Странная криптомнезия 1 страница

Описывая в одной из своих работ 1914 года историю развития психоаналитического движения и рассматривая выдвинутые им идеи о вытеснении как фундамент, на ко­тором покоится все здание психоанализа, Фрейд катего­рически заявил: «К теории вытеснения я пришел опреде­ленно самостоятельно; мне неизвестны влияния, которые бы приблизили меня к ней, и я долго считал идею оригина­льной, пока О. Ранк не показал нам то место в работе «Мир как воля и представление» Шопенгауэра, где философ пы­тается дать объяснение помешательству. То, что там гово­рится о сопротивлении восприятию болезненного участка действительности, так полно покрывается содержанием моего понятия вытеснения, что и на этот раз я оказался обязан открытием собственной неэрудированности» [5. С. 156].

В этом высказывании Фрейда отчетливо прозвучали две мысли. Во-первых, открытие вытеснения сделано им самостоятельно, без какого-либо влияния извне. Во-вто­рых, он не был ранее знаком с философией Шопенгауэра и не знал о его идеях, напоминающих психоаналитическую концепцию вытеснения. В этой связи стоит привести его уточнение, следующее сразу же за предыдущим высказы­ванием: «Правда и то, что другие читали это меето, не за­метив и не сделав открытия, и вполне возможно, так же случилось бы и со мной, если бы я в былые годы имел вкус к чтению философов» [6. С. 156].

Запомним слова Фрейда, поскольку он допускает, что если бы даже читал работы Шопенгауэра, то, как и другие, мог бы не заметить соответствующих идей немецкого фи­лософа. А так, вроде бы не читая философские труды, он самостоятельно выдвинул учение о вытеснении.

Я не поставил в кавычки выражение, «вроде бы» не чи­тая философские труды. Дело в том, что в других своих ра­ботах Фрейд непосредственно ссылался на Шопенгауэра. В частности, обсуждая проблему сексуальности, Фрейд подчеркивал, что «философ Артур Шопенгауэр уже давно указал людям, насколько их действия и мысли предопределяются сексуальными стремлениями в обыч­ном смысле слова» [7. С. 534] и что он «в неизгладимых по силе словах отметил ни с чем не сравнимое значение сексуальной жизни» [8. С. 530].Обосновывая в 20-х го­дах представление об инстинкте смерти, основатель психоанализа писал о том, что тем самым он нечаянно попал «в гавань философии Шопенгауэра, для которого смерть есть «собственный результат» и, следовательно, цель жизни, а сексуальное влечение воплощает волю к жизни» [9. С. 241].

Правда, ссылка на Шопенгауэра в связи с проблемой смерти имеет место в работе Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), когда им были сформу­лированы уже мнчэгие психоаналитические идеи. Однако и в более ранних работах, когда концепция инстинкта смерти еще не получила у него психоаналитического обо­снования, Фрейд также ссылается на немецкого филосо­фа. «Проблема смерти по Schopenhauer'y, — писал он в 1913 году, — стоит на пороге всякой философии» [10. С. 454]. Вместе с тем в «Автобиографии» он счел необхо­димым подчеркнуть, что «прочел Шопенгауэра уже очень поздно» [11. С. 136], когда, по свидетельству очевидцев, можно было видеть пожилого ученого, отправляющегося в отпуск «с карманным изданием Шопенгауэра» [12. С. 61].

Аналогично отношение Фрейда и к Ницше. С одной стороны, в его работах имеются ссылки на этого немецко­го философа. В частности, рассматривая вопрос о роли отца в первобытном обществе, Фрейд в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» (1921) замечал, что на заре истории человечества отец был «сверхчеловеком, которого Ницше ожидал лишь в будущем» [13. С. 819].

Вводя в свои психоаналитические конструкции термин «Оно», ранее использованный немецким психиатром Георгом Гроддеком для описания бессознательных про­цессов, основатель психоанализа в то же время отмечал, что Ницше часто пользовался этим грамматическим тер­мином для обозначения «безличного и, так сказать, при-родно-необходимого в нашем существе» [14. С. 849]. С другой стороны, когда в 1908 году на заседаниях, создан­ного Фрейдом, Венского психоаналитического общества происходило чтение и обсуждение книги Ницше «Генеа­логия морали», а также опубликованных в то время писем немецкого философа, он в своем выступлении подчерк­нул, что ранее не знал работ Ницше и что его идеи не по­влияли на становление психоанализа [15. С. 359—360].

Следует иметь в виду, что в Венском психоаналитиче­ском обществе не раз обсуждались выступления и докла­ды, посвященные философии Шопенгауэра и Ницше. Так, в одном из своих выступлений Пауль Федерн не то­лько указал на сходство философских идей Ницше с пси­хоаналитическими концепциями, но сделал вывод о том, что этот немецкий философ был первым, кто открыл та­кие явления, как «бегство в болезнь», репрессия, роль ин­стинктов в жизни человека [16. С. 359]. В сво'ю очередь, Э. Гичман неоднократно рассматривал вопросы, связан­ные с идеями этих двух философов. На одном из заседа­ний общества он выступил с сообщением, в котором осу­ществил подробный разбор жизнедеятельности и фило­софии Шопенгауэра, считая его предшественником пси­хоанализа [17. С. 102]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что впоследствии Фрейд обраШался к идеям Шо­пенгауэра и Ницше, ссылаясь на них в своих поздних концептуальных разработках.

Все приведенные выше высказывания Фрейда свиде­тельствуют об одном: в той или иной степени основатель психоанализа апеллировал к философским идеям Шопен­гауэра и Ницше. Однако по-прежнему остается открытым вопрос, повлияли ли они на формирование первоначаль­ных психоаналитических концепций, или, как утверждал Фрейд, обращение к Шопенгауэру и Ницше имело место лишь в процессе последующих изменений, вносимых им в свое учение о человеке.

Этот вопрос можно поставить иначе. Несмотря на свои утверждения об обратном, не был ли знаком Фрейд с фи-

лософскими идеями Шопенгауэра и Ницше до того, как приступил к разработке психоаналитического учения?

Прежде чем ответить на данный вопрос, стоит еще раз обратиться к тексту работы Фрейда «К истории психоана­литического движения», где он упоминает имена Шопен­гауэра и Ницше. «От высокого наслаждения произведени­ями Ницше, — писал он в 1914 году, — я позже отказался сознательно, чтобы не создавать себе определенными ожиданиями помех в переработке психоаналитических впечатлений» [18. С. 156].

В этом высказывании заслуживают внимания два мо­мента. Во-первых, чтение работ Ницше доставляло Фрей­ду «высокое наслаждение». Во-вторых, примечательно ис­пользованное им слово «позже». Позже какого периода? Когда же Фрейд мог читать работы Ницше? Может быть, как раз до того, как начал выдвигать и обосновывать свои психоаналитические идеи?

Есть основания для утвердительного ответа на послед­ний вопрос. Дело в том, что в юности, будучи студентом Венского университета, на протяжении ряда лет Фрейд входил в студенческую организацию, в которой широко обсуждались философские идеи Шопенгауэра и Ницше. Члены этой организации даже переписывались с Ницше [19. С. 468]. Находясь в гуще студенческой жизни, Фрейд не мог не знать работы Шопенгауэра и Ницше, поскольку содержащиеся в них идеи вызывали живой интерес у обра­зованных людей, особенно у студентов второй половины XIX столетия. Как отмечают исследователи, уже на первом году обучения в Венском университете (1873) Фрейд читал работу Ницше «Рождение трагедии», на протяжении трех месяцев 1884 года получал информацию о немецком фи­лософе от своего друга, лично познакомившегося с ним, в год смерти Ницше (1900) приобрел несколько его работ [20. С. 199; 21. С. 45].

К сожалению, я не располагаю конкретными данными о времени знакомства Фрейда с работами Шопенгауэра. Можно только предположить, что, как и в случае с Ницше, он мог иметь представления о философии Шопенгауэра в студенческие годы, а, возможно, кое-что читал из его тру­дов в то время. Единственное, о чем можно говорить с уве­ренностью, так это то, что к моменту выхода в свет «Толко­вания сновидений» (ноябрь 1899 года) Фрейд, несомнен­но, читал работы Шопенгауэра. И действительно, в «Тол-

ковании сновидений» он по крайней мере трижды ссылал­ся на немецкого философа. Первый раз, апеллируя к од­ной его работе, он замечал: «Целый ряд авторов придержи­вался воззрений, высказанных философом Шопенгауэ­ром в 1852 году» [22. С. 48]. Второй раз он сослался на «воз­зрение Шопенгауэра, который говорит, что каждый дейст­вует в сновидении в полном согласии со своим характе­ром» [23. С. 75]. Третий раз, рассматривая взгляды иссле­дователей на внутреннее сходство между сновидением и душевным расстройством, Фрейд писал о том, что «Шо­пенгауэр называет сновидение кратковременным безуми­ем, а безумие — продолжительным сновидением» [24. С. 96].

Таким образом, надо полагать, что до возникновения психоанализа Фрейд имел представление о философских взглядах Шопенгауэра и Ницше, несомненно, оказавших влияние на его мышление. Другое дело, что по различным причинам он предпочитал умалчивать об этом, забывая истоки своих психоаналитических концепций.

В свете последнего соображения особый интерес представляет одно из высказываний Фрейда, сделанное им_в работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937). Сожалея по поводу того, что его дуалистическая теория влечения к жизни и влечения к смерти не нашла поддер­жки даже среди психоаналитиков, он высказал радость в связи со своей находкой аналогичных представлений у древнегреческого философа Эмпедокла. Сточки зрения этого философа, в мире происходит постоянная борьба между двумя силами — любовью и враждой, что в пони­мании Фрейда соответствует таким первичным влече­ниям, как эрос и деструкция. И вот тут-то основатель психоанализа выразил весьма примечательную в плане философских истоков психоанализа мысль: «Я охотно жертвую престижем оригинальности в пользу такого подтверждения, тем более что из-за массы прочитанно­го в прежние годы я не могу ручаться, что мое якобы но­вое творение не является результатом криптомнезии» [25. С. 49].

В юношеские годы, как, впрочем, и в зрелом возрасте, Фрейд действительно много читал и, обладая прекрасной памятью, словно губка, впитывал в себя многочисленные знания. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «из-за массы прочитанного» он мог не помнить того, где.

когда, у кого именно и какие идеи он почерпнул. Но в его памяти, как бы навечно запечатлелись те идеи, которые впоследствии, в процессе исследовательской и терапевти­ческой деятельности обрели реальную значимость в фор­ме психоаналитических концепций.

Кроме того, следует иметь в виду, что, будучи люби­мым занятием, чтение литературы доставляло Фрейду не только эстетическое наслаждение. Оно влекло его к фило­софскому осмыслению прочитанного и соответствующим размышлениям о жизни. Так, в письме к невесте, датиро­ванным 29 августа 1883 года, Фрейд подчеркивал: «...чте­ние, которое с ощутимой ясностью представляет нам, что мы думаем и чувствуем, помогает понять сложные пробле­мы жизни, вообще смысл человеческого бытия» [26. С. 71 ].

То, что Фрейд писал по отношению к Эмпедоклу, имея в виду криптомнезию, то есть нарушение памяти, связан­ное с забыванием воспоминаний, правомерно рассматри­вать и по отношению к другим философам, включая Шо­пенгауэра и Ницше. Аналогичное положение имеет место также по отношению к писателям, поэтам, о чем еще пред­стоит мне говорить, когда речь пойдет о литературных ис­токах возникновения психоанализа.

3. Интерес к философии в студенческие годы

Когда рассматриваются истоки формирования психо­аналитических идей, то, как правило, редко обращается внимание на университетское образование Фрейда. В луч­шем случае констатируется, что он усердно изучал зооло­гию, анатомию, биологию и другие естественнонаучные дисциплины. И действительно, эти предметы представля­лись важными для тех, кто, как и Фрейд, обучался на меди­цинском факультете.

Казалось бы, выбранная специальность медика зат­рудняет возможность серьезно заняться изучением фило­софии. На этом основании делаются далеко идущие выво­ды, в соответствии с которыми подчас утверждается, что Фрейд получил антифилософское образование. Если учесть, что, по данным официального биографа Э. Джон­са, Фрейд повесил над своим рабочим столом лозунг «Ра­ботать не философствуя», то становится понятным, поче­му некоторые исследователи предпочитают говорить об

антифилософском образовании основателя психоанализа. Именно об этом, со ссылкой на Э. Джонса, можно про­честь в книге Р. Стила, посвященной сравнительному ана­лизу взглядов Фрейда и Юнга [27. С. 24].

Однако вряд ли правомерно говорить об антифилософ­ском образовании Фрейда. На завершающей стадии своего обучения в Венском университете он действительно уде­лял все внимание естественнонаучным дисциплинам. Ло­зунг «Работать не философствуя», кстати сказать, являю­щийся перефразированием одной из мыслей, содержа­щейся в книге французского философа Вольтера «Кан­дид», Фрейд повесил над своим рабочим столом в 1883 го­ду, когда работал в одном из отделений Венской городской больницы. Между прочим, по его просьбе невеста будуще­го основателя психоанализа вышила на другом куске мате­рии изречение «В случае сомнения воздерживайся», при­надлежащее также философу — святому Августину. Эти два изречения, согласно Э. Джонсу, как раз и висели над рабочим столом Фрейда. Уже одно это свидетельствует о том, что в юности будущий основатель психоанализа был знаком с трудами многих философов.

Кстати сказать, несмотря на свою сверхзанятость в исследовательской и терапевтической работе, Фрейд на­ходил время для своего любимого занятия — чтения раз­нообразной литературы, в том числе и философского ха­рактера. Пытаясь пробудить интерес невесты к своей ра­боте, он написал для нее, по словам Э. Джонса, «общее введение, в философию, которое назвал «Философские начала» [28. С. 104]. Очевидно, Фрейд хотел направить образовательный процесс своей невесты точно по такому же пути, который прошел сам. А именно: от философии к естественнонаучному знанию. Не случайно, после «Фи­лософских начал» Фрейд предложил невесте «Ведение в науку» Гексли.

Интересно отметить и то, что в своей дальнейшей ис­следовательской и терапевтической деятельности Фрейд не ограничился самообразованием, идущим по пути от философии к естественнонаучному знанию. Как это мо­жет быть ни странно покажется на первый взгляд, но пол­ный цикл его самообразования завершился переходом от ес­тественнонаучного знания к философскому пониманию че­ловека и культуры.

По иронии судьбы о данной тенденции в образовании и самообразовании Фрейд поведал буквально несколько дней спустя после того, как он впервые ввел в научный оборот термин «психоанализ». Так, в письме Флиссу от 2 апреля 1896 года он подчеркнул, что, если в годы юности единственным его стремлением было «приобретение фи­лософского знания», то, став, вопреки своему желанию, терапевтом, он все же сумел перейти от медицины к пси­хологии и тем самым приблизился к достижению этого знания [29. С. 180]. В более раннем письме Флиссу, дати­рованном 1 январем 1896 года, эта скрытая, но сокровен­ная интенция Фрейда обнаруживается с еще большей оче­видностью. В частности, основатель психоанализа под­черкнул, что в отличие от своего друга, который окольным путем медицины стремился достичь своего идеала, то есть физиологического понимания человеческого существа, он через медицину стремится выйти на философский уро­вень. Фрейд писал буквально следующее: «Я тайно лелею надежду достичь теми же самыми путями моей первонача­льной цели — философии» [30. С. 159].

На первых курсах своего обучения в Венском универ­ситете Фрейд уделял много внимания изучению филосо­фии. На протяжении нескольких семестров он не только посещал не входящие в программу обучения курсы по фи­лософии, но и штудировал философские работы. Об этом убедительно свидетельствуют письма Фрейда к своему другу юности Э. Зилберштейну, с которым он вместе учил­ся в гимназии. В этих письмах он подчеркивал свой инте­рес к философии и выражал сожаление по поводу того, что его друг, изучающий право, отвергает философию, в то время как он сам, обучаясь на медицинском факультете, посещает философские курсы и читает работы немецкого философа Людвига Фейербаха, которым восхищается бо­льше всего среди всех философов [31. С. 34].

Известно, что в студенческие годы Фрейд прослушал пять курсов лекций по философии, прочитанных знаме­нитым в то время философом Францем Брентано. Два из них были посвящены Аристотелю. Один курс, который Фрейд посещал в четвертом семестре, был посвящен аристотелевской логике. Второй, который во время лет­него семестра 1876 года он посещал три раза в неделю, — философии древнегреческого мыслителя. Более того, вместе с одним из своих коллег-студентов Фрейд уста-

новил тесный контакт с Брентано. Он вел с ним перепис­ку, несколько раз был приглашен к нему домой, имел воз­можность услышать от него идеи, изложенные философом в непринужденной обстановке. Причем этот философ произвел на Фрейда такое впечатление, что в очередном письме к Зильберштейну весной 1875 года он написал: «Под влиянием Брентано я решил добиваться докторской степени по философии и зоологии» [32. С. 34].

Кстати сказать, именно благодаря посредничеству Брентано Фрейд выступил в качестве переводчика на не­мецкий язык английского издания одного из томов Джона Стюарта Милля. Брентано познакомил его с филологом Теодором Гомперцем, автором работы «Мыслители Гре­ции», по просьбе которого в возрасте 23 лет Фрейд перевел 12-й том полного собрания сочинений Милля. В этом томе, наряду с очерками об эмансипации женщин и рабо­чем классе, содержалось эссе «ПлатЬн» с комментариями на теорию древнегреческого философа об «анамнезисе», воспоминании, что, с одной стороны, позволило ему по­знакомиться с идеями этого философа, а с другой — послу­жило, возможно, питательной почвой для последующего обоснования психоаналитической концепции о восста­новлении в памяти пациента травмирующей ситуации, обусловившей психическое заболевание. Не лишним бу­дет также подчеркнуть то обстоятельство, что перевод од­ного из томов сочинения Милля подтолкнул Фрейда к прочтению других работ этого автора. И если в процессе перевода данного тома ему не понравился «безжизнен­ный стиль» Милля, то в других его работах он обнаружил афоризмы и меткие выражения, которые привлекли его внимание. В письме невесте от 15 ноября 1883 года он пи­сал: «Но позже я прочитал философские произведения Милля, очень остроумные, динамичные» [33. С. 89].

Лишь при скрупулезном текстологическом анализе работ Фрейда можно обнаружить в них упоминание име­ни Брентано. Это имеет место в его работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). Обращая внимание на отношение остроты к загадке, Фрейд отме­тил: «Философ Фр. Брентано придумал вид загадок, тре­бующих отгадки нескольких слогов, которые, объединя­ясь в слово или слагаясь как-либо иначе, дают в итоге но­вый смысл...» [34. С. 31]. Причем упоминание имени Брентано осуществлено им не в основном тексте книги,

а в подстрочнике, что также весьма характерно для Фрей­да, не отличавшегося склонностью к признанию фило­софских истоков возникновения психоанализа. Там же в подстрочнике он привел пример того, как один из коллег Брентано в отместку ему за что-то придумал в духе этого философа загадку. Услышав о помолвке находящегося в зрелом возрасте философа, его коллега спросил: «Daldal-dal daldaldal?» (Отгадка: — Brentano, brennt-a-no? — Брен­тано, не сгорит ли он?).

Стоит, пожалуй, обратить внимание и на такое совпа­дение. Как уже отмечалось, будучи студентом, Фрейд по­сещал курсы лекций Брентано по логике и философии Аристотеля. Несколько лет спустя в своей частной практи­ке он начал использовать катартический метод Брейера. После их совместной публикации «Исследования исте­рии» в медицинской литературе данный метод стали назы­вать методом Брейера — Фрейда. Понятие катарсиса вос­ходит к Аристотелю. Невольно возникает вопрос: не был ли Фрейд инициатором названия метода «катартичес­кий»?

Полагаю, что такое вполне возможно. Известно, что брат отца Марты Якоб Бернайс был профессором латин­ского и греческого языков в Боннском университете. В 1857 году он опубликовал работу «Основные части уте­рянных трудов Аристотеля об эффекте трагедии». Позна­комившись с Мартой и войдя в круг ее семьи, Фрейд вряд ли не мог знать об этом. Не исключено, что студенческие познания в области логики и философии Аристотеля подтолкнули его или к прочтению данной работы, или к обсуждению аристотелевских идей, включая представле­ния о катарсисе. Марта и пациентка Брейера Берта Пап-пенхем были подругами. Фрейд и Брейер обсуждали слу­чай истерии, приведший к возникновению катартиче-ского метода. Таким образом, название этого метода мог­ло быть подсказано Брейеру Фрейдом, который через Марту вышел на опубликованную ее дядей книгу об Ари­стотеле или вспомнил об идее древнегреческого филосо­фа о катарсисе, воспринятой им еще в студенческие годы.

К сожалению, сведения о студенческих годах жизни Фрейда незначительны, и трудно с достоверностью уста­новить, какие философские работы оказались в поле его зрения в тот период. Однако со всей определенностью можно сказать: увлечение Фрейда философией оставило

глубокий след в его мышлении. Во всяком'случае, он имел представление о таких великих философах древности, как Сократ, Платон, Аристотель, Эмпедокл, Лукреций, инфор­мацию о которых почерпнул не только из курсов лекций по философии или из книги Теодора Гомперца «Мыслители Греции», но и из непосредственного ознакомления хотя бы с некоторыми трудами этих мыслителей. Так, например, в «Толковании сновидений» при обзоре литературы о снови­дениях Фрейд сослался на одну из работ Аристотеля, скромно заметив при этом, что ввиду отсутствия необходи­мой подготовки он не смог более подробно изучить этот труд.

4. Философские идей и клинический материал

Последние годы обучения в Венском университете и проведение экспериментальных опытов в физиологиче­ской лаборатории Брюкке характеризовались резким по­воротом Фрейда к естественнонаучному знанию. После­дующая его работа в качестве практикующего врача отме­чена профессиональным интересом к различным, распро­страненным в то время способам лечения больных, начи­ная от водотерапии, электротерапии и кончая гипнозом. Поездки в Париж к Шарко и в Нанси к Бернгейму, испо­льзование катартического метода при выявлении этиоло­гии истерии и лечения нервнобольных, совместная с Брейером работа над книгой «Исследования истерии» — все это рассматривается многими исследователями как ре­шающие стадии в эволюции мышления Фрейда, предо­пределившие возникновение психоанализа и свидетельст­вующие об исключительно естественнонаучных предпо­сылках нового учения.

Разумеется, выдвижение Фрейдом психоаналитиче­ских идей сопровождалось переосмыслением распростра­ненных в конце XIX века методов лечения истерических больных. Об этом я попытался подробно, насколько по­зволяет объем данной работы, изложить в предшествую­щем разделе. Однако еще раз повторю, было бы неверным соотносить истоки возникновения психоанализа всецело и исключительно с терапевтической практикой Фрейда, с теми идеями и теориями, которые были им почерпнуты из неврологии, физиологии и других естественнонаучных

дисциплин. В этом отношении большая доля истины со­держится в характеристике психоанализа, данной писате­лем Стефаном Цвейгом, нежели учеными, усматриваю­щими историческую связь между психоаналитическими идеями Фрейда и медицинскими концепциями как един­ственную и предопределяющую. «Фрейд, — заметил С. Цвейг, — исходит из медицины не в большей степени, чем Паскаль из математики и Ницше из древнеклассиче-ской филологии. Несомненно, этот источник сообщает его работам известную окраску, но не определяет и не ограничивает их ценности» [35. С. 234].

Опубликованные в начале 50-х годов под редакцией Марии Бонапарт, Анны Фрейд и Эрнста Криса материа­лы, представляющие собой письма Фрейда к берлинскому врачу Флиссу в период с 1887 по 1902 годы и фрейдовские черновики проекта научной психологии, относящиеся к 1895 году [36], а также полное собрание писем Фрейда к Флиссу, вышедшее в свет в 1985 году под редакцией Джеф­ри Мэссона [37], дают наглядное представление об истин­ных истоках возникновения психоанализа. Они убедите­льно демонстрируют, что увлечение Фрейда неврологиче­скими концепциями, нашедшими отражение в его раз­мышлениях о «научной психологии для физиологов» и подготовке рукописи, известной сегодня под названием «Проект», сменяется после 1895 года разочарованием в по­пытках физиологического объяснения психических про­цессов и поиском новых идей, которые могли бы быть по­ложены в основу учения, названного психоанализом. Этот поиск характеризуется тем, что Фрейд вновь, как и в пер­вые годы обучения в Венском университете, обращается к философским работам.

В самом деле, в 1895 году Фрейд послал Флиссу свои пространные научные записи, содержащие размышления о невронах. «Проект» включал в себя такие новые идеи психологического и физиологического объяснения нер­вной системы, которые впоследствии, после того, как эти материалы стали достоянием научной общественности в 50-х годах XX столетия, привлекли к себе внимание спе­циалистов в области невроники. Сам же Фрейд, увлечен­ный в то время идеями о невронах, вскоре не только забро­сил эту тему, но и решительно отказался от дальнейшей разработки ее. В отличие от других материалов, связан­ных, в частности, с исследованием истерии, он не готовил

«Проект» к печати и не собирался его публиковать. Если бы не благоприятное стечение обстоятельств, то совре­менники не знали бы о «Проекте», принадлежащем перу Фрейда.

К счастью, письма Фрейда к Флиссу и его научные за­писи сохранились до наших дней. После смерти Флисса его вдова продала находящуюся у нее корреспонденцию берлинскому книготорговцу с условием, чтобы эти доку­менты не попали в руки Фрейда. Когда к власти пришли нацисты, книготорговец эмигрировал во Францию и предложил купить данные документы принцессе Греции и Дании Марии Бонапарт, которая была в дружеских отно­шениях с Фрейдом. Мария Бонапарт приобрела все доку­менты и сообщила об, этом Фрейду, когда находилась в Вене. Основатель психоанализа выразил желание, чтобы его переписка с Флиссом не попала в чужие руки, и хотел приобрести их. Однако, опасаясь, что Фрейд уничтожит переписку с Флиссом, Мария Бонапарт решила сохранить эти документы, считая, что по своей научной ценности они важны для истории не меньше, чем переписка между Гете и Эккерманом. Она поместила документы в банк Ротшильда в Вене, но, после того, как нацисты оккупи­ровали Австрию, ей удалось в присутствии гестапо заб­рать принадлежащие ей материалы и увести их во Фран­цию. Впоследствии ей удалось переправить документы в Лондон, в результате чего благодаря содействию Анны Фрейд они были опубликованы, и исследователи идей­ного наследия Фрейда имеют возможность ознакомить­ся с ними [38].

Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Фрейд в 1895 году, когда решительно отказался от публи­кации «Проекта». Ясно лишь одно: это был такой период, когда у Фрейда наблюдалось одно прозрение за другим. Буквально за два-три последующие года он настолько пе­ресмотрел свои представления о нервной системе, этиоло­гии неврозов, движущих мотивах поведения человека, что за незначительный промежуток времени сумел отказаться от предшествующих убеждений и пришел ко многим пси­хоаналитическим концепциям.

Это был, пожалуй, наиболее тяжелый, но и наиболее плодотворный период в жизни Фрейда. Формирование психоаналитических идей сопровождалось у него мучи­тельными сомнениями л разочарованиями, сменой нас-

троения — от крайнего возбуждения до болезненной апа­тии. Фрейд искал выход из тех тупиковых ситуаций, в ко­торые попадал в процессе внутренней интеллектуальной работы. И именно в этот период он находит в философс­ких трудах то, что подкрепляет его смутные догадки и дает пищу для разработки психоаналитических концепций.

В частности, стремясь выйти из методологического тупика, связанного с попытками перенесения невроло­гических и физиологических схем на почву психологии, Фрейд знакомится с трудом немецкого философа и пси­холога Теодора Липпса «Основные проблемы жизни души» (1883), в котором особое внимание уделялось рас­смотрению бессознательных психических процессов. В письме к Флиссу от 26 августа 1898 года он писал о том, что изучает идеи Липпса. При этом он назвал немецкого философа «светлейшим умом среди современных фило-софских.авторов» [39. С. 324].

Липпс отстаивал идею, в соответствии с которой бес­сознательные процессы лежат в основе всех сознательных процессов. Он не только интересовался проблемой бес­сознательного, но и со всей определенностью заявлял, что бессознательные процессы представляют собой особую сферу психического, требующую изучения. Липпс при­знавал существование «бессознательных ощущений» и «бессознательных представлений». Более того, он считал, что «не только бессознательные ощущения и представле­ния, то есть процессы без соответствующих содержаний сознания, иногда существующих в нас, но и общая связь психической жизни всегда проявляется главным образом в них» [40. С. 50].

Рассматривая человеческую психику, Липпс выдвигал постулат, согласно которому основным фактором психи­ческой жизни являются бессознательные ее проявления. «Бессознательные ощущения и представления по своему характеру суть такие же реальные процессы» [41. С. 49], и, следовательно, необходимо сосредоточить усилия на том, чтобы понять и раскрыть природу бессознательного, выя­вить и объяснить закономерности его функционирования. Причем он исходил из того, что исследование бессознате­льных процессов и раскрытие их закономерностей не яв­ляется прерогативой физиологии: «... там, где дело идет о психических фактах и связях, это понимание и постиже­ние может быть только психологическим» [42. С. 13].

Дата добавления: 2015-06-04