Случай Марии. Все больше и больше интересуясь происходящим, Брейер дополнил ежедневные вечерние посещения па­циентки утренними сеансами

In

Все больше и больше интересуясь происходящим, Брейер дополнил ежедневные вечерние посещения па­циентки утренними сеансами, во время которых он стал подвергать девушку гипнозу, чтобы она могла в гипноти­ческом состоянии рассказывать о своих переживаниях. В бодрственном состоянии она мало что помнила и не могла связать воедино предшествующие заболеванию со­бытия и соответствующие им переживания. В состоянии гипноза она вспоминала то, что давно забыла, и свободно рассказывала о многих происшествиях. К радости Брейе-ра, после выхода из гипнотического состояния, находясь в котором она предавалась свободному говорению о раз­личных случаях, у пациентки нередко исчезали порож­денные ими истерические симптомы.

С помощью гипноза Брейер методически начал выяв­лять аффективные ситуации, предшествующие заболева­нию пациентки. Выяснилось, что во время болезни отца, когда она ухаживала за ним, у нее возникали различные желания и мысли, которые ей приходилось подавлять. Со временем на месте подавленных желаний и мыслей воз­никли симптомы, которые обнаружили свое проявление в истерической форме. Но стоило пациентке в состоянии гипноза воспроизвести ранее имевшую место патогенную ситуацию и свободно проявить свои аффекты, как тут же симптомы исчезали и в дальнейшем не повторялись.

Стремясь помочь своей пациентке, Брейер использо­вал гипноз для снятия имевшихся у нее физических нару­шений. Так, например, летом, во время жары девушка ис­пытывала жажду, хотела пить, но стоило только ей поднес­ти стакан с водой ко рту, как тут же она отстраняла его от себя. Утоление жажды осуществлялось ею главным обра­зом посредством фруктов.

Однажды в состоянии гипноза пациентка вспомнила сцену, относящуюся к периоду ее детства. В их доме была гувернантка-англичанка, которая не вызывала у нее сим­патию. Как-то раз девочка вошла в комнату к этой англи­чанке и оказалась невольным свидетелем того, как гувер­нантка поила свою маленькую собачку из стакана. Сама собачка и увиденная сцена были неприятны для девочки, но, будучи вежливой, онд ничего не сказала об этом ни гу­вернантке, ни родителям. Событие детства оказалось вы­тесненным из сознания, но испытанное девочкой отвра­щение вылилось в истерический симптом, проявившийся

в форме ее неспособности утолять жажду именно таким образом даже тогда, когда очень хотела пить. Воспомина­ние об этом случае в состоянии гипноза и рассказ о том рт-вращении, которое она испытывала в детстве, помогло из­бавиться от истерического симптома. Находясь в гипноти­ческом состоянии, пациентка попросила попить, и, когда ей дали стакан с водой, она с удовольствием опустошила его. Пробудившись со стаканом воды у рта, она не испыта­ла никаких неудобств и с этого времени могла свободно утолять жажду таким образом.

Аналогичная картина наблюдалась и в том случае, ког­да пациентка вспоминала различные эпизоды, связанные с уходом за больным отцом и породившие невротические симптомы. В частности, она вспомнила, как однажды про­снулась ночью в ужасном страхе за своего смертельно бо­льного отца. Ожидая хирурга для операции, девушка сиде­ла у постели отца. Ее правая рука лежала на спинке стула. Усталая от ожидания хирурга и переживаний по поводу предстоящей операции, девушка впала в состояние грез наяву. Она увидела, как со стены по направлению к отцу ползла большая черная змея. Несмотря на свой страх, де­вушка попыталась orугнать змею от отца, но не смогла это сделать. Находящаяс я на спинке стула правая рука онеме­ла, в результате чего она не могла ею даже пошевелить. Ее охватил ужас оттого, что она ничем не может помочь свое­му отцу. Причем, когда девушка взглянула на свою оне­мевшую, потерявшую чувствительность руку, она увидела, что ее пальцы превратились в маленьких змей с мертвыми головами. После того, как она очнулась и увидела, что ни­какой змеи нет и что это была не более чем галлюцинация, все еще пребывая в страхе, она захотела помолиться, но не могла вспомнить ни одного слова на немецком языке. Ей в голову пришло английское детское стихотворение, и на этом языке она осуществила молитву.

Это объясняло, почему во время болезни пациентка Брейера изъяснялась на английском языке. Из данного воспоминания становился более понятным и источник паралича ее правой руки. После того, как в гипнотическом состоянии пациентка рассказала об эпизоде у постели бо­льного отца, сопровождавшемся галлюцинацией о змее и потерей чувствительности руки, невротический симптом оказался устраненным и паралич правой руки исчез.

Брейер назвал новый метод, использованный им при лечении Анны О. и, фактически, подсказанный ему обра­зованной и интеллигентной пациенткой, «катартиче-ским». Это название происходит от древнегреческого сло­ва катарсис (очищение) и восходит к Аристотелю, считав­шему, что в процессе драматического искусства благодаря сопереживанию с происходящими на сцене драматиче­скими событиями у человека может произойти душевное очищение. В случае Анны О. катартический метод лечения состоял в том, что в состоянии гипноза воскрешались выпав­шие из памяти воспоминания о травматических событиях жизни и благодаря их воспроизведению в словесной форме путем повторного переживания осуществлялось освобожде­ние (катарсис) от истерических симптомов.

Познакомившись более подробно со случаем Анны О., Фрейд начал воспроизводить опыт Брейера на своих боль­ных и использовать в своей частной практике метод катар­сиса. Особенно привлекательным этот метод стал для него после того, как во время поездки в Нанси в 1889 году он об­наружил, что даже такой искусный гипнотизер, как Берн-гейм, сталкивается со случаями, свидетельствующими об ограниченных возможностях гипнотического внушения. В мае 1889 г. Фрейд приступил к лечению фрау Эмми фон Н. Это была сорокалетняя женщина, страдающая спазмами лица и пощелкиванием языком, производя­щим неприятный звук. Введя ее в гипнотическое состоя­ние, Фрейд наблюдал за тем, как прекращаются спазмы и разглаживается ее лицо. Одновременно он использовал катартический метод, тем самым пытаясь выявить исто­ки заболевания и добиться от пациентки «самоочище­ния». Так, удалось обнаружить, что пощелкивание язы­ком было связано с двумя переживаниями. Одно относи­лось к тому времени, когда она ухаживала за больным сы­ном. Однажды во время болезни сын с трудом заснул, и мать заставляла сидеть себя тихо, чтобы не разбудить его каким-либо звуком. Второе переживание соотносилось с происшествием, когда во время поездки в экипаже с дву­мя детьми в грозу лошади испугались, а женщина стара­лась избегать любого шума, поскольку лошади могли еще больше испугаться и это бы привело к несчастному слу­чаю.

С помощью гипноза Фрейду частично удалось снять невротические симптомы у сорокалетней женщины.

Однако гипнотическое внушение не было столь эффек­тивным, как того хотелось ему. Симптомы то пропадали, то вновь давали знать о себе. С одной стороны, он пола­гал, что у его пациентки имеются глубоко запрятанные сексуальные потребности, с которыми ей приходится постоянно бороться и поглощенность которыми затруд­няет терапевтическую работу. По сути дела, это была одна из первых попыток Фрейда соотнести невротическое заболевание с вытесненной сексуальностью. С другой сто­роны, он еще раз убедился в ограниченных возможно­стях гипнотического внушения, что побудило его искать новые методы лечения нервных заболеваний.

Лечение фрау Эмми фон Н. обнажило перед Фрейдом одну, ставшую впоследствии чрезвычайно важной для психотерапии, проблему. Он заметил, что исчезновению симптомов способствует установление непосредственно­го контакта ме.^ду врачом и пациентом. Прекращение этих контактов к.ожет привести к возобновлению невро­тических симптомов. Личные взаимоотношения между врачом и пациентом накладывают отпечаток на эффек­тивность терапии.

В то время он соотнес это открытие непосредственно с гипнозом, полагая, что именно гипноз, способствующий выявлению причин возникновения невротических симп­томов, одновременно может оказываться камнем пре­ткновения на пути полного и бесповоротного излечения больных. Такое открытие заставило его усомниться в эф­фективности не только гипнотерапии как таковой, но и катартического метода, поскольку стало очевидным, что нередко успех терапии зависит не столько от катарсиса, до­стигаемого пациентом, сколько от личных отношений, уста­навливаемых между ним и врачом.

Кроме того, в своей частной практике Фрейд столк­нулся с такой неприятной для него и этически сложной те­рапевтической ситуацией, которая с необходимостью под­вела его к переосмыслению необходимости использова­ния гипноза в качестве терапевтического средства. Так, однажды он работал с пациенткой, которая легко поддава­лась гипнозу и с которой Фрейд, фактически, мог проде­лывать различные эксперименты. Ему удалось подвести находящуюся в гипнотическом состоянии пациентку к ис­токам ее заболевания. Благодаря катартическому методу он освободил ее от тех невротических симптомов, которые

приносили ей страдания. Однако, каковы были его удив­ление и растерянность, когда однажды, пробудившись от гипноза, пациентка бросилась на Фрейда, обвив своими руками его шею. Только благодаря внезапному появлению служанки ему удалось оправиться от вполне понятного за­мешательства и от неприятных объяснений с пациенткой. Описывая данный эпизод через три десятилетия, Фрейд подчеркнул: «У меня хватило трезвости, чтобы не объяснять этот случай своей личной неотразимостью, и я решил, что теперь полностью понимаю природу мис­тической стихии, которая таилась за гипнозом. Чтобы исключить ее или по крайней мере изолировать, я дол­жен был отказаться от гипноза» [11. С. 108]. И действи­тельно, после почти пятилетнего использования гипноза в своей частной практике Фрейд отказывается от него и вы­двигает на передний план новый метод, который пришел на смену катартическому и знаменовал собой возникновение психоанализа.

Какое же новшество ввел Фрейд, отказавшись от гип­ноза?

Прежде чем ответить на этот вопрос, кратко останов­люсь на рассмотрении одного исторического сюжета, сви­детельствующего о том, что в истории медицины, филосо­фии и науки некоторые открытия совершаются одновре­менно разными людьми, и часто приоритет в их установ­лении оказывается делом весьма спорным, вызывающим острые дискуссии, которые завершаются порой искаже­нием исторической истины.

В то же самое время, когда в Вене Брейер с Фрейдом обсуждали между собой случай Анны О., в Гавре фран­цузский врач Пьер Жане [12] работал с молодой девуш­кой, история болезни которой редко попадает в поле зрения современных психоаналитиков. Между тем рас­смотрение случая Марии, как он был назван Жане, и ис­пользованный французским врачом метод лечения, не­сомненно, заслуживают внимания в плане понимания предыстории возникновения психоанализа.

К моменту доставки в госпиталь, где работал Жане, молодая девушка, в возрасте 19 лет, считалась неизлечи-

мой. Она была подвержена приступам, сопровождав­шимся конвульсиями, спазмами и бредом. Во время приступов девушка с ужасом кричала, производила бес­порядок вокруг себя, говорила об огне и крови, пыталась куда-то бежать. Приступы завершались тем, что ее рвало кровью. Сама она ничего не помнила. Между приступами, которые наступали периодически раз в месяц, у девушки наблюдалась скованность рук, напряженность мышц, сле­пота на левый глаз.

Наблюдая за больной, Жане установил, что приступы связаны с менструацией. В критические для девушки дни приступы достигали своего пика, были наиболее интен­сивными и дс ставляли ей страдания. В период между мен­струациями наблюдались различного рода сбои, но они не были столь тяжелыми, как в критические дни.

За несколько дней перед наступлением менструации у девушки менялся характер. Она становилась мрачной, раздражительной, выражала гнев по разным поводам. У нее начиналась дрожь во¹ всем теле, переходящая в нервные спазмы и нестерпимые боли. Примерно после 20 часов после начала менструации ее тело охватывала сильнейшая дрожь. Девушка испытывала острую боль, начинающуюся в области живота и подступающую к горлу. Приступ завершался истерией, сопровождаю­щейся бредом и рвотой с кровью. На протяжении неско­льких месяцев применялись медикаментозное лечение и водотерапия. Несколько раз Жане прибегал к гипнозу, но старался не беспокоить девушку особенно перед ее критическими днями. Состояние пациентки не улучша­лось. Скорее напротив, относящиеся к менструальному циклу, терапевтические процедуры не ослабляли, а уси­ливали бред.

К концу восьмого месяца пациентка в отчаянии зая­вила, что лечение бесполезно, симптомы болезни будут постоянно возвращаться и, следовательно, ее дальней­шая жизнь обречена на страдания и мучения. Жане по­просил пациентку объяснить ему, что с ней происходит, когда ей становится совсем плохо. Пациентка ничего не смогла добавить к тому, что уже было известно. Создава­лось впечатление, что, о каких бы событиях ее не спра­шивали, она ни о чем не помнит.

В надежде получить необходимую для понимания истоков заболевания информацию Жане решил привес-

ти пациентку в глубокое гипнотическое состояние. На­ходясь в этом состоянии, она вспомнила эпизод, связан­ный с ее первой менструацией, которая имела место, когда ей было 13 лет. После того, как началась первая менструация, девочка восприняла ее как нечто постыд­ное. То ли в силу своего детского воображения, то ли в ре­зультате чего-то услышанного или ранее увиденного, де­вочка решила прекратить менструацию. Примерно 20 ча­сов спустя после начала менструации, она, воспользовав­шись моментом, когда ее никто не видел, вышла из дома и сёла в бадью с ледяной водой. Менструация прекрати­лась. Дрожа от холода, девочка вернулась домой, но слег­ла. Болезнь продолжалась несколько дней, в течение ко­торых она находилась в бреду. Через'какое-то время де­вочка поправилась, но на протяжении нескольких лет у нее не было менструации. Только пять лет спустя у нее начался менструальный цикл, который стал сопровожда­ться всеми болезненными симптомами, наблюдаемыми у пациентки.

На основании раннего воспоминания пациентки Жане попробовал устранить из ее сознания идею о том, что мен­струация была прекращена в результате погружения в ле­дяную воду. Это не дало никакогорезультата. Начавшаяся через несколько дней менструация сопровождалась теми же самыми болезненными симптомами. Тогда Жане при­вел пациентку в гипнотическое состояние, воспроизвел имевшую место в тринадцатилетнем возрасте ситуацию начала первой менструации и внушил девушке, что в то время не было никакого травмирующего события, а мен­струация протекала нормально на протяжении не менее трех дней. Результат был потрясающим. Следующая мен­струация началась у девушки вовремя, она не сопровожда­лась никакими конвульсиями, болями, бредом и длилась три дня.

Тем же самым путем Жане выявил истоки возникнове­ния других болезненных симптомов, включая приступы ужаса, кровь, картины огня. Аналогичным образом он до­бился того, что приступы ужаса больше не возобновлялись у пациентки. Но Жане не остановился на этом и попытал­ся разобраться в той слепоте левого глаза, которая, как уверяла пациентка, была у нее с момента рождения.

Вводя пациентку в гипнотическое состояние, он доби­вался от ее воспоминаний, связанных с различными пери-

одами детства. Проигрывая основные сцены детских лет жизни, он обнаружил, что у девочки началась слепота в шестилетнем возрасте, и это было связано с одним эпизо­дом. Одна кды, несмотря на ее протесты, девочку уложили спать на одну кровать с другим ребенком, левая щека кото­рого была покрыта лишаем. Через несколько дней у" нее тоже возник лишай, причем с левой стороны лица, как и у другого ребенка. Лечение шло с переменным успехом. Ли­шай то исчезал, то вновь возникал. В конце концов от ли­шая удалось избавиться, но никто не заметил того обстоя­тельства, что у девочки появилась слепота на левый глаз.

Прибегнув к аналогичному лечению, Жане погрузил пациентку в период шестилетнего возраста и воспроиз­вел ту же самую ситуацию, когда она испытывал ужас от того, что ее положили вместе с больным ребенком. Он внушал ей, что никакого лишая у ребенка не было, напро­тив, ребенок был очень милым и симпатичным. Не сразу, но в несколько приемов Жане удалось добиться такого внушения, что в гипнотическом состоянии пациентка без всякого отвращения к воображаемому ребенку обнимала и ласкала его. Таким образом, удалось восстановить чув­ствительность левого глаза. Слепота исчезла, пациентка стала видеть левым глазом так же хорошо, как и правым.

По прошествии пяти месяцев со дня осуществленных Жане лечебных экспериментов его пациентка стала вы­глядеть совершенно другим человеком. Не было никаких признаков истерии. В лучшую сторону изменился ее фи­зический облик. Отмечая эти изменения, Жане подчерк­нул: «Я не придаю этому исцелению большего значения, чем оно заслуживает, и не знаю, насколько долгим будет его воздействие, но я нахожу эту историю интересной, как пример важности фиксированных подсознательных идей и той роли, которую они играют в некоторых физических и психических заболеваниях» [13. С. 124—125].

Не трудно заметить, что между катартическим мето­дом Брейера и психологическим-анализом Шарко много общего.

Оба они использовали гипноз для исследования при­чин возникновения истерических симптомов, что, как уже было сказано, привлекло внимание Фрейда. И тот, и другой сделали акцент на травматических ситуациях, способствующих развитию невротических симптомов, что также не ускользнуло от внимания Фрейда. Для обоих

стало очевидным, что для обнаружения травматических ситуаций необходимо изучить предшествующие заболе­ванию периоды жизни пациента, включая ранние годы детства, что впоследствии учитывалось Фрейдом и легло в основу его психоаналитических исследований и тера­певтической деятельности. Для того и другого гипноз вы­ступал не только в качествепознавательного инструмен­тария, дающего возможность выявить этиологию невро­тического заболевания, но и в качестве терапевтического средства, способствующего устранению невротических симптомов и исцелению пациентов, на что в начале своей частной практики уповал также и Фрейд.

Все это позволяет говорить о том, что катартический метод Брейера и психологический анализ Жане являются непосредственными предшественниками психоанализа Фрейда.

4. Лечение ложью или лечение истиной?

Сам Фрейд неоднократно указывал на связь психоана­лиза с катартическим методом Брейера, подчеркивая то обстоятельство, что, фактически, случай истерии Анны О. послужил отправной точкой для его исследовательской и терапевтической деятельности, приведшей к возникнове­нию психоанализа. Правда, его акценты в отношении приоритетности менялись по мере расхождений с Брейе-ром и укрепления позиций психоаналитического движе­ния.

В 1909 году в лекциях о психоанализе, прочитанных перед американской аудиторией в Кларкском университе­те в Ворчестере (штат Массачусетс), куда он был пригла­шен по случаю празднования двадцатилетней годовщины со дня основания этого учреждения, Фрейд указал на приоритет Брейера в становлении психоанализа. Он го­ворил буквально следующее: «Если создание психоана­лиза является заслугой, то это не моя заслуга. Я не при­нимал участие в первых начинаниях, когда другой вен­ский врач доктор Йозеф Брейер в первый раз применил этот метод к одной истерической девушке (1880—1882), я был студентом и держал свои последние экзамены» [14. С. 313]. В 1914 году, раскрывая историю психоаналити­ческого движения и воздавая должное катартическому

методу Брейера, Фрейд уже говорил о том, что данный метод был предваряющей стадией психоанализа и собст­венно психоанализ начинается с тех нововведений, ко­торые ему удалось осуществить самому. Но в то время рн все же сгладил тональность своего утверждения словами: «Неважно, впрочем, начнем мы отсчитывать эпоху психо­анализа от катартического метода или от моей модифика­ции последнего» [15. С. 150].

В дальнейшем Фрейд все больше акцентировал вни­мание на различиях между катартическим методом Брейера и его собственным психоанализом. Судя по все­му, ему уже не хотелось, чтобы его имя ставилось в один ряд с именем Брейера, а психоанализ ассоциировался с кем-то другим. Как бы там ни было, но в конечном счете он не отрицал заслуг Брейера, рассматривая его иссле­дования в качестве исходного материала, давшего тол­чок к возникновению психоанализа.

Совершенно иное положение складывалось в отноше­нии признания соответствующих заслуг Жане. Фрейд ка­тегорически отрицал какую-либо связь с последним и вся­чески отметал любые слухи о якобы имевших место кон­цептуальных заимствованиях, предопределивших возник­новение психоанализа. Причем, если при всех расхождени­ях с Брейером и разрывом дружбы с ним он отдавал дань ува­жения последнему, то отношение Фрейда к Жане характери­зовалось личным неприятием как его воззрений на истерию, так и его оценки психоанализа в целом.

Надо сказать, что первоначальное знакомство Фрейда с работами Жане оставило у него благоприятное впечатле­ние о французском враче, возглавившем после смерти Шарко клинику в Сальпетриере. Судя по всему, он с инте­ресом прочитал опубликованную в 1889 году книгу Жане «Психологический автоматизм», в которой излагались его гипнотические эксперименты с больными, относящиеся ко времени работы в Гавре, в период с 1882 по 1888 годы. В этой книге содержалась история болезни Марии и рас­сказывалось о том, как, с помощью каких средств и каким образом Жане добился успехов в лечении своей пациент­ки.

Так сложилось исторически, что Брейер имел дело со случаем Анны О. несколько раньше, чем Жане со случаем Марии. Лечение Анны О. у Брейера завершилось в 1882 году, лечение Марии у Жане происходило после 1882 года.

Однако медицинский мир узнал об этих историях в обрат­ном порядке. Жане сообщил о случае Марии в своей пуб­ликации, вышедшей в свет в 1889 году, в то время как о случае Анны О. стало известно из совместно написанных Брейером и Фрейдом работ, опубликованных в «Предвари­тельном сообщении» в 1893 и в «Исследованиях истерии» в 1895 году.

Не исключаю, что именно книга Жане, содержащая историю болезни и излечения Марии, побудила Фрейда прибегнуть к более настойчивым уговорам Брейера опуб­ликовать исследования по истерии, включая случай Анны О., чему тот долгое время противился. И совершенно оче­видно, что Брейер и Фрейд читали книгу Жане. Более того, при написании «Исследований по истерии» они скорее всего соотносили свои представления о нервных заболева­ниях и их лечении со взглядами Жане на истерию.

Именно тогда Фрейд мог проникнуться уважением к работе Жане в области изучения истерии. Подтверждени­ем тому может служить высказывание Фрейда, сделанное им во время чтения лекций в Кларкском университете: «Великий французский наблюдатель, учеником которого я был в 1885—1886 гг., сам не имел склонности к психоло­гическим построениям, но его ученик П.Жане пытался глубже проникнуть в особенные психические процессы при истерии, и мы следовали его примеру, когда постави­ли в центр наших построений расщепление психики и рас­пад личности» [16. С. 326].

В то время, то есть в 1909 году, Фрейд высказал лишь одно несогласие с представлениями Жане об истерии. Оно сводилось к тому, что в отличие от Жане, рассматривавше­го истерию с точки зрения дегенеративного изменения нервной системы, он полагал, что у истериков, наряду с понижением работоспособности, может наблюдаться так­же частичное ее повышение.

Шестнадцать лет спустя в «Автобиографии» Фрейд уже во всю критикует взгляды Жане на истерию. Справедливо­сти ради надо сказать, что он упоминает о своем былом уважении к французскому врачу. Тем не менее чувствуется глубокая обида на него, которая прорывается в неприкры­той форме. «Сам я лично, — писал Фрейд, — всегда гово­рил о Жане с уважением, поскольку его открытия в значи­тельной мере совпали с открытиями Брейера, которые были сделаны раньше, хотя и опубликованы позднее. Но

когда психоанализ стал темой дискуссий и во Франции, Жане повел себя плохо, показал слабое знание предмета и применял некрасивые аргументы» [ 17. С, 111 ].

Под некрасивыми аргументами Фрейд имеет в виду скорее всего высказывания Жане по поводу психоаналити­ческой идеи, согласно которой в основе невротических за­болеваний лежит вытесненная сексуальность. Оценивая эту идею, первоначальные наметки которой нашли отраже­ние в «Исследовании истерии», Жане с определенной до­лей сарказма заметил, что подобное представление могло возникнуть только в Вене. Трудно сказать, имел ли он в виду пуританскую атмосферу, с необходимостью ведущую к подавлению сексуальных влечений, или легкомысленное отношение к жизни венцев, чья страсть к вальсам могла по­рождать у иностранцев ассоциации с распущенностью.

Интересно отметить, что когда Фрейд впервые приехал в Париж, то его поразила праздная атмосфера этого горо­да, бесстыдные улыбки парижанок и то, что в жителей это­го города как бы вселились тысячи демонов. Французы воспринимались им как народ «психических эпидемий и массовых истерических конвульсий». Если бы Жане знал, какую характеристику французам дал Фрейд, он мог бы, вероятно, обидеться на него точно так же, как это сделал основатель психоанализа, когда до него дошли слухи о вы­сказывании французского врача о связи одной из психоа­налитических идей с соответствующей атмосферой Вены. Что касается Фрейда, то он так сильно обиделся на «некрасивые аргументы» Жане, что впоследствии крити­ческий настрой к нему пересилил все былое уважение. В «Автобиографии» он не только критиковал взгляды Жане на истерию, но и писал о необходимости «положить конец все еще продолжающимся разговорам, будто все ценное в психоанализе ограничивается лишь заимствова­нием идей Жане». При этом, поддавшись чувству обиды и позабыв о сделанной им в 1909 году оценке заслуг фран­цузского врача, он подчеркнул, что «психоанализ в исто­рическом плане абсолютно независим от находок Жане». И наконец, Фрейд заметил, что Жане «разоблачил себя в моих глазах и сам лишил ценности свои работы...» [18. С. 111].

Обида на Жане сохранилась у Фрейда на всю жизнь. Показательным в этом отношении является эпизод, отно­сящийся к 1937 году. Французский аналитик и зять Жане

Эдуард Пишон написал получившему в то время мировое признание Фрейду письмо, в котором спрашивал, не может ли Жане посетить его. Комментарий Фрейда к этому пись­му красноречиво говорит сам за себя: «Нет, не хочу видеть Жане. Я не могу удержаться от упреков в его адрес за то, что он вел себя несправедливо в отношении психоанализа, а также меня лично и никогда не исправил содеянного. Было достаточно глупо с его стороны заявить, что идея сексуаль­ной этиологии неврозов могла возникнуть лишь в атмосфе­ре города, подобного Вене. Затем, когда французские авто­ры пустили в ход клевету, будто я слушал его лекции и украл его идеи, он мог одним словом положить конец всем этим толкам, ведь я никогда не видел его и не слышал его имени во времена Шарко. Такого слова он не сказал. Вы можете получить представление о его научном уровне по его выска­зыванию, что бессознательное является une fa on de parler [оборотречи (франц.) — В. Л.]. Нет, я его не приму. Вначале я думал избавить его от подобного обращения, сказав, что плохсРбебя чувствую или что я более не могу разговаривать по-французски, а он, несомненно, не понимает ни слова по-немецки. Но я принял обратное решение. Нет никакой причины идти ради него на какие-либо жертвы. Честность является здесь единственно возможной вещью; грубость здесь вполне законна» [19. С. 437].

Такова история взаимоотношений между Фрейдом и Жане, за которой просматривается не только по-челове­чески понятная обида, но и скрывающееся за ней бес­сознательное стремление к утверждению приоритета в становлении психоанализа. Эта история может служить наглядным примером того, какие человеческие страсти разгораются вокруг научных идей и как не просто даже специалистам по бессознательному осмысливать глу­бинные процессы, протекающие в душе и затрагиваю­щие проблемы, связанные с выявлением исторической истины.

Разумеется, наряду с несомненными сходствами, между психологическим анализом Жане и психоанализом Фрейда имеются определенные различия. Фрейд был прав, когда писал о том, что из работ Жане не были извлечены выво­ды, которые сделал психоанализ по отношению к гумани­тарным наукам. Имеется в виду прежде всего то обстояте­льство, что психоанализ не ограничился терапевтическим его применением, а стал использоваться в качестве средст-

ва исследования в различных областях гуманитарного зна­ния. Но мне хотелось бы обратить внимание на другое раз­личие, которое относится непосредственно к психотера­пии.

Катартический метод Брейера и психологический анализ Жане включают в себя одну и ту же установку. И в том, и в другом случае с помощью гипноза сперва выявля­ются истоки возникновения истерических симптомов, а затем осуществляется работа по их устранению. Ориента­ция на прошлое, обращение к детству и обнаружение травмирующих ситуаций — все это является однотипным для исследований как Брейера, так и Жане. Оба они стре­мятся к открытию истины (травмы) в истории жизни па­циентов. А вот дальше их пути расходятся. Точнее говоря, открытие истины в воспоминаниях находящихся в гип­нотическом состоянии пациентов служит необходимой предпосылкой для снятия у них истерических симптомов и исцеления их, но средства, ведущие к достижению этих целей, оказываются различными.

Для Брейера травматическая ситуация является некой данностью, которую пациенту следует заново пережить, чтобы, отреагировав на нее должным образом, то есть дав разрядку сдержанным и подавленным аффектам, тем са­мым снять напряжение, после чего невротические сипм-томы исчезают сами по себе. Исчезнувшие из памяти па­тогенные воспоминания доводятся до сознания пациен­та, он обретает истинное знание о событиях, пережива­ниях в прошлом, и эмоциональное реагирование на это знание приводит к выздоровлению. В этом смысле катар­тический метод Брейера можно было бы назвать «лечением истиной».

Для Жане травматическая ситуация также выступает в качестве необходимой для дальнейшей терапевтической работы данности. Но эта данность, каклсторическая исти­на, необходима скорее для терапевта, нежели для пациента. Истина нужна врачу, а не больному человеку. Болезнь раз­вивалась путем бегства пациента от истины. Если его поста­вить лицом перед этой истиной, то не будет ли прогресси­ровать его болезнь? Не приведет ли знание истины к окон­чательному краху больного? Поэтому врач, открывший для себя истину в отношении самого больного, должен скрыть ее от него. Более того, путем гипнотического внушения он может подменить истину ложью с тем, чтобы травмирую-

щее событие прошлого не просто забылось, а окончательно исчезло из памяти пациента. На этом пути как раз и дости­гается выздоровление. В этом отношении психологический анализ Жане можно было бы назвать «лечением ложью».

Что лучше, горькая истина или ложь во спасение?

Надо полагать, в медицинской практике этот вопрос рано или поздно встает не только перед психотерапевта­ми, но и перед многими врачами, специалистами по раз­личным заболеваниям. Каждый по-своему пытается отве­тить на него, руководствуясь самыми различными сообра­жениями, включая чисто личностные, правовые, этиче­ские. В рассматриваемом контексте речь идет не о том, кто прав и какая позиция представляется более предпочтите­льной. Для дальнейшего понимания истории возникнове­ния психоанализа важно зафиксировать то принципиаль­ное различие, которое, на мой взгляд, наблюдается между катартическим методом Брейера и психологическим ана-лизом^ане.

Не думаю, что Фрейд отследил для себя это различие. Во всяком случае, высказывая свои соображения по отно­шению к катартическому методу Брейера и критические замечания по поводу представлений Жане об истерии, он не проводил различий между ними в плане истины и лжи, как средствах лечения. Однако можно с уверенностью ска­зать, что, будучи с юношеских лет приверженцем поиска истины, лечение ложью не только не импонировало ему, но и вряд ли приходило в голову. И если бы Фрейду при­шлось выбирать между лечением истиной и лечением ложью, то он, несомненно, выбрал бы первое средство. Ведь стремление к истине было одним из его достоинств. В «секретной хронике», которую Фрейд вел вместе со своей будущей женой в период их первоначального зна­комства, первая его запись включала следующее призна­ние: «Природа отказала мне во многих талантах и даровала мне очень мало, из той разновидности таланта, который завоевывает признание. Но она наделила меня бесстраш­ной любовью к истине, острым глазом исследователя, правильным восприятием ценностей жизни и даром много работать и находить в этом удовольствие» [20. С. 77-78].

Катартический метод Брейера не в последнюю оче­редь привлек внимание Фрейда именно потому, что гип­ноз использовался как для выявления истинных причин

возникновения истерии, так и для лечения страдающих истерией пациентов с помощью той истины, которую они могли осознать благодаря терапевтическим усилиям врача. Другое дело, что, обнаружив связанные с гипноти­ческим внушением ограничения, он отказался от гипноза как такового и тем самым внес изменения в катартический метод Брейера. С этими изменениями как раз и связано появление психоанализа.

Теперь можно перейти непосредственно к ответу на ранее поставленный вопрос, какое новшество ввел Фрейд, отказавшись от гипноза.

Дата добавления: 2015-06-04