На подступах к Ницше 3 страница

Der mit dem Warden des deutschen Idealismus vertraute Leser wird das mitgeteilte Blatt nicht ohne Erregung gelesen haben

[Читатель, знакомый со становлением немецкого идеализма, не без волнения прочтет этот листок][495].

Вся будущая метафизика сведется к этике, которая будет «полной системой» всех идей или, что то же самое, всех практических постулатов. Первая идея — моя самость как абсолютно свободное существо. Таким, конечно, может быть только мысль, чистая, в этом смысле никак не привязанная ни к чему. С этим свободным, самосознающим существом выступает целый мир — благодаря моему чистому бытию и, стало быть, из ничего, в порядке творения из Ничего! (Штирнер в муках открывал, ошеломляя мир, то, что двадцатилетние Шеллинг и Гегель написали на двух листочках и забросили.) Открытый, созданный мною мир я начну изучать и обновлю физику, мучительно движущуюся путем разрозненных экспериментов, решающим вопросом: как должен быть устроен мир, в котором возможен я, моральная сущность, то есть живущая идеалом правды и красоты? (К такому подходу просыпается современная физика, в так называемом антропном принципе, спрашивающая, каким с самого начала должен [325] был создаваться мир, чтобы в конце концов мог появиться я, нравственное и мыслящее существо, какое я есть.) От природы я перейду к человеческому миру — и тут окажется, что государство как механическое образование не может быть первичным, оно не отвечает человеческой свободе. Государство должно прекратиться. (Маркс!) Я перейду к истории человечества — и раздену все это истерзанное человечество догола, разобрав, сняв с него наросты государства, конституции, правления, законодательства, все эти случайные образования.

В конце концов я рассмотрю идеи мира нравственности, морали – божество, бессмертие. Начнется опрокидывание всего суеверия, лжеверы, изгнание разумом священства, которое стало издевательски изображать из себя разумность. Абсолютная свобода всех духовных сущностей, носителей мира разума: они не будут никогда искать Бога или бессмертие вовне себя. Итог всего — идея, которая все соединяет, идея красоты, в высоком платоновском смысле [ум как самое прекрасное]. Высшая энергия разума, охватывающая все идеи, — эстетическая. Без эстетического чувства философия - буквализм. Философия духа чувственна.

Поэзии тем самым возвращается ее высокое достоинство: она учительница человечества.

Мы должны — это еще никому не приходило в голову -иметь новую мифологию на службе у идей: мифологию разума. Пока идея не стала эстетикой и мифологией, она не интересна народу, и, наоборот, неразумной мифологии стыдится философ. Мифология должна стать философской, народ — разумным, философия — мифологической, чувственной. Тогда будет вечное единство между нами. Никто ни на кого не посмотрит уже пренебрежительно, народ перестанет слепо дрожать перед своими мудрецами и жрецами. Тогда будет равномерное развитие всех сил. Никакая сила не будет подавлена, общая свобода и равенство умов. Небо пошлет высокий дух, который учредит среди нас эту новую религию, она станет последним, величайшим делом человечества.

Через четверть века, через тридцать пять лет Гегель иначе смотрел на религию?

«Лекции по философии религии» (Берлин, 1821, 1824, 1827, 1831). Человека делает человеком, говорится во Введении, мысль как таковая, то есть конкретная, то есть энергия [326] мысли, то есть дух. Он подвижен, но бесконечное движение не может дать ему покой. Его цель и завершение называется Богом. В Нем сама жизнь мысли, то есть меня истинного, но жизнь в ее исполнении — покой, мир. Истина. Праздник.

...Религия как погружение в эту конечную цель совершенно свободна и есть самоцель, ибо к этой конечной цели возвращаются все другие цели и то, что ранее имело значение для себя, исчезает в ней... дух полностью освобождается от конечности и обретает совершенное умиротворение и освобождение, ибо здесь дух относится уже не к другому и ограниченному, а лишь к беспредельному и бесконечному, и это есть бесконечное отношение, отношение свободы, а не зависимости. Здесь сознание духа абсолютно свободно и само есть истинное сознание, ибо оно есть сознание абсолютной истины. Определенное как чувство, это отношение свободы есть наслаждение, которое мы называем блаженством; в качестве деятельности оно направлено лишь на то, чтобы свидетельствовать о славе Божией и обнаруживать величие Бога[496].

Эта структура дана вместе с человеком — в той мере, повторяем, в какой человек есть, то есть в той мере, в какой он мысль и дух. Привнести эту структуру извне ничто не может. Ни церковь. Ни сама религия. Вспоминается Тертуллиан: душа по природе христианка. Старый Гегель вдруг говорит очень резкое слово, которое можно отнести к миссионерству даже, к воспитательной катехизации:

Религия не привносит ничего нового в субстанцию человека; подобная попытка была бы столь же нелепа, как упование на то, что собака может обрести дух, грызя книги. Тот, чья душа не влечет его за пределы конечного, кто не возвысился до тоски, предчувствия и ощущения вечности, кто не погружал свой взор в чистый эфир души, тот лишен материи, о которой здесь пойдет речь[497].

[327] Это значит: религия есть там, где сначала есть человек как дух.

Может ли быть дух без религии? Да. Мирская деятельность человека в науке, благосостоянии, нравственности имеет право гордиться собой. Она, можно считать, автономна, не нуждается, по крайней мере, теперь уже в церкви. В своей уверенной научной, изобретательской и политической деятельности

...дух находится у самого себя, где он находит свои цели и интересы, где он независимо и самостоятельно определяет себя из себя самого[498].

Но этот же самый мирской человек, довольный своими успехами и самодостаточный, неизбежно

...признает существование высшей силы, абсолютные обязанности без соответствующих им прав и где то, что он получает за выполнение своих обязанностей, всегда остается только милостью[499].

Человек раздваивается. С одной стороны, смелая самостоятельность духа, с другой – ощущение неподвластной ему божественной сверхсилы, отсюда зависимость. Дух раскалывается на мирское, где он в своей власти и праве, и – на религиозную сферу, где чувство, где вина. Вина в чем? Неопределенная. Вина неизвестно в чем перед неизвестным. Эту раздвоенность, это противоречие дух признает. Не умея себе объяснить почему, он убеждается в необходимости веры, религии, церкви. Изучая все на свете, наука не находит Бога ни в природе, ни в космосе, констатирует его несуществование и готова была бы уже констатировать его ничтожность, - но на стороне религии душа, недоступная науке, и, не понимая душу, наука понимает ее величие. Она строит свои причинные цепи, в познании начал чувствует себя дома, свободно движется среди бесчисленных связей и обстоятельств, но поскольку построенная ею система не [328] включает Бога — она, эта система научного познания, лишена абсолютной значимости.

А религия? Она видит во всем Бога, гармонию, абсолютную связь, чего не находит наука, но как ее констатирует? Однообразной, неинтересной констатацией: это создано Богом; так постановлено Им; здесь Бог, Его воля. Наука умеет о подробностях вещей говорить гораздо интереснее. Невольно религия начинает уважать науку, — но как чуждое, непонятное ей.

Раздвоение невольно раздражает как науку, так и религию. Раздвоение в конечном счете невыносимо. Религия готова обнять науку примирительно, но наука ждет понимания и открытости своего искания тоже, тогда как религию эта открытость смущает.

Но есть момент — он не сразу очевиден, его открывает философия, — где религия, и конкретно христианство, совпадает с наукой. Христианство приблизило Бога, показало Его в Человеке, Иисусе Христе. Религия стала субъективной, самостной, в том смысле, что Бог теперь открыт жизни моего духа, конкретной, непосредственной. Но ведь эта жизнь есть одновременно и начало познания. Движение или, лучше сказать, энергия мысли суть понимания Бога как Духа — и та же энергия мысли движет наукой.

Наука, слишком занятая своими деталями, может еще этого не видеть. Но философия понимает тайное единство христианства и всякого движения духа. Философия, особенно в философии религии, выступает мостом между расколотыми сторонами разума.

Бог — общая тема философии и религии.

Предмет религии, как и философии, есть вечная истина в ее объективности, Бог и ничто кроме Бога и объяснения Бога. Философия не есть мирская премудрость, но познание немирского; не познание внешней массы, эмпирического наличного бытия и жизни, а познание того, что вечно, что есть Бог и что связано с Его природой[500].

В главном религия и философия просто совпадают:

[329]...философия сама есть служение Богу, религия, ибо она есть не что иное, как тот же отказ от частных домыслов и мнений в своем занятии Богом. Следовательно, философия тождественна с религией; различие заключается в том, что философия совершает это собственным методом, отличным от метода, который обычно именуют религиозным как таковым. Их общее состоит в том, что обе они — религии, различие заключается в характере и методе этой религии. Они отличаются друг от друга методами того, как они имеют дело с Богом[501].

Знание отважилось идти своими путями, не подчинившись религии, — но на этих своих путях оно постепенно поднялось до философии и по содержанию перестало отличаться от религии, сделало своей целью то же высшее, что и она. Давно началось и взаимодействие обеих. Философии церковь — христианская в своем богословии — обязана началами христианского учения.

Сознание остается абстрактным, оно вне себя, чуждо самому себе, когда держится определений, данных извне или застывших, — оно возвращается к себе, становится конкретным, когда оно энергия, действительность.

Важное об идее, мысли, представлении у Гегеля: они живые существа, летучие, подвижные, способные захватывать, поднимать тело и его нести — вдохновлять, заражать, возмущать. Только эта сила действительна, только она создает историю, только она побеждает, строит государства и разрушает их — в действии, развертывании, всегда необеспеченном, всегда небывалом, всегда заново.

Эта мысль повернется у Ницше неожиданной новой стороной. В своей сути она останется той же.

В.В. Бибихин

Дата добавления: 2015-05-29