Эволюция отношения государства

и общества к культурному многообразию:

от «плавильного котла» — к «сепаратному плюрализму»

Статус различных общин в Израиле постоянно меняется, отра­жая идущий в стране в последние десятилетия процесс, который можно обозначить как переход от концепции «плавильного кот­ла» к ситуации фактического «сепаратного плюрализма».

В догосударственный период и в первые десятилетия суще­ствования Государства Израиль доминировала идея о том, что в стране идет процесс формирования новой нации, и идет он за счет слияния евреев, которые репатриируются из различных об­щин диаспоры. Было ясно, что еврейский национальный очаг и Государство Израиль строятся на основе концепции этнического национализма, то есть — это государство еврейского народа, госу­дарство всех евреев мира (пусть и не живущих в нем), государ­ство новой еврейской нации, освобожденной от тяжелого опыта двухтысячелетней жизни в странах рассеяния.

Понятно, что в этих условиях людям, которые приезжали из разных стран диаспоры, будучи носителями разных типов еврей­ских культур на разных языках, разного исторического опыта и различных взглядов на то, как должен выглядеть «еврейский на­циональный очаг», приходилось определять свое отношение к этой «новой израильской идее». Единственной группой населе­ния, которой никогда не приходилось задавать себе вопрос, что значит быть израильтянином, были российские евреи, которые приехали в Палестину/Эрец-Исраэль в конце XIX — начале XX в., чтобы строить там еврейский национальный очаг. При всей сво­ей ментальности жителей «черты оседлости», именно они и были истинными израильтянами, став создателями большинства об­щественных структур и культурных кодов, равно как и мест­ной версии «плавильного котла» еврейских диаспор на основе сионистской ивритской культуры.

Это ядро, к которому в период между двумя мировыми вой­нами примкнули представители четвертой, «польской» алии, выдвинуло из своей среды подавляющее большинство лидеров всех социал-демократических партий, стоявших во главе еврейс­кой общины Палестины/Эрец-Исраэль и Государства Израиль вплоть до второй половины 1970-х гг. К этой же группе урожен­цев Белоруссии и Польши, прибывших в Израиль в 1920-е гг., относятся и все четыре израильских премьер-министра от «пра­вого» лагеря: Менахем Бегин, Ицхак Шамир (его настоящая фа­милия — Язерницкий), (опосредованно) Беньямин Нетаньяху (настоящая фамилия его предков — Милейковские) и Ариэль Шарон (Шейнерман), родившиеся уже в Израиле в семьях роди­телей-репатриантов. Именно репатрианты второй — четвертой волн алии сформировали тот тип лидерских элит, которые в по­следствии возглавили политические, социальные и экономичес­кие институты Государства Израиль. Факт этот продолжал вли­ять на всю общественно-политическую систему Израиля даже тогда, когда новые волны алии существенно изменили субэтни­ческую структуру страны.

Эта же среда сформировала и господствующее видение «но­вого еврея», который должен был быть носителем новой изра­ильской культуры. Что это была за культура, в те времена не всем было понятно, но некоторые параметры вырисовывались. Она была построена на принципах восточноевропейского соци­ализма, секуляризма, отсутствия комплексов униженного и при­тесняемого еврея диаспоры («галута»), в том числе и таких, как владение «галутными» языками.

Хотя против «галутных» языков не велось открытой борьбы, пользование ими в повседневной жизни не поощрялось. Только против идиша шла настоящая культурная война, поскольку но­сителей его было много и в нем виделась угроза доминантному положению иврита. Иврит же был одним из фундаментальных компонентов строительства новой израильской культуры и изра­ильского общества. В этой войне иврит победил, нередко благо­даря использованию методов общественного и политического давления.

До 1960-х гг. ни власть «русско-польского» истеблишмента, ни его видение модели национального и государственного стро­ительства не встречало серьезной альтернативы. Хотя уже на первых же выборах в Собрание депутатов еврейской общины Па-лестины/Эрец-Исраэль в 1920 г. о себе заявила первая еврейс­кая субэтническая партия выходцев из Йемена, периферийность этого фактора была очевидной. Более серьезным вызовом стала алия выходцев из германоязычных стран, которые стали массово прибывать в Палестину/Эрец-Исраэль в 1930-е гг. после прихо­да нацистов к власти в Германии и в Австрии. Эти люди приеха­ли в страну, на которую смотрели с культурного высока. Они были носителями высокого уровня образования, современных профессий, и внесли решающий вклад в создание первых уни­верситетов, банковской и юридической системы, ряда учрежде­ний культуры и т.д. На выборах в Собрание депутатов четвертого созыва в 1944 г. выходцы из Германии были представлены соб­ственной партий «Алия хадаша» («Новый подъем»), однако в от­личие от движений йеменских и других «сефардских» евреев, программа партии «Алия хадаша» носила не столько общинный, сколько общенациональный характер. После провозглашения Государства Израиль немецкоязычные избиратели поддержи­вали центристские партии: движение Общих сионистов, Про­грессивную партию, Либеральную партию, однако их влияние в политической жизни страны было и оставалось сравнительно невелико. Таким образом, хотя выходцы из германоязычных стран и хотели предложить израильскому обществу некую сис­тему ценностей, альтернативную «русско-польской» модели со­циалистического сионизма, и даже достигли некоторых успехов на этом пути, они в конечном итоге приняли сложившиеся «пра­вила игры».

Другим вызовом идее «плавильного котла» в его ашкеназском секулярном социалистическом варианте стало появление так называемого «второго Израиля». Впервые этот феномен возник после второй мировой войны, когда в Палестину/Эрец-Исраэль добрались оставшиеся в живых евреи Европы. Эти люди, кото­рые чудом пережили Холокост, были во многом чужды тем гор­дящимся силой своего духа «новым евреям», которые боролись за (вос)создание еврейской государственности. Только многие годы спустя память о Катастрофе европейского еврейства постепенно была «внедрена» в массовое сознание израильтян, став неотъемлемой частью национального этоса. Массовая алия из арабских и мусульманских стран Ближнего Востока и Северной Африки, пик которой пришелся на 1948-1951 гг., еще более обо- стрила проблему отчуждения различных групп израильского об­щества друг от друга. Это была эмиграция в значительной степе­ни вынужденная, доля сионистов (а тем более, сионистов-соци­алистов) среди приезжавших была относительно небольшой. Впрочем, некоторые общины снимались с мест целиком, как, например, афганская или йеменская, которые видели в создании Государства Израиль реализацию древних мессианских проро-честв. Соответственно, отличие подобного, условно говоря «фун- даменталистского сионизма» от восточноевропейского сионизма второй — третьей волн алии нельзя было не заметить.

Эти иммигранты образовали ядро «второго Израиля», во многом противостоящего ашкеназскому истеблишменту. Они были носителями других культур, и представители элит молодого го­сударства считали для себя необходимым их интегрировать на основе «очищения» от того «наслоения» диаспоры, которое они с собой принесли, в том числе традиционализма — религиознос­ти и собственных культурных традиций. На них смотрели как на тех, кому нужно отказаться от своего наследия, чтобы стать «как все». В итоге восточные евреи, в массе своей расселенные в да­леких от центра страны так называемых «городах развития» ав­томатически стали частью отчужденных от власти социально сла­бых слоев общества.

Молодежь из семей репатриантов из стран Востока, воспи­тываясь в израильской системе образования, зачастую оказыва­лась в весьма сложном «промежуточном» положении: у нее уже не было того традиционного воспитания, что у их родителей, но лишь абсолютное их меньшинство смогло войти в социаль­но-культурный и экономический истеблишмент европеизиро­ванного «первого Израиля». Травма обиды на ашкеназский ис­теблишмент, упреки в дискриминации перешли по наследству к следующим поколениям, став причиной многих конфликтов. Многие годы спустя, в 1984 г., возникла политическая партия сефардов-традиционалистов ШАС, совмещавшая лозунги соци­ального популизма с призывом к превращению Израиль в теок­ратическое государство, власть в котором принадлежала бы Со­вету знатоков Торы (именно этот орган является высшей власт­ной инстанцией в самой партии ШАС). Эта партия усиливалась от выборов к выборам, став в Кнессете пятнадцатого созыва (он работал в 1999-2003 гг.) третьей по влиянию политической си­лой в стране и получив контроль над пятью министерствами. Важнейшим и успешным инструментом в борьбе, которую вела партия ШАС, была огромная социальная деятельность, прово­димая ею по всей стране (религиозные школы, детские сады, помощь в социальном обеспечении, уход за пожилыми и так далее). Несмотря на снижение парламентского представитель­ства ШАС в 2003 г. до 11 мандатов, партия и сегодня является одной из важнейших политических сил в среде выходцев из стран Востока.

Известный общественный деятель Зеэв Гейзель так объяс­няет феномен ШАС: «Партия, появившаяся как сугубо религи­озная, пережила расцвет, в основе которого — чувство обиды и приниженность израильтян сефардского происхождения. Но для того, чтобы продолжить этот расцвет (или хотя бы сохранить набранный уровень), необходимо, чтобы эти чувства принад­лежности к «обиженным и угнетенным» сохранились! И именно этим, то есть культивированием таких комплексов, и занимается партия ШАС, — утверждают ее критики. Защитники же ШАС возражают: нет, речь идет о естественном стремлении восточных евреев сохранить свою культуру, свою ментальность, свою систему ценностей — а не лечь на рельсы ашкеназской культурной магистрали».

«Русская» община, создание которой Израиле идет с начала! 1990-х гг., демонстрирует более сложную комбинацию секторальных интересов и попыток предложить израильскому обществу «более адекватные» модели его развития. Это во многом сближает «русских» израильтян с немецкой алией 1930-х гг. Возросший политический вес «русско-еврейской» общины Израиля стал ре­зультатом действия нескольких факторов.

1. Прибытие в Израиль очень большого числа репатриантов из СССР/СНГ (после 1973 г. из СССР/СНГ в Израиль репатри­ировалось около 1.1 миллиона человек, включая около 940 тысяч приехавших с 1989 по 2003 гг.), что позволило создать влиятель­ную в социально-политическом и экономическом отношении общину. В настоящий момент русскоязычная община составляет около 16% израильского электората, что соответствует примерно 19-20 мандатам в Кнессете.

2. Утверждение в общественном и политическом сознании израильтян идеи «поликультурализма» как естественной стадии развития общества совпало по времени с массовой иммиграцией из СССР/СНГ в начале 1990-х гг. и в немалой степени способ­ствовало легитимации идентичности и институтов русско-еврей­ской общины. Израильское общество и его культурный и поли­тический истеблишмент сравнительно спокойно отнеслись к появлению в стране «русской» иммигрантской субкультуры, фор­мирование которой шло с начала 1990-х гг. «Русская» субкульту­ра, разумеется не была гомогенной по происхождению и отнюдь не охватывала всего иммигрантского сообщества, существенная часть которого осталась вне ее рамок. Однако само наличие это­го феномена способствовало осознанию репатриантами своего общественного веса и их стремлению применить свой потенциал не только (и даже не столько) внутри «русской общины», но и предложить его обществу в целом.

3. Политика «прямой абсорбции» алии, во многом делавшая ставку на внутренние интеллектуальные, экономические и соци­альные ресурсы репатриантов. Закономерным результатом реали­зации этой политики стало возникновение широкой инфраструк­туры общинной взаимопомощи в сферах культуры, образования, профессиональной ориентации и социального обеспечения, а также «Русский» бизнес-сектор. Так, например, уже в 1997 гг. в сфере образования, культуры и социальной помощи официально дей­ствовали около трехсот организаций репатриантов из СССР/СНГ. В свою очередь, это не могло не способствовать «автономиза-Ции» политических взглядов и политического поведения русско­язычных израильтян, и соответственно, сыграло свою роль в организационно-политической институционализации местной рус­ско-еврейской общины.

4. Принятие второй редакции Основного закона о правитель­стве, позволявшей в 1996 и в 1999 гг. голосовать и за лидера общенациональной партии в ходе прямых выборов премьер-ми­нистра, и за ту или иную, например, «общинную» партию в ходе проходивших одновременно с этим выборов в Кнессет. Как и в случае с другими общинами, эта система заставляла любого по­литика, стремящегося стать премьер-министром, искать поддер­жки «русских» элит в обмен на фактическое признание за этими лидерами права на почти монопольное влияние в их общине.

Появление собственных политических движений на следую­щем этапе процесса становления русско-еврейской общины в Израиле для многих репатриантов выглядело естественным и логичным. Итогом стало создание партии «Исраэль ба-алия» (ИБА) в 1995 г., а затем и других общинно-ориентированных политических движений.

Постепенно израильское общество фактически отказалось от модели «плавильного котла», однако на смену ей не пришла по­всеместная готовность к этническому и социально-культурному плюрализму. На наш взгляд, до сих пор и государственная власть, и общество проявляют лишь готовность к половинчатым комп­ромиссам в этом вопросе, принимая временный культурный плюрализм как своего рода неизбежное зло, не воспринимая сосу­ществование культур как позитивную цель, служащую общественному интересу. Существующее положение во многом соответствует теоретической модели «сепаратного плюрализма»: каждая община сохраняет свою обособленность и свои специфические черты, не особенно стремясь к конструктивному диалогу с представителями других общин. При этом иерархия между культурами различных общин практически отсутствует: каждая из них признается легитимной, обладающей равными правами в рамках данного социального пространства. Хотя государство заинтересовано в сохранении некоего, достаточно широкого, «общего знаменателя», настаивая на том, что иммигранты должны пройти процесс аккультурации, пусть и не столь быстрый, как это

подразумевалось в предшествующие годы, лидеры этнических группировок, общественных объединений и политических партий, созданных на основе этнокультурной схожести своих членов, куда больше заинтересованы в сохранении этнического и культурно­го своеобразия руководимых ими общин, ибо в этом — гарантия их собственной востребованности в качестве общинных и поли­тических лидеров.

Отмена прямых выборов премьер-министра и возвращение к системе «чистого» парламентаризма пока не привела к «сворачи­ванию» секторальных, в том числе «русских», политических струк­тур. Арабские националистические, религиозные и иммигрантс­кие движения, несмотря на снижение их парламентского пред­ставительства после выборов в Кнессет шестнадцатого созыва (2003 г.), слишком укоренились за прошедшие годы, чтобы вновь полностью «уступить» «свои» общины общенациональным эли­там. Поэтому достаточно высокая степень этноконфессиональ-ной раздробленности, по всей видимости, и в обозримом буду­щем будет важным фактором израильской общественно-полити­ческой жизни.

ПАЛЕСТИНО-ИЗРАИЛЬСКИЙ КОНФЛИКТ: ПРОБЛЕМЫ ТРАНСФОРМАЦИИ

Дата добавления: 2015-06-26