Внешнее течение жизни Иисуса

II.

Первоначальная история Иисуса. Иисус происходил из небольшого галилейского городка Назарета. Если Матфей и Лука указывают место Его рождения в Вифлееме, то это объясняется тем, что они желали показать буквальное исполнение пророчества Михея (V, 1), по которому Мессия должен придти из Вифлеема. Иисус, вероятно, родился за несколько лет до начала нашей эры, так как Его жизненный путь был кончен около 30 г. нашей эры, а по иудейскому обычаю Он мог публично выступить в возрасте никак не ранее 30 лет. Ни Он сам, ни Его назаретские сограждане не знают ничего о Его сверхъестественном рождении, не говоря уже о вечном существовании Его на небе; точно также Он не считал себя происходящим от рода Давидова. Он занимался ремеслом своего отца Иосифа, плотника, или как теперь чаще говорят, ремеслом крестьянина или, выражаясь иначе, земледельца. Отец Его, повидимому, умер рано. Только мать Мария и четыре брата упоминаются в источниках, как лица, крайне озабоченные поведением Иисуса, на которое они смотрят, как на помешательство. Он вырос в настоящем иудейском доме. Старая легенда о зачатии Иисуса от Святого Духа имела несомненно более смысла, чем новейшие утверждения о том, что Иисус принадлежит к индо-европейской расе. Он не получил большого образования и вряд ли понимал греческий язык. Со священными произведениями своего народа, в особенности с псалмами и пророками, Он был сравнительно знаком, следовательно, до известной степени владел также и еврейским языком, который уже давно перестал быть разговорным языком иудеев. Но эти знания он мог усвоить не занимаясь в школе. В доме родителей Он проникся глубоким религиозным настроением; Он вырос в здоровой атмосфере строго ветхозаветной верности закону, которую еще не лишило плоти и крови фарисейское направление. Совершенно незаметно, чтобы он испытал влияние ессейства или эллинизма; совершенно незаметно также, чтобы Он читал псевдоэпиграфическую[2] литературу апокалиптиков-мечтателей. Он созревал в тиши, без всяких случайных потрясений; в Его семье никогда даже и не думали, что Он будет величиной.

Иисус и Иоанн. Иисусу было около 30 лет, когда в Иудее появился на сцене Иоанн (Креститель), чтобы пробудить свой народ от покойного сна. «Приблтизилось Царство Небесное» – звучал его призыв, т. е. так долго и страстно желаемое обновление нисходит на землю, те, кто доселе властвовал миром, будут низвергнуты, и Богом избранный народ получит руководящую родь.

Эта весть в устах сурового аскета была, однако, скорее угрозой наказания, чем “благовестием”. Горе всем, кто при наступлении Царства Небесного будет нечистым, будет ли то иудей или язычник; им грозит тогда неизбежная гибель. Поэтому покайтесь, пока есть еще время! Его слово ударяло тяжело, как молот. Тысячи народа стремились на Иордан, исповедывали здесь свои грехи и крестились пред Иоанном, как будто бы они были язычниками, стремившимися посредством подобного акта очищения вступить в ряды Израиля. И Иисус также направился к Иоанну и получил от него крещение, конечно, не только для того, чтобы выполнить благочестивый обряд, но также и для того, чтобы не упустить ничего, чтó могло обеспечить Ему при наступлении Царства Небесного благословение последнего. Этим актом крещения начинается, по Евангелию, новый период в жизни Иисуса. На Него сходит Святой Дух и пребывает на Нем во все время сорокадневной борьбы с Сатаной. Действительно, это паломничество на юг было, по-видимому, поворотным пунктом в развитии самосознания Иисуса: ведь не случайно Он так часто и тепло отзывается о великом Иоанне. Психологически было бы совершенно понятно, что Он, приняв при крещении окончательное решение, должен был в течение нескольких недель в уединении побороть великие колебания и сомнения. Но ни в каком случае Иоанн не посвящал Его сознательно на какое-нибудь дело и даже не заметил, что происходило тогда в Иисусе.

Публичное выступление Иисуса. Вскоре после возвращения на родину, Иисус посвящает себя новому призванию пророка; если одновременно с этим Иоанн сошел со сцены, то это, вероятно, было дело случая. Но, может быть, для Иисуса известие о том, что грубая сила навеки сомкнула уста Иоанна, рассеяло последние сомнения относительно Его собственной задачи.

Назарет был расположен очень благоприятно для широкой деятельности. Иисус направляется в Капернаум, цветущий город на Генисаретском озере; там раздался Его голос, и отсюда Он призывал к пробуждению весь народ. Так как для дела, которое перед Ним стояло, было недостаточно сил одного человека, то Он собирает вокруг себя товарищей по занятию, несомненно намеренно именно 12, соответственно числу колен Израиля. Большинство из них – галилейские рыбаки, люди мелкие, как и Он сам, – благодаря чему им было легко приобретать доверие и других мелких людей. Призвание Петра и Андрея, Иоанна и Иакова, стоящее в евангелиях в самом начале описания деятельности Иисуса, не было, конечно, началом Его деятельности, так как за совершенно неизвестным человеком не последовали бы на слово две пары братьев. Но это между прочим является неопровержимым доказательством происхождения нашей "синоптической" традиции из круга учеников Иисуса: ученики далее рассказывают только то, что они сами пережили вместе с Иисусом.

Вскоре же после этого они начинают постоянно сопровождать Иисуса. Иисус усердно занимается их воспитанием, но не для того, чтобы создать из них маленькую общину особенно благочестивых людей и не для создания богословской образцовой школы, но для совместной работы в народе, так как Он имел в виду отправить их на проповедь, сначала для пробы, в пределах Его точных инструкций, а затем и самостоятельно. Иисус обращается с проповедью по всему Израилю, – никто не исключается, – в особенности же к "мытарям и грешникам", к "народу земли" (âam haarés), который в массе обыкновенно не исполнял тонкостей внешней иудейской обрядности. Всякий раз, как только представляется случай и находятся слушатели, Иисус начинает говорить, в субботу или в другой, непраздничный день, на горе, на берегу озера или в гостеприимном доме. В смысле воздействия на слушателей Его речи оставляют глубокое впечатление, особенно, если сравнивать их с обыкновенными речами ученых книжников. В Его речах прямо поразительна неуловимая связь между всепроникающей сердечной теплотой и непреодолимой силой убеждения. Вскоре стали рассказывать о замечательных случаях исцелений, прежде всего психических больных, которые выздоравливали при одном его слове и даже при одном только Его появлении; и чем больше Ему верили, тем более Он имел успеха. Так выросла Его слава, и Он часто уже с трудом мог предохранять себя в Галилее от натиска экзальтированной толпы, среди которой были и женщины; и для того, чтобы в уединении собраться с мыслями, Он должен был удаляться за пределы Галилейского озера, или даже уходить далеко на север, северо-запад и восток. При этом Он не раз вступал за пределы языческой области, и здесь, если Его просили, Он также помогал нуждающимся; но это еще не доказывает, чтобы Он расширил свой план деятельности за пределы Галилеи.

Конфликт с официальным благочестием. Иисус выступал не в качестве провозвестника новой религии; Он хотел только серьезного отношения к старой религии и серьезного отношения к милостивым дарам Бога. И тем не менее Он очень скоро вынужден был вступить в острый конфликт с тогдашними блюстителями религии. Его успех возбуждал зависть профессиональных теологов. Вся Его деятельность являлась косвенным осуждением фарисейства за грубое неисполнение обязанностей. Первые же споры показали невозможность соглашения между враждебными сторонами, хотя бы посредством перехода из одного лагеря в другой; каждая встреча только усиливала впечатление той и другой стороны. И так как Иисус не был таким человеком, чтобы из осторожности воздерживаться от критики, но всегда открыто и беспощадно выступал против уродливых сторон господствовавшего ложного благочестия, против его невежества, ничтожества и ослепления, и прежде всего ставил Ему в вину религиозно-нравственное затемнение народа, – то все это вызвало пылкую ненависть против Него со стороны руководящей партии фарисеев, во главе которой стояли книжники. Они пустили вход всю силу своего авторитета и власти, чтобы вооружить общественное мнение против опасного демагога, получившего-де от Сатаны свою чудотворную силу, которую они не могли отрицать.

Между тем, по мере того, как проходила прелесть новизны, ослабевала и притягательная сила Его слова среди невежественных и половинчатых людей, которых и тогда было большинство. Его друзья со скорбью видели, что Ему не удается совершить чуда там, где Он не находит веры. Но мужество Иисуса этим не было поколеблено; отдельные, горькие фразы, сказанные Им по поводу Капернаума, Хоразина и Вифсаиды (Матфея, XI, 21) навеяны были временным настроением. Его вера находит себе утешение в том, что всегда среди "многих званных" бывает мало "избранных". Чтобы обеспечить за собой этих последних, Он в ответ на сопротивление энергично развивает свою деятельность. По прошествии некоторого времени Он даже решается вызвать на борьбу врага в Его собственном лагере. Он отправляется вместе со своми учениками на праздник Пасхи в Иерусалим, не потому, чтобы Он, как благочестивый израильтянин, намерен был провести этот великий праздник в священнейшем месте на земле, у ворот храма, но потому, что Иерусалим был сборным пунктом Его противников, твердыней всех сил, заинтересованных в сохранениии религиозного маразма Израиля. Тот, кому удалось бы овладеть этой твердыней, держал бы в своей власти весь народ. Судьба Израиля, казалось Иисусу, могла быть решена только в Иерусалиме. Начиная открытую борьбу, Иисус, следовательно, отправляется в Иерусалим не за тем, чтобы быть здесь распятым на кресте. Скорее, у Него была тайная мысль, что если Бог иссушит там бесплодную смоковницу, Он должен быть на месте, чтобы на Сионе принять в свои руки руководство истинным Царством Божиим.

Сколько времени до этого путешествия Иисус действовал публично, мы не знаем, – по всей вероятности не более года, так как одну весну Он прожил в Галилее, и не доказано, чтобы Он посетил Иерусалим больше одного раза, именно, когда Его постигла там смерть. Совершенно точных хронологических данных, вообще говоря, нельзя дать. Мы слишком мало знакомы с иудейским календарем того времени, чтобы определить год казни Иисуса даже на основании того неоспоримого факта, что он умер в пятницу. Пока мы не знаем точно, кроме дня недели, день месяца, иудейский календарь нам немного поможет. Но весна 30 года для Его смерти и весна 29 года для Его первого публичного выступления – вот даты, которые не могут быть далеки от действительности.

Катастрофа. Когда Иисус вошел в столицу – это было в начале пасхального месяца, когда здесь еще не успели собраться большие толпы богомольцев, – Eго заметила небольшая кучка галилеян и устроила ему бурную овацию. Они приветствовали его, как будущего царя, и, как царь, Он вступил в храм, изгнал из священного места торговцев и этим заставил Иерусалим занять по отношению к Нему определенную позицию. Вполне понятно, что в среде саддукейской священнической аристократии Его дерзкое посягательство на ее права вызвало необычайное негодование. Недоставало только, чтобы Иисус провоцировал фарисейскую оппозицию резкой, обличительной речью. Враждующие в обыкновенное время партии соединились теперь вместе, чтобы сделать все возможное для устранения этого дерзкого революционера. Нужно было употребить силу. Решили действовать тайно, но в то же время и решительно, чтобы благоприятно настроенные к Иисусу массы пришедших богомольцев вынуждены были считаться с уже свершившимся фактом. По преданию, будто бы один из 12 учеников Иисуса открыл врагам Иисуса Его ночное местопребывание. Правда, это звучит несколько в духе позднейшей поэзии; но во всяком случае Иисус в одну из пасхальных ночей был схвачен агентами первосвященника, связан и представлен пред верховным иудейским судилищем – синедрионом; последний спешно разобрал дело, приговорил Его к смерти и отправил немедленно к римскому прокуратору Пилату, который имел право утверждать смертные приговоры. Так как Пилат не имел никакого повода к тому, чтобы оскорбить синедрион, не исполнив его желания, то Иисус в тот же день был распят на кресте и через несколько часов страшных мучений умер.

То обстоятельство, что после смерти Иисуса не вспыхнуло восстание, объясняется отчаянием потерявших голову учеников. Когда Иисус был взят, и Бог не освободил Его чудесным образом, когда прошел слух об осуждении Его на смерть, ученики решили, что все их дело потеряно, и удалились, каждый к себе на родину. Таким образом, народу, который, может быть, охотно демонстрировал бы в пользу Иисуса, недоставало вождей. Ученики не оказались в этом случае на высоте своего положения. Последнюю дань любви позорно умерщвленному отдали лишь несколько благодарных женщин. Местонахождение могилы Иисуса рано окутано было загадочным туманом; это мы можем легко объяснить, исходя из различных точек зрения: враги Иисуса ни за что не могли бы допустить, чтобы Его могила стала местом культа, а Его последователи не могли питать никакого почтения к могильному холму Воскресшего.

Так как ученики Иисуса удалились из места действия, то мы не можем ожидать достоверных сведений о последних событиях жизни Иисуса. Единственный до известной степени правдоподобный возглас, вырвавшийся, по преданию, из уст Умирающего: «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты Меня оставил!» – является, на первый взгляд, жалобным криком отчаяния; в действительности же это слова молитвы, вполне гармонирующие с обстановкой данного случая, так как Иисус для утешения в своем страдании мог мысленно читать весь псалом (XXII), который начинается именно этими словами, но кончается исповеданием твердой преданности Богу. Исход дела не был столь же неожидан для Иисуса, как для учеников. Ни в коем случае не вымышленная сцена душевной борьбы в Гефсимании незадолго до ареста показывает, что Иисус был готов с Божьей помощью перенести самые тяжкие невзгоды. И не менее достоверным является рассказ о пасхальном обеде, который Иисус праздновал еще вместе со своими учениками, и на котором Он при прощании раздавал ученикам хлеб и вино, как символ их неразрывной связи с Ним, а в заключение выразил даже надежду встретиться с ними на более важном празднике. Он был слишком умен, чтобы сразу же не заметить, что положение дел в Иерусалиме далеко не оправдывает Его ожиданий, и слишком благочестив, чтобы для исполнения своих надежд ставить Богу какой-нибудь определенный срок.

Пред иудейским судилищем Иисус держал себя с достоинством и не просил снисхождения у языческого правителя; это проистекало не из Его самолюбия, доведенного до отчаяния, но из Его понимания нового, открываемого Им пути. Но если бы Иисус во время процесса, или во время казни проявил хотя бы самое незначительное малодушие, то это несомненно было бы известно ревностному врагу христианства, фарисею Савлу. Крест Иисуса никогда не мог бы тогда стать знаменем его веры. Таким образом, Иисус умер, всеми покинутый, но все-таки не был сломлен, и остался столь же уверен в победе, как и прежде, при вступлении в Иерусалим. Он стал даже еще более уверенным, потому что Бог не мог допустить пролития невинной крови без искупления. Вопреки ожиданиям, день обновления мира был лишь отсрочен, но ни в каком случае он не мог не прийти.

Менее определенно, чем о поведении и настроении Иисуса в последние дни Его жизни, мы можем говорить об обстоятельствах этих дней. Синоптики единогласно указывают время Его ареста в ночь после пасхального обеда, т. е. с 14 на 15 нисана (первый весенний месяц, наш март – апрель); но тогда членам синедриона пришлось бы устроить заседание суда в один из праздничных дней Пасхи. Я вполне допускаю со стороны фарисеев того времени подобное нарушение субботнего закона, если проволочка дела хотя бы на один день могла поставить на карту все. Кому это кажется невероятным, тот может взять для определения времени катастрофы более поздний день пасхальной недели, но мнение Иоанна, что смерть Иисуса последовала до кануна Пасхи, мотивировано исключительно догматическими соображениями.

Юридическое обоснование приговора над Иисусом. Но за какое преступление Иисус был приговорен к смерти? Пилат, приказав сделать надпись на Его кресте "царь иудейский", формулировал Его вину в такой форме лишь для устрашения народа. Действительно, Иисус в его глазах мог заслужить смертную казнь только потому, что Он представлялся ему честолюбивым и ослепленным мятежником, который поставил себе целью политическое освобождение Израиля от римского господства. Однако, для синедриона, который руководился иудейским законом, подобного рода предприятие вовсе не было преступлением, достойным смерти. И если Иисус на вопрос первосвященника назвал себя "Христом, Сыном Божиим", то это было, быть может, безумной мечтой, но ни в каком случае не богохульством. Но, с точки зрения формально правильного судебного процесса, должна была быть доказана виновность Иисуса в богохульстве; так как ни один христианин никогда не видел актов этого процесса, мы можем думать, что причиной осуждения Иисуса на смерть были слова, сказанные Им в последние дни в Иерусалиме, что от храма не останется камня на камне (Марка, XIII, 2).

Впрочем, для нас довольно безразлично точное содержание выдвинутого против Иисуса обвинения; судьи уже заранее, прежде чем собраться, решили предать Иисуса в руки палача. И та нервная спешка, с которою они провели свое решение, показывает, до какой степени они считали опасным для народа и религии продолжение деятельности Иисуса или даже просто сохранение Его жизни. Тем не менее, предположение, что ими в даном случае руководило желание отомстить Иисусу за беспощадную критику их лицемерного благочестия или за Его властное вторжение в сферу их господства, было бы еще менее справедливо, чем ссылка на их политические соображения.

Фарисеи и книжники, составлявшие большинство иерусалимского синедриона, не были лишь простыми эгоистами и лицемерами; они вынесли смертный приговор, руководствуясь при этом не просто соображениями целесообразности, или вследствие болезненного самолюбия. Они думали, что устраняя Иисуса, они лишь исполняют свой долг. И как бы они ни формулировали Его вину пред собой, пред своими соотечественниками и Пилатом, истинная причина их приговора состояла в том, что Иисус, по их мнению, был изменником отечественной религии и имел все шансы для того, чтобы совратить весь народ. Они должны были убить Его, чтобы поддержать религию в народе. Иисус судил о них вряд ли иначе, чем они о Нем. Разница в том, что Он не стал бы устранять их силой, так как Он твердо верил в будущее, тогда как Его противники смотрели вперед со страхом и беспокойством. Таким образом, упрек в том, что Иисус был развратителем народа и изменником религии, совершенно неоснователен.

Эта вопиющая противоположность между религиозностью Иисуса и религиозностью фарисеев, – при чем обе стороны одинаково твердо были убеждены в правильности своей точки зрения, – является опорным пунктом, которого мы должны держаться при всякой попытке понять Иисуса, как историческую личность, и определить Его надлежащее место в истории религии, и прежде всего иудейской религии, кроме которой Он не знал никакой. Сущность религии Иисуса не может быть опеределена правильно, если для нас не представляется одинаково ясными два заключения: во-первых, что Иисус привнес в область религиозных идей так много нового и важного, что обычное нормальное благочестие той эпохи сочло Его самым опасным разрушителем, и во-вторых, что Он считал себя самым верным сыном своего народа.

Дата добавления: 2015-05-08