Всегда говори «всегда» – 3 11 страница

«Что‑то не так», – забеспокоилась Ольга.

Что‑то не так…

Ну, почему, как только появляется хоть какое‑то напоминание о Таиланде, ее начинает мучить тревога…

– Сережка дома?! – радостно завопила Надька. – Да ну?! – Но тут же изобразила шутливое недовольство. – А я‑то думала, мы втроем посидим, по‑девичьи…

– По‑девичьи не получится, – заверила ее Ольга. – Сережа! – крикнула она в сторону лестницы. – Иди посмотри, кто к нам приехал!

Барышев не отозвался.

Если бы Ольга точно не знала, что он не выходил, то подумала бы, будто его нет дома…

– Работает, носа из кабинета почти не показывает, – зачем‑то объяснила она.

Оксана сдержанно кивнула – мол, мне, в сущности, все равно, чем занимается твой Сережа, но если ты считаешь нужным объяснить, почему он не выходит…

– Сережа! Ну, иди скорей! Ты там заснул, что ли?

Барышев вошел со стороны кухни – бледный и какой‑то всклокоченный, – словно появление перед гостями стоило ему неимоверных усилий. Ольга даже испугалась – может быть, ему плохо?

Она заметила, что Сергей переоделся – вместо халата на нем оказались джинсы и свитер, а значит, он все‑таки готовился выйти к гостям…

– Ну? Что тут у вас? – преувеличенно бодро спросил Барышев, оглядывая всю честную компанию. Увидев Оксану, он высоко вскинул брови, чего за ним не наблюдалось даже в состоянии крайнего удивления. – Оксана! Неужели?! Рад вас видеть.

– Здравствуйте, Сергей Леонидович, – кивнула та, и костяшки на ее пальцах, кажется, еще больше побелели…

«Господи, да что же это со мной, – подумала Ольга. – Почему мне снова мерещится призрак несчастья, почему сердце дает сбои, дышать становится трудно, а в Оксане, за ее вежливой сдержанностью, видится желание полюбоваться на то, как она, Ольга, тонет, захлебывается, гибнет…

Я становлюсь подозрительной. У Нади за ее ревностью кроется комплекс несоответствия модельным стандартам, а у меня… Кажется, тот же самый комплекс».

Потому что рядом с Оксаной трудно не закомплексовать обычной земной женщине…

– Ты только подумай, Сережа! Оксана прилетела сегодня, к Наде заехала, а к нам не хотела!

– Да? Что же так?

– Она стеснялась.

Интересно, замечает Сергей Оксанину исключительную, необыкновенную привлекательность? Вряд ли, он почти на нее не смотрит…

А может, потому и не смотрит?

– Ну, это зря, зря… – натянуто улыбнулся он. – Зря стеснялись.

Ольга пристально посмотрела на Барышева. Он выглядел измотанным, постаревшим, а взгляд, панически заметавшись по комнате, остановился на баре, словно в нем было его спасение.

– Да, да… – растерянно пробормотала Ольга. – Скажи ей, Сережа…

– Мы всегда рады вас видеть… Оксана… – Он умудрился это вымолвить, не взглянув на переводчицу. Получилось, что он обращался бару.

– Ну, вы пока болтаете, а я пойду в кухню, что‑нибудь сочиню.

«Сочинять» ничего не хотелось, Ольга вдруг почувствовала навалившуюся усталость, но все же направилась к кухне.

– Я, к сожалению, должен закончить работу, – услышала она барышевский бас за спиной и резко обернулась:

– Сережа! Ну, не убежит никуда твоя работа! Подари нам хоть полчасика своего драгоценного времени.

Он вздохнул, вымученно улыбнулся и присел на краешек кресла так, будто оно его жгло.

Ольга вышла в коридор и прижалась спиной к стене.

Что‑то не так… Что‑то во всем этом не так. А что – она не может понять.

Если причина его вернувшейся вдруг нервозности – Оксана, то почему он сначала не хотел выходить, потом собрался сбежать, но все же остался?..

Или нет – зачем он переоделся, если не хотел выходить, а потом стал ссылаться на занятость, хотя, переодевшись, явно собирался развлекать гостей?..

В общем, она запуталась.

Ольга поднесла к глазам кольцо с голубым бриллиантом. И улыбнулась.

«Я становлюсь подозрительной».

– Надо же, ведь только что все мы в этой вашей Паттайе сидели, а теперь тут. Чудно, правда? – услышала она веселый Надькин голос.

– Сергей Леонидович так неожиданно уехал, – светским тоном сказала Оксана.

– Да! – воскликнула Надька. – Прям будто гнался кто‑то за ним. Оля ни собраться толком не успела, ни понять, что происходит. Ужас просто!

– Наверное, у Сергея Леонидовича были на то свои причины.

– Ну, это само собой, кто ж без причин так дергаться станет!

Они разговаривали так, будто Барышева в комнате не было.

«А я ведь подслушиваю, – поймала себя Ольга. – Первый раз в жизни, не отдавая себе отчета…»

Она быстро пошла в кухню и, пока варила кофе и накладывала в вазочки крекеры и конфеты, грустно думала о том, что вот он – кризис среднего возраста. Молодые красивые девушки вызывают неосознанную тревогу, а собственный муж, минуту назад признававшийся ей в любви, кажется теряющим голову ловеласом.

Когда она вернулась в гостиную, Сергей так и сидел на краешке кресла с напряженным лицом, а Надя с Оксаной рассматривали фотографии детей в альбоме.

– Вот это Мишка и Машка, – увлеченно комментировала Надежда, – сейчас они уже подросли, это прошлогодняя фотография… А вот Костик.

– Совсем не похож…

– Еще как похож! Вылитый Сережа. А вот это Петька, бандит. Что, скажешь, тоже не похож?

– Петька похож, – улыбнулась Оксана. – Копия Ольги, ну, и чуть‑чуть Сергея Леонидовича.

– Ты где остановилась? – спросила ее Ольга, сервируя маленький столик. – Если хочешь, можешь пожить у нас. Дом большой. Правда, Сережа?

Барышев вздрогнул, прокашлялся и кивнул:

– Да, да… Конечно…

И опять посмотрел на бар, словно сил не было, как хотелось выпить.

Оксана отложила фотоальбом и взяла чашку. Отхлебнула маленький глоток кофе, похоже, обожглась, но не подала виду.

– Я вам очень благодарна, – посмотрела она на Ольгу, – но я остановилась в гостинице. У меня хороший номер.

– Какие у тебя планы? – спросила Ольга, хотя очень хотела спросить: «Зачем ты прилетела?»

– Никаких. Плыву по течению.

– Она же отдыхать приехала, – объяснила Надежда. – Чего ж на отдыхе планы строить? Их на работе хватает.

– Ну, тогда мы обязательно должны все вместе куда‑нибудь сходить, – заявила Ольга.

Она села рядом с Оксаной и посмотрела на Барышева, который, вцепившись в подлокотники, напряженно, натянуто улыбался, переводя взгляд с Ольги на Надю, с Нади на Ольгу…

– Сережа, куда ты нас с Оксаной поведешь?

Его взгляд замер на Ольге, улыбка сползла с лица.

– Не знаю… Я должен подумать.

– Подумай, подумай. Мы тоже подумаем. Правда, девочки? Ой, кстати! Оксана! Сейчас я тебе кое‑что покажу. Подожди минутку…

Ольга встала и пошла вверх по лестнице, спиной чувствуя удивленный взгляд Оксаны. Господи, как трудно и как противно изображать радушие, когда на душе скребут кошки, когда не можешь разобраться в себе и не очень понимаешь, что происходит.

Еще двадцать минут назад ее дом был тихой счастливой гаванью, а сейчас на нее внезапно налетел девятибалльный шторм.

И главное – никаких доказательств существования этого шторма нет, кроме собственных ощущений.

Ольга ушла, и Сергей понял, что все было бесполезно – ужин в ресторане, прогулка в парке, подаренное кольцо…

И сожженный портрет.

Он не может побороть в себе зверя, у которого желание заслонило не только разум, но и инстинкт самосохранения.

Он хотел Оксану, как алкоголик хочет с похмелья спасительный глоток водки.

Если отбросить все условности и приличия, он должен был наброситься на Оксану, как только увидел, но поскольку условности существуют, ему пришлось изобразить сколько‑нибудь приличную мину при очень плохой игре.

Ольга наверняка это заметила. И все поняла. Поэтому и ушла, сославшись на какую‑то ерунду.

Оксана поедала его глазами, не обращая внимания на Надькину болтовню.

– А мы с Димочкой на Новый год уезжаем, – уловил он последнюю фразу.

– Куда? – спросила Оксана, не отводя от него взгляда.

– Ой, даже не знаю толком. Димочка путевки купил. Где‑то в Карелии пансионат какой‑то на озере стоит. Красиво, говорят, там. Мы и Димку‑маленького с собой берем!

– Здорово! – Оксана под столиком как будто случайно дотронулась до его ноги. Он не отстранился. Сил не было. Только бы Надя не заметила. А впрочем, пусть замечает. Плевать…

Он все‑таки отодвинул ногу, а рука, державшая чашку, дрогнула, и горячий кофе выплеснулся на джинсы.

– А вы? Сергей Леонидович, вы куда‑нибудь уезжаете на Новый год?

– Нет, – сухо ответил Барышев. – Мы Новый год встречаем дома.

– К ним и отец Сергея приезжает, – с энтузиазмом пояснила Надежда. – Да, Сереж? Мне Оля говорила.

Он кивнул.

Отец, Новый год, Оля, дети… Ну, за что еще уцепиться, чтобы не потерять голову от невозможного, притягивающего магнитом поля, которое Оксана всегда приносила с собой и оно засасывало, как черная дыра…

– Да, да, конечно. Это же семейный праздник, – сдержанно улыбнулась Оксана и снова прикоснулась под столом к его ноге.

– Все. – Барышев решительно поставил чашку на стол и встал. – Прошу прощения, но мне надо вернуться к работе. Иначе я не успею. В общем, извините меня. Рад был вас повидать. Еще увидимся.

«Сбегаешь?» – прочитал он в насмешливом взгляде Оксаны.

«Я несвободен», – ответил он одними глазами.

С лестницы быстро спустилась Ольга и развернула перед Оксаной большой лист ватмана.

– Вот. Смотри, – торжествующе улыбнулась она.

– Что это?! – У Барышева вдруг потемнело в глазах от дикого, животного страха – он сходит с ума, он точно сходит с ума, потому что Ольга держала в руках портрет, который он сжег, уничтожил, казнил…

– Как что, Сережа? – засмеялась Ольга. – Разве ты не видишь? Оксанин портрет. Неужели не похоже?!

– Да, но… – Он чуть не заорал: «Я его сжег, а потом утопил! Я убил его!»

– Что, Сережа?

Оксана, Надя и Ольга смотрели на него вопросительно‑удивленно, а он, слушая бешеные удары своего сердца, вдруг сообразил – она нарисовала новый. Просто взяла и по памяти нарисовала.

Только почему не спросила, куда делся прежний?..

– Нет, нет, ничего… – Сергей попятился к лестнице. Наверху, в кабинете, стояла нетронутая бутылка виски, и только она могла унять его дикий страх перед собственной невменяемостью. – Ты… Это… – Он с силой потер виски. – Мне показалось, что этот какой‑то другой…

– Первый Машка куда‑то задевала, – засмеялась Ольга. – Я новый нарисовала. По‑моему, даже лучше. Что скажешь? – спросила она Оксану.

– Просто чудо!

– Дарю. – Ольга протянула ей портрет. – А то изображения красивых девушек в нашем доме неизбежно теряются.

– Щедрый подарок, – Оксана взяла рисунок, явно не зная, что с ним делать. – Спасибо. Очень похоже, очень. – Она наконец догадалась свернуть бумагу в рулон. – Ну, мне пора…

Барышев с облегчением понял, что он в своем уме, но выпить не расхотелось. Наоборот – желание стало только сильнее, потому что Оксана встала, и ее фигура, ее взгляд вызвали в нем прежний – первобытный и дикий – инстинкт самца, который отключил ум и запустил низменные рефлексы. Барышев их ненавидел, но поделать с этим ничего не мог.

– Куда? – Ольга дотронулась до руки Оксаны. – Мы ведь даже не поговорили толком…

– Еще поговорим. – Оксана потуже свернула ватман и сунула под мышку. – Нет, правда, мне нужно еще многих знакомых навестить, – виновато улыбнулась она. – По магазинам хочу прошвырнуться. Сто лет в московских бутиках не была… Мы ведь еще увидимся.

«Уходи, – взмолился мысленно Сергей. – Уходи быстрее…»

– Ладно, поедем. – Надежда тоже встала, взяла сумку и вдруг пристально посмотрела на Барышева.

Его пот прошиб – неужели что‑то заметила?

– Оль, я к тебе завтра, наверное, заеду, – очень многозначительно, как ему показалось, сказала Надя. – Или послезавтра. В общем, до нашего с Димкой отъезда.

Точно заметила… И наплетет что‑нибудь Ольге со своими дурацкими домыслами.

Он схватил Надину шубу и помог ей одеться, тем самым не оставив себе выбора – Оксану тоже придется одеть. Он взял ее легкую курточку, подошел…

От ее близости закружилась голова.

– Ой, погоди, Оль! – воскликнула Надя. – Логотип‑то мой! Ты ж мне обещала накидать свои варианты! Покажешь?

– Не закончила еще, так, наметки одни, но если хочешь, пойдем, глянешь.

– Еще как хочу! – Надя взяла Ольгу под руку и потащила на второй этаж. – А то Димкины спецы что‑то невыразительное сделали.

Они ушли, весело переговариваясь, оставив его гибнуть рядом с Оксаной…

– Ты с ума сошла? Зачем приехала? – прошептал он, когда Ольга с Надей ушли.

Оксана продела руки в рукава куртки, обняла его за шею и заглянула в глаза.

– Хотела тебя увидеть. Очень хотела. А я всегда делаю то, что хочу. А ты?..

Сергей впился в нее поцелуем, жадным и грубым, потому что рефлексы окончательно победили ум и инстинкт самосохранения.

Ольга могла вернуться в любую секунду, но этот смертельный риск лишь раззадорил его.

– Надь, ты только не смейся надо мной, но мне что‑то… – Ольга, машинально перебирая рисунки, не смогла найти нужного слова и замолчала.

– Что? – не поняла Надя.

– Тебе не показалось странным… – Ольга опять замолчала, потому что говорить об этом было дико.

– Да ты о чем, подружка? – Надя озабоченно заглянула ей в глаза. Она хорошо знала Ольгу – только чрезвычайные обстоятельства могли заставить ее мяться и чего‑то недоговаривать…

– Да нет, ничего, это я так… Вот, посмотри, может, что‑нибудь подойдет?

Надя взяла у нее эскизы и, не глядя, сунула в сумку.

– Оль, не темни. Что тебе покоя‑то не дает?

Ольга покраснела, но наконец решилась.

– Оксана и Сережа… Она как‑то смотрела на него… а он… Он, по‑моему, ужасно нервничал.

– Здрасьте! – возмущенно всплеснула руками Надежда. – Приехали! Сдурела?!

– Кажется, да, – улыбнувшись, кивнула Ольга.

– Меня все время высмеиваешь и сама туда же! – Надя залепила Ольге шутливый щелбан. – Глупости! Слушать даже не хочу!

Она старалась, чтобы ее возмущение казалось как можно более искренним, потому что заметила не только Оксанины взгляды и нервозность Сергея, но и то, как Оксана то и дело прижималась ногой к его ноге…

Только верить в это нельзя. Показалось. Почудилось, убедила Надя себя еще там, в гостиной. Потому что в противном случае… Если уж и Сергей…

То Дима наверняка.

– Не смей даже думать об этом, – приказала она Ольге.

– Ты права, я полная дура, – согласилась та.

Когда они спустились, Сергей и Оксана мило и отстраненно беседовали о погоде в Москве.

– Обещают минус двадцать, – светским тоном сообщил Барышев.

– Придется купить что‑нибудь потеплее, – не менее светски ответила Оксана.

Они распрощались, и когда за Надей и Оксаной захлопнулась дверь, Ольга вдруг решила рассказать Сергею о своей глупой ревности.

«Представляешь, я тебя так люблю, – хотела сказать она, – что не могу с собой ничего поделать, ревную к Оксане!»

– Представляешь, Сереж… – засмеявшись, начала она.

– Я потерял уйму времени, – перебил он ее, развернулся и пошел к лестнице. – Надо наверстывать.

Ольга раздумала признаваться, потому что поняла – это дурость, слабость и сумасшествие…

– Сереж…

Не оборачиваясь, он замер на лестнице.

– Что?

– Сереж, надо бы Оксану специально позвать в гости. Или давай отвезем ее в какой‑нибудь хороший ресторан. Она в Паттайе столько со мной возилась…

Он медленно обернулся.

– Как ты считаешь нужным, – слишком уж равнодушно произнес он. – Мне, честно говоря, не до нее, но я попробую найти время… Нет, все‑таки постарайся обойтись без меня.

Ольге вдруг показалось, что возле губ у него кораллового оттенка помада Оксаны.

«Я схожу с ума, – в ужасе поняла она. – Как это называется – паранойя? Нет, паранойя – мания преследования. А у меня мания измены».

– Сереж… – Ольга все же решила сказать про ревность, у нее был такой прием с детства – если чего‑то очень боишься, надо об этом рассказать вслух и посмеяться…

– Да, – перебил Барышев. – Завтра отец прилетает. Встретишь его? У меня очень трудный день.

– Конечно, встречу…

Он ушел, а Ольга, вытянув перед собой руку, посмотрела на голубой бриллиант.

– Я полная дура, – вслух сказала она. – И кажется, пора выходить на работу, иначе… – Она рассмеялась. – Иначе я начну следить за собственным мужем!

Ей приснилось, что она тонет в болоте.

Вязкая жижа засасывала, не давала вздохнуть, но Ольга знала – она не погибнет. Сережа ее спасет…

– Сережа! – закричала она.

Две сильных руки подхватили ее и потянули вверх. Болото тащило вниз, руки – вверх… Шансов у трясины не было никаких. Ольга почувствовала, что может дышать.

– Спасибо, Сережа… – прошептала она и увидела перед собой строгое лицо Анны Алексеевны.

– Вы? – отшатнулась от нее Ольга. – А Сережа?

– Помрете, пока своего Сережу дождетесь, – проворчала няня.

Ольга зарыдала – ее должен был спасти Барышев, при чем тут няня?

– Ну, как хотите, – нахмурилась Анна Алексеевна, – можете дальше тонуть.

Она развернулась, пошла, кутаясь в воротник из чернобурки, а Ольга почувствовала, что ее снова засасывает. Опять стало трудно дышать, а зеленая ряска оказалась у подбородка.

Умру, но няню на помощь не позову, решила она.

Жить оставалось минуты две.

– Сережа! – из последних сил закричала она, теряя сознание.

– Ну и дура же вы, Ольга Михайловна, – обернулась няня. – Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!

«Что она говорит, – подумала Ольга, – что она говорит…»

– Цепляйтесь, – протянула ей руку Анна Алексеевна. – Я ваших детей воспитывать не собиралась.

Что‑то где‑то назойливо и противно пищало – так противно, что даже трясина показалась не такой опасной и мерзкой.

– Цепляйтесь! – разобрала Ольга слова в этом писке и… проснулась.

Рядом, на тумбочке, разрывался будильник тем самым противным звуком – цепляйтесь, цепляйтесь…

Ольга выключила его, не сразу вспомнив, что надо подняться в семь утра, чтобы встретить Леонида Сергеевича.

Сергея рядом не было. Он лег, когда она уже спала, и уехал, пока она еще не проснулась…

Сон оставил в душе такой тягостный отпечаток, что Ольга на автомате умылась, отправила детей в школу, передала Петьку на руки няне, села за руль…

«Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!»

Как такое могло прийти ей в голову, пусть в фантазиях, пусть во сне… Удрученная этой мыслью, Ольга не заметила Леонида Сергеевича, выходившего из зала прилета.

– Оленька! – окликнул он ее.

Она вздрогнула, вернулась в действительность и, обернувшись, увидела улыбающегося Барышева‑старшего.

– Леонид Сергеевич! Ну, наконец‑то! – Они обнялись и расцеловались.

Ольге показалось, что с его появлением в ее жизнь вернутся спокойствие и стабильность.

Всю дорогу до дома они хохотали и распевали старые комсомольские песни…

– Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка!

– Красный, Оленька, притормози! – на мотив песни предупреждал Леонид Сергеевич.

– Другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!

– Ну, вот и добрались, – весело сообщила Ольга, когда они зашли в дом. – Раздевайтесь, Леонид Сергеевич. Сейчас я вас кормить буду.

– Ну‑ка, как тут у вас? – Барышев‑старший снял пальто, прошелся по комнатам. – Все по‑старому. Это хорошо, – поставил он свой «медицинский диагноз» и, подумав, добавил: – Не люблю, знаешь ли, перемен. Раньше любил, а теперь они мне как нож острый. Это старческое.

Он снял с полки фотографию в рамке – Ольга, Сергей и дети, – полюбовался и поставил на место.

– Я, Леонид Сергеевич, тоже перемен не люблю, – вздохнула Ольга. – А у меня это что?

– У тебя это основательность натуры. Да, и вот еще что, Оленька… – Он грозно нахмурился, но тут же не выдержал и рассмеялся. – Что ты меня все время имя‑отчеством хлещешь? Зови меня папой. Давно пора.

– Хорошо… папа.

Они вместе расхохотались – так непривычно прозвучало для нее это слово.

– Ну вот! – похлопал ее по плечу Леонид Сергеевич. – Совсем другое дело! А внуки‑то где?

– Судя по тишине, что‑то затеяли, – обеспокоилась Ольга, но в ту же секунду в гостиную ворвались дети, вернувшиеся из школы.

– Дедуля! Дедуля приехал! – Машка ловким обезьяньим прыжком запрыгнула ему на шею.

– Дедушка! – Костик крепко обхватил его ногу и стал дергать к себе, стараясь отбить деда у Маши.

– Здорово, дед! – Мишка прыгнул на Машку, Барышев‑старший крякнул, но устоял.

– Дети! Вы с ума сошли, – попробовала возмутиться Ольга, но тут в гостиную вошла Анна Алексеевна, и Петька, сидевший у нее на руках, заголосил:

– Деда, деда, деда…

Начинался привычный бедлам, от которого голова шла кругом, но без него жизнь теряла свои краски.

– Здорово, архаровцы, – прокряхтел Леонид Сергеевич, стараясь удержать равновесие. – Ух, вы мои дорогие! – Он завертелся, и Машка с Мишкой, спрыгнув с него, бросились к деду в объятия.

– Ух, соскучился я по вам!

Анна Алексеевна опустила Петьку на пол, и он присоединился к общей кутерьме с поцелуями.

– Мой дед! – кричала Машка, отталкивая Мишку.

– Пусть он сам скажет чей! – вопил Мишка.

– Деда, деда, деда… – бубнил Петька, дергая Леонида Сергеевича за брюки.

– Вы мне его так на кусочки порвете, – философски заметил Костик, щекой прижимаясь к щетине деда.

– А Сережа, как назло, целый день занят, – вздохнула Ольга. – Приедет только поздно вечером.

«Или рано утром», – мысленно добавила она.

Часы показывали полночь.

Оксана закурила третью сигариллу подряд и подумала – если через полчаса он не придет…

Поеду к нему сама.

Сначала в офис, а если в офисе не застану, поеду домой.

Плевать на его семейку.

Ворвусь, скажу, что люблю и он меня любит.

И будь что будет.

Хоть конец света.

Сначала она даже не поняла, что в дверь стучат – таким тихим был звук. Так не могли стучать ни горничная, ни Ленка…

Оксана вскочила, затушила сигариллу, скинула халат, оставшись только в полупрозрачной короткой сорочке.

«Этот шанс я не упущу, – решила она, подходя к двери. – Я вырву его у жизни с мясом и кровью».

Спрашивать, кто там, не имело смысла. Она распахнула дверь и сразу оказалась в грубых барышевских объятиях. От него пахло потом и дорогим табаком.

– Подожди… я закрою дверь, – прошептала Оксана.

– Плевать, – прорычал он. – Мне на все наплевать.

Он швырнул ее на кровать и стал быстро раздеваться.

Впрочем, дверь оказалась закрыта…

Было уже почти четыре часа утра, но Ольга потеряла счет времени – так хорошо, так по‑семейному они сидели.

Уже и пирог был съеден, и салат закончился, и коньячок подходил к концу, а Барышев‑старший все заводил новый и новый романс.

– Отвори потихоньку ка‑алитку… Слушай, а наш капиталист вообще дома ночует? – пропел он.

– У капиталиста много работы, – на мотив романса пропела Ольга.

– Я бы его, если честно, выдрал, – вдруг серьезно признался Леонид Сергеевич. – Но уже не имею таких полномочий.

Ольга засмеялась, представив, как Барышев‑старший порет ремнем Барышева‑младшего за то, что тот поздно вернулся домой.

– Зря смеешься. Сколько бы дел ни было, ночевать нужно дома. И баста! – Леонид Сергеевич стукнул кулаком по столу.

– Ой, да я так рада, что мы вернулись из Тая! Пусть лучше здесь задерживается. Нет, там хорошо было, кругом красота, море… Но дома лучше. И потом… – Ольга подумала, что не стоит этого говорить, но коньяк сделал свое дело – развязал язык, и она сказала: – Сережа там в последнее время был очень взвинченный. Мрачный… Я просто не знала, как с ним себя вести. У него какие‑то неприятности возникли. Он не говорил, но я же понимаю. А домой вернулись, и он сразу повеселел.

– Неприятности, говоришь… Это, конечно, многое объясняет, но не оправдывает. Мужчина не должен свои рабочие неурядицы в дом приносить.

– Но он же живой человек! У него нервы могут сдать!

– Нервы лечить надо. Это я тебе как кардиолог говорю. Досталось, значит, тебе от моего сыночка. Бедная девочка.

– Ничего. Это все ничего… – Ольга повертела в руках мобильный, раздумывая – набрать Сергея еще раз или не стоит выслушивать очередное сообщение робота, что «абонент временно недоступен». Она решила – не стоит, – и отложила телефон. – Вот только боюсь, снова у него что‑то на работе. Вчера чернее тучи был.

– Я с ним разберусь, – пообещал Леонид Сергеевич. – Пороть не буду, но слова подходящие найду, обещаю.

– Ой, нет, нет! – замахала руками Ольга. – Не говорите ему, что я вам нажаловалась, не надо!

И зачем она наболтала лишнего, зачем пила этот крепкий коньяк, от которого ее всегда тянуло на излишнюю откровенность?

– Послушай… Да ты его боишься, что ли? – насторожился Барышев‑старший.

– Не боюсь, но все‑таки не стоит, – твердо сказала Ольга.

За окном послышался шум открывающихся ворот, двор осветили яркие фары.

– Ну вот! – обрадовалась Ольга. – Приехал наконец. Я уже волноваться начала.

Леонид Сергеевич молча разлил коньяк по бокалам.

Сергей появился на пороге бледный, с плохо завязанным галстуком, в измятом костюме.

Это ничего, стала успокаивать себя Ольга, он просто очень устал, долго ехал в машине, расслабил галстук…

– Здравствуй, папа, – глухо поздоровался Барышев, обнимая отца.

– Здравствуй, здравствуй, капиталист, – Леонид Сергеевич похлопал его по спине и заглянул в глаза.

Сергей сразу же отвел взгляд.

– Как долетел? – спросил он.

– Нормально долетел. Вот, Оленька встретила, все в порядке. Ты‑то как, эксплуататор?

– Эксплуатирую потихоньку, – Сергей сел за стол, без тоста, не чокаясь, опрокинул в себя коньяк и налил еще.

– Буденного на вас, кровососов, нет с Ворошиловым! – Леонид Сергеевич поднял рюмку. – Давай за встречу!

– Да и без них проблем хватает, мало не покажется, – мрачно ответил Сергей и опять, не чокаясь, залпом выпил коньяк.

«Да что ж это с ним, – в отчаянии подумала Ольга, заметив, что руки у мужа дрожат. И тут же дала себе удобный ответ: – Устал, он просто дико устал… Только вот где он снимал галстук и почему так измят костюм?»

– Сережа, ты почему не ешь ничего? – спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.

– Не хочу. – Барышев встал и сухо, вскользь поцеловал ее в щеку. – Ты извини, отец, я спать пойду. Мне вставать завтра рано. Завтра вечером поговорим как следует, ладно?

Его шаги гулко разнеслись по всему дому. Кажется, от него, когда он ее целовал, пахнуло сандалом. Как от Оксаны.

Впрочем, аромат сандала входит почти во все мужские парфюмы.

– Вот видите, у него опять настроение плохое, – Ольга отвернулась, чтобы отец не заметил набежавшие на глаза слезы.

– Да вижу, вижу… Все я вижу, – пробормотал Леонид Сергеевич.

«Это ж ваш Сережа вас за ноги вниз тянет» – вспомнились Ольге слова из страшного сна…

Оксана едва успела принять душ и накинуть полупрозрачный пеньюар, как он ворвался в номер – злой, порывистый, нетерпеливый, с легким запахом алкоголя…

Впрочем, как всегда.

Все произошло быстро, наспех и без чувств с его стороны, но с бешеной страстью, по‑животному грубо.

Впрочем, как всегда…

Вроде бы она сильно продвинулась в завоевании крепости по имени «Барышев», а вроде – билась лбом в ее стену.

Дай бог, чтобы еще кипящую смолу сверху не выплеснули. В порыве страсти, так сказать…

В общем, того знаменитого – крепкого и занозистого – крючка в сердце, которым она гордилась, все никак не получалось. Карась наживку клевал, сжирал и уплывал. К тетехе‑жене и четверым деткам.

И где ее ошибка? В чем просчет?

Может, и правда забеременеть? Двойней, к примеру. Справку знакомая акушерка за двести баксов выдаст, а за триста – и снимок УЗИ. Хотя за двойню, наверное, двойную плату возьмет.

Барышев после стремительного, словно украденного, секса вскочил, напялил брюки, рубашку, трясущимися пальцами стал завязывать галстук.

Узел, второй – не получилось… Резкий рывок, словно удавку на шее затягивает. Потом распутывает, и снова узел, второй – не получилось…

Не в силах смотреть на этот истеричный процесс бегства от нее, Оксана закрыла глаза и тихо, шепотом, попросила:

– Останься…

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.

– Что еще, по‑твоему, я должна прекрасно знать?

Он промолчал.

Повесился на своем галстуке?

Она открыла глаза. Барышев, склонившись, навис над ней – галстук, завязанный кое‑как, болтался действительно словно удавка.

– Что ты хочешь? – прошипел он ей в лицо. – Скажи мне, чего ты от меня хочешь?

Все. Тебя, твой дом, твои деньги, твои машины. Твой «Стройком» и твое будущее президентство.

Дата добавления: 2015-06-25