Сэм Дрейман и Бетти Слоним

Шли тридцатые годы. С тех пор как я ушел из родительского дома, не было для меня более тяжелой зимы, чем эта зима в Варшаве. Журнал, для которого я вычитывал корректуры два раза в неделю, должен был вот-вот закрыться. Издатель, печатавший мои переводы, был на грани банкротства.

Был холодный дождливый день. К вечеру пошел снег. Я медленно брел по Лешно, дрожа от холода и воображая, будто я написал книгу, которая изумила весь мир. Но что может изумить его? Преступление, нищета, сексуальные извращения, безумие -- этим уже никого не удивишь. Двадцать миллионов погибло на войне, и мир готовится к новой бойне. Что я могу написать такого, что не было бы уже известно? Новый стиль? Любой эксперимент с языком быстро превращается в манерность и фальшь.»

Файтельзон уже увидал меня и крикнул: "Цуцик, куда это вы направляетесь? "
Никогда прежде он не называл меня так. Видимо, уже успел поговорить с Селией.
-- Куда это вы убегаете? -- сказал он. -- Я хочу познакомить вас со своими американскими друзьями. Это мистер Сэм Дрейман и мисс Бетти Слоним, актриса. А этот молодой человек -- писатель.

Сэм Дрейман кричал, будто я глухой:
-- Вы пишете для газет, да?
-- Для журналов, и притом от случая к случаю.
-- Какая разница? В этом мире все сгодится. Эта пани, Бетти Слоним, великая актриса. Она приехала в Польшу играть в еврейском театре. Если у вас есть пьеса, мы можем сделать дело немедленно...
-- Сэм, не болтай глупостей, -- перебила Бетти.
-- Но у этого молодого человека, может быть, есть пьеса, какая нам нужна. Почему бы и нет? Прежде, чем заниматься делами, пойдемте куда-нибудь перекусим. Идемте же, молодой человек. Как ваше настоящее имя?
-- Аарон Грейдингер.
-- Аарон что? Это слишком трудное имя. У нас в Америке нет таких длинных имен, как здесь, в Европе. Однажды к нам в контору пришел русский. Его звали Сергей Иванович Метрополитанский. Можно заработать астму, прежде чем произнесешь такое имя. Пойдемте, молодой человек, пойдемте с нами. Могу я называть вас Цуциком?

-- Да, конечно. Но я не голоден, -- соврал я.
-- Что это вы там ели? Вы не похожи на человека, который съел слишком много. Выпьем виски, может быть, даже шампанского...
-- В самом деле, я не...
-- Не будьте так упрямы! -- воскликнул Файтельзон. -- Идемте с нами. Кажется, вы говорили, что пишете пьесу? -- продолжал он другим тоном.
-- У меня есть только первый акт, и то в черновиках.
- А что за пьеса? -- спросила Бетти Слоним.
-- О, это не для театра.
-- Не для театра? -- опять оглушил меня
Сэм Дрейман. -- Но тогда для кого же? Для фараона Тутанхамона?
-- Она не соберет публику.

-- Если написано хорошо, то это как раз то, что я ищу, -- сказала Бетти Слоним. -- Можно мне посмотреть первый акт?

(отрывок из Тойбеле)

СЦЕНА 1

Декорации на сцене обозначают комнату в доме ТОЙБЕЛЕ с бакалейной

лавкой за стеной, и участок улицы с колодцем.

Когда поднимается занавес, мы видим ТОЙБЕЛЕ, очень красивую женщину лет

тридцати, читающую книгу. Возле колодца - АЛХОНОНА, не сводящего глаз с

ТОЙБЕЛЕ. На вид ему лет тридцать, типичный учитель, неухоженный и

немного не от мира сего. Появляется МЕНАША. На вид немного моложе АЛХОНОНА,

за плечами корзинка уличного торговца.

МЕНАША: Ты опять здесь, Алхонон? Можно подумать, ты решил навсегда

поселиться у колодца?

АЛХОНОН: Никому не запрещено испытывать жажду.

МЕНАША: Жажду! Что за пожар у тебя в желудке? (похлопывая себя по

карману) Ладно, попробуй-ка настоящего напитка.

АЛХОНОН: Прямо здесь, на улице?

МЕНАША: А что, нас кто-нибудь видит?

АЛХОНОН: Тойбеле. Она только что была здесь.

МЕНАША (пожимает плечами): Тойбеле. Агуна. Висит груша, да нельзя

скушать. Жена, брошенная мужем, как свеча, зажженная на Хануку: горит, а

пользы никакой.

АЛХОНОН: Мне самому тоскливо. Летом еще терпимо. зимой, когда ночи

такие длинные, я думаю, как это я еще не свихнулся.

МЕНАША: Тут и думать нечего: ты свихнулся - это любому видно. Ты - ученый, знаток Каббалы, и служишь помощником у задрипанного учителя. Это все равно, что заживо

закопать себя в могилу.

АЛХОНОН: Великая любовь способна творить великие чудеса. Скоро жизнь

моя изменится. Достигнув дна пропасти, волей-неволей приходится карабкаться

вверх.

МЕНАША: Золотые слова. Откуда это? Из Каббалы?

АЛХОНОН: Из Каббалы, но в моем вольном изложении.

МЕНАША: Так что, в кабак?

АЛХОНОН: Нет.

МЕНАША: И что ты будешь делать? Стоять здесь и стеречь колодец? Или

может, ждать пока пророк Илия спустится на своей огненной колеснице и

подарит тебе царицу Савскую?

АЛХОНОН: Всякое может случиться.

МЕНАША: Во Фрамполе?

АЛХОНОН: Даже во Фрамполе.

МЕНАША: Этой ночью?

АЛХОНОН: Даже этой ночью.

(АЛХОНОН уходит, махнув МЕНАШЕ на прощание рукой. МЕНАША уходит в

противоположном направлении. Комната ТОЙБЕЛЕ наполняется светом. ТОЙБЕЛЕ и

ГЕНЕНДЕЛЬ рассматривают какую-то ткань. ГЕНЕНДЕЛЬ примерно одного возраста с

ТОЙБЕЛЕ, по-своему тоже привлекательная)

ТОЙБЕЛЕ: А ты слышала про ведьму Шибтах? Она крадет новорожденных

детей. Кормящая мать не должна выходить поздно из дому, потому что ведьма

Шибтах наверняка притаилась где-то рядом. Такое может случиться. Боже упаси! Я прочла в Библии, что каждого человека окружают демоны - тысяча с левой стороны и десять тысяч с

правой. И куда ты не идешь, демоны всюду следуют за тобой. И даже в могиле

они не оставляют тебя в покое.

ГЕНЕНДЕЛЬ: Демоны бессильны, если на пороге дома лежит священный свиток

Мецуцы.

ТОЙБЕЛЕ: Мецуца не всегда помогает, Генендель. Да, с этими демонами нужен глаз да глаз.

ГЕНЕНДЕЛЬ: Моя тетка Риша рассказывала мне про демона, который жил с

женщиной, как с женой, и она родила ему пятерых детей.

ТОЙБЕЛЕ: Я читала про нее. Эта женщина была замужем за ювелиром. Он почти все время был в отъезде, разъезжал по дворцам разных вельмож и продавал золотые цепочки, кольца и

браслеты для их жен и любовниц. Вернется бывало домой на один день, а потом

опять месяцами нет его. И однажды когда жена его лежала в постели, стали ее

одолевать греховные мысли. Л демон тут как тут - раз и овладел ею.

(На улице проходящий мимо АЛХОНОН слышит этот раговор. Прежде чем

ТОЙБЕЛЕ заканчивает свою реплику, он быстро уходит)

ГЕНЕНДЕЛЬ: Почему же она не прочитала молитву Шъма Изразль?

ТОЙБЕЛЕ: Прочесть-то она прочла. Но он все равно овладел ею и сделал

своей женой. Два раза в неделю он приходил к ней, и они миловались в подвале

ее дома. Она забеременила и родила ему пятерых чудовищ.

ГЕНЕНДЕЛЬ: У нее наверное был огромный живот?

ТОЙБЕЛЕ: Нет. Их выродки были наполовину из воздуха, наполовину из

пены. Люди их видеть не могут. Только слышат иногда.

ГЕНЕНДЕЛЬ: Ой, теперь мне страшно идти домой.

ТОЙБЕЛЕ: Если Боже упаси, что нибудь случится, есть такое заклинание.

В черном море камень черный

Кость торчит в вороньем горле

Жир сочится из свиней

Пива и вина не пей

Вот летит Гурмизах

Там где люди не стояли

Где скотину не гоняли

Где железная земля

А Небо из меди.

Спаси меня, Зедикиель,

Сохрани меня, Тафтифьях,

Душа моя в деснице Твоей.

Ты спас меня, Бог истинный. Амен

ГЕНЕНДЕЛЬ: Мне чтобы все это выучить год понадобится и еще среда.

ТОЙБЕЛЕ: Ш-ш! Не поминай среду. Среда и суббота это дни, когда демоны

выходят на свободу. Об этом сказано во всех книгах.

ГЕНЕНДЕЛЬ: Мне стыдно, Тойбеле. Ты такая начитанная. Спокойно ночи. Я прямо вся дрожу от твоих рассказов.

(ГЕНЕНДЕЛЬ уходит. ТОЙБЕЛЕ готовится лечь в постель)

ТОЙБЕЛЕ: Две одинокие души... Только чудо спасет нас. (раздевшись до

сорочки, она читает молитву) Во имя Господа нашего Бога Израиля, пусть

архангел Михаил будет по мою правую руку, а Гавриил по левую. Уриель

спереди, Рафаил сзади, а над головой моей да пребудет Господь Всевышний.

-- Что-то может выйти из этой встречи, -- заметил Файтельзон как бы про себя. -- Пойдемте же. Будем есть, пить и делать бизнес, как говорят у вас в Америке.
-- Да, да! Пойдемте же, молодой человек! -- снова загрохотал Сэм Дрейман. -- Если ваши мозги на месте, вы будете купаться в золоте.

Сэм Дрейман повернулся ко мне:
-- Если вы принесли хороший товар, молодой человек, я дам вам аванс в пятьсот долларов. Бели пьеса хорошо пойдет, заплачу покоролевски. Если она будет иметь успех в Варшаве, возьму вас в Америку. Первый акт готов, говорите вы. А когда вы возьметесь за второй? Бетти, поговори с ним. Ты лучше знаешь, что спросить.
Бетти собралась было открыть рот, но Файтельзон перебил ее:
-- Аарон, быть тебе миллионером. Станешь моим патроном и издателем. Не забудь тогда, что именно я -- тот маклер, который тебе все это устроил.
-- Если дело выгорит, вы тоже получите свои комиссионные! -- проревел Сэм Дрейман.

-- Почему бы ей не влюбиться в кого-нибудь из своих? -- предложил Файтельзон. -- Я уверен, что все просто без ума от этой девицы.
-- Еще бы! -- оглушительно расхохотался Cэм Дрейман. -- Будь я одним из этих хасидов и не будь у меня моей Бетти -- дай ей Бог пережить меня! -- я бы сам в нее втюрился по уши! Знаю сам, что круглый невежда, но люблю образованных женщин. Бетти училась в гимназии. Книги читает прямо тыщами. Она играла в театре у Станиславского. Расскажи им, Бетти, с кем ты играла. Пускай они знают, кто ты такая.
-- Тут нечего рассказывать, -- Бетти покачала головой. -- Я играла в России в еврейском театре и в русском тоже, но уж такая моя судьба: только соберусь что-нибудь сделать, как вокруг меня образуется целая сеть интриг. Не знаю, почему это так.
-- Если кто посмеет сказать слово против моей Бетти, я тому выцарапаю глаза! -- опять заорал Сэм Дрейман. -- Они должны ноги ей целовать!
-- Не надо вовсе, чтобы кто-то целовал мне ноги. Хочу только, чтобы меня оставили в покое и чтобы я могла играть в пьесе, какая мне по душе.
-- Ты будешь играть, Бетти, дорогая, и весь мир узнает, какая ты великая актриса. Так
было всегда: все великие актеры вышли из низов. Ты думаешь, Сара Бернар шла по пути, усыпанному розами? А Айседора Дункан? Даже у Анны Павловой были неприятности. Когда люди чувствуют талант, они звереют.
-- Сэм, я хочу поговорить с молодым человеком о пьесе.
-- Пожалуйста, дорогая. Мне уже заранее нравится эта пьеса. Я чувствую, что она просто для тебя.

-- Ты прекратишь или нет? Хватит уже.
-- Сейчас, сейчас. Я только еще об одном хочу сказать молодому человеку. Я вам дам
шестьсот долларов, чтобы вы могли спокойно работать и не думать, где и когда придется по есть в следующий раз. Я не писатель, но мне кажется, пусть она ждет ребенка...
-- Сэм, если не перестанешь, я ухожу.
-- Ладно, ладно. Больше не пророню ни звука до самого дома.
-- Только я хочу сказать что-нибудь, он вмешивается, -- пожаловалась Бетти, -- и я уже едва понимаю, на каком я свете.
-- Ладно, ладно. Я уже заткнулся. Начните ваш завтрашний день с пьесы, молодой человек, и не думайте о деньгах. Бетти, душечка, не кури так много. Сегодня это уже третья пачка.

-- Сэм, не лезь не в свое дело.

Когда они ушли, Файтельзон сказал:

-- Мой мальчик, Бетти поверила в вас. О-го-го! Если в вашей пьесе есть хоть что-то, вы станете человеком. Сэм Дрейман при деньгах, и она без ума от Бетти. Возьмите вашу писанину и напихайте туда столько любви и секса, сколько сможете. Сегодня евреям нравятся три вещи -- секс, Тора и революция, и чтобы обязательно все сразу. Дайте им все это, и они вознесут вас до небес. Кстати, у вас найдется злотый?
-- Даже два.
-- Прекрасно. Вы уже ведете себя как миллионер.

-- Попытайтесь написать эту паршивую пьесу. Я разочаровался во всем и теперь поклоняюсь только Маммоне. Если мы когда-нибудь вернемся к язычеству, моим храмом будет банк. Мы пришли.

Дата добавления: 2015-06-25