Мелани Кляйн 2 страница

Второе измерение связано с преобразованием осознания в самосозна­ние. Если пациент осознает свои желания, то он начинает видеть, каким образом он может сделать что-то относительно их. Он становится вовле­чен во взаимоотношения удовольствия, любви, доверия, красоты. В этом измерении воля становится не отрицанием желания, а его составляющей частью на более высоком уровне сознания.

Третье измерение соотносится с решением и ответственностью, являю­щимися отличительными формами сознания человека, движущегося к самореализации, интеграции и зрелости, что предполагает соединение любви и воли, слияние воли и любви в то состояние, которое экзистен­циалисты называют заботой.

Забота противоположна апатии и является психологической сторо­ной Эроса. Она включает в себя, используя выражение М.Хайдеггера, феномен Самости, т.е. становится возвращением человека к своей сущ­ности. Она онтологична, поскольку конституирует человека как челове­ка. Для Р. Мэя забота является также особым типом интенциональности в психотерапии, связанным с интенцией желать кому-то выздороветь. В этом смысле забота становится источником как любви, так и воли.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

Цель экзистенциальной психотерапии - достижение смысла бытия, выявле­ние отношения пациента к своему Я и своему миру, переживание собственного существования, что является предпосылкой для работы над теми или иными проблемами. Принятие аналитиком пациента дает последнему свободу для переживания собственного существования. Но решающим для паци­ента оказывается вопрос, что он будет делать с фактом самопринятия после того, как он осознает происходящее и примет на себя ответствен­ность за свое собственное существование.

В более конкретизированной форме психоанализ и другие формы пси­хотерапии не являются техническими авторитетами, способными при­нять на себя всю тяжесть человеческой любви. С точки зрения Р.Мэя, в действительности психотерапия, особенно экзистенциальная, может лишь помочь человеку устранить препятствия на пути к любви. Она не может любить за него и не претендует на это. Напротив, психотерапия способна нанести человеку вред, если притупит его осознанность относительно любви и уменьшит его ответственность в этом вопросе.

В целом экзистенциальный анализ ориентирован на глубинное пони­мание человеческого существования, что предполагает, по мнению Р. Мэя, опору на следующие положения.

Во-первых, экзистенциальные аналитики используют разнообразные терапевтические техники, а экзистенциальную терапию отличает чувство реальности и конкретности.

Во-вторых, психотерапия основывается на признании того, что психо­логический динамизм всегда приобретает свое значение из экзистенци­альной ситуации жизни пациента, т. е. каждый динамизм имеет онтологи­ческий базис, а каждый тип поведения рассматривается с точки зрения экзистенции пациента как человеческого существа.

В-третьих, отношение пациента и аналитика воспринимается как настоящее и, следовательно, речь идет о реальности присутствия ана­литика в процессе терапии, когда он способен относиться к пациенту как к одной экзистенции, общающейся с другой экзистенцией. Акцент на реальности присутствия не отменяет выявленного 3. Фрейдом фено­мена переноса. Однако в экзистенциальной терапии перенос помещает­ся в новый контекст ситуации, происходящей в реальности отношений между аналитиком и пациентом. В этом смысле реальность бытия анали­тика в общении с пациентом имеет вполне определенную цель, а именно помочь последнему произвести на свет что-то находящееся внутри его, или, другими словами, аналитик — это то, что Сократ называл «повиваль­ной бабкой».

В-четвертых, в процессе терапии могут быть выявлены те виды поведе­ния, которые разрушают присутствие, и поэтому аналитику необходимо

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ Р. МЭЯ

осознать, что именно блокирует его полное присутствие, но он не дол­жен использовать терапевтическую технику для блокирования его. В этом отношении положение аналитика похоже на положение художника, кото­рый изучил технику живописи, но знает, что если в процессе рисования он будет слишком много занят мыслями о ней, то в тот же момент он поте­ряет свое видение.

В-пятых, целью терапии является переживание пациентом своего существования как реального, ее задача — высветить это существование для того, чтобы пациент мог осознать свои возможности и научиться дей­ствовать на их основе. Стало быть, терапия ориентирована не на излече­ние невротических симптомов, а на оказание помощи человеку в испы­тании его существования, где освобождение от симптомов оказывается сопутствующим результатом этого процесса.

В-шестых, экзистенциальные аналитики признают важность обязатель­ства и исходят из того, что решение предшествует знанию. Предшествую­щие виды терапии основывались на том, что чем больше пациент узна­ет о себе, тем более правильные решения он будет принимать. В отличие от подобной точки зрения, экзистенциальные аналитики считают, что хотя отчасти это и так, тем не менее «пациент не может позволить себе инсайт или знание о себе, пока не будет готов решить, не займет решитель­ную позицию в жизни, не примет предварительных решений» [59, с. 196]. Причем под решением понимается не какой-то поступок, а решитель­ное отношение к существованию, установка обязательства. Стало быть, экзистенциальный анализ нацелен на оказание помощи пациенту в разви­тии его ориентации на обязательство как осознанную установку по отно­шению к своему бытию.

Акцент на феноменологических и экзистенциальных аспектах челове­ка вовсе не означал презрительного отношения к изучению и использо­ванию диагностики, клинической динамики и соответствующих техник в процессе психотерапии, как это, возможно, может показаться на пер­вый взгляд. В действительности Р.Мэй исходил из того, что диагности­ческие концепции и техники находятся на разных уровнях понимания того, что происходит при непосредственной встрече психоаналитика и пациента в психотерапии. Одно не должно поглощать другое. Аналити­ку важно придерживаться определенного курса «между Сциллой, опасно­стью позволить знанию техник заменить непосредственное понимание пациента и общение с ним, и Харибдой, допущения того, будто он рабо­тает в редкой атмосфере клинической чистоты вообще без каких-либо конструктов» [60, с. 22].

Для Р.Мэя диагностика являлась законной и необходимой функци­ей, используемой в начале психотерапии, но она отлична от терапии как

32О

11 - 3550

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

таковой и требует другой установки по отношению к пациенту. Это озна­чает, что терапия рассматривалась им в плане основывающейся на бази­се концепции существования пациента как бытия-в-мире и терапевта как существующего и принимающего участие в мире.

Классический и экзистенциальный психоанализ

Подобно классическому психоанализу, экзистенциальный психоанализ рассматривал все проявления психической жизни как выражение в сим­волической форме фундаментальных и глубинных структур, образующих личность. Но если в рамках классического психоанализа считалось, что аффективность индивида первична, то экзистенциальный психоанализ придерживался установки, в соответствии с которой перед первоначаль­ным проявлением человеческой свободы нет ничего.

Классический психоанализ был нацелен на раскрытие смысла деяний человека. Ту же самую цель преследовал и экзистенциальный психоанализ. Однако в рамках классического психоанализа особое внимание уделялось определению комплекса, в то время как в рамках экзистенциального пси­хоанализа — выявлению первоначального выбора. В последнем случае первоначальный выбор как таковой рассматривался в качестве центра отношений бесконечно многозначных смыслов.

В классическом психоанализе конкретное поведение, единичное жела­ние познавались при помощи рефлексии. И хотя рефлексия конституи­руется доонтологическим пониманием фундаментального проекта, тем не менее, по мнению некоторых представителей экзистенциального пси­хоанализа, она не располагает инструментами и необходимыми средства­ми, способствующими выделению символизируемого выбора и фиксации его в понятиях, полностью освещающих его.

Так, Ж. П. Сартр утверждал, что «рефлексия не может служить осно­вой экзистенциального психоанализа» [61, с. 574]. Во всяком случае он придерживался точки зрения, согласно которой рефлексия просто обес­печивает психоанализ сырыми материалами, по отношению к которым аналитик должен занять объективную позицию. Это означает, что извле­ченные из глубин бессознательного комплексы, которые в экзистенциаль­ном психоанализе понимаются в качестве проектов, постигаются с точки зрения Другого, когда обнаруженный объект рассматривается в качестве бытия-для-другого, даже если психоаналитик и субъект психоанализа — одно и то же лицо.

В классическом психоанализе общение между врачом и пациентом носило ограниченный, как бы односторонний характер, когда пережи­вание, соучастие и конфронтация между участниками аналитического

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

процесса в настоящий момент уступали место прошедшему времени, рас­смотренному через призму исследовательского интереса аналитика к про­шлому пациента. В рамках данного типа психоанализа игнорировалась структура онтологической проблематики, когда человеческое Я объекти­вировалось и теоретизировалось с позиций разделения его на составные части Оно, Я, Сверх-Я и тем самым исключалось из подлинной сферы бытия, существования.

В отличие от подобного подхода к человеку, экзистенциальный пси­хоанализ ориентировался на двухстороннее, личностное общение между врачом и пациентом в рамках «мы-взаимоотношения». Он интересовал­ся не столько абстракцией тела, сколько условиями и потенциальными возможностями дазайн, возможными видами и способами существования человека. Помимо всего прочего это означало, что если аналитику удается рассматривать свой собственный способ существования или бытия-в-ми­ре как его тип Самости, то он не может не видеть существование других видов Самости и не учитывать специфики человеческого бытия.

В отличие от классического психоанализа, в основе которого лежало признание детерминизма психических феноменов, экзистенциальный психоанализ учитывал первоначальную случайность выбора, являющую­ся обратной стороной его свободы. Этот выбор является не чем иным, как бытием человеческой реальности. Поэтому экзистенциальный пси­хоанализ не отталкивался от «комплекса», являющегося выбором бытия, чтобы дойти до такой абстракции, как либидо, с помощью которой можно было бы разъяснить его. Во всяком случае либидо не воспринималось в экзистенциальном психоанализе ни в качестве присущего всем людям общего свойства, ни в качестве чего-то нередуцируемого.

Делая конечной границей своего исследования выбор как таковой, экзистенциальный психоанализ отказался тем самым от предположения о механическом воздействии среды на человека. Это не означало, что его представители вообще отрицали возможность воздействия среды на человека. Они скорее исходили из того, что среда может воздейство­вать на субъекта лишь в той степени, в какой он ее понимает, т.е. преоб­разует в ситуацию. Соответственно, психоаналитик не может придержи­ваться универсальной символики, а экзистенциальный психоанализ должен каждый раз вновь изобретать символику в соответствии с рассматриваемым отдельным случаем. И коль скоро психоаналитик не упускает из виду, что выбор является живым, то всегда остается возможность для замены его изучаемым субъектом. Поэтому экзистенциальный психоанализ предпо­лагает определенную гибкость и следование за малейшими изменениями, наблюдаемыми у субъекта, чтобы иметь возможность понять не только индивидуальное, но часто даже мгновенное.

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

Цель экзистенциального психоанализа - открытие выбора, а не состояния, как это имело место в классическом психоанализе. Предмет его исследования — не некое данное, погребенное в потемках бессознательного, а свободное и сознательное решение, формирующееся лишь с этим сознанием. В этом отношении классический психоанализ лишь находился на пути к экзи­стенциальному открытию, так и не дойдя до него.

Как только аналитик приближался к фундаментальному выбору, так сразу же наталкивался на сопротивление пациента, который внезапно признавал свой образ, представленный ему подобием того, если бы он смотрел на себя в зеркало. Подобное обнаружение ценно для психоанали­тика, осуществляющего курс лечения. Именно эта составляющая анализа признавалась ценной в структурном психоанализе Ж. Лакана.

Однако, как полагал Ж. П. Сартр, соотносящий подобную направлен­ность исследования и лечения с классическим психоанализом, опира­ясь на свои первичные постулаты, аналитик оказывается не в состоя­нии ни понять, ни использовать обнаруженное свидетельство. Анали­тик имеет лишь смутный образ внезапного совпадения сознательного и бессознательного, но он не располагает средствами, необходимыми для понимания этого совпадения. В свою очередь пациент может лишь поверить в вероятность психоаналитической гипотезы, но эта простая вера не ведет к разрушению преград, отделяющих бессознательные склон­ности от его сознания.

Экзистенциальный психоанализ нацелен на выявление субъективного выбора человека. То, что он ищет, — это выбор бытия. И он должен свести единич­ные действия человека не к сексуальности, а к фундаментальным отноше­ниям бытия, которые выражаются в этих действиях. «Следовательно, — подчеркивал Ж. П. Сартр, — экзистенциальный психоанализ с самого нача­ла направляется к пониманию бытия и может ставить себе только цель найти бытие и способ бытия перед лицом самого бытия» [62, с. 578].

Классический психоанализ ориентировался на раскрытие символиче­ского языка бессознательного. В рамках экзистенциального психоанали­за ставка делалась на отделение бытия от его символических выражений. Предполагалось, что на основе сравнительного исследования действий человека каждый раз изобреталась символика, предназначенная для рас­шифровки этих действий. Причем подчеркивалось то обстоятельство, что изучаемыми экзистенциальным психоанализом действиями должны стать не только мечты, навязчивые действия и неврозы, но «также и осо­бенно мысли в бодрствовании, успешные и обычные действия, стиль и т. д.» [63, с. 578]. И если Ж. П. Сартр считал, что подобный психоанализ еще не нашел своего Фрейда, Дж. Нидлман полагал, что «в лице Бинсван-гера он его нашел» [64, с. 126].

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

Чтобы психоанализ стал экзистенциальным, необходимо, по мнению большинства приверженцев данного типа психоанализа, отбросить эмпи­рические принципы или постулаты, которые априори превращают чело­века в некую сексуальность (3. Фрейд) или в некую волю к власти (А. Адлер). Цель экзистенциального психоанализа должна быть строго установлена исходя не из психологии, а из онтологии, поскольку до описания в каче­стве либидо или воли к власти человеческая реальность является выбо­ром бытия, представленным опосредованно или через присвоение мира. Этот психоанализ обязан заниматься прежде всего тем, чтобы установить способ, благодаря которому каждая вещь является объективным смыслом бытия и отношением человеческой реальности к данному бытию.

Для экзистенциального психоанализа важно прояснение экзистенци­альных категорий, позволяющих постигнуть общие проекты человече­ской реальности. Психоаналитика должно интересовать в первую очередь определение свободного проекта отдельной личности исходя из индиви­дуального отношения, соединяющего ее с различными символами бытия. Поскольку отдельные склонности личности представляют собой опреде­ленный присваивающий выбор бытия, то экзистенциальный психоанализ должен их сравнивать и классифицировать.

В рамках экзистенциального психоанализа ряд исследователей и прак­тиков сосредоточили свое внимание на проблеме смысла жизни человека. Так, В. Франкл вышел за рамки психоаналитического выявления смысла невротических симптомов и обратился к пониманию смысла жизни чело­века вообще и смысла его духовных страданий в частности. В отличие от классического психоанализа, ориентированного на осознание психиче­ского, душевного, логотерапия В.Франкла стремилась к осознанию духов­ного, т. е. включала в себя понимание не столько психических проявлений человека, сколько его духовных интенций, связанных с ответственностью перед смыслом. Поэтому вопрос о смысле жизни человека и его страданий вышел на передний план теории и практики логотерапии.

Было бы некорректно говорить о том, что в классическом психоанализе не поднимался вопрос о смысле жизни. Так, в работе «Недовольство куль­турой» (1930) З.Фрейд отмечал, что вопрос о смысле человеческой жизни неоднократно ставился пытливыми умами, но удовлетворительный ответ на него так и не был найден. При этом он добавлял, что, возможно, удовле­творительного ответа на данный вопрос вообще не найти [65, с. 75].

Если учесть то обстоятельство, что сама постановка вопроса о смысле жизни рассматривалась основателем психоанализа в качестве признака психического расстройства, то нет ничего удивительного, что в классиче­ском психоанализе проблема смысла жизни не выходила за рамки концеп­туального рассмотрения вопроса о стремлении человека к переживанию

3²5

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

сильного чувства удовольствия и к избежанию страданий. Что касается кли­нической практики, то 3. Фрейду приходилось иметь дело с такими паци­ентами, психические расстройства которых основывались, как правило, на конфликтах между бессознательными влечениями сексуального харак­тера и пуританской моралью конца XIX — начала XX столетий.

К середине XX столетия культурные, социальные и политические изме­нения в развитых странах мира привели к трансформации ценностей жизни, в результате чего появился новый контингент пациентов, испыты­вающих духовные страдания в связи с ощущением скуки, утратой ценност­ных ориентации и смысла своего существования. Вопрос о смысле челове­ческой жизни оказался одним из наиболее частых среди тех, с которыми душевнобольные люди стали обращаться к психотерапевту.

Столкнувшись с подобной ситуацией, В. Франкл пришел к выводу, в соот­ветствии с которым сам по себе факт того, что смысл жизни подвергает­ся сомнению, не может быть выражением болезненного в человеке, как полагал 3. Фрейд. Это скорее является выражением самого человеческого в человеке. С точки зрения В. Франкла, только человек оставляет за собой право подвергать сомнению собственное бытие и только ему свойственно переживание по поводу смысла своего существования [66, с. 12].

Вопрос о смысле жизни вообще, смысле мироздания, а также сомне­ния в смысле всего происходящего являются прерогативой философии и религии. Психотерапия не предполагает вторжение в эти запредельные области, хотя аналитику приходится подчас обращаться к рассмотрению данной проблематики, особенно в том случае, когда в качестве пациента оказывается склонный к философствованию или религиозный человек, интересующийся сверхсмыслом, судьбой, провидением.

Психотерапия имеет дело, как правило, с такими пациентами, перед которыми стоит вопрос о смысле их собственной, личной жизни. При­чем чаще всего пациенты соотносят смысл их жизни с обретением сча­стья, получением удовольствия, а точнее с невозможностью достижения того и другого. Подобные представления совпадают с положениями клас­сического психоанализа о принципе удовольствия и принципе реально­сти: человеческая деятельность предопределяется стремлением индиви­да к получению удовольствия; однако ему приходится считаться с реаль­ностью; тем не менее принцип реальности не противоречит принципу удовольствия и не отменяет последний, а является его модификацией, в конечном счете нацеленной на отсроченное получение удовольствия.

В. Франкл не разделял подобные представления, составляющие основу классического психоанализа. В соответствии с концептуальной установ­кой логотерапии, удовольствие является не целью устремлений человека, а следствием их реализации. Само по себе удовольствие мало что опреде-

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

ляет в жизни. Более того, если лишь в одном удовольствии видеть смысл жизни, то в этом случае жизнь действительно покажется бессмысленной. На самом деле принцип удовольствия оказывается неудовлетворительным ни в теории, ни на практике.

Радость способна сделать жизнь содержательной лишь тогда, когда она сама имеет смысл. Но этот смысл лежит вне ее самой. Удовольствие испы­тывают по поводу чего-то, а радуются чему-то. Это означает, что радость направлена на что-то, т. е. включает в себя интенциональный акт, кото­рый в своей предметности имеет трансцендентный характер и сопряжен с ценностями. Ценности по отношению к акту необходимо трансцендент-ны и раскрываются в личных задачах познающего, действующего и пере­живающего человека.

В плане сравнения классического и экзистенциального психоанализа стоит, пожалуй, обратить внимание еще на один аспект. Так, психоанали­тический подход к человеку характеризовался установкой на понимание его как существа, которое руководствуется максимой «Я обязан» считать­ся со своими влечениями и желаниями, с наследственными факторами и воздействиями со стороны внешнего мира, что нашло свое отражение в концепции детерминизма. Экзистенциальная философия и некоторые неофрейдистские направления ориентировались на такое понимание человека, в основе которого лежит максима «Я могу», что соответствова­ло концепции самореализации. Логотерапия В. Франкла акцентировала внимание на ином измерении человека, воплощенном в максиме «Я дол­жен». Точнее говоря, она вводила в качестве дополнения к рассмотрен­ным ранее установкам человека измерение долженствования, предпо­лагающее реализацию конкретного смысла в той или иной жизненной ситуации. Тем самым субъективный аспект человеческого существования дополнялся объективным содержанием, задаваемым смыслом и вопло­щенным в нем.

Для В. Франкла стремление человека найти смысл жизни не являлось ни вторичной рационализацией инстинктивных влечений, ни защитным механизмом бегства от невыносимой реальности. Воля к смыслу — главная мотивационная сила в человеке. Исходя из этого допущения логотерапия В. Франкла не ограничивалась учетом соматических нарушений пациен­та или раскрытием тех или иных форм проявления его бессознательного психического. Она была нацелена на выявление его стремления к смыслу жизни и на прояснение смысла его существования.

Подобная интенция логотерапии может вызвать вполне оправданное вопрошание типа того, способен ли пациент выдержать тот груз ответст­венности, который возлагается на него, если принять во внимание, что утрата им смысла жизни, опустошенность и безынициативность являются

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

следствием его самостоятельных попыток устранения излишних пережи­ваний и снятия обременительных нагрузок, так или иначе связанных с его существованием во враждебном ему мире. В. Франкл не оставил подобное вопрошание без ответа, поскольку действительно различного рода пере­грузки и стрессы рассматривались многими предшествующими психоте­рапевтами в качестве существенных факторов, оказывающих соответст­вующее воздействие на возникновение психических расстройств.

Вместе с тем он считал, что в современных условиях жизни, когда многие люди пребывают в состоянии экзистенциального вакуума, боль­шей опасностью для них являются не перегрузки, а, напротив, отсутствие нагрузок как таковых, которые бы были достаточными для нормально­го человеческого существования. По убеждению В. Франкла, к патологии могут приводить не только различного рода перегрузки и стрессы, но и их отсут­ствие, ведущее к ощущению пустоты. Для жизнедеятельности человека необ­ходимо определенное напряжение, избежание которого не менее чре­вато болезненными проявлениями, чем неспособность выдержать соот­ветствующие нагрузки. Во всяком случае «недостаточность нагрузки, как следствие утраты смысла, так же опасна для психического здоровья, как и перегруженность» [67, с. 30].

Логотерапия В. Франкла способствовала расширению и прояснению поля зрения пациента, в результате чего перед ним представал широкий диапазон смыслов и ценностей, который мог быть им не только осознан, но и претворен в жизнь. При этом ему не навязывалось какое-то решение. Напротив, признавая то, что человек является ответственным существом и что именно он должен реализовать потенциальный смысл своей жизни, логотерапия тем самым подчеркивала момент самотрансценденции. Одно­временно пациенту разъяснялось то обстоятельство, что подлинный смысл жизни человека не находится в его психике, а должен быть обнаружен им в окружающем мире, даже если этот смысл заключен в его страдании.

В определенной степени подобная направленность логотерапии отвеча­ла целям и задачам психоаналитической терапии. Как в том, так и в другом случае речь шла не о суггестии, внушении, под воздействием которых паци­ент становится послушной марионеткой в руках врача, слепо следуя его наставлениям и предписаниям. Напротив, перед ним раскрывался спектр новых возможностей, связанных с пониманием ценности страдания, обре­тением смысла жизни, выбором иных путей решения старых и новых про­блем, ведущих не к бегству в болезнь, а к самотрансценденции.

Осмысление происходящих изменений в мироощущении невольно подводило пациента к философскому восприятию мира, себя самого и своего отношения к нему. Это новое видение мира, себя и отношений с ним предполагало пересмотр предшествующего образа мышления и дей-

КЛАССИЧЕСКИЙ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ

ствия, в результате чего у пациента могла сформироваться вполне осоз­нанная позиция, в соответствии с которой ответственность за свои реше­ния начинает возлагаться не на других людей, включая психотерапевта, а на самого себя. В этом плане логотерапевт и приверженец классическо­го психоанализа действительно выступали в качестве врачевателей души, оказывающих посильную помощь в реорганизации представлений чело­века о своем предназначении в мире.

Имеет смысл подчеркнуть и то, что в своих философских импликаци­ях логотерапия В. Франкла выросла, фактически, из психоанализа. И дей­ствительно ряд идей и технических приемов логотерапии воспроизво­дят то, что было сформулировано в концептуальном виде и использовано в клинической практике 3. Фрейдом и его коллегами.

Принято считать, что техника парадоксальной интенции и дерефлек-сии является собственным открытием логотерапии В. Франкла. Менее известно то, что первоначальное использование этой техники имело место в рамках классического психоанализа, когда 3. Фрейд посоветовал обратившемуся к нему за помощью дирижеру венского оперного теат­ра Б.Вальтеру, испытывающему боли в руке во время своей профессио­нальной деятельности, совершить путешествие в Италию и приобщить­ся к сокровищницам мирового искусства. Дирижер последовал совету 3. Фрейда и по возвращении в Вену вновь пришел к основателю психоана­лиза, чтобы пройти курс лечения. Однако З.Фрейд не взял его в анализ и сказал, чтобы тот приступал к своей профессиональной деятельности. Когда Б.Вальтер высказал свои опасения по поводу того, что из-за болей в руке не сможет дирижировать оркестром, 3. Фрейд заверил его, что тот вполне справится с подобной задачей и что он берет всю ответственность на себя. Б. Вальтер приступил к осуществлению своей профессиональной деятельности и больше не испытывал ни страха перед возможной неуда­чей из-за соответствующих болей, ни болей как таковых.

На заре становления психоанализа З.Фрейд выдвинул положение, согласно которому врач не должен проявлять какой-либо активности по отношению к пациенту. Однако позднее, при анализе некоторых слу­чаев истерии страха, он несколько изменил свою позицию, поскольку оказалось, что пациенты не могли справиться с тупиковыми ситуациями анализа, пока их не вынуждали прибегнуть к такому положению, которо­го они пытались избежать из-за присущего им страха.

Отталкиваясь от данного представления основателя психоанализа вен­герский психоаналитик Ш. Ференци прибегнул к так называемой «активной технике», предполагающей определенную деятельность врача, сводящую­ся к тому, что его активность распадалась на ряд систематических заданий и запретов при соблюдении ситуации отказа, на которую обратил особое

3²9

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ (Ж. П. САРТР и др.)

внимание 3. Фрейд. Ведь именно основатель психоанализа сформулировал важное правило аналитической работы, сводящееся к тому, что лечение сле­дует выполнять в ситуации отказа: тот отказ, который ранее способствовал образованию симптома, может являться причиной выздоровления.

Эти идеи как раз и легли в основу техники логотерапии В. Франк-ла, поскольку парадоксальная интенция и дерефлексия предполагают некоторые задания и запреты, которые врач дает пациенту или налага­ет на него.

Дата добавления: 2015-06-04