Лечение ложью или лечение истиной?

Сам Фрейд неоднократно указывал на связь психоана­лиза с катартическим методом Брейера, подчеркивая то обстоятельство, что, фактически, случай истерии Анны О. послужил отправной точкой для его исследовательской и терапевтической деятельности, приведшей к возникнове­нию психоанализа. Правда, его акценты в отношении приоритетности менялись по мере расхождений с Брейером и укрепления позиций психоаналитического движе­ния.

В 1909 году в лекциях о психоанализе, прочитанных перед американской аудиторией в Кларкском университе­те в Ворчестере (штат Массачусетс), куда он был пригла­шен по случаю празднования двадцатилетней годовщины со дня основания этого учреждения, Фрейд указал на приоритет Брейера в становлении психоанализа. Он го­ворил буквально следующее: «Если создание психоана­лиза является заслугой, то это не моя заслуга. Я не при­нимал участие в первых начинаниях, когда другой вен­ский врач доктор Йозеф Брейер в первый раз применил этот метод к одной истерической девушке (1880— 1882), я был студентом и держал свои последние экзамены» [14. С. 313]. В 1914 году, раскрывая историю психоаналити­ческого движения и воздавая должное катартическому методу Брейера, Фрейд уже говорил о том, что данный метод был предваряющей стадией психоанализа и собст­венно психоанализ начинается с тех нововведений, ко­торые ему удалось осуществить самому. Но в то время он все же сгладил тональность своего утверждения словами: «Неважно, впрочем, начнем мы отсчитывать эпоху психо­анализа от катартического метода или от моей модифика­ции последнего» [15. С. 150].

В дальнейшем Фрейд все больше акцентировал вни­мание на различиях между катартическим методом Брейера и его собственным психоанализом. Судя по все­му, ему уже не хотелось, чтобы его имя ставилось в один ряд с именем Брейера, а психоанализ ассоциировался с кем-то другим. Как бы там ни было, но в конечном счете он не отрицал заслуг Брейера, рассматривая его иссле­дования в качестве исходного материала, давшего тол­чок к возникновению психоанализа.

Совершенно иное положение складывалось в отноше­нии признания соответствующих заслуг Жане. Фрейд ка­тегорически отрицал какую-либо связь с последним и вся­чески отметал любые слухи о якобы имевших место кон­цептуальных заимствованиях, предопределивших возник­новение психоанализа. Причем, если при всех расхождени­ях с Брейером и разрывом дружбы с ним он отдавал дань ува­жения последнему, то отношение Фрейда к Жане характери­зовалось личным неприятием как его воззрений на истерию, так и его оценки психоанализа в целом.

Надо сказать, что первоначальное знакомство Фрейда с работами Жане оставило у него благоприятное впечатле­ние о французском враче, возглавившем после смерти Шарко клинику в Сальпетриере. Судя по всему, он с инте­ресом прочитал опубликованную в 1889 году книгу Жане «Психологический автоматизм», в которой излагались его гипнотические эксперименты с больными, относящиеся ко времени работы в Гавре, в период с 1882 по 1888 годы. В этой книге содержалась история болезни Марии и рас­сказывалось о том, как, с помощью каких средств и каким образом Жане добился успехов в лечении своей пациент­ки.

Так сложилось исторически, что Брейер имел дело со случаем Анны О. несколько раньше, чем Жане со случаем Марии. Лечение Анны О. у Брейера завершилось в 1882 году, лечение Марии у Жане происходило после 1882 года.

Однако медицинский мир узнал об этих историях в обрат­ном порядке. Жане сообщил о случае Марии в своей пуб­ликации, вышедшей в свет в 1889 году, в то время как о случае Анны О. стало известно из совместно написанных Брейером и Фрейдом работ, опубликованных в «Предвари­тельном сообщении» в 1893 и в «Исследованиях истерии» в 1895 году.

Не исключаю, что именно книга Жане, содержащая историю болезни и излечения Марии, побудила Фрейда прибегнуть к более настойчивым уговорам Брейера опуб­ликовать исследования по истерии, включая случай Анны О., чему тот долгое время противился. И совершенно оче­видно, что Брейер и Фрейд читали книгу Жане. Более того, при написании «Исследований по истерии» они скорее всего соотносили свои представления о нервных заболева­ниях и их лечении со взглядами Жане на истерию.

Именно тогда Фрейд мог проникнуться уважением к работе Жане в области изучения истерии. Подтверждени­ем тому может служить высказывание Фрейда, сделанное им во время чтения лекций в Кларкском университете: «Великий французский наблюдатель, учеником которого я был в 1885—1886 гг., сам не имел склонности к психоло­гическим построениям, но его ученик П.Жане пытался глубже проникнуть в особенные психические процессы при истерии, и мы следовали его примеру, когда постави­ли в центр наших построений расщепление психики и рас­пад личности» [16. С. 326].

В то время, то есть в 1909 году, Фрейд высказал лишь одно несогласие с представлениями Жане об истерии. Оно сводилось к тому, что в отличие от Жане, рассматривавше­го истерию с точки зрения дегенеративного изменения нервной системы, он полагал, что у истериков, наряду с понижением работоспособности, может наблюдаться так­же частичное ее повышение.

Шестнадцать лет спустя в «Автобиографии» Фрейд уже во всю критикует взгляды Жане на истерию. Справедливо­сти ради надо сказать, что он упоминает о своем былом уважении к французскому врачу. Тем не менее чувствуется глубокая обида на него, которая прорывается в неприкры­той форме. «Сам я лично, — писал Фрейд, — всегда гово­рил о Жане с уважением, поскольку его открытия в значи­тельной мере совпали с открытиями Брейера, которые были сделаны раньше, хотя и опубликованы позднее. Но когда психоанализ стал темой дискуссий и во Франции, Жане повел себя плохо, показал слабое знание предмета и применял некрасивые аргументы» [17. С. 111].

Под некрасивыми аргументами Фрейд имеет в виду скорее всего высказывания Жане по поводу психоаналити­ческой идеи, согласно которой в основе невротических за­болеваний лежит вытесненная сексуальность. Оценивая эту идею, первоначальные наметки которой нашли отраже­ние в «Исследовании истерии», Жане с определенной до­лей сарказма заметил, что подобное представление могло возникнуть только в Вене. Трудно сказать, имел ли он в виду пуританскую атмосферу, с необходимостью ведущую к подавлению сексуальных влечений, или легкомысленное отношение к жизни венцев, чья страсть к вальсам могла по­рождать у иностранцев ассоциации с распущенностью.

Интересно отметить, что когда Фрейд впервые приехал в Париж, то его поразила праздная атмосфера этого горо­да, бесстыдные улыбки парижанок и то, что в жителей это­го города как бы вселились тысячи демонов. Французы воспринимались им как народ «психических эпидемий и массовых истерических конвульсий». Если бы Жане знал, какую характеристику французам дал Фрейд, он мог бы, вероятно, обидеться на него точно так же, как это сделал основатель психоанализа, когда до него дошли слухи о вы­сказывании французского врача о связи одной из психоа­налитических идей с соответствующей атмосферой Вены.

Что касается Фрейда, то он так сильно обиделся на «некрасивые аргументы» Жане, что впоследствии крити­ческий настрой к нему пересилил все былое уважение. В «Автобиографии» он не только критиковал взгляды Жане на истерию, но и писал о необходимости «положить конец все еще продолжающимся разговорам, будто все ценное в психоанализе ограничивается лишь заимствова­нием идей Жане». При этом, поддавшись чувству обиды и позабыв о сделанной им в 1909 году оценке заслуг фран­цузского врача, он подчеркнул, что «психоанализ в исто­рическом плане абсолютно независим от находок Жане». И наконец, Фрейд заметил, что Жане «разоблачил себя в моих глазах и сам лишил ценности свои работы...» [18. С. 111].

Обида на Жане сохранилась у Фрейда на всю жизнь. Показательным в этом отношении является эпизод, отно­сящийся к 1937 году. Французский аналитик и зять Жане Эдуард Пишон написал получившему в то время мировое признание Фрейду письмо, в котором спрашивал, не может ли Жане посетить его. Комментарий Фрейда к этому пись­му красноречиво говорит сам за себя: «Нет, не хочу видеть Жане. Я не могу удержаться от упреков в его адрес за то, что он вел себя несправедливо в отношении психоанализа, а также меня лично и никогда не исправил содеянного. Было достаточно глупо с его стороны заявить, что идея сексуаль­ной этиологии неврозов могла возникнуть лишь в атмосфе­ре города, подобного Вене. Затем, когда французские авто­ры пустили в ход клевету, будто я слушал его лекции и украл его идеи, он мог одним словом положить конец всем этим толкам, ведь я никогда не видел его и не слышал его имени во времена Шарко. Такого слова он не сказал. Вы можете получить представление о его научном уровне по его выска­зыванию, что бессознательное является une fa on de parler [оборот речи (франц.) — В. Л.]. Нет, я его не приму. Вначале я думал избавить его от подобного обращения, сказав, что плохо Себя чувствую или что я более не могу разговаривать по-французски, а он, несомненно, не понимает ни слова по-немецки. Но я принял обратное решение. Нет никакой причины идти ради него на какие-либо жертвы. Честность является здесь единственно возможной вещью; грубость здесь вполне законна» [19. С. 437J.

Такова история взаимоотношений между Фрейдом и Жане, за которой просматривается не только по-челове­чески понятная обида, но и скрывающееся за ней бес­сознательное стремление к утверждению приоритета в становлении психоанализа. Эта история может служить наглядным примером того, какие человеческие страсти разгораются вокруг научных идей и как не просто даже специалистам по бессознательному осмысливать глу­бинные процессы, протекающие в душе и затрагиваю­щие проблемы, связанные с выявлением исторической истины.

Разумеется, наряду с несомненными сходствами, между психологическим анализом Жане и психоанализом Фрейда имеются определенные различия. Фрейд был прав, когда писал о том, что из работ Жане не были извлечены выво­ды, которые сделал психоанализ по отношению к гумани­тарным наукам. Имеется в виду прежде всего то обстояте­льство, что психоанализ не ограничился терапевтическим его применением, а стал использоваться в качестве средства исследования в различных областях гуманитарного зна­ния. Но мне хотелось бы обратить внимание на другое раз­личие, которое относится непосредственно к психотера­пии.

Катартический метод Брейера и психологический анализ Жане включают в себя одну и ту же установку. И в том, и в другом случае с помощью гипноза сперва выявля­ются истоки возникновения истерических симптомов, а затем осуществляется работало их устранению. Ориента­ция на прошлое, обращение к детству и обнаружение травмирующих ситуаций — все это является однотипным для исследований как Брейера, так и Жане. Оба они стре­мятся к открытию истины (травмы) в истории жизни па­циентов. А вот дальше их пути расходятся. Точнее говоря, открытие истины в воспоминаниях находящихся в гип­нотическом состоянии пациентов служит необходимой предпосылкой для снятия у них истерических симптомов и исцеления их, но средства, ведущие к достижению этих целей, оказываются различными.

Для Брейера травматическая ситуация является некой данностью, которую пациенту следует заново пережить, чтобы, отреагировав на нее должным образом, то есть дав разрядку сдержанным и подавленным аффектам, тем са­мым снять напряжение, после чего невротические сипмтомы исчезают сами по себе. Исчезнувшие из памяти па­тогенные воспоминания доводятся до сознания пациен­та, он обретает истинное знание о событиях, пережива­ниях в прошлом, и эмоциональное реагирование на это знание приводит к выздоровлению. В этом смысле катартический метод Брейера можно было бы назвать «лечением истиной».

Для Жане травматическая ситуация также выступает в качестве необходимой для дальнейшей терапевтической работы данности. Но эта данность, как историческая исти­на, необходима скорее для терапевта, нежели для пациента. Истина нужна врачу, а не больному человеку. Болезнь раз­вивалась путем бегства пациента от истины. Если его поста­вить лицом перед этой истиной, то не будет ли прогресси­ровать его болезнь? Не приведет ли знание истины к окон­чательному краху больного? Поэтому врач, открывший для себя истину в отношении самого больного, должен скрыть ее от него. Более того, путем гипнотического внушения он может подменить истину ложью с тем, чтобы травмирующее событие прошлого не просто забылось, а окончательно исчезло из памяти пациента. На этом пути как раз и дости­гается выздоровление. В этом отношении психологический анализ Жане можно было бы назвать «лечением ложью».

Что лучше, горькая истина или ложь во спасение?

Надо полагать, в медицинской практике этот вопрос рано или поздно встает не только перед психотерапевта­ми, но и перед многими врачами, специалистами по раз­личным заболеваниям. Каждый по-своему пытается отве­тить на него, руководствуясь самыми различными сообра­жениями, включая чисто личностные, правовые, этиче­ские. В рассматриваемом контексте речь идет не о том, кто прав и какая позиция представляется более предпочтите­льной. Для дальнейшего понимания истории возникнове­ния психоанализа важно зафиксировать то принципиаль­ное различие, которое, на мой взгляд, наблюдается между катартическим методом Брейера и психологическим ана­лизом Жане.

Не думаю, что Фрейд отследил для себя это различие. Во всяком случае, высказывая свои соображения по отно­шению к катартическому методу Брейера и критические замечания по поводу представлений Жане об истерии, он не проводил различий между ними в плане истины и лжи, как средствах лечения. Однако можно с уверенностью ска­зать, что, будучи с юношеских лет приверженцем поиска истины, лечение ложью не только не импонировало ему, но и вряд ли приходило в голову. И если бы Фрейду при­шлось выбирать между лечением истиной и лечением ложью, то он, несомненно, выбрал бы первое средство. Ведь стремление к истине было одним из его достоинств. В «секретной хронике», которую Фрейд вел вместе со своей будущей женой в период их первоначального зна­комства, первая его запись включала следующее призна­ние: «Природа отказала мне во многих талантах и даровала мне очень мало, из той разновидности таланта, который завоевывает признание. Но она наделила меня бесстраш­ной любовью к истине, острым глазом исследователя, правильным восприятием ценностей жизни и даром много работать и находить в этом удовольствие» [20. С. 77-78].

Катартический метод Брейера не в последнюю оче­редь привлек внимание Фрейда именно потому, что гип­ноз использовался как для выявления истинных причин возникновения истерии, так и для лечения страдающих истерией пациентов с помощью той истины, которую они могли осознать благодаря терапевтическим усилиям врача. Другое дело, что, обнаружив связанные с гипноти­ческим внушением ограничения, он отказался от гипноза как такового и тем самым внес изменения в катартический метод Брейера. С этими изменениями как раз и связано появление психоанализа.

Теперь можно перейти непосредственно к ответу на ранее поставленный вопрос, какое новшество ввел Фрейд, отказавшись от гипноза.

Дата добавления: 2015-06-04