Евразийская «длительность»: Москва - степной Третий Рим

Степь евразийской мысли обладает двойной символикой. Она является одним из основополагающих географических элементов дискурса, а также занимает центральное место в историографии. Русская степь - это степь историческая, степь, которая создает историю, являясь движущей силой развития Евразии. Ее географическое значение, самобытность неразрывно связаны с ее значением в историографии: «Но в Северной Америке и в Австралии полупустыня и сухая степь являются подлинно «пустыми» - без значительного - исторического прошлого, без устойчивого быта насельников. Степь же, в которую глядит Россия, есть степь историческая; это степь тюрков и монголов, одна из важнейших стихий истории Старого Света»7.

Таким образом, Монгольская империя может претендовать на особое место не только в ходе русской истории, но и в истории всемирной. Евразийцы считали, что если Запад плохо знает Монгольскую империю и ее главного деятеля Чингисхана, то он отказывается от этого знания из-за эгоцентризма, отвергая все, что не входит в рамки романо-германской культуры. Чингисхан мог бы превзойти как Наполеона, так и Александра Макендонского, его деяния невозможно измерить по шкале современной цивилизации. Для евразийцев к кочевом мире воплощалось «долговременность» человеческой истории. Ее можно воспринять только взглядом, который охватывает целые века, со времени предков гуннов, живших в VIII веке до н.э., до настоящего времени. Монгольская империя по-новому освещала малость Европы, ее узкий горизонт, ее географическую и духовную, а также историческую незначительность: длительность мировой истории отдаст предпочтение степи, Востоку: «История кочевников - великое объединительное звено в судьбах Старого Света. И по глубокому убеждению моему - предвестие будущего!»8.

Евразийские концепции мировой истории сосредоточились на идее взаимодействии - противодействии между двумя универсальными восприятиями человека, двумя абсолютными, первым - «Западом» и вторым - «Востоком». Центрами мировой цивилизации могут быть только те из них, в которых раскрывается эта двойственная природа, залог универсальности и вечности. Монгольская империя, как в геополитическом, так и в культурном плане, являлась одним из таких центров. Она объединяла два полюса цивилизации - индокитайский мир и регион Средиземного моря, которые служили магнитами для соседних культур и которые призывали их объединиться для того, чтобы контролировать торговые пути, являющиеся в то время и дорогами культуры. Таким образом, Монгольская империя играла роль перекрестка в Старом Свете, которая ранее принадлежала Восточной Римской империи. Евразийцы полагали, что Монгольская империя должна представляться как единственная наследница Константинополя, а через него - и крупнейших древних цивилизаций Среднего и Ближнего Востока: «Роль Рима и Византии, объединительницы культур Запада и Востока, культуры земледельческой, морской и культуры кочевнической степной - эта роль в начале XIII века после падения империи Византийской, перешла на империю монголов»9.

Монгольская империя продолжала традицию универсальности Первого и Второго Рима, но превосходила их. Центр - это уже не оседлые культуры, а кочевой мир, не Средиземноморье является теперь центром Старого Света, а степь. Эта преемственность сможет в дальнейшем быть воспринята самой Россией в качестве наследницы монголов. Евразийцы, таким образом, принимали миф о Москве - Третьем Риме, но искажая его. Кроме религиозной преемственности между Константинополем и Москвой, существует якобы преемственность географическая, территориальная между Византией, Улан-Батором и Москвой. Эти три возможных понятия центра и служили пусть только религиозным, основанием мессианства России.

Дата добавления: 2015-05-29