Лабиринты сознания 2 страница

Все эти люди видимо действительно существовали. Но уже понимаю я, что на самом деле и ничего не изменится от упоминания их. Даже если я вдруг всех их вспомню – это на самом деле ничего не изменит. Потому что если нет их сейчас, значит и действительно все произошло каким-то образом в соответствие с течением времени. И ничего не изменилось бы, надумай я сознательно вмешиваться с ту ситуацию. Потому что… Потому что – то, что и так происходило – так происходить было и должно. И я совсем неволен был вмешиваться в ход времени. Особенно если учесть, что от какого-то вмешательства моего на самом деле ничего бы не изменилось.

…………………………………………………………….

Я вот подумал сейчас, что, по видимому, причиной, почему я с легкостью шел вперед, расставаясь с людьми, с которыми общался когда-то, было то, что на каком-то конкретном жизненном отрезке выбрал я ориентиром каких-то людей, наиболее близких мне на то время по духу. И уже неким бессознательным образом строил жизнь в соответствие с принципами этих людей. Причем, конечно же, со временем я вносил свои коррективы; и почти с точно такой же легкостью расставался и с этими людьми. Хотя и до сих пор в отношении их уверен, что можно практически в полной мере возобновить наше прерванное общение. Притом что как оно было прервано – для меня быть может неким образом и настоящая загадка. И что уж точно, не думал я тогда, что все действительно так нелепо и печально, как может представляю это сейчас.

Странная, конечно, ситуация. Причем, насколько она странная, настолько же и нелепая. Потому как ведь до сих пор в полной мере не уверен я, что необходимо мне поступать как-то так, а не иначе. И все, о чем могу я действительно подумать, так это лишь только о том, почему же все действительно произошло именно так. Ибо, ничто как будто и не говорит, что может быть по-другому.

Самым разумным и наиболее нереальным для меня было бы вернуться в прошлое. Но ведь это и действительно невозможно. Разве что в своем воображении начинать воскресать детали того, что было когда-то. И моделировать уже с учетом этого, нечто другое, новое, то, что могло бы быть, если бы… Если бы действительно когда-нибудь произошло сродни чуду. И можно было бы исправить многое (если не большинство) из совершенного когда-то, а потом вновь вернуться в будущее настоящее. Чтобы иметь подобную возможность. Чтобы более не сникать перед какими-то ситуациями, в которых через много лет стало известно, что поступил не так, не правильно, и что еще можно было бы все как-то, хоть как-то, изменить…

Я не пишу сейчас об антиутопии. Хотя и по всему получается, что именно так. А я тогда уже сознательно беру на себя ответственность во всем происходящем. И главным образом в оценке этого происходящего. Потому что многое из того, что, как мне кажется, требует изменения, на самом деле и не будет, и не должно быть так. Ибо будет это хотя бы минимальная гарантия того, что нечто похожее – будет уже и не совсем похоже, а – по-другому.

Я вот задумался: сколько же на самом деле развертывается трагедий из-за того, что через какое-то время мы понимаем, что возвратиться назад, в прошлое, не только не возможно, но совершенно тогда было столько ошибок, что навсегда в нашей душе образуется после этого незаживающая рана. И еще грустней становится оттого, что ведь и действительно уже ничего не изменишь.

А ведь и действительно ничего не изменишь. Разве что… разве что сознательно реконструировать события прошлого; и, оживив их, пусть по иному сценарию. Что возможно, конечно, лишь только в своем воображении…

Признаться, что-то оттягивало меня по-настоящему заняться реализацией этого проекта. Словно бы… нет, я даже не то что не уверен, что не реализуется (а тем более – невозможен) он. Но так получается, что задумываюсь я прежде всего над тем: имею ли моральное право так поступать? И насколько вообще способность к неким подобным действиям – не способна привести к катастрофическим последствиям? Видимо это и действительно загадка…

………………………………………………………………………

Я не помню сейчас разговоров, которые вел когда-то… Вот ведь и на самом деле удивительно. Но я не помню их. Видимо я никогда всерьез не задумывался о них. Притом что (хм, шутка что ли…) я ведь и действительно их вел. А судя по тому, что иной раз говорю я очень даже охотно – разговоров я вел много. И не о совсем уж чем-то пустом. На тот момент это видимо и действительно было актуально. Но вот реконструировать и их?.. Первое пятилетие практически всецело прошло под эгидой учебы. Дневное отделение факультета психологии словно бы и не оставляло ничего другого. Утро и день – учеба, вечер – спорт. Поздний вечер – занятия самообразованием. Ну а уже в это вклинивалось нечто, относящееся к обычной жизни. Ведь, безусловно, жизнь не могла состоять лишь только из учебы и спорта. Хотя, с другой стороны, ни из чего другого она и не состояла. Я мог бы задуматься, куда все же исчезло из моей жизни большинство из тех, с кем я общался когда-то? Почему они не дошли со мной до нового времени? Почему на каком-то этапе они покинули меня? Или это все же я – расстался с ними? И ведь это ни такая уж загадка. Просто через какое-то время многое действительно становится непонятно. А все попытки разобраться в вопросе, должно быть именно этими попытками и остаются. Без какой-либо надежды на разрешение ситуации; и разгадки истории вопроса.

Вот уже думаю сейчас, что ведь и в оставшихся пятилетках практически ничего не изменилось. Все также там появлялись люди, с которыми я быть может и еще ближе общался. А потом исчезали они. Причем зачастую не от какой-то серьезной причины. А скорее просто от того, что заканчивались между нами какие-то интересы. А видимо каких-то близких точек соприкосновения все-таки не было. В результате чего и получалось то, что получалось. И вот тут уже неожиданно понял я, что все, что мне, быть может, необходимо было делать – это перестать играть с кем-либо. Потому как ведь и действительно, я рассматривал других людей лишь только как необходимых мне в разрешении каких-либо вопросов. Тогда как на самом деле, все, что мне было необходимо сделать, так это задуматься над тем, почему все это происходит так. Почему была необходима мне вся эта игра. Ибо уже как раз именно в заигрывании крылась и беда, и настоящая опасность. А заигравшись, человек перестает на какой-то момент контролировать ситуацию. Что приводит (а в случае со мной все время и приводило) к каким-то не совсем хорошим последствиям. И у меня не оказывалось выбора, кроме как не следовать новым и как будто открывшимся обстоятельствам. Тогда как понимал я (конечно же, понимал), что все это лишь ошибка. Быть может, самая серьезная ошибка, которая просто-напросто множилась на себе подобную. Что приводило к каким-то и совсем нереальным последствиям; а вся ситуация запутывалась настолько, что выхода я не только не видел, но и мне казалось, что его и вовсе не было. В чем, естественно, я более чем ошибался. Заблуждался попросту. Но ведь о чем подумал я сейчас. Я же не был таким уж дураком. Да наверняка и впечатление никогда не производил такого. И, тем не менее, как говорится, имеем мы то, что имеем. И пока я и не вижу выхода иного, кроме как действительно не измениться. И попросту отказаться раз и навсегда от этой игры. Хотя бы потому, что играя – я перестаю в полной мере отдавать отчет действительности. И мне кажется, что непременно в любой момент все можно повернуть по-другому. Тогда как ничего, по сути, уже и изменить невозможно. Разве что как-то разом забыть свое прошлое (поступки, совершаемые в прошлом); да и начать жизнь уже как будто заново. Со вновь открывшимися, как говориться, обстоятельствами. Но ведь уже получается и дурак я был, что не подумал об этом раньше. А если и подумал, то вдвойне дурак, что не воспользовался подобной возможностью. Ведь наверняка еще можно было что-либо изменить. И даже если не на все сто (наверняка, вмешались бы новые обстоятельства), то жизнь все равно пошла бы по-другому. А мне не пришлось бы сейчас винить себя за совершенное когда-то.

……………………………………………………………….

Я не думаю до сих пор, что все так плохо. И как кажется мне, имеются еще обстоятельства, в соответствие с которыми можно выстроить мою последующую жизнь несколько иной, нежели чем она могла бы получиться, если исходить из данных, имеющихся сейчас. Ну а если возможно изменить жизнь, то и почему бы, как говориться, нам (мне) не попробовать. Тем более, если учитывать, что на это и действительно есть какие-то обстоятельства. Которыми, уже получается, как бы и необходимо воспользоваться.

Насколько просматривалась параллель между всеми перечисленными мной людьми? Ведь все они не только знали друг друга, но и многие из них по-настоящему дружили. Но видимо это так и останется загадкой. Потому как, по какому-то необъяснимому стечению обстоятельств, для меня все эти люди стали людьми из прошлого. И уехав от них, я ни с кем из них не поддерживал связь. Внутренне, конечно, переживая из-за этого. Все, что описал я раньше, было правдой. Но самая печальная правда является и той, что еще я не написал. И которую все время как будто и собираюсь написать, но что-то меня по-настоящему удерживает; словно бы я и хочу, и боюсь что все, что таит моя память, выплеснулось бы наружу. Это все и действительно более чем печально. Большинство из нас сознательно стараются, как бы не обращать внимание на то, что жизнь всячески стремится чтобы мы обратили на это внимание. Притом что видимо мы и действительно боимся. Боимся быть услышанными даже самими собой. И происходит в нас тогда внутренняя борьба. И ничто не способно заглушить самую настоящую правду. Правду о том, что таит наше подсознание. Наш разум. Разум, который как будто и не делает больше таить в себе всей этой боли. Боли и страданий, которые по всем признакам являются уже как непременным следствием ее. А может и предвестниками. Если предположить, что циркулирование вещей в природе не всегда имеет ту цикличность, которую мы как будто предполагаем. А на самом деле всегда более чем сознательно всего лишь стремимся допустить, что это так. И в действительности лишь только допускаем. Сами про себя понимая условность мира внешнего. И своей более чем призрачной роли в нем. И может когда-то нам придется остановиться и задуматься. Как минимум задуматься. Причем эта задумчивость будет не иначе как предвестницей того, что обернулось все иначе. После чего все проблемы и страдания уймутся хотя бы на часть. Потому как о полном избавлении от них на самом деле не может идти речи. И все более чем сложнее, чем мы даже можем предположить. И ведь по-особенному загадочно, что так случилось, что между мною и теми, с кем я когда-то общался, была нарушена связь общения. Причем самое до сих пор для меня непонятное, что я сам, казалось, предпринимал все, отчего потом мне становилось мучительно больно. И ситуация каким-то необъяснимым для меня образом запускалось мной настолько, что через время мне уже не удавалось возрастить все назад.

Насколько я совершал это все сознательно? Чем руководствовался я, когда совершал подобное? Наверняка ведь мне просто хотелось балансировать по краю. Словно предполагая, что в любой момент могу вернуться назад. Тогда как и не заметил, как наступил момент, когда этого уже не могу. Причем до последнего мне еще казалось, что это не так. И все (или многое) на самом деле в моих силах. А вот, получается, что ошибся.

Странно, конечно, что все это так. Странно, и по-настоящему… обидно. Я не нахожу действительных слов, способных выразить нынешнее состояние моей души. А самое печальное то, что я по-прежнему продолжаю совершать ошибки. И уже мне кажется, что природа насмехается надо мной. Потому как все повторяется. И еще через какое-то десятилетие, окидывая взглядом недалекое прошлое, я буду говорить сам себе, что ничего не изменилось. И я проделывал тоже самое, но уже только с другими людьми. И, наверное, это будет самое печальное. И самое жесткое, по отношению к самому себе. Потому как я и действительно не могу остановить этот грустный бег времени. Не способен изменить положение вещей в этом времени. Во всем, что происходит с участием меня. Потому что во всем негативном, что происходит, причина – я. И это самое печальное.

Покажется несколько удивительно, но считая так, я не предпринимаю каких-либо шагов на пути избавления от душевных мук и страданий. Ведь, казалось бы, что может быть проще – ликвидировать причину, и уже не будет такого печального следствия. Но вот уже здесь могу сказать, что это несколько искаженный взгляд на положение вещей. Ибо в моем случае следовало как минимум разобраться, отчего же происходило так, что я был вынужден сове6ршать поступки, после – в которых – мог бы раскаиваться. Не могла ли чем оправдаться вся эта «вынужденная необходимость». Ведь если только предположить, что мы знаем о какой-то проблеме, знаем о причинах, приводящих к ней, не оправданнее было бы избавиться от этих самих причин? После чего постараться уже не совершать их. Но считать так было бы, пожалуй, действительно просто. Да и, должно быть, многое уже не зависело от самого меня. Ибо, чем тогда объяснить, что все то, о чем после мне приходилось раскаиваться – продолжалось совершаться? Более того. Ничто как будто и не собиралось обратить меня от столь неправедного шага. Но удивительно, что то, что некогда представало передо мной и казалось неразрешимою загадкой, на самом деле постепенно стало очерчиваться во что-то достаточно ясное для понимания. И я уже не был так далек от истины – как ранее. Правда сама истина казалась мне несколько искаженной. Но думается – так было лишь из-за того, что на самом деле ответ был близок и только. И я надеялся, когда наступит действительное понимание, тот все само и разрешится. Разум – успокоится. И я наконец-то нащупаю ту модель поведения, которая способна будет привести к дальнейшему пониманию. Пониманию действительности. А то, что было сейчас – лишь нечто среднее между действительно пониманием – и стремлением к этому. Но я не прекращал своих попыток. Даже можно было сказать – что я всяческими (развиваемыми) усилиями стремился приблизить себя к заданному ориентиру. И не хотелось верить, что он был ошибочным.

………………………………………………………………………..

Возвращаясь к своим записям, я заметил, что мне совсем не хочется перечитывать их. Материала хватит еще на много, и, по сути, значительное вкрапливание размышлений способно увеличить любой объем. Тем более что я, по сути, и не стремлюсь к нему. Те редкие часы, когда я оставлял работу и бывал сам с собой, я всегда казался себе неким волшебником. У меня всегда все получалось. Мне были подвластны любые, возникающие у меня, желания. И стоило мне оказаться наедине с собой даже на какое-то время – тотчас же приходило ощущение счастье. Но после… после начинало самообвинение.

В дни собственных самообвинений, я, казалось, не находил себе места. Для меня все становилось чуждым. Вызывало отвращение. И поистине, это еще было самое мягкое, что лезло мне в голову. А иной раз, там (в этой самой голове) начинался такой кавардак, что я не то что не знал что делать, а вообще, терялся полностью. И судя по тому, что я сейчас выработал к такому состоянию своеобразную модель поведения, можно судить о частоте возникновения. Ну а модель поведения была относительно проста: стараться (в этот день) предпринимать меньше дел. А то и вовсе – исключить их. Ибо было известно все, что ни сделай я, непременно заканчивалось поражением. Так или иначе – напрашивающимся провалом. И сколько не предпринял бы я усилий, направленных на противостояние случавшемуся – все оказывалось излишним. И абсолютно напрасным. (Быть может и выработалась модель поведения).

И все же я начинал подозревать, что, собственно, мое нынешнее состояние – в какой-то мере закономерное. Ну, например, человек, большую часть жизни проводящий погруженным куда-то вглубь себя – так или иначе, должен находить выход той психической энергии, которая накапливается в нем. В течение определенных жизненных этапов. И уже тогда – именно всплеск, выход энергии – проявляется как минимум в двух вариантах: или этот человек должен проявлять активность, в своего рода, коммуникативном контакте. Или же – в творческой деятельности. Я выбрал второе. Или, вернее, именно мое творчество – стало своего рода спасением. Спасением, быть может, и от начинавшегося расстройства психики. Психического здоровья. Погружение в свое бессознательное. И уже здесь следовало так или иначе вернуться к неким первоистокам. То есть самым первым признакам погружения в бессознательное. Когда это началось? Да, вероятно, все в том же детстве. Приобретя более-менее осознанную форму в юношеские годы. И моя изоляция от других (которая, надо заметить, мне нравилась) – было той необходимой мерой, благодаря которой я вообще мог существовать.

Сейчас излишне гадать: что было бы, если бы я выбрал другой путь. Например, искусственно стал бы стремиться к общению. Мне кажется, ничего бы хорошего из этого не вышло. И в конечном итоге, в лучшем случае, привело бы к тому же стремлению к спасению в собственном творчестве, что было явственно заметно сейчас. В лучшем случае – я бы заглушил (и тем самым потерял бы) способность к творчеству. А взамен – быть может ничего бы и не приобрел. Превратив себя в самое натуральное подобие изгоя. (Причем больше всего я бы боялся самого себя). Но поистине самое занимательное, чему уже долго я не мог найти никакого объяснения, было мое (вынужденное) балансирование между двумя (чуть ли не кардинально противоположными) видами деятельности: интеллектуальным трудом, и физическими занятиями. И уже здесь – почти наряду с явными противоречиями – стали проявляться и самые первые признаки намечающейся гармонии. Гармонии с самим собой (что мне всегда казалось самым значимым и желанным для любого индивида). Однако, это на самом деле парадоксально. И поначалу вынужденное (почему вынужденное – объясню чуть позже) сочетание интеллектуальной и физической деятельности рождало цепочку самых настоящих сопротивлений психики. Причем, она не только всячески противилась этому, но и грозила «выстрелить» симптоматикой какого-нибудь заболевания. И быть может тогда – стало появляться то самое расстройство (психики), от которого я так стремился избавиться. Или же это расстройство намечалось раньше. И сейчас просто появился повод проявиться ему. Ну уже как бы то ни было, я отчего-то решил не отступать. Тем самым попытавшись объединить в своей деятельности два начала. Два разноплановых вида деятельности. И вот теперь, вероятно, подошло время разъяснить: в чем же заключалось (наметившееся) противостояние. Ну, перво-наперво, в чем заключался мой физический труд? Следует признаться, что сам по себе он и не был таким уж физическим. Но все же – именно таким и являлся. Так сказать – по сути.

Эта чертова юность... За всей внешней оболочкой «безоблачности» - таилась жуткая внутренняя сущность начала страшной трагедии. Его эмоциональное состояние часто перехлестывало через край настоящего осознавания действительности. Да и «действительность» как будто не была так страшна. Но это была только оболочка. А на самом деле...

На самом деле все выглядело намного страшнее, чем можно было себе представить. Но... я не мог на самом деле писать об этом. Что-то постоянно ускользало. Как будто удавалось уловить какой-то смысл (истинный смысл),-- а тот смеялся в злорадной усмешке. И это совсем не располагало к какому-то пониманию. И уже в следующее мгновение как будто какого-то недавнего понимания не было. А вновь начиналась пустота - жуткая, неосязаемая боль и пустота. И я совсем не знал, к чему это могло привести. Как разве что только ни к чему-то ужасному; страшному; коварному...

Вот оно! Коварность! Вот что било неожиданно под дых. Вот что внезапно напяливало на голову колпак. И я уже не видел ничего вокруг. И я уже пугался всего самого простого и незначительного. И я терялся в самых простых событиях (в «оценке» их). И путался в мельчайших (и, зачастую, совсем не относящихся к делу) деталях. И я хотел... Я хотел...

А ведь в молодости я действительно хотел умереть… Ну, пусть это было не в молодости. (Хотя, наверное, и в молодости тоже. Впрочем... в молодости я уже научился как-то «забывать» об этом. Научился переориентировать свое внимание). Но юность... Моя юность была отмечена целой серией этих неудачных (в итоге - неудачных) попыток лишить себя жизни. Как нелепо это все!.. То, что это не продолжается сейчас - свидетельствует только о том, что он научился как-то справляться со своей внутренней (душевной) болью.

Но это совсем не означает, что все прекратилось, что все закончилось навсегда. Нет. Это еще совсем не означает это. Совсем. Не означает...

Получается... Да нет. Это все еще раз, в который уж раз, говорит о том, что механизмы принятия решения им должны быть найдены. Он просто обязан разрешить свои внутренние противоречия. Просто... Просто,-- чтобы не допустить этого впредь...

……………………………………………………..

Что же это были за «состояния»? Мне необходимо было в этом разобраться. И как-то так выходило, что я вынужден был вновь и вновь испытывать то, что когда-то уже происходило со мной. А иначе...

Да и так понятно. Я обязан был снова почувствовать ту эмоциональную боль, ту наполняемость душевной тревоги, те волнения (которые какое-то время,-- и очень долго, по сути) сопровождали мою жизнь.

Можно было признаться самому себе, что все, что заключалось, таилось, разрасталось, бурлило, кипело внутри - незримым образом проецировалось на жизнь, на контакты (такие редкие, но избежать их было невозможно) с внешним миром. И видимо, как раз из-за этого - я с таким трепетом относился к своему внутреннему миру. Да и я не мог позволить, чтобы кто-то вмешивался в него. Не мог допустить (да как я мог допустить!?) чтобы кто-то (хоть кто) вторгался в мой мир. В тот мир, который не только был мой. Но, на охрану которого была направлена вся жизнь. Означало ли это, что в какое-то мгновение все эти психические состояния тревожности и внутренней неуверенности и неудовлетворенности подменяли собой то, что могло быть на самом деле? Да, наверное, это и так. Только признаться в этом я не мог. Да и как? Как я мог признаться в этом? Ведь если бы я позволил себе что-то подобное, у меня уже бы не осталось ни единого шанса к сопротивлению. А смириться для меня означало бы... Это бы означало поражение. А потому я очень трепетно относился к собственным мыслям. Избегал особенно нежелательные из них. И каким-то совсем необъяснимым образом стремился... Впрочем. К чему я на самом деле стремился?

………………………………………………………

В который уж раз я всматривался в безбрежную даль простиравшейся передо мной вечности. Или неизвестности. Что в какой-то мере - было одно и тоже. Ну может не всегда. Но в отношении всей той ужасающей особенности психики, психики, вынужденной постоянно подвергаться каким-то необъяснимо-ужасающим воздействиям, психики, невольно предстающей все время в каком-то искаженном варианте, психике, которой не так-то и просто... Я задумался. В последнее время я все чаще обрывал свои мысли. Я теперь мог это позволить. Раньше - мои размышления могли привести к совсем необъяснимому. И негативная сущность всей этой необъяснимости часто превалировала и замещала какое-то конструктивное начало. Вот ведь как. Действительно, так выходило, что что-то плохое (что зачастую,-- ну а почему нет, если это было) намного превышало что-то хорошее, что-то положительное, что, несомненно, еще во мне оставалось; и что…

А ведь я боялся чего-то хорошего в себе?! К такому выводу я пришел сейчас. Вообще, преимущество нынешнего положения (и как-то свидетельствующее о том, что я находился на правильном пути) было то, что я приходил к тем заключениям, от которых невольно открещивался раньше. Я просто не мог, не был способен прийти к чему-то подобному раньше, потому что... потому что боялся чего-то такого раньше. Вот ведь как… А ведь я действительно все время чего-то боялся… Боялся кого-то обидеть (чтобы после не обидели меня). Боялся выглядеть глупым (чтобы после не воспользовались моей глупостью). Сейчас можно было признаться (и такого признания мне всегда недоставало), что я большей частью боялся каких-то мнений о себе. И все только потому, что эти мнения будут отрицательными! Вот ведь как! Неужели я настолько был в себе неуверен, что просто опасался, что кто-то скажет мне о том....А ведь сейчас я изменился. Сейчас я настолько почувствовал какую-то внутреннюю силу, что вдруг стало совсем безразлично услышать какое-то мнение о себе. Более того. Теперь мне просто необходимо было услышать какое-то именно отрицательное мнение - чтобы обрушить на «обидчика» всю накопившуюся злобу. Теперь я жаждал крови. Жаждал отмщенья. И иной раз доходило до того, что я сам искал «будущего» обидчика. Чтобы тотчас же разобраться с ним.

И не было такому человеку прощения. Потому как я за все годы вынужденного бездействия накопил в себе поистине непотопляемый арсенал всевозможных словесных уловок. И теперь мог апеллировать к совершенно сверхъестественным вещам. И все теперь было за меня. И все я теперь мог обрушить на невольного чудака, судьба которого неожиданно оказывалась в моих руках. Нет. Я, именно я был человек,- которого боялись. Которого вынуждены были бояться. Потому что все эти годы лишений и внутренних беспокойств настолько закалили меня, что теперь я без малейшего намека на страх вторгался в эмоциональное пространство любого непонравившегося мне человека. И бил его - по самому незащищенному, что было у такого человека.

Будучи когда-то зависим от мнения окружающих (и так страдающего от вмешательства их), я с легкостью находил в ком-то то, что было у такого человека особенно незащищено. Что было очень болезненно для него. И что (я знал это) - способно было надолго выбить такого человека из колеи. И я бил именно сюда. Безошибочно угадывая слабое место. И действительно всегда добивался эффекта. Эффект был ошеломляющий.

Я понял, что просто не надо бояться ошибаться. Ведь именно страх этой ошибки мешал раньше. Не позволял жить полной жизнью. Не позволял вздохнуть полной грудью. Не позволял стать тем человеком, которым я все равно стал. Но вот разве не жаль времени, упущенного времени.

И тотчас, как только понял я это - так сразу же и изменился. Стал совсем, совершенно, стал совершенно другим. И ничто не могло теперь меня поколебать. Поколебать уверенность в том, что так и надо жить. Продолжать жить. Ведь жизнь – продолжалась. И, кстати, видимо этот страх не позволял мне действительно многого. Нет, конечно, я как-то научился его обходить. Но обходил я большей частью именно свою способность оставаться собой. И в этом помогли мне как раз мои способности (способности, конечно же, способности) понимать других. Люди ко мне проникались каким-то доверием. Можно сказать, что я этим пользовался. Я просто понимал, что им всегда нужно дать именно то, что они больше всего желали. Природа человеческой психики такова, что большая часть значительно легче и охотнее верит в какую-то зачастую собой же выдуманную иллюзию, чем реальность. И мне оставалось только способствовать тому, чтобы именно со мной они эту иллюзию видели. То есть, чтобы какую-то иллюзию они подсознательно ассоциировали со мной. С моим образом. Все должно быть неосознанно. В ином случае, кто-то мог и воспротивиться. Ведь мало кто способен осознанно признать какое-либо манипулирование их личностью. Но если это было трудно признать в реальности, то можно закрыть глаза, если это происходило как бы само собой. Без их осознанного соглашения с этим. А бессознательное - оно на то и бессознательное, чтобы если что, можно было и не признать это. И при случае всегда отказаться. Сделать вид - что ничего и не заметили.

Что мне оставалось делать дальше? Жить. Мне оставалось по-прежнему жить. Только моя жизнь - уже как вроде бы только мне и не предназначалась. Она вбирала в себя то, что не успели прожить другие. Что не успел прожить я. И так получалось, что я теперь жил за всех. А значит и ответственность перед жизнью теперь была совсем иной. И теперь я не мог позволить того, что позволял раньше. И, по сути, уже не был собой. Но скорее наоборот. Я не был собой -- прежним. Я стал другим. Я изменился. Я почти кардинально изменился. А сама смерть теперь мне стала безразлична. Ведь смерть лишь переведет меня в другое измерение. В то, где другие люди. Не более.

Но вот я как никто другой понимал, что жизнь ускользает. Нет, жизнь, конечно же, была все та же. И никто не замечал что проходят какие-то дни. А тем что мы с грустью расстаемся с минутами. Мало кто замечает эти минуты. Почти не замечает.

И все время передо мной было это почти. Оно маячило, затуманивая и без того не здоровое сознание. Оно служило тому, что все чаще из его бессознательного выдвигалось что-то - что приносило предчувствие чего-то нехорошего. Но это еще не было предчувствие опасности. Вряд ли кто мог уловить в полной мере ее. Но вот в том то и дело, что было почти что наверняка, я угадывал как что-то начинает проходить совсем как будто бы без моего ведома. И мне не удается уследить: что же на самом деле происходит.

Но я жил. Я продолжал жить обычной жизнью. Это была жизнь затворника. Это было как-то по-особенному верно, даже несмотря на то, что меня часто окружали люди. От большинства из них я стремился избавиться. Зачастую это удавалось. Но люди каким-то подсознательным образом угадывали необыкновенную энергетику исходившую он меня. И тянулись; и всячески тянулись ко мне. Это могли быть обычные встречи. У кого-то из них (противоположный пол) могла быть какая-то надежда на совместное проживание. Но в итоге я каким-то удивительным образом обходил «желания» других. И в итоге все оставалось так прежде.

Но так было не всегда. Порой мне приходилось видеть намного больше, чем другой человек. И я все время испытывал двойное (как минимум - двойное) напряжение. Но ничего не менял. Или почти не менял. Я не любил людей. Я никогда не любил людей. Но они были мне необходимы.

Дата добавления: 2015-06-04