Герменевтическая ситуация

ВЕРА ХРИСТИАНСКАЯ И ПРАВДА.

Категории русской средневековой культуры.

А. Л. Юрганов

Глава первая.

В 1453 году под ударами турок пала столица православного христианства. Почти через столетие в Москве появляется «Сказание о Магмет-салтане», написанное выходцем из Великого княжества Литовского И.С. Пересветовым. Годы жизни в России оказались для него тяжкими, хотя поначалу все устраивалось как нельзя лучше: Пересветов сразу обратился к боярину М.Ю. Захарьину с предложением организовать мастерскую по выделки особых щитов, которые могли бы служить отличным защитным средством на поле боя, и получил на то официальное разрешение. В эту блестящую идею поверили. Но осенью 1539 г. Зарьин умер и работа мастерской приостановилась. С того момента Пересветов остался без покровительства. Началось десятилетнее «хождение по мукам». Военная служба не приносила доходов, а начавшиеся судебные тяжбы с «сильными мира сего» окончательно его разорили. Так преуспевающий в Европе талантливый воин обезличился в массе нуждавшихся служилых людей того времени. Но 8 сентября 1549 г. В придворной церкви Рождества Богородицы Пересветов подал ивану Грозному 2 «книжицы». В которых содержались его сочинения. Основная тема его сочинений сводилась к установлению причин падений царств, и в первую очередь Византии…

Главная причина падения Византии, считал Пересветов, в том, что греки «правду потеряли». Последний византийский император Константин и патриарх Анастасий прельстились на «нечистое собрание», а «воля» Христа – это «правда» в государстве. Потеряв ее, греки стали хвалить «благоверное русского царя». В конце «Сказания о Магмет-салтане» возникает странный спор между католиками и иправославными. Этим спором заканчивается одно из главных сочинений Пересветова. Речь в нем идет не о соединении культур турецкой и христианской, поскольку Пересветов фиксирует не чужой разговор а свой собственный текст, в лснлве которого миропонимание православного человека.

Суть данного спора в том, что у католиков на первом месте «вера», а у православных – «правда». Католики к вере прибавляют правду, православные – наоборот. Очевидно, что для Пересветова и его потенциальных читателей перестановка местами этих слагаемых меняла всю суть.

Попытки исследователей вскрыть существо вопроса, поставленного Пересветовым, мало что прояснили. Так, А.А.Зимин считал, что «Положив в основу своей историко-филосовской концепции понятия «правды», Пересветов доходит до еретических утверждений. Будучи писателем-гуманистом, Пересветов счтает не столько веру, сколько «мудрость» неотъемлемым качеством монарха».Такое понимании пересветовского текста, как будто, вполне удовлетворительно,. Неясно лишь на каком основании Зимин полагач, что тот понимал слово «правда» как «мудрость».

Оппоненты Зимина вполне резонно заметили, «что Пересветов заимствовал свои высказывания о вере и правде из канонических книг священного писания». Из этого был сделан поспешный вывод: «Христос, по словам Пересветова, есть «правда», а вера в Христа есть «правая вера», то есть «православие», что, как видим, в точности совпадает с учением православной церкви».

Другой вопрос: насколько такая статистика соответствует положению дел в древнерусской книжности? Известно, что на Руси разночтения в текстах богослужебных и «четьих» книг для 10-15 вв. были «велики, многочисленны и разнообразны». Лексическое варьирование в славяно-русских библейских текстах объясняется тремя причинами: диалектной средой, в которой работал переписчик; различиями исходных иноязычных списков, по которым редактировался перевод; изначально присущей самому кирило-мифодиевскому тексту вариативностью лексики. Можно с достаточной долей уверенности, что интересующие нас понятия для книжников 10-11 вв. были неравноценны.В старославянских рукописях того времени «правда» упоминается около 200 раз, а «вера» - свыше 400 раз. Это подтверждает вывод об относительно меньшей «ценности» правды уже на ранних стадиях развития славянской литературы. И тем самым усугубляется недоумение по поводу сентенции Пересветова о приоритете – для православного человека 16 в. – «правды» перед «верой». Непонятно в чем для него состояло аксиологическое единство и (одновременно) различие этих двух понятий сказать невозможно.

Недостаточной оказывается здесь и помощь исторических лингвистических словарей.

«Правда» - «справедливость; установление, принцип; правда, истина; добродетель, добрые дела, праведность и т.д.»

«Вера» - «вера; вера в Бога, сознание божественного закона; вероучение, вероисповедание, религия; христианская вера, основные догматы христианского вероучения, текс символа веры; обычай, истина, правда и т.д.»

Сопоставление выявленных значений показывает, что в определенных контекстах, нейтрализующих се6мантические различия, эти слова и их производные могли выступать в качестве синонимов – со взаимосвязанными смыслами: «истина, правда; то, чему можно верить; присяга».

Лексикологи не могут дать ответ на вопрос: почему «правда» и «вера» встречаются в рассуждениях едва ли не всех средневековых авторов и не определяются ими специально?

Непонятно. Какими критериями следует пользоваться, чтобы отобрать и совместить именно те значения, которые вкладывал в «правду» и «веру» Пересветов в данном случае. Даже если все основные значения «правды» и «веры» выявлены и зафиксированы лингвистами, а исследователь правильно выбрал из них наиболее близкие И.Пересветову, это еще не дает утверждений, что он понял текст. Существует неисчерпаемое число индивидуальных смыслов, создающие лексико-семантические поля, в которых и осуществляется взаимодействие категорий, используемых автором. Дословные переводы с соблюдением всех норм «русского средневекового языка, в результате дают малопонятный текст, так как смысл той исторической жизненной ситуации от них ускользает».

Нельзя оставлять «темное» место без перевода, несмотря на то, что текст Пересветова кажется ясным. Между тем, толкование его текста затруднено. Дело в том, что слова претерпевают сложные специфические изменения со временем. Ситуация осложняется тем, что филологи-русисты традиционно обращали мало внимания на анализ подобнах изменений.

Это типичная герменевтическая ситуация: непонимание «темного места» в источнике сопрягается с кризисом доверия к прежним способами истолкования языковых факторов. Преодолеть ее, истолковать текст возможно близко к смыслу, вложенного в него автором, найти слово, «которое принадлежит самой вещи, та что сама вещь обретает голос в этом слове», - основная цель этой главы.

Дата добавления: 2015-05-09