Обзор концепций Микаэла Балинта

Что происходит во внутренней части мы не знаем, пока не получили к ней доступ. Мы можем только предполагать, что там существует богатый внутренний мир, к которому сама личность не имеет доступа.

Все то же самое можно рассмотреть с позиции топической модели психики СЗН, предсознательное и БСЗ. СЗН обращено к окружающей реальности, БСЗ – к себе, но между ними существует предсознательное, которое выступает как промежуточное звено, мостик. И если оно обладает достаточной проницаемостью, объемностью, тогда мы говорим, что психика человека функционирует гармонично. Например, проблема психосоматической личности (что близко к проблеме ложной самости) состоит в том, что ее предсознательное не функционирует в полной мере, оно не столько соединяет, сколько разъединяет БСЗ и СЗН. Однако, есть точка зрения, что проблема психосоматической личности не в том, что у нее нет коммуникации со своим внутренним миром, а в том, что у нее нет этого внутреннего мира, но это вопрос дискуссионный.

Винникотт радикально пересмотрел концепцию агрессии. В его концепции агрессия рассматривается как созидательное начало. Винникотт ввел понятие использование объекта – это та стадия, которая предшествует стадии отношений с объектом. Ребенок поначалу воспринимает объект как часть своего Я., т.е. можно сказать, что объект охвачен границами Я ребенка. Чтобы проверить объект на устойчивость, он перемещает его за границы своего Я, т. е., по сути, уничтожает. Потому что если все на свете – это только мое Я, то вынести что-то за границы – это значит, уничтожить. Когда ребенок это делает и обнаруживает, что, несмотря на это агрессивное поведение, объект все-таки не уничтожился, это означает, что объект надежен, ему можно доверять (раз он выдержал агрессию) и с ним можно строить отношения. Винникотт писал о том, что у детей с определенного возраста сама любимая игра – это чтобы что-то спрятать, а потом найти («секретики»). Закапывание – это, на бессознательном языке, уничтожение. Мы уничтожаем что-то, а потом с огромным удовольствием обнаруживаем, что оно не уничтожено, оно существует, оно вынесло нашу агрессию.

Ф. «По ту сторону принципа удовольствия» - Фрейд описывает игру маленького мальчика, который сначала закатывал катушку ниток под диван, а потом вытаскивал ее оттуда с радостным воплем. Фрейд интерпретировал это в терминах навязчивого повторения. Думаю, что Винникотт интерпретировал бы это следующим образом: 1) катушка как объект уничтожается, потом она извлекается, ребенок убеждается, что она не уничтожилась и это открытие доставляет ему огромное удовольствие.

Итак, агрессия – это проба на стойкость объекта. Объект, выдержавший агрессию – тот, с которым можно строить отношения. Вот на этом основана психотерапия, которую предлагает Винникотт. Терапевт на ранних стадиях работы является частью Я своего пациента, потому, что он является объектом переноса. Как объект переноса терапевт подвергается попыткам уничтожения, и если он не позволяет себя уничтожить, он превращается для пациента в реальный объект, с которым можно строить реальные отношения.

Винникотт в качестве основного терапевтического средства рассматривал регрессию пациента к зависимости от аналитика, и предельная адаптация аналитика к потребностям и запросам пациента, удовлетворение тех потребностей, которые в этой зависимости возникают, в том числе – потребностей в нападении, в атаке. Терапевт становится для пациента существующим как бы в двух ипостасях, как мать в концепции Винникота, которая существует для ребенка в двух ипостасях: мать-объект и мать-окружение (мать-среда). Мать объект – объект для агрессии ребенка. Одновременно, мать-окружение – это то, что делает агрессию безопасной: я могу тебя атаковать, потому что я уверен, что я тебя не разрушу, я уверен в твоей любви. Так же в двух ипостасях аналитик предлагает себя пациенту: как объект переноса и всего, что с этим связано, и как объект, делающий развитие переноса безопасным. Терапия становится игрой, ведь терапия тоже принадлежит зоне непосредственного опыта, т.к. перенос – это то, что не принадлежит ни сфере фантазии, ни сфере реальности. Он принадлежит области иллюзий, т.к. он занимает промежуточное положение между магической фантазией – передо мной сидит мой отец – и депрессивным признанием реальности – передо мной сидит всего лишь мой терапевт. Перенос находится между этими двумя представлениями: я осознаю, что передо мной сидит не мой отец, но я веду себя так, как если бы это был мой отец. Т.е. в понимании Винникота терапия – это та же игра. И Винникотт говорил, что терапия действенна до тех. пор, пока она остается в рамках игры. Если, она уходит в сферу магических фантазий, или, наоборот, в сферу реальности – она перестает быть терапией.

Созданная Балинтом психология двух и трех персон – это концепция, которая позволяет наиболее полным, наиболее многомерным образом описать все то, что происходит между аналитиком и пациентом.

Балинтовская модель предварительного психоаналитического интервью является наиболее распространенной сейчас.

Фрейд рассматривал субъекта как носителя некоего двухполюсного внутреннего конфликта, который создает невроз. В идеальной психоаналитической модели аналитик занимает сугубо исследовательскую позицию, его задача – никак не вмешиваясь в этот внутренний конфликт, в его протекание, дать пациенту всего лишь осознание конфликта.

Процедура классического анализа т.о. состоит из двух компонентов:

1) максимально полное развитие трансферного невроза;

2) его максимально полное разрешение с помощью интерпретации.

Балинт считал, что фрейдовская классическая модель рассчитана на совершенно определенную категорию пациентов – пациентов с развитой способностью к интернализации конфликта, т.е. с практически здоровым, ненарушенным «Я». Но часто приходится встречать пациентов, у которых эта способность не развита, которые, спроецировав в аналитика какой-то свой внутренний объект, уже от этой проекции не отказываются и воспринимают интерпретации совершенно иным образом, чем аналитик их сформулировал, например, как обвинение, или как нападение со стороны аналитика, и принимают соответствующие защитные меры.

В первом случае, как мы видим, шел диалог между тремя персонами: пациентом, его отцом и аналитиком. В этом случае разговор ведется на эдиповом языке, т.е. на языке взрослых людей, где слова имеют тот смысл, который в них вложен. Во взаимодействии двух персон смысл слов искажаются, или вообще пропадает. Часто случается, что такие пациенты росли в семьях, где в слова вкладывался иной смысл, не тот, что им принадлежат исходно (произнесенное уничижительно-ледяное: ну, ты и молодец!). Закладывается т.о. недоверие к словам, искажение их смысла.

Взаимодействие двух персон принципиально отличается от триадного взаимодействия тем, что в этом случае субъект принимает в расчет только себя, желания объекта не учитываются, у него только одно назначение – он должен удовлетворять выражаемые субъектом потребности. Если мы взаимодействуем с пациентом, выстаивающим взаимодействие двух персон, мы чувствуем, что в этом человеке нет конфликта – в нем есть какой-то глубокий изъян или дефицит чего-то необходимого. Это и есть в концепции Балинта базисный дефект, который по представлениям Балинта, может распространяться на всю психофизиологическую структуру человека.

Дата добавления: 2015-06-04