Смысл невротических симптомов

Фрейд придавал важное значение раскрытию смысла невротических симптомов. Рассматривая этот вопрос, он привел несколько ярких примеров, связанных с так назы­ваемым неврозом навязчивых состояний, на изучении ко­торого, как и на исследовании истерии, был основан пси­хоанализ.

Один из примеров касался тридцатилетней женщины, которая несколько раз в день проделывала странное на-

вязчивое действие. Она то выбегала из своей комнаты, тщ вновь убегала к себе. При этом, выбежав из комнаты, она| останавливалась перед столом, накрытым скатертью, вы­зывала к себе горничную, давала ей какое-нибудь мелкое" поручение и после этого убегала к себе.

Второй пример был связан с девятнадцатилетней де-й вушкой, у которой сложился необычный навязчивый це4 ремониал укладывания спать, доставлявший ей и ее близ­ким много неприятностей. Каждый вечер перед сном де«*| вушка останавливала находящиеся в ее комнате часы или i выносила их из нее, переставляла цветочные горшки щ вазы, чтобы они не упали и не разбились, оставляла полу*?| открытой дверь между ее комнатой и спальней родителей! клала большую подушку у изголовья кровати таким обра-f зом, чтобы она не касалась деревянной спинки кровати,; маленькую для головы — так, чтобы образовывался ром(обязательно взбивала перину, а потом разглаживала ее И всеото повторялось по несколько раз, так как у нее бьипм постоянные сомнения в том, что она могла что-то упусч| тить.

Нет необходимости касаться всех подробностей, свя* занных с толкованием Фрейдом навязчивых действий обеих женщин. Тот, кто заинтересуется этим вопросом^! может обратиться к первоисточнику и почерпнуть соот-«ветствующую информацию в работе основателя психоана-ti лиза «Введение в психоанализ. Лекции», на которую я HtNjg однократно ссылался. Отмечу лишь, что раскрытие смыс4| ла вышеупомянутых навязчивых действий осуществляв лось Фрейдом посредством установления их связи с бенностями, присущими жизни этих двух женщин.

В первом случае тридцатилетняя дама сама осозналде то, в чем состоит смысл ее навязчивого действия. Она рас^ сказала о том, что десять лет тому назад вышла замуж значительно старшего ее по возрасту мужчину, котор* оказался несостоятельным в первую брачную ночь и, чт* бы не вызывать излишние толки у горничной, убиравше постель, вылил красные чернила на простыню, но не на' место, где полагалось быть соответствующему пяти И когда Фрейд не увидел связи между этим воспоминав ем и «авязчивым действием, то женщина подвела его столу, показала большое пятно, которое проступало н» скатерти, и пояснила, что всегда занимает такое положе- \ ние у стола, чтобы вызванная ею горничная могла увидел^

это пятно. Таким образом, Фрейду стала понятна тесная связь между первой брачной ночью женщины в прошлом и навязчивым действием, которое она совершала в настоя­щем.

Во втором случае девушка не могла или не хотела обна­ружить смысл своего патологического церемониала укла­дывания спать. Фрейд делал различного рода намеки, предлагал свое толкование, но она отвергала все его по­пытки. И только по прошествии какого-то времени де­вушка воспользовалась предложенными ей толкованиями и начала устанавливать соответствующие связи между сво­им навязчивым ритуалом и теми переживаниями, которые у нее были в детстве и которые имели место в настоящем. Будучи ребенком, она не давала закрывать дверь между детской комнатой и спальней родителей. Постоянное под­слушивание за родителями обернулось приобретением бессоницы, потребовавшей установление ритуала в форме остановки или удаления часов, перестановки горшков с цветами и ваз, которые имели символическое истолкова­ние, то есть рассматривались в качестве гениталий, сексу­ального возбуждения, полового акта. Попытки помешать родителям, сопровождавшиеся тем, что она прибегала в их спальню и укладывалась спать между отцом и матерью (впоследствии она даже добивалась того, чтобы мать усту­пала ей свое место возле отца и переходила спать на ее кро­вать), привели к последующему образованию церемониа­ла, когда подушка и спинка кровати не должны были каса­ться друг друга, а взбивание перины и последующее раз­глаживание ее подразумевали беременность и предотвра­щение ее. Так, с помощью Фрейда девушкой был выявлен скрытый смысл, стоящий за патологическим церемониа­лом укладывания спать. Он свидетельствовал о том, что она находилась во власти эротической привязанности к своему отцу.

Как в первом, так и во втором случае анализ навязчи­вых симптомов привел к необходимости рассмотрения сексуальной жизни пациентов. Собственно говоря, такое понимание в направлении исследовательской и терапев­тической деятельности, связанной с применением мето­дов и приемов психоанализа, оказалось для Фрейда обще­значимым, применимым для всех невротических заболе­ваний. Таким образом, понимание смысла, намерения и значения невротических симптомов с необходимостью под-

водило Фрейда к исследованию той связи, которая, по мнению, имела место между симптомами заболевания и i живаниями пациентов, уходящими корнями в их интимн отношения. В связи с этим он подчеркнул: «Прежде bc&j и одно: психоаналитические исследования сводят с дейст­вительно удивительной правильностью симптомы страда­ния больных к впечатлениям из области их любовной жиз ни; эти исследования относятся к эротическим влечения и заставляют нас признать, что расстройствам эроти* должно быть приписано наибольшее значение среди фа> торов, ведущих к заболеванию, и это так для обоих поло* [2. С. 346].

Психоаналитический подход к изучению невротиче* ских заболеваний включал в себя такое историческое тол* кование, которое предполагало осуществление как 6i двойной редукции, а именно, переход от настоящего к щ шлому и от жизни взрослых к инфантильной сексуальности) Переживания, относящиеся ко времени заболевания, яв«ляются чувствительными для каждого человека. Но, бу-я дучи остро ощутимыми и трудно переносимыми, сами not себе они еще ничего не говорят о причинах и истоках за-й болевания. Аналитическая работа не может, по убежде-^ нию Фрейда, ограничиваться раскрытием существа st переживаний. Она должна доходить до исследования психосексуального развития ребенка, чтобы на материа­ле раннего детства выявить те события, ситуации, впечат­ления и переживания, которые могли предопределить возможность будущего заболевания. «Только пережива-; ния детства, — подчеркивал Фрейд, — дают объяснение^ чувствительности к будущим травмам, и только раскры-^ тием и доведением до сознания этих следов воспоминал^ ний, обычно почти всегда позабытых, мы приобретаем** силу для устранения симптомов. Здесь мы приходим, тому же результату, как при исследовании сновидений, ^ именно — что остающиеся, хотя и вытесненные желания' детства дают свою силу образованию симптомов» [3„ С. 347].

Аналитическая работа показывает, что во многих слу­чаях пациенты фиксированы на каком-то периоде своего^ прошлого, в результате чего настоящее и будущее как бы;| закрыто для них. Как правило, они фиксированы на таких переживаниях прошлого, которые можно назвать травма-'<„ тическими. Фрейд проводит сравнение с травматически-.,¹*;

ми неврозами, возникающими во время войн, железнодо­рожных крушений или каких либо других жизненных ка­тастроф. В основе этих неврозов лежит фиксация на мо­менте травмы. Люди, страдающие подобными заболева­ниями, постоянно испытывают сильные переживания, которые находят свое отражение в сновидениях, где по­вторяются картины и сюжеты, связанные с травматиче­скими ситуациями. Аналогичное положение наблюдается и тогда, когда нервнобольные оказываются фиксированы на переживаниях прошлого. Отсюда Фрейд делает вывод, согласно которому невроз можно уподобить травматиче­скому заболеванию. В таком случае объяснение невроза следует соотнести с неспособностью человека справиться с сильным аффективным переживанием. Другое дело, что здесь не все так просто и однозначно, как может показать­ся на первый взгляд. Так, можно сказать, что всякий невроз включает в себя фиксацию на каком-то травматическом со­бытии прошлого. Однако, замечает Фрейд, отсюда вовсе не следует, что любая фиксация непременно ведет к неврозу или совпадает с ним.

Тем не менее переживания прошлого, действитель­но, могут быть весьма травмирующими и оказывать та­кое воздействие на человека, которое чревато далеко идущими последствиями. Фиксация на этих пережива­ниях способна обернуться невротическими расстройст­вами, заслонить собой настоящее, отрезать человека от будущего.

Приведу пример, взятый из своей аналитической практики. Двадцатичетырехлетняя девушка, Вика, нахо­дящаяся замужем, но не имеющая детей, обратилась ко мне за помощью, так как хотела бы разобраться в одном не совсем обычном желании, которое выходит за рамки усто­явшихся представлений б предйазначении женщины. Это желание стало навязчивой идеей, преследующей ее и под­талкивающей к решительным действиям, связанным с возможной операцией по изменению пола. Вика решила претворить свою идею в жизнь, но, пока дело до этого не дошло, она предприняла попытку разобраться в том, поче­му она хочет стать мужчиной. Обладая достаточно строгим логическим мышлением, она надеялась отыскать подлин­ные причины возникшей у нее навязчивой идеи, но из это­го ничего не вышло. После этого она обратилась за помо­щью ко мне.

Не касаясь существа нашей совместной работы, оста-л новлюсь лишь на одном аспекте, который был выявлен Вч процессе анализа и который относится не столько к пони-, манию причин возникновения у нее навязчивой идеи, сколько к одному, довольно сильному переживанию щ шлого, предопределившему ее отношение к детям в наси ящее время. Так, когда в процессе анализа был затрон) вопрос о ее семейном положении и о том, что, перемени* пол, она не сможет стать матерью, обнаружилось, что Вика никогда не хотела быть матерью и что она весьма агрессив­но настроена против детей как таковых. По ее собствен-, ным словам, у нее давно сформировалось «жесткое отно-1 шение» к детям, которых она не приемлет в принципе, и: «жуткое отношение» к размножению вообще. Представле-; ние о том, что какая-то ее часть может отделиться от нее И' автономно существовать, граничит с ужасом и кошмаром.. Грудные дети вызывают у нее неприязнь, беременные > женщины — отвращение. В своих крайних взглядах она за­ходит так далеко, что без каких-либо сожалений по поводу обвинения в бесчеловечности выдвигает тезис: «Где уви­дишь ребенка, там и убей его!».

Объясняя свое отношение к детям, Вика прибегла к различного рода аргументам. В частности, она ссылалась на то, что наша планета и так перенаселена и что давно -пора ограничить рождаемость, взять ее под строгий конт­роль и вообще запретить рожать женщинам, которые не. заботятся ни о своем собственном будущем, ни о будущем человечества. Однако в процессе анализа выяснилось, что все эти аргументы не более чем рационализации, за кото­рыми скрывается страх перед беременностью. У Вики была внематочная беременность, завершившаяся тем, что в результате хирургического вмешательства, если бы даже теперь она и захотела иметь ребенка, то ей бы пришлось пройти долгий курс лечения. Но ее страх перед беременно­стью имел более глубокие корни, уходящие в более ранний период ее жизни. Как выяснилось, в свое время у нее были такие травмирующие переживания, которые оставили столь заметный след в ее душе, что беременность и дети стали восприниматься в качестве чего-то страшного, жут­кого и недопустимого. Она с ужасом вспоминала время, когда видела свою мать беременной. Рождение младшей сестры не только не принесло ей никакой радости, но вы­звало отвращение. По ее собственным словам, роды «ис-

калечили мать», у которой стали выпадать волосы. Во вре­мя родов она была безобразной, а после родов оглохла на одноухо. В восприятии Вики беременность и роды матери стали ассоциироваться с тяжелой травмой. Глубочайшие переживания по этому поводу привели к тому, что фикса­ция на прошлом не только перечеркнула возможность ее материнства, но и породила убеждение, в соответствии с которым рождение ребенка «уродует женщину», теряю­щую волосы и зубы. Отсюда крик ее души: «Я не хочу стать уродом, не хочу ни за кого отвечать!». Так, фиксация на травмирующих переживаниях прошлого обернулась в об­щем-то патологическим неприятием детей, отвращением к беременным женщинам и возникновением желания из­менить свой пол.

Разумеется, было бы слишком опрометчиво полагать, что возникшее у Вики желание стать мужчиной целиком и полностью объясняется ее детскими переживаниями, свя­занными с беременностью ее матери и теми последствия­ми, свидетелями которых она была. На самом деле став­шая навязчивой идея о необходимости изменения пола подпитывалась различными источниками, частично ухо­дящими в детство и отчасти обусловленными пережива­ниями более позднего периода, связанными с получением высшего образования. Способная девушка, обожавшая, по ее собственным словам, математику и решившая дока­зать себе и- окружающим, что она не хуже других может учиться в престижном институте и специализироваться на кафедре, куда обычно принимали только юношей, доби­лась своего. Однако последующие конфликты с научным руководителем, считавшим, что женщине не место в нау­ке, постоянное столкновение с явным неравноправием по отношению к девушке, по сравнению со студентами-юно­шами, и ощущение ненужности привело к возникнове­нию того, что Вика назвала «паранойей по поводу нелюб­ви к ней». Все это способствовало тому, что однажды у нее появилось желание изменить пол.

Последующая проработка материала, связанного со сновидениями, фантазиями, сексуальным опытом, воспо­минаниями детства, переживаниями студенческой поры, дала возможность-выявить разнообразные истоки, так или иначе сказавшиеся на возникновении у Вики навязчивой идеи изменить свой пол. Среди них были и такие истоки, которые уходили своими корнями в раннее детство и соот-

Дата добавления: 2015-06-04