Школа исследований культуры и личности 2 страница

Эти идеи механического детерминизма поведения человека с помощью бихейвиоральной двухчленной формулы «стимул—реак­ция» отличали позиции Линтона от взглядов Клакхона. В рабо­те 1954 г., посвященной вопросу об универсальных ценностях и их политическом значении в современном мире, Линтон развивал эти же идеи. Он отмечал, что понятие ценности имеет множество значений и подчеркивал необходимость общего понимания цен­ности. В этой статье он различал три вида ценностей: 1) индиви­дуальные, 2) разделяемые членами данного общества и 3) все­общие, универсальные. «Но в поисках всеобщих ценностей,— писал он,— индивидуальные ценности можно игнорировать, поскольку они индивидуальны... Для наших целей мы определим ценность как все то, что способно вызвать одинаковые пред­почтительные реакции у нескольких членов данного общества».. Таково его определение ценностей групповых, но и оно носит, как видим, попутный сугубо абстрактный характер. Главное его внимание в этой статье уделено было универсальным, общечеловеческим ценностям. Изучение последних в наше время, подчеркивал в ней Линтон, имеет не только академическое, но и политическое значение. В универсальных ценностях он видел основу для настоятельно необходимого взаимопонимания и со­трудничества народов с тем, чтобы исключить возможность меж­дународных конфликтов и войн. Задачей этнографов он считал выявление того, что является «универсально желаемым и цени­мым», установление «конечных целей, имеющих всеобщее при­знание». Признание общих целей «влечет за собой, по Линтону, признание общечеловеческих ценностей». Но, как видим, Лин- тоном был лишь поставлен важнейший вопрос нашей эпохи — вопрос сотрудничества народов ради того, чтобы избегнуть новой мировой войны, которая, как писал Линтон, будет атомной и бак­териологической и разрушений которой «не избегнет ни один район мира», чтобы пронести факел просвещения⁵³. Но он ограни­чился крайне абстрактными рассуждениями об общих целях, об универсально желаемом, оставаясь в плену субъективного идеа­лизма. Система ценностей, по Линтону,— это желания, стремле­ния, мысли, надежды составляющих данное общество людей, определяющих их поведение.

На протяжении 1950-х годов появились и другие не менее абстрактные определения и переопределения концепции ценно­стей как этнографами, так и социологами, психологами и фило­софами СШАВысказывались теории психобиологической, эндокринологической, неврологической основы ценностей. Но, по словам А. Кробера, в середине 1950-х годов «эта тема вся еще находилась в стадии формулировок» ⁵⁵.

Сам А. Кробер неоднократно высказывался по поводу кон­цепции ценностей. По существу в его книге «Антропология» 1948 г. издания впервые было использовано понятие ценности при объяснении культуры. При определении ценностей он исхо­дил из такого же идеалистического определения их, как и Клак­хон,— как представлений о желаемом. По мысли Кробера, цен­ности даны природой, они существуют «до культуры», но они же — основа культуры. Основа их анатомическая и физиологи­ческая, унаследованная, возможно, от животных предков чело­века. Только на этой основе он допускал существование общече­ловеческих универсальных ценностей: «Признавая, что все люди имеют одинаковую анатомию и физиологию,— писал он,— нужно, видимо, признать генетическое сходство ценностей и значитель­ную степень их различий в разных культурах, так как каждая культура, по Кроберу, преобразует генетически данные ценно­сти» ⁵⁶. Как явления природы ценности существуют, по Кроберу, в космосе, независимо от наших суждений о них; сомневаясь в познаваемости ценностей, он утверждал, что «постичь их мож­но только путем эмпатии... их надо безотчетно чувствовать». Этот же идеалистический агностицизм высказывался Кробером и в статье 1955 г.⁵⁷

В рассуждениях самого Кробера о непознаваемых внеистори- ческих «космических» ценностях, о ценностях как смысле куль­туры яснее всего проявляется влияние неопозитивистского идеа­лизма Г. Риккерта, который считал, что ценности трансцедентны и недоступны эмпирическому познанию. «Они образуют,— писал он,— совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторо­ну субъекта и объекта» ⁵³.

В 1955 г. была опубликована статья канадского этнографа А. Баликчи, посвященная обзору исследований проблемы цен­ности в этнографии^S9. В ней он подчеркнул социальный харак­тер ценностей. По его мнению, понятие ценности необходимо отличить от «понятия цели». Но ценности входят как элемент и в совокупность условий, которые «заслуживают названия при­чины», и в совокупность элементов, составляющих цель. Поло­жительной стороной рассуждений Баликчи является его возра­жение против трансцедентного понимания ценностей как эмпири­чески непознаваемых сущностей^в0.

Для оценки направления разработки проблем ценностей ха­рактерно заявление М. Херсковица, что «культурный релятивизм является центральной теоретической проблемой в изучении яри-
роды и значения ценностей» ⁶¹. Действительно, как мы видели выше, большинство исследователей культурных ценностей с по­мощью этого понятия стремились доказывать, что каждому на­роду присуща уникальная система культурных ценностей. Трак­товка ценностей как биопсихических данных, существующих до культуры и лежащих в основе культуры, неизбежно вела к вы­водам, что в основе уникальности каждой системы ценностей ле­жит биопсихическая специфичность каждого народа, т. е." вела по существу к неорасистским выводам. Правда, Дж. Стюард и М. Миид предупреждали об этой опасности на Нью-Йоркском съезде этнографов⁶². Выступавший на этом же съезде философ и этнограф США Д. Видней подчеркивал, что наиболее правиль- < ный подход к объяснению природы ценностей дан К. Марксом, приводя объяснение Марксом моральных норм как отражения экономических интересов различных общественных классов ⁶³. *

Но как показывают высказывания большинства теоретиков в этнографии США по поводу сущности культурных ценностей, эта проблема сведена к вопросу о доминирующих установках и представлениях, определяющих поведение человека. В субъек­тивных восприятиях они видели первопричину всех явлений об­щественной жизни. В этом отношении американские этнографы оказались верными последователями субъективного идеализма Г. Риккерта, Макса и Альфреда Веберов и других неопозити­вистов, использовавших концепцию культурных ценностей в борьбе с материалистическим пониманием истории. Это отмечал в своей критике взглядов названных выше исследователей М. Харрис: «Подчеркивая мистические ценности, тщеславный престиж, иррациональные мотивации,— писал он,— они дискре­дитировали экономическую интерпретацию истории»⁶⁴. Но сам он, как видим, материалистическое понимание истории ошибочно свел к экономическому детерминизму.

Концепция ценности была использована для обоснований «от­сутствия» прогресса в социальной и духовной жизни, и следова­тельно против общественного прогресса в целом. Однако, несмот­ря на неоднократные попытки определения ценности в «потоке» публикаций 50— 60-х годов, продолжаются сетования на их неудовлетворительность и на новые попытки определений⁶⁵. И по сей день конценция культурных ценностей носит в американской этнографии чрезвычайно аморфный характер.

* * *

Общей философской основой этпофрейдизма и бихейвиоризма в буржуазной американской этнографии, как и социологии, явля­ется философский антропологизм. Все они исходят из прису- щих-де человеческой природе побуждений и потребностей. В. И. Ленин подверг этот философский антропологизм убедитель-

6 Ю. П. Аверкиева
ной критике, анализируя взгляды Михайловского. «„Существен­ная задача социологии,— рассуждает, например, Г. Михайлов­ский,— писал В. И. Ленин,— состоит в выяснении общественных условий, при которых та или другая потребность человеческой природы получает удовлетворение". Вы видите, этого социолога интересует только такое общество, которое удовлетворяет чело­веческой природе, а совсем не какие-то там общественные форма­ции, которые притом могут быть основаны на таком не соответ­ствующем „человеческой природе" явлении, как порабощение большинства меньшинством... («Признав нечто желательным или нежелательным, социолог должен найти условия осуществления этого желательного или устранения нежелательного" — „осуще­ствления таких-то и таких-то идеалов",— рассуждает тот же Г. Михайловский.) мало того, не может быть речи даже и о раз­витии, а только о разных уклонениях от „желательного", о „де­фектах, случавшихся в истории вследствие... вследствие того, что люди были не умны, не успели хорошенько понять того, что требует человеческая природа, не умели найти условий осуществ­ления таких разумных порядков» ⁶⁶. Эта критика В. И. Лениным Михайловского как нельзя лучше вскрывает методологические истоки исследований культуры и личности.

Субъективно-идеалистические концепции современных этно­психологов США сближают их с экзистенциализмом и волюнта­ризмом. Характерно в этом отношении положение К. Клакхона, что «культура начинается с человеческих существ и кончается ими» Марксизм, рассматривая личность как следствие общест­венного развития, не отрицает значение роли людей, их идей и убеждений в историческом процессе, он видит в личности актив­ную силу исторического процесса: «... история вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несом­ненно деятелей»^6S,— писал В. И. Ленин. Но марксисты не признают историю как продукт свободной воли. Деятельность личностей, их идей, цели, их волю они понимают как проявле­ние исторической необходимости, объективной закономерности исторического развития.

«Всякая данная система отношений,— писал, например, Г. В. Плеханов,— в значительной степени создана волею людей, но воля людей направляется на создание этой системы по причи­нам, от людей не зависящим. Прежде чем стать причиной, воля является следствием, и задача социологии, как науки, заключа­ется в том, чтобы понять, как следствие, ту волю общественного человека, которая направляется на поддержание или создание данной системы общественных отношений» ^м.

Отношение между обществом и личностью марксизм тракту­ет дналектико-материалистически, доказав, что под влиянием материальной, социальной, политической и духовной жизни дан­ной общественно-экономической формации развивается опреде­ленный, характерный для этой формации тин личности, личность же своей деятельностью, волей в свою очередь из следствия ста­новится причиной исторического развития.

Движущую силу побуждений людей марксисты видят в сово­купности экономических, социальных, политических и идеологи­ческих общественных отношений, в которых живет и действует индивид. Эти отношения определяют и ту форму, которую при­нимают в сознании людей те или иные побуждения.

Как видим, субъективно-идеалистические и натуралистические взгляды исследователей культуры и личности в американской этнографии теснейшим образом смыкаются с модными в буржуаз­ной социологии и философии реакционными теориями. Попытки исследователей культуры и личности доказать патологкчность психики отсталых народов и трудящихся слоев населения своей страны служат теоретическим «оправданием» неоколониализма и эксплуатации капиталом масс трудящихся. На поверхность об­щественной жизни в 1940-е годы школу исследований культуры и личности выбросила националистическая волна, вызванная колониалистскими устремлениями американского империализма. Широкое увлечение неорасистскими идеями этнопсихологов объяс­нялось тем, что американским шовинизмом были охвачены зна­чительные слои населения США, в том числе и интеллигенции. Однако необходимо отметить, что вследствие эклектичности кон­цепций в этот лагерь зачастую попадали и ученые, далекие от расизма.

Вместе с тем многие честные ученые подвергли критике это направление в этнографии США с антирасистских позиций исто­ризма и гуманизма.

Защищаясь от нападок критики, исследователи культуры и личности делали попытки прикрыться именем Ф. Боаса, стре­мясь изобразить его в хгачестве зачинателя осуществляемых ими исследований культуры и личности. Им удалось убедить в этом не только своих учеников, но и критиков. В частности, эту точ­ку зрения разделяли такие критики этого направления, как Л. Уайт и М. Харрис⁷⁰.

Бесспорно, конечно, что почти все основатели и теоретики школы исследований культуры и личности — Э. Сэпир, Г. Бене­дикт, М. Миид, Р. Линтон и др.— были учениками Ф. Боаса, как и то, что исходили они из общих историко-философских концепций «исторической школы» в этнографии США, связанной с именем Боаса. Как отмечалось уже в специальной главе, Боа­са интересовало значение психологического момента в истории культуры изучаемого парода. Но о диаметральной противополож­ности взглядов Боаса и представителей школы исследований культуры и личности говорит не только его критика метода пси­хоанализа Фрейда, по и постоянное подчеркивание Боасом того,

6* 163

что этнографа интересует прежде всего социальная группа, а по индивидчто социальные условия определяют поведение в данной социальной группе.

В работах представителей школы исследований культуры и личности встречаются также мысли о преемственности их иссле­дований и «старомодного», по словам Кробера, психологического направления в этнографии XIX — начала XX в., заложенного трудами Г. Тарда, В. Вундта, X. Штейнталя, М. Лазаруса. Хотя этнопсихологи старой школы не были едины по ряду своих тео­ретических обобщений, но все они исходили из признания психо­логического единства человечества и прогрессивности его обще­го развития. Этнопсихологи же новой школы в духе релятивизма акцентировали различия в психическом складе типичных лично­стей отдельных этносов и отрицали идею прогресса. Вполне оп­равданы слова А. Кробера, что «нельзя ставить знак равенства между старомодной психологией Тарда и Вундта и школой иссле­дований культуры и личности» ⁷². Характерно, что многие совре­менные психологи и психиатры США отмежевываются от послед­ней. «Направление исследований культуры и личности — писал, например, один из психологов США Б. М. Смит,— более непо­средственно связано с психоанализом и психотерапией, чем с академической психологией... Психологический подход в антро­пологии,— отмечал он,—подвергается критике не только этно­графами, но и психологами» ⁷³.

Л. Уайт, назвал период господства этой школы «регрессом», «мрачным веком в этнографии США», а Б. Меггере, отмечая, что этнографы этой школы занялись не своим делом, писала о «доб­ром старом времени, когда этнографы занимались настоящим де­лом» ⁷⁴. С начала 50-х годов критические выступления в их ад­рес становятся все более частыми⁷⁵.

В 1955—1956 гг. с резкой критикой этого направления высту­пили старейшие этнографы страны А. Кробер и Р. Лоуи, Дж. Стюард, Дж. Мордок и др. Мордок писал, например, что изу­чение механизмов поведения — дело психологов, и «социологи и этнографы должны с этим примириться»⁷⁶. Характерно, что Лоуи подкрепил свое отрицательное отношение к этнопсихологии ссылкой на Маркса и Энгельса, говоря, что уже со времени выхода в свет труда Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» стало «кристально ясно, что психика индивида определяется средой, а пе наоборот»⁷⁷. А. Кробер же сопоставлял период господства этнопсихологиче­ского направления в американской этнографии с «периодом охо­ты за ведьмами» ⁷⁸. Он высказывал тогда мнение, что деятель­ность исследователей культуры и личности выходит из моды. •Неоднократно выступала с критикой этой школы видный этно­граф США Э. Ликок, а также М. Харрис ⁷⁰.

Развернутая критика этого направления в этнографии дана английским ученым Р. Пиддщггтоном в упоминавшемся двух­томном руководстве по общей этнографии ⁸⁰. В 1959 г. на стра­ницах журнала «Америкаи Аптрополоджист» была опубликована интересная, но менее критически заостренная статья канадского ученого Ф. Воге, в которой убедительно показана преемственность взглядов этнопсихологов и сторонников функциональной школы в этнографии, особенно Малиновского^SI. Развернутая критика школы исследований культуры и личности содержится в статьях сборника, опубликованного учениками и коллегами JI. Уайта в его честь⁸². В частности, статья известного психиатра и этногра­фа США Марвина Оплера содержит убедительную критику иссле­дований культуры и личности и бихейвиоризма⁸³. Автор под­черкивает, что поведение и психика индивида являются следст­вием эволюции общества, а не ее причиной. Он показывает субъективный идеализм этнопсихологических концепций и их связь с идейными основами исторической школы в -американской этнографии. Огромное значение для борьбы с фрейдизмом имеют работы ученых-марксистов США ⁸⁴.

Однако, несмотря на то что большинство этнографов США отвергает ныне реакционные конструкции исследователей куль­туры и личности, было бы ошибкой думать, что это направление уже полностью себя изжило. Его концепции и поныне развивают­ся во многих работах. Активно переиздаются работы представи­телей этого направления 50—60-х годов.

Психическая и психоаналитическая этнография занимает до сих пор видное место в программах высших учебных заведений США. Публикуется множество учебников и хрестоматий, попу­ляризирующих теории исследователей культуры и личности и бихейвиористов. Сторонники этих направлений появились и в Англии и других странах Западной Европы. В 1969 г., например, в Лондоне был издан сборник опубликованных главным образом в 40—50-е годы статей этнографов-психоаналитиков США ^а5, за­думанный как учебное пособие по «психоаналитической антро­пологии», как руководство для сочетания «клинического психо­анализа с полевой этнографической работой» ^8в.

Вместе с тем необходимо заметить, что критика вынудила сторонников этой школы в какой-то мере пересмотреть некото­рые из своих концепций. Дж. Хонигманн, например, стремится заверить своих коллег — этнографов США в том, что этнопсихо­логи, пользуясь психологическими.понятиями, не оставляли эт­нографического подхода, что они якобы изучают реакции и ин­стинкты, поведение индивида в их связи с социальной средой.

Однако, несмотря на частичное признание справедливости критики, теоретики этого направления выступают в защиту сво­их основных концепций и направления в целом. Дж. Хонигманн, самый последовательный представитель школы исследований культуры и личности, в обзоре работ своих коллег за 1953— 1955 гг. писал, что главные усилия в них сводились к защите от обвинений в том, что изучение национальных характеров носит «случайный it импрессионистский характер»^8Т. Защите своих концепций он посвящает много места в своем упомянутом выше руководстве, приводя даже библиографию критических работ. Правда, работы советских ученых им не упоминаются. В статье 1959 г. Хоиигмани пытается доказать ошибочность утверждений, что «область исследований культуры и личности, по крайней мере в Америке, умерла и якобы в 50-х годах потеряла свою популяр­ность» ⁸⁸. По, соглашаясь с этим утверждением в работе 1961 г.⁸⁹, в обзорной статье 1964 г., написанной им в соавторст­ве с Р. Престоном, пишется уже о том, что «популярность иссле­дований культуры и личности возрастает», что об этом якобы свидетельствует посвященный им «поток учебников, хрестоматий и сводных работ», вышедших с 1961 по 1963 г.⁹⁰ И в обзорной статье 1973 г. Хонигманн вновь отмечает возрождение интереса к психологической этнологии⁹¹. Перспективными считают эти ис­следования Э. Коэн и М. Спиро, связывая с ними все возрастаю­щий интерес к социальным структурам⁹². Но А. Уоллас, один из видных представителей бихейвиоризма, писал в 1961 г., что исследования культуры и личности «не пользуются широким признанием» ⁹³. И это положение маститого ученого не вызывает сомнений и ныне. О пересмотре ряда основополагающих положе­ний исследований культуры и личности пишет и близкий к это­му направлению этнограф США Р. Киисинг. По его мнению, в на­стоящее время общая проблема связи между культурой и лич­ностью оставлена, а сохранился лишь интерес к частным ее вопросам. Не приемлемы сейчас, по Киисингу, утверждения, что опыты детства одинаковы для всех членов данного общества и что для каждого общества характерен якобы один общий тип личности. Высказываясь против утверждений, что личность взрос­лого формируется в детстве, Киисинг подчеркивает роль усвое­ния (научения) в формировании личности во всех возрастах ⁹'\ Характерно, что причину этого пересмотра проблем исследова­ний культуры и личности Киисинг вполне обоснованно видит в очередном «повторяющемся увязании исследователей в концеп­туальной и методологической трясине» ⁹⁵.

Думается, что отмечаемый Хонигманном «поток» публикаций и перспективность самого направления вызваны не столько науч­ным значением исследований культуры и личности, а все тем же породившим их прикладным назначением. Видимо, учрежде­ния, субсидирующие эти работы, заинтересованы в их резуль­татах.

¹ Psychological anthropology. 1st ed/Ed. by F. L. K. Hsu. Cambridge, Mass, 1961; 2nd ed. 1972; Edgerton JR. B. Method in psychological anthropology.— In: A handbook of method in cultural anthropology / Ed. by R. Naroll, P. Naroll. Now York, 1973; Bourgumon E. Psychological anthropology.— In: Handbook of social and cultural anthropology /Ed! by J. J. Honigmann. Chicago, 1973.

См.: Кон И. С. Социология и личность. М.: Политиздат. 1967; Ковалев А. Г. Психология личности. М.: Просвещение, 1970; Соколов Э. В. Куль­тура и личность. JL: Наука, 1972; Кон И. С. Открытие «я». М.: Политиздат, 1978; Патюлин В. А. Государство и личность в СССР. М.: Наука, 1974; Камилов М. К. Формирование новой личности. М.: Наука, 1975; Дашда- миров А. Ф. Нация и личность. Баку: Изд-во «Элм», 1976. Критический анализ см.: Аверкиева Ю. П. О некоторых этнопсихологи­ческих исследованиях в США.—В кн.: Современная американская эт­нография: Теоретические направления и тенденции. М.: Изд-во АН СССР,

1963, с. 64—96.

Бихейвиоризм (англ. behaviour — поведение) одно из течении в совре­менной буржуазной психологин, сводящее человеческую психику к фи­зиологическим реакциям организма на внешние стимулы. См.: Потехин И. И. Плоды функциональной школы.— Сов. этнография, 1948, № 3, 4; Олъдерогге Д. А., Потехин И. И. Функциональная школа в этнографии на службе британского империализма. В кн.: Англо-амери- канская этнография на службе империализма: М.: Изд-во АН СССР, 1951. (Тр. Ин-та этногр. нов. сер. Т. XII). О преемственности взглядов пред­ставителей функционализма и этнофрейдизма см.: Voget F. W. Man and Culture: An essay in changing anthropological interpretations.— American anthropologist, 1960, vol. 62, N 6.

Selected writings of E. Sapir in language, culture and personality. Berkeley, 1942.

Критический анализ эволюции взглядов Сэпира Э. в сторону фрейдиз­ма и их значения в формировании школы культуры личности см.: АЪег- le D. F. The influence of linguistics on early culture and personality theo­ry.— In: Essays in the science of culture. In honour of L. White. New York, 1960.

Benedict R. Patterns of culture. Boston; New York, 1934; Benedict R. Anth­ropology and abnormal.— Journal of general psychology, 1934, vol. X, N 2. Honigmann I. J. Personality in culture.— In: Main currents in cultural anth­ropology. New York, 1973, p. 222.

См. например: Kardiner A. Psychological frontiers of society. New York,

1964, p. XX; Linton R. Culture and mental desorders. Springfield, 1956, p. 5, 17.

Benedict R. Anthropology and abnormal, p. 276.

Толстое С. П. Кризис буржуазной этнографии: Вутинов Н. А. Психора­сизм в американской этнографии.— В кн.: Англо-американская этногра­фия на службе империализма; Аверкиева Ю. П. О некоторых этнопси­хологических исследованиях в США.

Benedict R. Preface.— In: Patterns of culture, New York, 1934. Piddington R. An introduction to social, anthropology. London, 1957, vol. 2, p. 60.

Hallowell A. I. Psychology and anthropology.— In: For a science of social man. New York, 1954, p. 162.

Becker H. Anthropology and sociology.— Ibid, p. 133. В связи с этим ученики Кардинера вели также «исследования», как, на­пример: Goldman-Eisler F. Breast feading and character formation.— In: Personality in nature, society and culture. New York, 1959. Stephens W. II'". The Oodipus complex, cross-cultural evidence. Now York, 1962.

Whiting John W. M., Child J. L. Child training and personality. New Ha­ven, 1953; Six cultures / Ed. by B. Whiting. New York, 1963; Field guide for a study of socialization / Ed. 'by J. W. M. Whiting el al. Now York, 1966. Анализ их работ см.: Ron И. С. Проблема детства в современной амери­канской этнографии: (Об исследованиях Беатрисы и Джона Уайтинг). Сов. этнография, 1977, № 5.

В 1956—57 гг. были опубликованы два тома «первичных» материалов (Kaplan Б. Microcard publications of Primary records in culture and per­sonality. Wisconsin, 1956—1957), содержащих, как сообщает Хоаигманн, собранные в. различных частях света протоколы тестов Роржаха и Тата, автобиографические материалы, записи снов, детские школьные сочи­нения: (Henigmann J. J. Psycho-cultural studies —In: Biennial, review of anthropology / Ed. by B. J. Siegel. Stanfort, 1959, p. 73).

²¹ Becker H. Anthropology and sociology, p. 150.

²² Леонтьев A. H. О социальной природе психики человека.— Вопросы фи­лософии, 1961, № 1, с. 31; Он же. Проблемы развития психики. М.: МГУ, 1972.

²³ Дубинин Н. П. Философские и социологические аспекты генетики че­ловека.— Вопросы философии, 1971, № 2, с. 57.

²⁴ Левкович В. П., Панкова Н. Г. Проблемы формирования этнического самосознания у детей в работах зарубежных ученых.— СЭ, 1973, № 5.

²⁸ Сеченов И. М. Избранные произведения. М.: Изд-во АН СССР, 1952, т. 1, с. 389.

См. обзоры этих исследований: Inkeles A., Levinson D. J. National charac­ter: the study of modal personality and socio-cultural systems.— In: Hand­book of social psychology. Reading Massachusets, 1968, vol. 4; Inkeles A. National character and modern political systems.— In: Psychological anth­ropology / Ed. by F. L. K. Hsu. Cambridge, 1972.

²⁷ См. критику этого подхода в рецензии: Fallers L. Ред. на кн.: Parsons Т. Structure and process in modern society —American anthropologist, 1961, vol. 63, N 3, p. 588.

^18-29 См, например: Society, personality and deviant behaviour/Ed. by R. les­sor, T. D. Graves, R. C. Hanson. New York, 1968. *

30-31 Benedict R. The chrisanthemum and the sward. Boston, 1946.

³² Sofue T. Japanease studies by American anthropologists: Review and evalua­tion.— American anthropologist, 1960, vol. 62, N 2.

³³ Honigmann 7. Culture and personality. New York, 1954, p. 17.

³⁴ Дашдамиров А. Ф. Нация и личность, с. 121.

³⁵ Сам он в годы войны работал в бомбардировочном авиаотряде, изучая, «межличностные отношения» между солдатами и офицерами.

³⁶ Honigmann J. Culture and personality, p. 73—74; Renzo Sereno. Psycholo­gical warfare: Intelligence and insight.— Psychiatry, 1950, N 13.

³⁷ Hallowell A. I. Culture and experience. New York, 1955.

³⁸ Hallowell A. I. Myth, culture and personality —American anthropologist, 1947, vol, 49, N 4, pt 1, p. 549.

⁵⁹.Hallowell A. I. Personality, culture, society in behavioral evolution.—In: Psychology: The study of a science. New York, 1963, Study 2, vol. 6, p. 440; Hallowell A. I. Behavioral evolution and emergence of self.— In: Evolution and anthropology: A centennial appraisal. Chicago, 1959; Hallowell A. I. Self, society and culture in phylogenetic perspective.— In: The evolution after Darvin: mind, culture and society. Chicago, 1960, vol. 2.

⁴⁰ Hallowell A. I. Self, society and culture.., p. 361.

⁴¹ Wallas A. F. C. Culture ana personality. New York, 1970.

⁴² Бунак В. В. Происхождение речи по даным антропологии.—В кн.: Про­исхождение человека и древнее расселение рас. М.: Изд-во АН СССР, 1951, с. 256.

⁴³ См.: Спиркин А. Г. О природе сознания.—Вопросы философии, 1961, № 6; Он же. Сознание и самосознание. М.: Политиздат, 1972.

⁴⁴ Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека — Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 490; Кедров В. М. Фридрих Энгельс о диалектике естествознания. М.: Наука, 1973.

⁴⁵ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 3; Материалы совещания по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психологии.— Вопросы философии, 1962, № 7.

** Ярошевский Г. М. Личность и общество. М.: Прогресс, 1973.

⁴⁷ Hallowell A. I. Behavioral evolution.., p. 45.

⁴⁸ Klnckhohn С. Mirror for man. New York, 1949, p. 226-227.

⁴⁹ Ibid, p. 222.

⁵⁰ Kluckhohn С. Value and value orientations: an exploration in definition and classification.— In: Toward general theory of action/Ed. by T. Parons, E. Shils. Cambridge, Mass, 1951, p. 395.

⁵¹ Linton R.— In: An appraisal of anthropology today. Chicago, 1953, p. 140 (публикация выступлений в дискуссии по проблемам этнографии).

⁵² Linton R. The cultural background of personality. New York, 1945, p. 32,72.

Дата добавления: 2015-05-09