Южный Курдистан в начале XXI века 1 страница

Ситуация, сложившаяся в Иракском Курдистане в ходе военной операции коалиционных сил в марте-апреле 2003 г. и после свер­жений режима Саддама Хусейна, не отделима от тех общих про­цессов, которые охватили в целом Ирак.

Действуя в соответствии со своими геополитическими и эко­номическими интересами, США при поддержке войск Великоб­ритании и Австралии в ночь на 20 марта 2003 г. начали наносить ракетно-бомбовые удары по территории суверенного государства Ирак без санкций Совета Безопасности ООН. В операциях по установлению контроля над территориями Северного Ирака — городами Киркук и Мосул с прилегающими районами вместе с американскими частями принимали участие и курдские отряды пешмерга. Американское руководство через несколько дней при­звало курдов покинуть Киркук, однако город остался под конт­ролем Региональной власти. К 13 апреля коалиционные силы, не встретив какого-либо значительного сопротивления со сторо­ны иракских войск, установили контроль над всей территорией страны. Уже 1 мая Дж. Буш объявил об окончании широкомас­штабных боевых действий в Ираке. Однако очень скоро силам коалиции пришлось столкнуться с вооруженным сопротивлени­ем иракцев оккупационным войскам, носившим вначале очаго­вый характер, но постепенно становившимися все более органи­зованными и превратившимися в фактор, оказывающий серьез­ное воздействие на развитие обстановки в Ираке и вокруг него.

22 мая 2003 г. Совет Безопасности ООН единогласно одоб­рил резолюцию 1483 (дополнена резолюцией СБ ООН 16 октяб­ря 2003 г.), в которой с учетом сложившейся ситуации были сфор­мулированы общие подходы международного сообщества к про­блемам послевоенного обустройства Ирака, определены прин­ципы организации его политической системы.

В соответствии с принятыми СБ ООН решениями США и Великобритания официально были признаны оккупирующими дер­жавами. Функции управления страной на период до сформирова­ния международно признанного правительства Ирака и приня­тия им властных полномочий возложены на Временную коали­ционную администрацию (ВКА). Под ее эгидой была учреждена Иракская временная администрация (ИВА), призванная «оли­цетворять суверенитет иракского государства» в течение переход­ного периода. Центральным звеном ИВА стал созванный 13 июля 2003 г. Временный управляющий совет Ирака (ВУСИ) из 25 чело­век. В его состав вошли представители ведущих политических партий и объединений страны, крупнейших этно-конфессиональ-ных групп, а также независимые общественные деятели.

31 августа 2003 г. был создан другой важный орган времен­ной администрации — переходное правительство тоже из 25 человек. И Временный Управляющий Совет, и переходное прави­тельство сформированы на этно-конфессиональном принципе подбора руководителей: в каждом из этих органов 13 шиитов, пять суннитов, пять курдов, один этнический туркмен и один ассириец-христианин.

15 ноября 2003 г. между ВУСИ и ВКА было подписано т.н. «Соглашение о политическом процессе», в соответствии с кото­рым к концу февраля 2004 г. следовало разработать й утвердилъ Основной закон (Временную конституцию) Ирака.

8 марта 2004 г. Временный управляющий совет принял «За­кон об управлении Государством Ирак на переходный период, или Временную конституцию, направленный на обеспечение временной правовой базы для иракских органов власти вплоть до принятия новой постоянной конституции, намечаемого на 2005 г.

Конституция провозглашает Ирак республиканским демок­ратическим федеративным государством, гарантирующим своим гражданам демократические права и свободы. Признается мно­гонациональный характер государства, арабский народ Ирака объявляется «неотделимой частью арабской нации». Официальными языками объявлены арабский и курдский (Временная конституция Ирака 1990 г. признавала курдский язык официальным наряду с арабским только на территории Курдистана)- Консти­туцией гарантируется также использование в образовательных и учебных заведениях языков других народов, проживающих на территории страны.

Провозглашен федеральный принцип устройства государства. Гарантируется справедливое распределение природных богатств Ирака. Закон предоставляет гарантии возвращений на родину лиц, лишенных при прежнем режиме иракского гражданства или вынужденно покинувших страну. Декларируется важная роль женщин в строительстве нового Ирака, им отводится 25% мест в высшем законодательном органе.

Статья 84 «Закона» касается непосредственно Курдистана. В ней говорится, что Национальная ассамблея Курдистана может вносить поправки к любому федеральному закону на курдской территории с оговоркой, что эти поправки не должны затраги­вать сферы, находящиеся в компетенции федерального прави­тельства: внешняя, монетарная и финансовая политика, нацио­нальная безопасность и управление природными ресурсами.

«Закон» встретил далеко не однозначное к себе отношение со стороны представителей основных общин иракского населе­ния. Шииты подписали документ, по их признанию, под давле­нием ультиматума, выдвинутого курдами, заявившими о своей готовности взять курс на полное отделение северных провинций в случае внесения в «Закон» изменений, ущемляющих их права. Духовный лидер шиитов аятолла Али ас-Систани объявил Вре­менную конституцию «не имеющим силы документом». По его оценке, «любой закон, принятый в переходный период, будет иметь юридическую силу только после одобрения Националь­ной ассамблеей, избранной народом». Пойдя в конечном итоге на подписание Временной конституции, шиитские руководите­ли продолжают выражать свое несогласие с рядом ее положений. Речь идет о том, что согласно Закону постоянная конституция может быть не принята, если население трех из 18 провинций страны выразят с ней свое несогласие. Шииты опасаются, что курды, составляющие большинство жителей трех северных про­винций, могут воспользоваться этим правом. Кроме того, шиит­ское руководство настаивало на том, чтобы планируемый прези­дентский совет состоял из пяти человек (три шиита, суннит и курд), а не их трех, как записано в Законе (шиит, суннит и курд).

Свое недовольство Временной конституцией высказали и сун­нитские авторитеты, заявившие, что она «была написана под дик­товку США, а подписавшие ее члены ВУСИ, назначенные аме­риканскими оккупантами, не являются законными представите­лями иракского народа».

Проведенные опросы показывают, что большинство иракцев выступает за создание унитарного централизованного государ­ства (62%), за идею федерации высказались лишь 22% респон­дентов.

Многие в Ираке воспринимают как чрезмерные права, пре­доставленные конституцией курдам, а внесение этих прав в Основной закон — как прямое давление американской администра­ции, открывающее путь к созданию самостоятельного Курдиста­на. На нынешнем этапе и, очевидно, на перспективу, США де­лают ставку на иракских курдов как наиболее прочную точку опоры в Ираке и как радикальный фактор, способный оказывать давление на страны региона, в первую очередь соседей Ирака — Турцию, Иран и Сирию.

После официального «завершения» войны в Ираке для кур­дов сложилась принципиально новая ситуация, определяемая рядом факторов. В «триаде» составляющих иракского государ­ства — сунниты, шииты и курды — последние на сегодня являют­ся наиболее значимой ее частью. Арабы-сунниты, к которым принадлежали сторонники Саддама.Хусейна, активисты партии Баас, бывшие сотрудники спецслужб, военнослужащие Респуб­ликанской гвардии и других элитных вооруженных формирова­ний, полностью дезорганизованы и с большим трудом пытаются вернуть себе власть, в том числе и путем участия в сопротивле­нии силам коалиции.

Шииты, составляющие 60% населения Ирака, имеющие свои политические организации, в том числе пользующийся среди них большим авторитетом «Высший совет исламской революции в Ираке» (ВСИРИ), под патронажем которого находится мощное вооруженное формирование «Бадр» численностью до 30 тыс. че­ловек, заняли лояльную позицию по отношению к вторжению в Ирак сил коалиции и, в отличие от мусульман-суннитов, при­ветствовали свержение режима Саддама Хусейна. Однако акти­визация в силу целого ряда обстоятельств движения воинствую­щего религиозного крыла шиитов осложнила их отношения с оккупационными властями, которые в радикализации ВСИРИ, тесными узами связанного с Ираном, видят возможность вме­шательства во внутриполитические дела Ирака со стороны иран­ских властей. Наличие серьезных противоречий между различ­ными шиитскими группировками внутри ВСИРИ, а также в от­ношениях шиитов с другими общинами страны — суннитами, курдами, туркоманами препятствует превращению шиитской общины в стабилизирующий фактор.

На этом политическом пространстве курды занимают в на­стоящее время совершенно иное положение. Как союзники ан-тисаддамовской коалиции, они оказались в числе победителей. Курды располагают собственными вооруженными силами чис­ленностью 80 тыс.человек, в то время как остальной Ирак своей армии не имеет.

Политической целью курдов является федерация в составе де­мократического Ирака. Эта идея получила поддержку в оппози­ционных кругах, а также у США и Англии. Представление о буду­щем своей страны курды изложили в проекте Конституции Ирак­ского Курдистана, принятом на сессии объединенного парламен­та в Эрбиле в 2002 г., определившем политическую систему Кур­дистана как «многопартийную, плюралистическую, парламентс­кую и республиканскую». Источником власти провозглашается народ Курдистана, состоящий, по конституционному определе­нию, «из курдов и национальных меньшинств: туркмен, ассирий­цев, халдеев и арабов». В качестве официального языка в Курдис­тане провозглашается курдский, в качестве общегосударственного — арабский; за туркменским и ассирийским признается статус «языка культуры и образования для тех, кто говорит на нем». Сто­лицей Курдистана объявляется Киркук. Гарантируются все обще­демократические права и свободы. Президент назначает премье­ра, который формирует правительство, утверждаемое парламен­том. В правительство должны входить представители национальных меньшинств. Вводится положение о приоритете Конституции Курдистана перед общефедеральными законами, что фактически означает не столько федеративное, сколько конфедеративное уст­ройство. Сюда же относится и статья, провозглашающая, что в случае появления акта, в одностороннем порядке изменяющего структуру федерации без согласия Регионального Курдистана, кур­ды могут осуществить свое право на самоопределение.

В принятой Временной конституции Ирака формально закреп­лены все права, которыми де-факто обладает правительство Курди­стана на территории трех провинций — Дохука, Эрбиля и Сулейма-нии. За курдами сохранено право иметь и контролировать собствен­ную армию, переименованную в «национальную гвардию». Прзнана выдвинутая курдами идея федеративного устройства иракс­кого государства, зафиксирован фактический приоритет курдис-танского законодательства над общеиракским, что отражено в по­ложении о предоставлении парламенту Курдистана права вето на общеиракские законы на территории Курдистана. Таким образом, в Основной закон Ирака почти полностью вошла разработанная в проекте Конституции Курдистана и реализованная курдами на прак­тике программа государственно-правового устройства Курдистана как части федеративного иракского государства. В этом несомнен­ный успех долгой борьбы курдов за свои суверенные права. Но это не означает, что по всем проблемам взаимоотношений центра и Южного Курдистана достигнуты окончательные договоренности. Остается ряд сложных вопросов, требующих для своего решения времени, выдержки и гибкого подхода обеих сторон. Среди них такие, как территория и границы Иракского Курдистана. Курды настаивают на включении в него значительной части провинции Мосул и всей провинции Киркук, центр которой они считают сто­лицей Курдистана. Именно эти районы в 80-90-е гг. подверглись серьезным демографическим изменениям: дома и земли депорти­рованных курдов передавались арабам. Возвращение курдам-пере­селенцам и беженцам их имущества власти Курдистана относят к задачам первостепенной важности. Однако процесс деарабизации курдских территорий представляет огромную сложность: он не мо­жет решаться теми же методами насилия, которые применялись саддамовским режимом к курдам, хотя без насилия, к сожалению, не обходится. В провинции Киркук из мест «зоны безопасности», куда прежний режим переселял арабов, на начало 2004 г. было вы­селено уже 100 тыс. человек, что создает серьезную гуманитарную проблему и вызывает растущее недовольство арабов, туркоманов, а также и курдов. Отсутствие соответствующего правового поля, за­конодательных и судебных механизмов для устранения несправед­ливости, учиненной в отношении курдского населения, не позво­ляют ускорить и мирными средствами решать проблему возвраще­ния курдов в места своего исконного проживания.

Что касается Киркука, то его судьба также еще не определена в настоящее время этот город, как уже отмечалось, находится под контролем Регионального правительства, которое согласно оставить нефтяные запасы киркукского месторождения в феде­ральной собственности, но будет решительно добиваться опре­деления статуса Киркука как своей столицы.

Отложено решение вопросов, связанных с разграничением полномочий между центральной и региональной властями, что должно быть предметом особого договора, а также принципов распределения общенациональных нефтяных доходов.

Сохраняющаяся неопределенность ситуации в Ираке оказы­вает свое влияние и на Курдистан, будущее которого все еще остается неясным.

В последнее время все чаще раздаются голоса о возможном отделении Курдистана от Ирака вопреки желанию самих курдов. Этот вариант может иметь место в случае распада иракского госу­дарства. Составленное искусственно из трех разнородных частей — шиитского юга, суннитского центра и курдского севера, это государство со времени своего возникновения в 1921 г. так и не сумело интегрироваться в единое целое, а единственным связую­щим эти территории звеном бьша авторитарная диктатура арабр-суннитского меньшинства. Ключевым на сегодня является воп­рос, возможно ли сохранение единства Ирака и если «да», то где тот механизм, задействование которого может обеспечить реше­ние этой задачи. США поставили цель превратить Ирак в демок­ратическое государство, что многими аналитиками оценивается, и вполне обоснованно, как абсурд. К тому же, как показало вре­мя, американцам все сложнее найти себе опору в арабском обще­стве. Их негативное отношение к шиитам, явная дискриминация суннитов, а главное жизнь иракцев в условиях оккупации вызы­вают среди них растущее недовольство. Отсутствие подлинных национальных органов власти, бесправие граждан, массовая без­работица, разгул преступности, отсутствие ощутимых подвижек в улучшении условий жизни большинства населения оккупирован­ных войсками коалиции территорий — все это оценивыается как результат действий военных властей и их ставленников из пред­ставителей оппозиции, не имеющих ничего общего с народом Ирака. При дальнейшем нарастании антиамериканских настроений в центре и на юге США будут вынуждены укреплять свои отношения с лояльным им курдским севером. Вопрос о независи­мом Курдистане как «запасном плане» для Вашингтона уже от­крыто обсуждается в американской прессе. В любом случае Кур­дистан останется безусловной опорой и базой американцев в Ираке. Сегодня присутствие ограниченного отряда американских воору­женных сил в Курдистане может служить гарантом со стороны Турции, которая вряд ли согласится с фактом превращения Ирак­ского Курдистана в самостоятельное государство.

Руководство Иракского Курдистана продолжает проводить курс на упрочение самостоятельности территории Автономии. Шагом в этом направлении стало решение о введении в КАР денежных знаков с символикой государства Курдистан. Курдс­кие динары уже отчеканены в Швеции. Эти действия являются явным нарушением Временной конституции, которая относит монетарную и финансовую политику к прерогативе центрально­го правительства Ирака.

В начале 2004 г. отмечалась активизация сторонников полной независимости Курдистана. Они собрали 1,7 млн. подписей под документом, требующим проведения референдума о государствен­но-правовом устройстве Курдистана. Требование было передано ВУСИ и ВКА. На референдум предлагается вынести вопрос о бу­дущем государственном статусе Курдистана: быть ли ему незави­симым государством или частью федеративной структуры Ирака.

Одновременно, при содействии США, курды стремятся за­нять важные посты в центральных органах власти, особенно в военном ведомстве. Региональное руководство не форсирует про­цесс суверенизации: достижение этой цели — не проблема дня сегодняшнего. Сейчас оно пытается выступать под знаменем сто­ронников иракского единства, укрепление которого во многом зависит от более тесного взаимодействия собственных курдских политических сил. О понимании этой задачи, о готовности пред­принимать конкретные шаги в деле консолидации всех здоровых сил курдского общества может свидетельствовать созванная в конце марта 2004 г. в курдском городе Салах эд-Дин конферен­ция по вопросам национального примирения. Ее организаторы лидеры ДПК и ПСК М.Барзани и Дж.Талабани договорились о создании Совеа национального применения и призвали все этнические и религиозные общины Ирака к объединению.

Проблема осуществления курдского суверенитета в одной из частей Курдистана – Иракской – затрагивает ситуацию в Курдистане в целом, а это грозит нарушением геополитической стабильности не только в регионе Ближнего и Среднего Востока. В сложившемся сегодня миропорядке субъектом международных отношений является государство, безопасность которого неотделима от его территориальной целостности. Эта государственно-центрическая система лежит в основе подхода стран Ближнего Востока к региональным проблемам, а следовательно, любое проявление автономистских устремлений курдов будет встречать резкое противодействие со стороны руководства этих стран.

Вместе с тем жизнь многократно доказала полную бесперспективность решения национально-этнических конфликтов силой. И для нормализации ситуации в Курдистане необходим поиск согласия, компромисса между всеми заинтересованными сторонами, что, естественно, потребует длительного времени. А главное – способности курдских политических сил правильно оценивать реально складывающуюся на каждый конкретный исторический момент ситуацию и определить соответствующие ему задачи. И, возможно, выдвинутая Иракским Курдистаном идея федерального союа станет основой для решения курдской проблемы в 21 веке.

ПРОБЛЕМА МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОГО

И МЕЖОБЩИННОГО СОГЛАСИЯ

В СОВРЕМЕННОЙ СИРИИ

В.М.Ахмедов

Д

ля сирийского общества характерны исторически сложив­шаяся многоконфессиональность, наличие различных по численности и степени консолидированное™ и влияния на внут­риполитическую жизнь религиозных общин, а также жесткая го­сударственная политика, направленная на недопущение религи­озной и межобщинной розни. Наиболее пестрой и разобщенной по идейной и политической направленности общиной продол­жает оставаться мусульманская, охватывающая, по оценкам бо­лее 90% населения страны и разделенная на суннитскую и шиит­скую ветви, имеющие многочисленные разветвления. В первой группе представлены арабы-сунниты, большая часть курдов, тур­кмены, северокавказские этносы; во второй - шииты-имамиты, алавиты, друзы, исмаилиты и другие. Ведущую роль в жизни стра­ны традиционно играли суннитская и алавитская общины. Наи­более влиятельной и относительно сплоченной шиитской общи­ной являлась алавитская. Вместе с тем здесь наблюдался наи­больший контраст уровня жизни: с одной стороны, немногочис­ленная клановая группировка алавитов, которой, благодаря на­хождению у власти, удалось накопить крупные капиталы, а с другой — абсолютное большинство алавитского населения, яв­лявшегося наиболее обездоленным слоем среди других конфес­сий. Более того, за годы нахождения алавитов у власти произош­ло сращивание их состоятельных кланов и семей с представите­лями крупного бизнеса из числа суннитов по семейно-брачным, деловым и другим направлениям.

Вопреки предпринимаемым политическим руководством ме­рам для сдерживания эволюции мусульманских общин в неже­лательном для себя направлении, в Сирии отмечалась выражен­ная тенденция к исламизации общества и политизации верую­щих, главным образом, суннитов. Это создавало благоприятные социальные и идеологические предпосылки для возникновения, при стечении определенных обстоятельств, серьезных противо­речий в обществе и эксплуатации различными силами внутри Сирии и за рубежом потенциальной ситуации и исламских ло­зунгов для достижения своих конкретных целей.

Несмотря на то, что активно действовавшее в 1970-1980-е гг. в САР движение «братьев-мусульман» и связанные с ним экстреми­стские исламские группировки были полностью разгромлены к середине 1980-х гг., анализ идеологической и религиозной обста­новки в САР позволял констатировать нарастание активности ис­ламистов, выступавших с оппозиционных сирийскому режиму позиций. Наряду с участившимися в середине 1990-х гг. случаями завуалированной критики властей, их внутри- и внешнеполити­ческого курса в ходе регулярных проповедей в многочисленных сирийских мечетях (около 2500 мечетей), отмечается создание новых экстремистских исламских организаций, ставящих задачу свержения вооруженным путем нынешнего режима. Так, в начале 1996 г. сирийскими спецслужбами была вскрыта нелегально дей­ствовавшая в Сирии с конца 1995 г. организация т.н. «исламских ваххабитов» с опорными пунктами в Дамаске и Алеппо, в состав которой входили представители сирийской технической интелли­генции, и деятельность которой финансировалась частью торго­вой суннитской буржуазии Дамаска.

Рост влияния политического ислама и. его традиций в широ­ких слоях населения создавал благоприятные социальные и ду­ховные предпосылки для использования различными силами внутри страны исламских лозунгов в интересах решения совер­шенно конкретных задач. Центрами активной религиозной об­работки в Сирии все больше становились исламские учебные заведения. Крупнейшим государственным центром обучения яв­лялся шариатский факультет Дамасского университета. Во второй половине 1990-х гг. на его курсах училось около 4000 студен­тов. В стране действовал исламский колледж и школа при мече­ти Абу Hyp, другие духовные учебные заведения.

По некоторым оценкам, разделяемым и представителями пра­вящего режима, основными причинами активизации деятельно­сти исламистов послужили ухудшающееся экономическое поло­жение в стране, снижение жизненного уровня населения и, как следствие, рост социальной напряженности. Сыграли свою роль и начавшиеся переговоры о мире с Израилем, что привело к фор­мированию определенного «комплекса поражения» среди широ­ких сирийских масс. С другой стороны, одной из причин, спо­собствовавших превращению Сирии вновь в поле деятельности исламистских структур, могло бы быть, по мнению некоторых западных наблюдателей, вступление Сирии в переговоры с Из­раилем, что могло спровоцировать распространение на эту стра­ну всплеска исламского экстремизма. Существенное влияние мог оказать и внешний фактор - события в Алжире, Египте, воздей­ствие иранских и саудовских событий. Однако внутреннее поло­жение в Сирии в 1990-е гг. исключало возможность возрождения исламского экстремизма. По мнению официальных сирийских лиц, в Сирии не было «братьев» с крайней идеологией, и они едва ли могли вернуться к своей деятельности. Возможно, такие заявления имели под собой определенную основу, обусловлен­ную тем, что страна изменяла и переоценивала некоторые под­ходы к организации внутренней политической жизни, усиливая в ней элементы, которые можно было трактовать как ограничен­ную демократизацию и смещение акцента в сторону видимых политических послаблений.

Среди других факторов, которые могли способствовать росту экстремизма, можно было выделить, в дополнение к сказанно­му, такие, как, например, рост безработицы среди молодежи и ухудшение социальной защищенности в целом, идеологическое давление со стороны режима на творческую интеллигенцию, раз­растание беднейших слоев населения за счет размывания сред­него класса, своего рода демонстрационный эффект от проведе­ния рядом государств региона политики, направленной на поддержку местных религиозных организаций и их руководителей с целью их использования в политической игре. Это было одним из важных факторов осложнения ситуации в ряде стран, в том числе и в Сирии, так как стиль действий региональных органи­заций очень близок сирийским «братьям», которые всегда шли на крайние действия для достижения цели. По оценке одного из влиятельных деятелей сирийского бизнеса, возврат к экстремиз­му едва ли был возможен, поскольку наличие только одного ре­лигиозного фанатизма не приводит, как правило, к экстремизму без политических и экономических причин. Если даже предпо­ложить, что экономические факторы недовольства имелись, то политическая составляющая, способная спровоцировать религи­озный подъем в Сирии не просматривалась. Население в целом поддерживало правящий режим, поскольку он был способен це­ментировать нацию и служить гарантом социального и полити­ческого спокойствия, поддерживаемого социально ориентирован­ной политикой, даже при всех ее недостатках и просчетах. Тем не менее, в сирийском руководстве осознавали, что рост религи­озных настроений в стране невозможно было повернуть вспять, и главной задачей в этой связи становилось придание процессу исламизации контролируемого характера, не несущего в себе уг­розы режиму. Одновременно сирийским спецслужбам была по­ставлена задача усилить работу в национальных и зарубежных исламских центрах с целью нейтрализации их усилий, контроля за их деятельностью и предотвращения провокаций. Режим в боль­шей степени был обеспокоен не столько внутренней радикальной исламской оппозицией, которая, несмотря на ряд досадных на­кладок, в целом уверенно контролировалась органами безопасно­сти, сколько ее связями с зарубежными исламскими экстремист­скими организациями и активно развивающимся процессом мас­совой исламизации сирийского общества. Освобождение из тю­рем около 2400 политзаключенных в середине 1990-х гг., боль­шинство из которых принадлежало к группировке «братья-му­сульмане» и обвинялось в причастности к незаконной деятель­ности, вызвало значительное удовлетворение в широких слоях населения страны и стало значимым явлением в отношениях между властями и оппозицией. Такой шаг не мог не иметь поло­жительных последствий, поскольку был издан президентский указ о помиловании значительного числа и остальных заключенных, обвиненных в экономических, гражданских и военных преступ­лениях. Освобождение заключенных в конце 1995 г. совпало с указом о помиловании одного из руководителей «братьев» вер­ховного контролера Абдель Фаттаха Абу Гуды после его 13-лет­ней ссылки и признания им ошибок. Абу Гуда, являвшийся, од­ним из крупнейших исламских идеологов, в своем обращении к сирийскому президенту заявил, что хочет возвратиться на роди­ну как рядовой гражданин и поддерживает политику руковод­ства Сирии. Это обращение послужило определенным сигналом для активистов «братьев» к развитию контактов с сирийским ру­ководством и нормализации отношений с Дамаском. Абдель Фаттаху Абу Гуде, который с 1969 г. по 1975 г. возглавлял орга­низацию и имел широкие связи и авторитет среди зарубежных центров «братьев» в ходе ряда закрытых встреч с президентом Х.Асадом, последний поставил задачу убедить представителей за­рубежных филиалов «братьев» прекратить подрывную деятель­ность против режима и вернуться в страну в качестве законопос­лушных граждан. Одним из важных результатов деятельности Абу Гуды явилось распространенное в начале 1997 г. заявление иор­данского филиала организации («Фронт исламского действия», лидер Исхак Фархан) с осуждением взрывов в Дамаске, в кото­ром так же содержался призыв к членам организации начать ди­алог с сирийскими властями. В июне 1997 г. лидеры иорданских «братьев» вновь сделали заявление в поддержку политики си­рийского режима в связи с предпринятыми ими мерами по нала­живанию отношений с Ираком и высказались за возвращение «братьев» в САР на предложенных сирийским руководством ус­ловиях (отказ от политической деятельности, создания партии и собственного печатного органа, публичное покаяние за прошлую террористическую деятельность). Сирийское руководство стре­милось окончательно закрыть досье «братьев-мусульман» за ру­бежом, урегулировав отношения с ними, в рамках единого про­цесса по приобретению все большего числа союзников для решения внешнеполитических задач, укрепления стабильности и достижения общественного согласия в стране. Активную посред­ническую роль между Дамаском и «братьями» за рубежом вы­полнял также возвратившийся в САР Амин Якин, который обра­тился к обеим сторонами с призывом нормализовать свои взаи­моотношения. Удалось также наладить контакты с представите­лями «братьев» в Саудовской Аравии и их лидером Хасаном Ху-вейди, известным своей умеренной позицией в религиозных воп­росах. Однако после ухода в 1996 г. со своего поста Х.Хувейди и кончины в феврале 1997 г. Абу Гуды сирийский режим утерял важный канал воздействия на саудовских «братьев», к руковод­ству которыми пришли экстремистски настроенные элементы в лице Али Садруддина Аль-Байнуни, которые согласны были вернуться в Сирию при условии, что им будет разрешено зани­маться политической деятельностью. В сирийском руководстве полагали, что страна не находится в таком положении, когда можно было бы рисковать, разрешив деятельность исламских радикалов. Дамаск считал, что в случае каких-то осложнений или катаклизмов в стране «братья» могли бы вновь оказаться по другую сторону баррикад. В то же время, режиму при по­средничестве бывшего министра культуры САР Наджах Аттар удалось договориться с ее братом М.Аттаром, возглавлявшим зарубежный филиал «братьев» в ФРГ, об отказе от враждебных режиму политических акций внутри САР и за ее пределами. Определенные подвижки наметились и в переговорах с лиде­ром созданного в феврале 1990 г. в Париже проиракского На­ционального фронта спасения Сирии Аднаном Саадэддином. Серьезное внимание сирийское руководство уделяло работе по каналам внешних связей (МИД, ПАСВ, спецслужбы) с исламс­кими радикальными организациями в арабских странах, преж­де всего в Алжире и Судане, а также в Иране и Турции. В Реги­ональном Руководстве ПАСВ не существовало специального органа, который бы занимался исламской проблематикой. Воп­росы министерства вакуфов курировало экономическое бюро РР ПАСВ, на заседаниях которого вырабатывалась общая ли­ния в отношении ислама. Принятые установки реализовывлись в дальнейшем через обкомы и горкомы партии, Совет ми­нистров, профсоюзные комитеты.

Дата добавления: 2015-06-26