз раскалывающий борт очередного склепа, но — вот беда! — возвращавшийся назад невыносимо медленно, а маги из сбитых ею склепов, продолжали битву пешими…

Одна фея Трехдюймовочка демонстрировала чудеса боевого искусства. Два склепа разлетелись на куски. Четыре сглаздаматчика и пепелометчик схлопотали роковые сглазы и до конца жизни дрожали и потели не только при слове «фея», но и вообще при всяком слове, которое начинается на "ф". Да, что ни говори, а единственная выжившая участница европейского командного первенства по роковым сглазам 1478 года не растеряла своих грозных умений.

Эдя Хаврон, косвенный виновник того, что они засветились, повел себя мудро и дальновидно, как настоящий стратег. Он залег за газетным киоском, закрыл голову руками и пролежал там всю битву, размышляя, что самое полезное, что он может сделать для родины при данном раскладе — это уцелеть. Вокруг него происходило нечто невероятное: плавилось пространство, сверкали молнии и закручивались языками петли праха из пепелометов.

Наконец кольцо окружения сомкнулось. Три уцелевших склепа и около пятидесяти пеших магов взяли их на прицел. Это был конец. Понимая, что другого выхода нет, Багров, раскинув руки и, словно удерживая немыслимую тяжесть, окружил всех непроницаемой силовой защитой. Искры разбивались о нее и гасли, струи же пепеломета, безуспешно облизав шар со всех сторон и не найдя бреши, возвращались в дула.

Ирка с тревогой смотрела на Матвея. Из носа у него шла кровь, лицо было белым. Понимая, что при таких затратах энергии сил у него надолго не хватит, маги ждали, изредка выпуская для проверки искры.

Один из них, худощавый, в дорогих доспехах от Пако Гробано, с лицом, смахивающим на обтянутую кожей черепушку, подошел к самому шару и любознательно, точно обезьяну в клетке, стал рассматривать Багрова. Он явно пользовался тем, что силовая защита мешает атаковать не только тем, кто находится вне круга, но и тем, кто внутри.

— Кто у нас тут? Мальчишка — ученик Мировуда, не так ли? — поинтересовались доспехи от Пако Гробано.

Багров упорно удерживал защиту. Руки его уже сгибались, но он толчком, закусив губу, выпрямил их.

— Ты будешь сражаться, пока не умрешь, как волк в неравной битве?

— Да.

— Вижу, Камень Пути дает тебе упорство. Это славно. Но как насчет остальных? Тебе их не жалко? Отдай нам Камень — и мы отпустим всех. Нам плевать даже на толстую фею, освободившую тебя из перстня… — сказали доспехи от Пако Гробано.

— Ты… его… не получишь… — сквозь зубы выговорил Багров.

— А как же хваленое великодушие Мировуда? Разве волхв не передал его тебе? Хотя странно ожидать великодушия от некромага… Я знаю, о чем говорю… Твой учитель был далеко не безгрешен…

Матвей молчал. Он экономил слова, тратя силы лишь на удержание защиты. Ирка жалела, что не может помочь ему. Магия валькирий действует иначе.

— Так отдашь Камень? Клянусь волосом Древнира, я не трону никого, если ты это сделаешь! — возвысил голос худощавый.

— Нет… Вначале умру сам! — с усилием выговорил Багров.

Доспехи от Пако Гробано пожали плечами, показывая, что это не проблема.

Внезапно рядом с худощавым в золотом кольце телепортации материализовался маленький и пухлый человечек в плаще Высшей Канцелярии Тартара. Он засуетился, забегал вокруг командира боевых магов и что‑то забормотал, то и дело успокаивающе касаясь его руки. Видимо, новости были неважные. Человек в доспехах от Пако Гробано посерел.

Ирка услышала, как он крикнул:

— Не верю! Как он смеет брать свое слово назад.

Пухленький человечек развел руками и сказал что‑то тихо, но уверенно.

— Я потерял черт знает сколько склепов! Использовал федеральный резерв магии, неделю не спал, а он… Тартар бы его побрал! — крикнул худощавый.

Последняя фраза прозвучала так комично, что пухлый посланец в плаще Высшей Канцелярии невольно хихикнул. Командир магов вспылил. Он выхватил меч и попытался поразить им пухленького человечка, но тот извернулся в воздухе и мгновенно исчез. Лезвие меча рассекло пустоту.

Доспехи от Пако Гробано подошли к кругу и снова взглянули на Матвея Багрова. Тот уже сидел на земле. Ноги его не слушались, но вскинутые руки удерживали защиту. Лицо было залито кровью, однако в глазах горело такое же пылкое упрямство, как в самом начале. Для таких людей пути назад нет. Задняя передача отсутствует у них по определению. Это было понятно всем, даже магу с лицом, смахивающим на обтянутую кожей черепушкой.

С полминуты он смотрел на Багрова, затем плюнул, буркнул что‑то в духе:

— А оно мне надо так себя гробить? — и, повернувшись на каблуках, исчез.

За ним заспешили перегруженные боевые склепы Магщества. Пешие маги запрыгивали в них по десять‑пятнадцать человек. Разрезы пространства затянуло, едва последний склеп скрылся за кулисами мира.

И тогда лишь Матвей Багров опустил руки…

Антигон, воинственно размахивая палицей изумленно телепортировал куда‑то, однако уже через минуту вернулся.

— Мерзкая хозяйка, ужасный монстр подслушал, о чем они говорили! Маги больше не вернутся! Они махнули на Камень рукой, потому что он больше не нужен стражам… А я припечатал одного… вот… штуку отобрал… — похвастался он, демонстрируя сглаздамат, который держал рукой за дуло.

Внезапно валькирия поняла, что давно уже идет дождь, которого до сих пор она попросту не замечала. Его тугие прямые струи смывали с лица Багрова кровь. Ирка наклонилась и помогла ему подняться.

— Осел! Упрямый осел! — сказала она с восхищением.

Матвей усмехнулся.

— Хорошо, ты победил, настоял на своем! Что дальше? Теперь, когда все закончилось — ты можешь сказать, где был Камень? — спросила Ирка.

Багров расстегнул рубашку. На его залитой Дождем груди напротив сердца Ирка увидела короткий широкий шрам. Ирка не боялась шрамов. Даже того, жуткого, что некогда был у нее на спине.

— Я не понимаю! — сказала она. — Ты был ранен в сердце? Разве такое может быть?

Багров взял ее ладонь и насильно приложил к своей груди. Ирка услышала гулкие тяжелые звуки. Нечто твердое мерно и сильно толкало ее в ладонь.

— При всем желании я не сумел бы отдать Камень. Даже если бы очень захотел, — сказал Матвей.

— А твое настоящее сердце? Он опустил глаза.

— Камень будет биться вместо него. Он не знает усталости.

— А твое… твое сердце где? — повторила Ирка, уже понимая, что это бестактно, но все равно не в силах удержать вопроса.

Багров пожал плечами.

— Нет ни одного поступка на этой земле, который не был бы связан с жертвой. Главное, убедить себя, что эта жертва добровольна, — сказал он.

Дата добавления: 2015-05-08