Призыв к пониманию

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

В произведениях искусства, предпочитавшегося
в прошедшем столетии, всегда содержится ядро «жи-
вой» реальности, и как раз она. выступает в качестве
субстанции эстетического предмета. Именно этой ре-
альностью занято искусство, которое свои операции
над нею сводит порой к тому, чтобы отшлифовать это
«человеческое» ядро, придать ему внешний лоск,
блеск—украсить его. Для большинства людей такой
строй произведения искусства представляется наибо-
лее естественным, единственно возможным. Искус-
ство—это отражение жизни, натура, увиденная сквозь
индивидуальную призму, воплощение «человеческого»
и т. д. и т. п. Однако ситуация такова, что молодые
художники с не меньшей убежденностью придержива-
ются противоположного взгляда. Почему старики не-
пременно должны быть сегодня правы, если завтраш-
ний день сделает молодежь более правой, нежели ста-
риков? Прежде всего, не стоит ни возмущаться, ни
кричать. «Dove si srida non e' vera scienza»¹⁴,—говорил
Леонардо да Винчи; «Neque lugere, neque indignari, sed
intelligere»^I5,—советовал Спиноза. Самые укоренив-
шиеся, самые бесспорные наши убеждения всегда и са-
мые сомнительные. Они ограничивают и сковывают
нас, втискивают в узкие рамки. Ничтожна та жизнь,
в которой не клокочет великая страсть к расширению
своих границ. Жизнь существует постольку, поскольку
существует жажда жить еще и еще. Упрямое стремле-
ние сохранить самих себя в границах привычного,
каждодневного—это -всегда слабость, упадок жиз-
ненных сил. Эти границы, этот горизонт есть биологи-
ческая черта, живая часть нашего бытия; до тех пор
пока мы способны наслаждаться цельностью и полно-
той, горизонт перемещается, плавно расширяется и ко-
леблется почти в такт нашему дыханию. Напротив,
когда горизонт застывает, это значит, что наша жизнь
окостенела и мы начали стареть.

Вовсе не само собой разумеется, что произведение
искусства, как обычно полагают академики, должно
содержать «человеческое» ядро, на которое музы наво-
дят лоск. Это прежде всего значило бы сводить искус-
ство к одной только косметике. Ранее уже было сказа-

ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

но, что восприятие «живой» реальности и восприятия
художественной формы несовместимы в принципе, так
как требуют различной настройки нашего аппарата
восприятия. Искусство, которое предложило бы нам
подобное двойное видение, заставило бы нас окосеть.
Девятнадцатый век чрезмерно окосел; поэтому его ху-
дожественное творчество, далекое от того, чтобы
представлять нормальный тип искусства, является, по-
жалуй, величайшей аномалией в истории вкуса. Все
великие эпохи искусства стремились избежать того,
чтобы «человеческое» было центром тяжести произ-
ведения. И императив исключительного реализма, ко-
торый управлял восприятием в прошлом веке, являет-
ся беспримерным в истории эстетики безобразием. Но-
вое вдохновение, внешне столь экстравагантное, вновь
нащупывает, по крайней мере в одном пункте, реаль-
ный путь искусства, и путь этот называется «воля
к стилю».

Итак, стилизовать — значит деформировать реаль-
ное, дереализовать. Стилизация предполагает дегума-
низацию. И наоборот, нет иного способа дегуманиза-
ции, чем стилизация. Между тем реализм призывает
художника покорно придерживаться формы вещей
и тем самым не иметь стиля. Поэтому поклонник
Сурбарана, не зная, что сказать, говорит, что у его
полотен есть характер,—точно так же характер, а не
стиль присущ Лукасу или Соролье, Диккенсу или Гэль-
досу. Зато XVIII век, у которого так мало характера,
весь насыщен стилем.

Дата добавления: 2015-05-09