Песнь двадцать вторая. Восхождение в круг шестой — Круг шестой — Чревоугодники

Восхождение в круг шестой — Круг шестой — Чревоугодники

1

Уже был ангел далеко за нами,

Тот ангел, что послал нас в круг шестой,

Еще рубец смахнув с меня крылами;

4

И тех, кто правды восхотел святой,

Назвал блаженными, и прозвучало

Лишь «sitiunt»[856]— и только — в речи той;

7

И я, чье тело снова легче стало,

Спешил наверх без всякого труда

Вослед теням, не медлившим нимало, —

10

Когда Вергилий начал так: «Всегда

Огонь благой любви зажжет другую,

Блеснув хоть в виде робкого следа.

13

С тех пор, как в адский Лимб, где я тоскую,

К нам некогда спустился Ювенал[857],

Открывший мне твою любовь живую,

16

К тебе я сердцем благосклонней стал,

Чем можно быть, кого‑либо не зная,

И короток мне путь средь этих скал.

19

Но объясни, как другу мне прощая,

Что смелость послабляет удила,

И впредь со мной, как с другом, рассуждая:

22

Как это у тебя в груди могла

Жить скупость[858]рядом с мудростью, чья сила

Усердием умножена была?»

25

Такая речь улыбку пробудила

У Стация; потом он начал так:

«В твоих словах мне все их лаской мило.

28

Поистине, нередко внешний знак

Приводит ложным видом в заблужденье,

Тогда как суть погружена во мрак.

31

В твоем вопросе выразилось мненье,

Что я был скуп; подумать так ты мог,

Узнав о том, где я терпел мученье.

34

Так знай, что я от скупости далек

Был даже слишком — и недаром бремя

Нес много тысяч лун за мой порок.

37

И не исторгни я дурное семя,

Внимая восклицанью твоему,

Как бы клеймящему земное племя:

40

«Заветный голод к золоту, к чему

Не направляешь ты сердца людские?»[859]—

Я с дракой грузы двигал бы во тьму.[860]

43

Поняв, что крылья чересчур большие

У слишком щедрых рук, и этот грех

В себе я осудил, и остальные.

46

Как много стриженых воскреснет,[861]тех,

Кто, и живя и в смертный миг, не чает,

Что их вина не легче прочих всех!

49

И знай, что грех, который отражает

Наоборот какой‑либо иной,

Свою с ним зелень вместе иссушает.

52

И если здесь я заодно с толпой,

Клянущей скупость, жаждал очищенья,

То как виновный встречною виной».

55

«Но ведь когда ты грозные сраженья

Двойной печали Иокасты пел,[862]—

Сказал воспевший мирные селенья,[863]—

58

То, как я там Клио[864]уразумел,

Тобой как будто вера не водила,

Та, без которой мало добрых дел.

61

Раз так, огонь какого же светила

Иль светоча тебя разомрачил,

Чтоб устремить за рыбарем[865]ветрила?»

64

И тот: «Меня ты первый устремил

К Парнасу,[866]пить пещерных струй прохладу,

И первый, после бога, озарил,

67

Ты был, как тот, кто за собой лампаду

Несет в ночи и не себе дает,

Но вслед идущим помощь и отраду,

70

Когда сказал: «Век обновленья ждет:

Мир первых дней и правда — у порога,

И новый отрок близится с высот».[867]

73

Ты дал мне петь, ты дал мне верить в бога!

Но, чтоб все части сделались ясны,

Я свой набросок расцвечу немного.

76

Уже был мир до самой глубины

Проникнут правой верой, насажденной

Посланниками неземной страны;

79

И так твой возглас, выше приведенный,

Созвучен был словам учителей,

Что к ним я стал ходить, как друг исконный.

82

Я видел в них таких святых людей,

Что в дни Домициановых гонений[868]

Их слезы не бывали без моей.

85

Пока я жил под кровом смертной сени,

Я помогал им, и их строгий чин

Меня отторг от всех других учений.

88

И, не доведши греческих дружин,

В стихах, к фиванским рекам,[869]я крестился,

Но утаил, что я христианин,

91

И показным язычеством прикрылся.

За этот грех там, где четвертый круг,

Четыре с лишним века я кружился.

94

Но ты, моим глазам раскрывший вдруг

Все доброе, о чем мы говорили,

Скажи, пока нам вверх идти досуг,

97

Где старый наш Теренций, где Цецилий,

Где Варий, Плавт?[870]Что знаешь ты про них:

Где обитают и осуждены ли?»

100

«Они, как Персий[871], я и ряд других, —

Ответил вождь мой, — там, где грек[872], вспоенный

Каменами щедрее остальных:

103

То — первый круг тюрьмы неозаренной,

Где речь нередко о горе звучит,

Семьей кормилиц наших населенной.[873]

106

Там с нами Антифонт и Еврипид,

Там встретишь Симонида, Агафона[874]

И многих, кто меж греков знаменит.

109

Там из тобой воспетых — Антигона,

Аргейя, Деифила, и скорбям

Верна Йемена, как во время оно;

112

Там дочь Тиресия, Фетида там,

И Дейдамия с сестрами своими,

И Лангию открывшая царям».[875]

115

Уже беседа смолкла между ними,

И кругозор их был опять широк,

Не сжатый больше стенами крутыми,

118

И четверо служанок дня свой срок

Исполнило, и пятая вздымала,

Над дышлом стоя, кверху жгучий рог,[876]

121

Когда мой вождь: «По мне бы, надлежало

Кнаруже правым двигаться плечом,

Как мы сходили с самого начала».

124

Здесь нам обычай стал поводырем;

И так как был согласен дух высокий,

Мы этим и направились путем.

127

Они пошли вперед; я, одинокий,

Вослед; и слушал разговор певцов,

Дававший мне поэзии уроки.

130

Но вскоре сладостные звуки слов

Прервало древо, заградив дорогу,

Пленительное запахом плодов.

133

Как ель все уже кверху понемногу,

Так это — книзу, так что взлезть нельзя

Хотя бы даже к нижнему отрогу.

136

С той стороны, где замкнута стезя,

Со скал спадала блещущая влага

И растекалась, по листам скользя.

139

Поэты стали в расстоянье шага;

И некий голос, средь листвы незрим,

Воскликнул: «Вам запретно это благо!»[877]

142

И вновь: «Мария не устам своим,

За вас просящим, послужить желала,

А лишь тому, чтоб вышел пир честным.[878]

145

У римлянок напитка не бывало

Иного, чем вода; и Даниил

Презрел еду, и мудрость в нем мужала.

148

Начальный век, как золото, светил,

И голод желудями услаждался,

И нектар жажде каждый ключ струил.

151

Акридами и медом насыщался

Среди пустынь креститель Иоанн;

А как велик и славен он остался,

154

Тому залог в Евангелии дан».

Дата добавления: 2015-06-25