Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 21 страница

- А теперь пей до дна, - сказала Фей. - Я слежу. Я, старуха, не желаю

пить одна, без тебя.

- Ты не старуха, мама.

- Без разговоров - пей. Пока не допьешь, я пить не стану.

И лишь когда фужер Кейт опустел. Фей залпом выпила свой.

- Хорошо-то как, - сказала Фей. - Налей еще. И не отставай, дочурка,

опрокидывай. Два-три бокала - и горести уйдут.

Все нутро в Кейт кричало: "Не пей!" Она помнила, чем уже кончилось

однажды, и ей было страшно.

- Ну-ка, до дна, доченька - вот так. Хорошо ведь? Наливай, наливай!

И после второго бокала Кейт сразу же преобразилась. Страх улетучился,

все стало трын-трава. Вот этого она и опасалась, но теперь уже было поздно.

Вино смыло все так тщательно устроенные ею защитные прикрытия, обманы и

уловки - все стало нипочем. Прощай притворство и самоконтроль. В голосе

зазвучал холод, рот обратился в узкую щелку. Сощурились и широко

расставленные глаза и стали впиваться в Фей колюче-насмешливо.

- А теперь пей ты, мама, а я буду смотреть, - сказала она. - Будь

м-милочкой. Спорим, два подряд не выпьешь.

- Не спорь, Кейт. Проспоришь. Я могу выпить шесть подряд.

- Ну-ка, поглядим.

- А если выпью, то и ты выпьешь?

- Конечно.

Состязанье началось, и на столе образовалась лужица пролитого вина, а в

бутылке стало быстро убавляться.

- Когда я девушкой была...- сказала Фей, хохотнув.- Но рассказать, ты и

не поверишь.

- А я такое могу рассказать, что никто не поверит, сказала Кейт.

- Ты? Глупенькая. Ты еще дитя.

- Такого дитяти ты в жизни не видала, - засмеялась Кейт.- Хорошо дитя -

ага, дитя!- захохотала она тонко и визгливо.

Этот звук сквозь винные пары пробился к мозгу Фей. Она с трудом

сосредоточила взгляд на Кейт.

- Какой странный у тебя вид, - сказала Фей. - Это от лампы, наверно. Ты

словно бы совсем другая.

- Да, я другая.

- Зови же меня мамой, милая.

- Мама - милая.

- Кейт, мы так славно будем жить.

- Еще бы. Ты даже и не знаешь. Не представляешь.

- Я всегда хотела поехать в Европу. Поплывем туда на корабле, нашьем

там платьев - красивых, парижских.

- Может, и поедем, но не сейчас.

- А почему, Кейт? У меня много денег.

- Нам надо куда больше наработать.

- Давай сейчас поедем, - принялась упрашивать Фей. - Продадим

заведение. Дело идет бойко - мы тысяч десять за него получим.

- Нет,

- То есть как нет? Это мой дом. Хочу и продам.

- А забыла, что я твоя дочка?

- Мне твой тон не нравится. Что с тобой, Кейт? Еще вино есть?

- Есть немного. Гляди, вон оно в бутылке. Дуй из горла. Вот так, мама,

проливай на грудку. Под корсет, мамаша, на жирный животик.

- Кейт, что за грубости!- ахнула Фей. - Нам же так славно было. Зачем

ты все портишь!

- Дай сюда! - Кейт вырвала у нее из рук бутылку. Запрокинув голову,

выпила до дна, уронила бутылку на пол. Лицо у Кейт теперь хищное, глаза

поблескивают. Маленький рот приоткрыт, и видны острые зубки, длинные хищные

клычки.

- Мама, милая мама, - с тихим смешком сказала Кейт.- Я покажу тебе, как

надо вести бордель. Мы прижмем это вахлачье, что приходит к нам сюда

опорожняться за доллар. Мы им дадим удовольствие, мама милая.

- Кейт, ты пьяна, - сказала Фей резко. - Не понимаю, что ты мелешь.

- Не понимаешь, мама милая? Хочешь, чтобы растолковала?

- Я хочу, чтоб ты была славная. Такая, как раньше.

- Теперь поздно. Я не хотела пить вино. Но ты меня заставила, жирная ты

гусеница. Я же твоя дорогая дочурка - ты забыла? А я помню, как ты

удивилась, что у меня постоянные клиенты. И думаешь, я так и брошу их?

Думаешь, они несчастный доллар платят мне мелкими монетками? Нет, они десять

долларов платят, и цена все растет. А к другой пойти они уже не могут.

Никакая другая их теперь не удовлетворит.

Фей заплакала по-детски.

- Не говори так, Кейт. Ты не такая. Ты совсем не такая.

- Милая мама, жирненькая мама, стяни-ка подштанники с любого моего

постоянного клиента. Погляди на синяки от каблучков в паху - полюбуйся. И на

царапинки-порезы, что кровоточат себе тихонько. У меня в футляре такой

миленький набор бритв - острых-преострых.

Фей было привстала со своего кресла, но Кейт толчком усадила ее снова.

- И знаешь, милая мама, весь дом этим займется. Двадцать долларов будет

цена, и подонки эти будут ванну у нас после принимать. Мы шелковыми белыми

платочками будем им кровь утирать, мама милая, кровь от узластых плеточек.

Фей хрипло закричала в своем кресле. Кейт быстро зажала ей рот жесткой

рукой.

- Не шуми. Будь милочкой. Мажь дочкину руку соплями, но не шуми.

Отняла руку - крик не возобновился; вытерла пальцы о подол платья Фей.

- Уходи из моего дома, - прошептала Фей. - Уходи. У меня хороший дом,

без гадостей. Уходи.

- Не могу, мама. Не могу покинуть тебя, бедненькую.- В голосе Кейт

ощутился ледок.- Тошно мне от тебя. Тошно.

Взяв фужер со стола, она пошла к комоду, достала настойку опия, налила

полфужера.

- Вот, мама, пей. Тебе станет легче.

- Не хочу.

- Будь милочкой. Выпей. - И она ласково влила настойку в рот Фей. - Ну,

еще глоток - только один.

Невнятно побормотав, Фей обмякла в кресле и уснула, густо захрапела.

А на Кейт нашел ужас, заполнил закоулки ее мозга и породил панику. Она

вспомнила, чем кончилось в тот раз, с Эдвардсом, и ее затошнило от страха.

Она сцепила, сжала руки; паника росла. Кейт зажгла свечу от лампы, сквозь

мрак коридора неверной походкой направилась на кухню. Насыпала в стакан

сухой горчицы, подлила туда воды и, размешав, выпила. Горло, пищевод,

желудок обожгло; она держалась за края раковины. Ее бурно вырвало. От

мучительных рвотных потуг колотилось сердце, она ослабла, но все-таки

победила вино, рассудок прояснился.

Кейт повторила в памяти весь ход вечера, - как зверек, принюхиваясь к

эпизоду за эпизодом. Умыла лицо, вымыла раковину, поставила горчицу на

полку. Потом вернулась в спальню Фей.

Светало, Фримонт-Пик чернел на фоне зари. Фей попрежнему храпела в

кресле. Кейт вгляделась в нее, раскрыла постель Фей. С трудом, с натугою

приподняла, перетащила туда эту безжизненно-вялую тяжесть. Раздела Фей,

обмыла ей лицо, убрала платье. Становилось все светлей. Кейт сидела у

кровати, глядя на спокойное теперь лицо. Рот у Фей был открыт, она шумно

дышала.

Вот Фей дернулась, пробурчала что-то сухими губами и со вздохом

захрапела снова.

В глазах у Кейт блеснула мысль. Выдвинув ящик комода, она порылась в

домовой аптечке. Настойка опия, "Болеутолитель", микстура Пинкем,

укрепляющий раствор железа, мазь Холла, горькая соль, касторка, нашатырный

спирт... Взяла бутылочку с нашатырем, подошла к постели, намочила носовой

платок и, отклонись подальше, приложила платок ко рту и носу Фей.

Удушающе-резкий запах спер дыхание Фей - и, хрипя, и барахтаясь. Фей

вырвалась из черной паутины забытья. Широко раскрыла глаза - в них был ужас.

- Успокойся, мама, - сказала Кейт.- Успокойся. Это был дурной сон. Тебе

приснилось.

- Да, приснилось.- И опять она откинулась, уснула, но - после

нашатырной встряски - уже беспокойней, не так глубоко. Кейт поставила

бутылочку в комод. Убрала на столе, вытерла винную лужицу, отнесла посуду на

кухню.

В доме было сумрачно, рассвет вползал под спущенные шторы. Повар

возился, одеваясь, в своей комнатке-пристройке за кухней, стучал тяжелыми

башмаками.

Бесшумно двигаясь, Кейт выпила два стакана воды и, наполнив стакан

снова, принесла его в спальню. Затворила дверь. Подойдя к Фей, подняла ей

правое веко; глаз глянул ухарски-скошенно, но был на месте, не ушел под лоб.

Кейт действовала не спеша и аккуратно. Взяла платок, понюхала. Нашатырь

частично улетучился, но дух был еще резок. Тихонько накинула спящей на лицо,

и, когда та судорожно заворочалась, почти проснулась, Кейт сняла платок,

возвращая ее в сон. Проделав так три раза, убрала платок и с комода, с

мраморного верха принесла костяной вязальный крючок, Откинув покрывало, она

прижала крючок тупым концом к рыхлой груди Фей, налегая все сильнее, пока

спящая не застонала, дернувшись. Затем Кейт перебрала таким же образом

другие чувствительные места: подмышки, пах, ухо, клитор, убирая крючок как

раз вовремя, чтобы Фей не проснулась полностью.

А та почти уже пробудилась. Постанывала, сопела, металась на постели.

Кейт погладила ей лоб, своими гладкими пальцами провела по руке до подмышки,

заговорила тихо:

- Родненькая. Тебе снится дурной сон. Очнись от этого кошмара, мама.

Фей задышала ровней. Глубоко вздохнула, повернулась на бок и,

успокоенно помыкивая, погрузилась в сон.

Кейт поднялась с постели, и в голову ей волной ударила слабость.

Поборов головокружение, она подошла к дверям, прислушалась, выскользнула в

коридор, осторожно прошла к себе в комнату. Быстро разделась, накинула

рубашку, халатик, обула туфли-шлепанцы. Расплела косу и, причесав, убрала

волосы под ночной чепец, обтерла лицо туалетной водой. Тихонько вернулась в

спальню к Фей.

Та все еще спала спокойно на боку. Кейт отворила дверь настежь. Поднеся

стакан с водой к постели, влила холодную воду Фей в ухо.

Фей истошно закричала. Испуганно выглянув из своей комнаты, Этель

увидела, что в коридоре, у дверей в спальню Фей стоит Кейт в халатике и

шлепанцах, а позади нее - повар и удерживает рукой, не пускает в спальню.

- Не входите туда, мисс Кейт. Кто знает, что там сейчас творится.

- Вздор, я должна прийти Фей на помощь. Кейт ворвалась в спальню,

подбежала к постели. Фей глядела диким взглядом, плакала, стонала.

- Что с тобой? Что с тобой, родная?

Повар стоял посреди спальни, в дверях - три заспанные девушки.

- Скажи же, что с тобой? - воскликнула Кейт. - О милая, сны, страшные

сны. Я не могу их вынести.

Кейт повернулась к девушкам.

- Ей приснился кошмар - она сейчас успокоится. Идите досыпайте. Я

побуду с ней. Алекс, принеси чаю.

Кейт хлопотала без устали. Девушки и удивлялись, и восхищались ею. Она

прикладывала влажные холодные полотенца к больной голове Фей, поила ее чаем,

обняв за плечи. Ухаживала, нянчилась, как с маленькой, но из глаз Фей не

уходил ужас. В десять утра Алекс принес банку пива, молча поставил на

конторку. Кейт поднесла стакан к губам Фей.

- Выпей, родненькая. Легче станет.

- Ни за что, никогда больше не буду пить.

- Вздор. Выпей как лекарство. Ну вот, умница. А теперь приляг и усни.

- Я боюсь спать.

- Такие страшные сны тебе снились?

- Ужасные, мерзкие!

- Расскажи мне, мама. Может, станет легче?

Фей испуганно отстранилась.

- Ни за что, никому не расскажу эти сны. Как могли они мне присниться?

Мне такие не снятся!

- Бедная мамочка! Как я люблю тебя, - сказала Кейт.- Поспи. Я буду

отгонять кошмары.

И постепенно, незаметно Фей забылась сном. Кейт сидела у постели,

глядела изучающе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В делах опасных и деликатных конечному успеху очень мешает

торопливость. Как часто людей подводит спешка. Кто хочет свершить как

следует трудное и тонкое предприятие, тот должен сперва подвергнуть

рассмотрению конечную цель, а затем, приняв эту цель как желанную, полностью

забыть о ней и сосредоточиться единственно на средствах. При таком подходе

ни спешка, ни волнение, ни страх не толкнут человека на неверное действие.

Но очень мало кто усваивает эту истину.

А Кейт либо усвоила, либо же родилась с этим знанием, и потому-то ей

всегда сопутствовал успех. Кейт никогда не торопилась. Если возникало

препятствие, Кейт терпеливо ждала, пока оно исчезнет. В промежутках

бездействия она была способна давать себе полнейший отдых. А также была

мастером той победоносной борцовской техники, что состоит в умении дать

противнику выложиться и обессилеть, в умении направить силу противника к его

же поражению.

Кейт не спешила. Она быстро определила, выверила цель и перестала о ней

думать. А начала методически действовать. Построив план какого-либо

действия, она мысленно проверяла свое построение и, если оно оказывалось

хоть сколько-нибудь шатким, тут же рушила его и намечала новое. Этими

наметками она занималась лишь когда была наедине с собой - скажем, глубокой

ночью, - чтобы никто не заметил в ней перемену поведения, необычную

сосредоточенность. В ее построения входили люди, предметы, знания, время.

Люди и время в ее распоряжении были, предметы и знания она добывала, по пути

сцепляя и пуская в ход неприметные пружинки, маятники - пусть себе набирают

силу и размах.

Началось с того, что повар разболтал о завещании. А кто же, если не

повар? Он, во всяком случае, и сам поверил, что разболтал. Кейт услышала об

этом от Этель и, придя на кухню, подступила к повару. Тот месил хлеб

волосатые ручищи по локоть в муке, пальцы обесцвечены закваской.

- Ну разве хорошо ты сделал - рассказал, что был свидетелем? - укорила

она мягко. - Зачем же огорчать мисс Фей?

- Но я не... - захлопал глазами повар.

- Что "не" - не рассказал или не думал, что огорчишь мисс Фей?

- По-моему, я не...

- Не рассказывал? Знали только мы трое. Выходит, разболтала я? Или мисс

Фей, по-твоему?

По глазам она увидела, что повар сбит с толку и сам не знает, а вдруг и

в самом деле сболтнул ненароком. Еще минута - и он поверит, что виноват...

Потом три любопытные девушки пришли спросить у Кейт о завещании, -

явились втроем, чтобы увереннее себя чувствовать.

- Вряд ли Фей хочет, чтобы я об этом говорила, ответила им Кейт.- Алекс

напрасно выболтал. Девушки несколько сникли, а Кейт продолжала; - А вы у Фей

спросите.

- Нет, нет, нам неловко!

- А за спиной у нее выспрашивать вам ловко? Идемте сейчас к ней, войдем

вместе и спросите ее.

- Нет, Кейт, как можно!

- Мне ведь придется сказать ей, что вы расспрашивали. По-моему, лучше

уж при вас. Ей будет приятней, если вы спросите напрямик, а не будете

выведывать за спиной.

- Да мы...

- Мне было бы приятней. Я люблю людей прямых. И, не давая девушкам

отступить, подталкивая, напирая полегоньку, привела их в комнату Фей.

- Они меня спрашивают - ты знаешь, о чем, - сказала Кейт.- Алекс

признался, что выболтал секрет.

- Разве это такой уж секрет, душенька?- сказала Фей слегка недоуменно.

- Я рада, если так. Но не могла же я никому сказать, пока ты сама

молчала.

- А по-твоему, Кейт, говорить об этом не стоит?

- Нет, почему же. Я рада, но просто мне казалось, что раз ты молчишь,

то и мне надо, иначе нарушу доверие.

- Какая ты милая, Кейт. А вреда я тут не вижу. Понимаете, девушки, я на

свете одна, и Кейт мне теперь будет дочерью. Она так обо мне заботится.

Принеси шкатулку, Кейт.

И каждая из трех любопытных подержала в руках завещание, внимательно

его прочла. Написано оно было так просто, что они смогли дословно повторить

его всем другим девушкам.

И девушки стали посматривать, какая в Кейт произойдет перемена, не

начнет ли она их тиранить; но Кейт сделалась только еще ласковее.

Спустя неделю Кейт приболела, но продолжала вести дом, и никто бы не

узнал о болезни, если бы не наткнулись однажды на Кейт - застыла, стоит в

коридоре с лицом, перекошенным от боли. Кейт стала просить девушек, чтобы не

говорили Фей, но те и слушать не захотели, и сама Фей, уложив ее в постель,

вызвала доктора Уайльда.

Человек он был славный и врач неплохой. Поглядел на язык, проверил

пульс, задал несколько вопросов интимного свойства, потеребил себе пальцем

нижнюю губу.

- Вот здесь?- спросил, слегка подавив Кейт поясницу. - Нет? А здесь?

Болит? Так. Ну, думаю, у вас просто почки подзасорились.

Он оставил желтые, зеленые и красные таблетки, велев принимать в этом

порядке. Таблетки помогли. Случился, правда, у Кейт легкий возврат болей.

- Схожу к доктору, - сказала она Фей.

- Я его сюда вызову.

- Чтобы опять принес пилюли? Чепуха. Утром схожу.

Доктор Уайльд был человек хороший и честный. О врачевании он говорил,

что уверен только в одном - что чесотку можно излечить серой. Но относился к

своему делу серьезно. Подобно многим провинциальным докторам, он был для

горожан одновременно врачом, священником и психиатром. Ему ведомы были почти

все тайны, слабости и сильные черты салинасцев. Легко относиться к смертям

он так и не научился. Смерть пациента наполняла его ощущением краха и

собственного беспросветного невежества. Он не отличался профессиональной

смелостью и к хирургии прибегал как к последнему и грозному средству. В крае

появились уже аптеки в помощь врачам, но доктор Уайльд был один из тех

немногих, кто держал еще запас медикаментов и сам приготовлял лекарства,

которые прописывал больному. От многолетних перегрузок и недосыпа он стал

слегка забывчив и рассеян.

В среду утром, в половине девятого, Кейт подошла к зданию Монтерейского

окружного банка на Главной улице и, поднявшись наверх, нашла в глубине

коридора дверь, на которой значилось: "Др. Уайльд. Часы приема от 11 до 2".

В половине десятого доктор Уайльд поставил свою коляску в платную

конюшню, устало взял с сиденья черный чемоданчик. Он ездил в Алисаль,

присутствовал при агонии и смерти престарелой госпожи Джерман. Она была не

способна расстаться с жизнью без напрасного и неприглядного цеплянья. Даже

сейчас доктор Уайльд не вполне был уверен, что жизнь уже совершенно

вырвалась из ее сухого, жилистого, жесткого тела. Ей было девяносто семь, и

умирать она никак не собиралась. Она поправляла пастора, напутствовавшего

ее, - не так, мол, причащает. И сейчас доктор Уайльд был угнетен загадкой

смерти. Она часто ставила его в тупик. Вот вчера Аллен Дей -

тридцатисемилетний, рослый, дюжий, как бык, хозяин четырехсот акров и глава

большой семьи, - пустяково простудившись и трое суток пролежав в жару,

кротко, без борьбы сдал жизнь воспалению легких. Загадка, да и только. Глаза

у доктора Уайльда слипались. Надо будет обтереться губкой и глотнуть виски,

пока не явились в кабинет первые страждущие.

Он поднялся по лестнице, вставил истертый ключ в дверной замок. Ключ не

поворачивался. Доктор опустил свой чемоданчик на пол, нажал сильнее.

Никакого толку. Уайльд схватил круглую дверную ручку, потянул, дергая

ключом. Дверь отворилась. Перед ним стояла Кейт.

- А, доброе утро. Замок заело. Вы-то как вошли?

- Было незаперто. Я пришла рано и решила подождать в приемной.

- Незаперто? - Он повернул ключ в обратную сторону - действительно,

язычок замка легко скользнул наружу.

- Старею, как видно, - сказал доктор.- Рассеянность одолевает, -

вздохнул он.- Собственно, незачем и запирать. Этот замок можно открыть

куском проволоки. Да и что там воровать?.. Прием у меня с одиннадцати, -

сказал он, видимо, не узнавая Кейт.

- У меня ваши таблетки кончились, а прийти позже я не могу.

- Таблетки? Ах, да. Вы у Фей служите?

- Да у Фей.

- Чувствуете себя лучше?

- Да, таблетки помогают.

- Не вредят, во всяком случае, - сказал он.- Я и аптечную дверь не

запер?

- Какую аптечную?

- Вон ту. Там моя аптека.

- Да вроде она не заперта.

- Старею. Как Фей поживает?

- Меня беспокоит ее здоровье. Не так давно она очень расхворалась. Рези

в животе, даже бредила немного.

- У нее уже бывали эти рези, - сказал доктор Уайльд.- При таком образе

жизни, принимая пищу когда придется, здоровья не убережешь. И я вот свое

уберечь не могу. Мы все сваливаем на желудок. А причина в том, что переедаем

и не спим по ночам. Да, так вам таблетки. Цвет какой, не помните?

- Было три сорта - желтые, красные, зеленые.

- Да, да. Вспомнил.

Он отсыпал таблеток в круглую картонную коробочку; Кейт стояла на

пороге аптечной комнаты.

- Сколько здесь лекарств!

- Да, и чем старее я становлюсь, тем меньше их прописываю, - сказал

доктор Уайльд.- Некоторые так и стоят все эти годы. Обзавелся ими, когда

начинал практиковать. Обычный ассортимент начинающего. Экспериментировать

хотел - алхимиком стать этаким.

- Кем?

- А, неважно. Вот, возьмите. А Фей передайте, пусть высыпается и овощи

ест. Я сегодня всю ночь не спал. Я уж вас не провожаю.

Нетвердой походкой он ушел в кабинет. Посмотрев ему вслед, Кейт быстрым

взглядом окинула ряды бутылок и коробок. Закрыла аптечную дверь, огляделась

в приемной. На полке одна книга выдалась вперед. Толчком Кейт выровняла

книжный ряд. Взяла с кожаного дивана свою большую сумочку и ушла.

У себя в спальне Кейт вынула из сумки пять бутылочек, исписанную

бумажку. Вложила это все в чулок, свернула и, спрятав в резиновый ботик,

поставила его в глубь стенного шкафа, рядом с другим ботиком.

Дом Фей стал постепенно меняться. Раньше были девушки неряшливы,

обидчивы. Только укажи им, что надо опрятнее держать себя и комнату, - и

готова страшная обида, и весь дом дышал бы недовольством. Но Кейт повела

дело иначе.

Как-то вечером, за ужином она сказала, что заглянула к Этель и там так

чистенько и хорошо, что просто нельзя было не купить Этель подарок. Тут же

за столом Этель развернула сверток; внутри оказался большой флакон

одеколона, - надолго хватит. "Хорошо, что Кейт не заметила грязное белье под

кроватью", - подумала обрадованная Этель. И сразу после ужина убрала белье,

смела паутину из углов, помыла пол.

Вскоре потом Кейт объявила, что сегодня Грейс особенно красива, и, сняв

с себя брошь в виде бабочки с фальшивым брильянтом, подарила ей. Пришлось

Грейс побежать к себе наверх и надеть чистую блузку ради такой броши.

Повар Алекс, которого обычно ругательски ругали за стряпню, впервые

услыхал, что никто не печет таких вкусных печений, как он, и что кулинарному

искусству обучиться нельзя, надо родиться с талантом, чутьем, как у него.

Слепой тапер услышал, что его все любят. И его заезженно-тупая игра

заметно улучшилась.

- Начинаешь вспоминать, и странное звучит из прошлого, - как-то сказал

он Кейт.

- Что именно? - спросила она.

- Да вот хотя бы. - И сыграл ей.

- Прелестно, - сказала она. - Что это?

- Не помню. Кажется, Шопен. Эх, если б я мог видеть ноты!

Он рассказал ей печальную историю о том, как лишился зрения, а никому

прежде не рассказывал. И в тот субботний вечер, убрав цепку со струн, он

сыграл вещь, которую вспомнил и подрепетировал утром, - "лунное" что-то,

кажется, Бетховена.

- И в самом деле лунное, - сказала Этель.- А слова знаешь?

- Оно без слов, - сказал Слепенький. - А надо бы слова. Мотив красивый,

- сказал Оскар Трип, субботний гость из Гонзалеса.

А в один из вечеров Кейт вручила каждой девушке подарок - ведь во всем

округе нет лучше, чище и милее дома, чем у Фей, и кого же благодарить за

это, как не девушек! А такую приправу к рагу вы где-нибудь еще пробовали?

Алекс ушел в кухню, украдкой вытер глаза тыльной стороной руки. Ух,

какой он им приготовит пудинг с черносливом - пальчики оближут!

Джорджия стала вставать не позже десяти утра и брать у Слепенького

уроки игры на рояле, и ногти у нее теперь были чистые, ухоженные.

- А я уж совсем было решила бросить ремесло и выйти замуж.

Представляешь? - сказала Грейс, возвращаясь после утренней воскресной мессы.

- У нас и правда стало славно, - ответила Трикси. Девушки из дома

Дженни, когда приходили к Фей на именинный торт, глазам своим не поверили.

Теперь у них только об этом и говорят. Дженни очень рассердилась.

- А утром сегодня видела цифру на доске?

- Конечно, - восемьдесят семь за одну неделю. И ведь не праздники

сейчас! Ну-ка, пусть Дженни или Негра с нами потягаются!

- Какие там праздники! Сейчас великий пост! У Дженни небось ни клиента.

После той болезни и кошмаров Фей была тиха, подавленна. Кейт

чувствовала на себе наблюдающие взгляды Фей, но тут уж ничего не поделаешь.

А что свернутый трубкой документ по-прежнему в шкатулке, Кейт

удостоверилась, и девушки все его видели или слышали о нем.

Как-то днем Кейт постучалась к Фей, вошла; Фей подняла глаза от

пасьянса.

- Как себя чувствуешь, мамочка?

- Прекрасно, чудесно. - Убрать из глаз настороженность Фей не смогла,

не настолько она была ловка. - Знаешь, Кейт, мне хочется в Европу.

- Вот и чудесно. Эту поездку ты заслужила и можешь себе позволить.

- Я не хочу одна ехать. Хочу, чтобы и ты поехала со мной.

- Я? Ты хочешь взять меня? - Кейт взглянула удивленно.

- А как же. Конечно.

- Ах, милая мамочка! Когда же мы поедем?

- А ты хочешь?

- Я всегда мечтала. Когда же мы поедем? Давай не будем откладывать.

Из взгляда Фей ушло недоверие, лицо разгладилось.

- Может быть, будущим летом, - сказала она. - Будем готовить поездку на

лето. Кейт!

- Да, мама?

- Ты... ты больше не обслуживаешь клиентов?

- Да зачем же? Ты ведь так обо мне позаботилась.

Фей не спеша собрала карты в колоду, обровняла, убрала в ящик столика.

Кейт пододвинула стул, села, сказала:

- Хочу с тобой посоветоваться.

- О чем?

- Я стараюсь помочь по хозяйству, ты знаешь.

- Я без тебя как без рук, душенька.

- Больше всего мы тратим на питание, особенно зимой.

- Верно.

- Ну так вот: сейчас фрукты и всякие овощи можно купить за гроши. А

зимой, сама знаешь, сколько приходится платить за консервированные персики и

молодую стручковую фасоль.

- Неужели ты хочешь заняться консервированием?

- А почему бы нам не заняться?

- И Алекс согласен возиться?

- Хочешь верь, мама, хочешь не верь, но Алекс сам предложил. Спроси

его.

- Не может быть!

- Клянусь тебе, сам предложил.

- Чудеса, черт меня дери... Ах, прости, душенька. Сорвалось с языка...

И кухня обратилась в консервный завод; все девушки помогали. Алекс и

вправду поверил, что это его идея. Ведь он получил за нее серебряные часы с

выгравированной дарственной надписью, когда управились со всеми банками.

Обычно Фей и Кейт ужинали за общим длинным столом, но по воскресеньям,

когда Алекс не готовил и девушки обходились многослойными бутербродами, Кейт

сервировала ужин для двоих в комнате у Фей. Это были приятные, по-дамски

элегантные ужины. Всегда был какой-нибудь деликатес - гусиная печенка,

особенный салат, пирожные из булочной Ланга, что на Главной улице. И на

столе у Фей постлана была не белая клеенка, как в столовой, а камчатная

белая скатерть, и салфетки были не бумажные, а льняные. Кейт сервировала

стол по-праздничному, со свечами и - что редкость для Салинаса - с цветами в

вазе. Кейт умела составлять прелестные букеты из полевых цветов, которые

сама и собирала.

- Что за умница, - восторгалась Фей. - Все она умеет, из ничего сделает

чудо. Мы с ней в Европу поедем. Вы и не знаете, а она и по-французски

говорит. Честное слово. Вот на досуге попросите ее сказать что-нибудь по

французски. Она и меня учит. Знаете, как по-французски хлеб?

Фей наслаждалась предвкушением поездки. Она оживленно готовилась,

планировала - и все благодаря Кейт.

В субботу четырнадцатого октября над Салинасом пролетели первые дикие

утки. Фей видела в окно - летели на юг большим клином. Как всегда перед

ужином заглянула Кейт.

- Летят утки, - сказала Фей. - Зима уж на подходе. Сказать Алексу -

пусть печи приготовит.

- Подать тебе твое укрепляющее, мамочка?

- Да. Ты меня совсем разбаловала своими заботами.

Дата добавления: 2015-06-26