Песнь двадцать третья. Круг шестой (продолжение)

Круг шестой (продолжение)

1

Я устремлял глаза в густые чащи

Зеленых листьев, как иной ловец,

Из‑за пичужек жизнь свою губящий,

4

Но тот, кто был мне больше, чем отец,

Промолвил: «Сын, пора идти; нам надо

Полезней тратить время под конец».

7

Мой взгляд — и шаг ничуть не позже взгляда —

Вслед мудрецам я обратил тотчас,

И мне в пути их речь была отрада.

10

Вдруг плач и пенье донеслись до нас, —

«Labia mea, Domine»,[879]— рождая

И наслажденье, и печаль зараз.

13

«Отец, что это?» — молвил я, внимая.

И он: «Быть может, тени там идут,

Земного долга узел разрешая».

16

Как странники задумчиво бредут

И, на пути настигнув проходящих,

Оглянут незнакомцев и не ждут,

19

Так, обгоняя нас, не столь спешащих,

Оглядывала нас со стороны

Толпа теней, смиренных и молчащих.

22

Глаза их были впалы и темны,

Бескровны лица, и так скудно тело,

Что кости были с кожей сращены.

25

Не думаю, чтоб ссохся так всецело

Сам Эрисихтон, даже досягнув,

Голодный, до страшнейшего предела.[880]

28

«Вот те, — подумал я, на них взглянув, —

Которые в Ерусалиме жили

В дни Мариам, вонзившей в сына клюв».[881]

31

Как перстни без камней, глазницы были;

Кто ищет «omo» на лице людском,

Здесь букву М прочел бы без усилий.[882]

34

Кто, если он с причиной незнаком,

Поверил бы, что тени чахнут тоже,

Прельщаемые влагой и плодом?

37

Я удивлялся, как, ни с чем не схоже,

Их страждущая плоть изморена,

Их худобе и шелудивой коже;

40

И вот из глуби черепа одна

В меня впилась глазами и вскричала:

«Откуда эта милость мне дана?»

43

Ее лица я не узнал сначала,

Но в голосе я сразу угадал

То, что в обличье навсегда пропало.

46

От этой искры ярко засиял

Знакомый образ, встав из тьмы бесследной,

И я черты Форезе[883]увидал.

49

«О, не гнушайся этой кожей бледной, —

Так он просил, — и струпною корой,

И этой плотью, мясом слишком бедной!

52

Скажи мне правду о себе, открой,

Кто эти души, два твоих собрата;

Не откажись поговорить со мной!»

55

«Твой мертвый лик оплакал я когда‑то, —

Сказал я, — но сейчас он так изрыт,

Что сердце вновь не меньшей болью сжато.

58

Молю, скажи мне, что вас так мертвит;

Я так дивлюсь, что мне не до ответа;

Кто полн другим, тот плохо говорит».

61

И он: «По воле вечного совета

То древо, позади нас, в брызгах вод,

Томительною силою одето.

64

Поющий здесь и плачущий народ,

За то, что угождал чрезмерно чреву,

В алчбе и в жажде к святости идет.

67

Охоту есть и пить внушают зеву

Пахучие плоды и водопад,

Который растекается по древу.

70

И так не раз, пока они кружат,

Свое терзанье обновляют тени,

Или верней — отраду из отрад:

73

Ведь та же воля[884]шлет их к древней сени,

Что слала и Христа воззвать «Или!»[885],

Когда спасла нас кровь его мучений».

76

И я ему: «С тех пор, как плен земли

Твоя душа на лучший мир сменила,

Еще пять лет, Форезе, не прошли.

79

И если раньше исчерпалась сила

В тебе грешить, чем тяжкий твой порок

Благая боль пред богом облегчила,

82

То как же ты сюда подняться мог?

Я ждал тебя застать на нижней грани,

Там, где выплачивают срок за срок».[886]

85

И он мне: «Сладкую полынь страданий

Испить так рано был я приведен

Моею Неллой.[887]Скорбь ее рыданий,

88

Ее мольбы и сокрушенный стон

Меня оттуда извлекли до срока,

Минуя все круги, на этот склон.

91

Тем драгоценней для господня ока

Моя вдовица, милая жена,

Что в доблести все больше одинока;

94

Сардинская Барбаджа[888]— та скромна

И женской честью может похваляться

Пред той Барбаджей,[889]где живет она.

97

О милый брат, к чему распространяться?

Уже я вижу тот грядущий час,

Которого недолго дожидаться,

100

Когда с амвона огласят указ,

Чтоб воспретить бесстыжим флорентийкам

Разгуливать с сосцами напоказ.

103

Каким дикаркам или сарацинкам

Духовный или светский нужен бич,

Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам?

106

Когда б могли беспутницы постичь,

Что быстрый бег небес припас их краю,

Уже им рты раскрыл бы скорбный клич;

109

Беда, — когда я верно предрекаю, —

Их ждет скорей, чем станет бородат

Иной, кто спит сейчас под «баю‑баю».

112

Но не таись передо мною, брат!

Не — только я, но все, кто с нами рядом,

Глядят туда, где свет тобой разъят».

115

Я молвил: «Если ты окинешь взглядом,

Как ты со мной и я с тобой живал,

Воспоминанье будет горьким ядом.

118

От жизни той меня мой вождь воззвал,

На днях, когда над нами округленной

Была (и я на солнце указал)

121

Сестра того.[890]Меня он в тьме бездонной

Провел средь истых мертвых, и за ним

Я движусь, истой плотью облеченный.

124

Так я поднялся, им руководим,

Всю эту гору огибая кружно,

Где правят тех, кто в мире был кривым.

127

Он говорит, что мы дойдем содружно

До высоты, где Беатриче ждет;

А там ему меня покинуть нужно.

130

Так говорит Вергилий, этот вот

(Я указал); другой — та тень святая,

Которой ради дрогнул ваш оплот,

133

Из этих царств ее освобождая».

Дата добавления: 2015-06-25