Том VII 34 страница

Послушай, как древние иноки глубоко уважали делания свя­тые, какую давали им бесценную цену! Мы, омраченные, неспо­собны даже понять этого, потому что не жили существенною, вни­мательною жизнию; жили как-то легко, ветрено, как бы шутя, как бы веря и не веря вечности, двоякому воздаянию в ней. «Некогда Великий угодник Божий старец Даниил пошел с учеником своим из Скита в обитель горней Фиваиды, где жил авва Аполлос. Отцы, услышав о пришествии его, вышли навстречу ему за семь поприщ от обители. Их было более пяти тысяч мужей, в числе которых пятьсот знаменоносных. Представилось чудное зрелище! Они все лежали ниц на песке, ожидая принять Старца, как бы Ангелы ожи­дали принять Христа. Одни из них постилали ему под ноги свои одежды, другие — клобуки свои, и источники слез лились из очей их. Пришел Отец Аполлос и, подходя к старцу, седмь крат падал ниц пред ним, поклоняясь ему. Потом они приветствовали друг друга с любовию. Братия начали умолять Старца, чтоб сподобил их услышать из уст его слово спасения. Старец не скоро начинал говорить с кем бы то ни было. Они сели на песке вне монастыря. Церковь не могла вмещать их всех. Отец Даниил велел написать ученику своему следующее: «Если желаете спастись — держите нестяжание и молчание: потому что в этих двух деланиях — все монашеское жительство». — Написал ученик сказанное ему стар­цем и отдал одному из братии, который прочитал это братиям Египтянам. Все пришли в умиление и начали плакать» (Патерик Скитский).

Какова была жизнь Старца, что он возмог всю жизнь мона­шескую сократить в два слова! — Двумя словами положить ре­шительные границы для ума и сердца, определил делание спасения! — Какова была жизнь братии, как души их были богаты опытами внимания себе, рассматривания себя, что поняли всю глубину слова старцева и отвечали ему общим рыданием! Не­стяжание — то же, что и умерщвление ко всему, — содержит в свободе сердце от всего земного; а молчание, обратившееся в навык, дает ему всю свободу непрестанно глядеть в сердце. Вот живой образ истинного безмолвника, истинного инока, мертве­ца для мира, таинственного священника и архиерея, принося­щего Богу непрестанную жертву глубоких святых помышлений и чувствований и жертву превысшего их сердечного и умного молчания — этого таинственного, священного мрака, за которым непосредственно — Бог.

Послушай, что Господь сказал. Дай цену и вес словам Гос­пода!.. Все для нас без цены и без весу!.. С ценою и весом толь­ко одни наши пожелания!.. Подобно есть Царствие Небесное сокровищу сокровенну на селе, еже обрет человек скры: и от ра­дости его идет, и вся елика имать, продает и купует село то [287] (Мф. 13. 44). Что за сокровище? — Дух Святый, вводящий в душу Отца и Сына. — Какое село, на котором скрыто это со­кровище? — Покаяние. — Как это село обретается? Живою ве­рою. — Что значит радость? — Разженная ревность к делу Божию, рождающаяся от живой веры. — Что знаменует: скры? — Молчание и безмолвие. — Что значит: Вся елика имать продает и купует село? — Нестяжание. Все, все надо продать: всякое при­страстие, всякую сердечную наклонность, чтоб купить покаяние. Иначе оно не продается. Если удержана безделица сердцем — не может сердце наследовать покаяния: эта безделица развлекает его. Скрыться надо молчанием, скрыться не только от людей — если можно, и от себя. Кто же это исполнит, того — село покая­ния; кто приобрел это село — того сокровище — Всесвятая Тро­ица. О! Когда бы Она призрела на нас, бедствующих в волнах невидимого моря, даровала бы нам, мне и тебе, самоотвержени­ем наследовать страну покаяния, с о делалась бы нашим сокро­вищем, богатством неизмеримым и неисчислимым.

Позволь мне сделать тебе предложение: согласись, чтоб за молчание, когда будешь мало-помалу вводить себя в навыкновение молчания, тебя сочли немного странным, сказали бы о тво­ей странности и то и другое. Согласись на это с великодушием: оно не будет противно воле Божией и уединит более твое серд­це. Агце кто мнится мудр быти в веце сем, — заповедал Бог Сво­им Апостолам, — буй да бывает яко да премудр будет [288].

Пишешь: «Дома у меня нет уединения, в храме оно часто на­рушается... соединению мыслей мешает беспокойный помысл: за мною подглядывают». В Евангелии сказано: Назираху да обрящут речь нань [289]. За кем «нажраху»! За Господом. Позволь, чтоб и за тобою назирали, примирись с этим. Не отказывайся от чаши Христовой, как в этом случае, так и во всех. Скажи себе: «С Христом так поступали, от чего же со мною не поступить так?» Земная наша жизнь коротка — точно обман: ее скорби, по самой — вещи, ничего не значат, имеют столько значения, сколько им даем его. Смирение принесет в твое сердце мир, молитву, без­молвие. Когда ты дома, думай, что ты с Ангелами; принося услу­гу, обращаясь с ними, говори мысленно: «Ангелы Божий! При­мите служение от грешника». Сидишь ли за трапезой, за чаем, за рукоделием, говори себе: «Сподобляюсь быть с Ангелами Божиими». Любовь к ближнему в Боге приносит сердцу утешение от Бога, а это утешение уединяет человека в самом себе. Он лю­бит ближнего и вместе мертв для него; сердце его погружается в безмолвие, которое — начало любви Божией.

Пишешь: «Не освобождаясь от тревожных ощущений серд­ца, и волнений ума и принуждая себя к мысленному занятию, я только чувствую сильную головную боль и нервное растройство». Повторяю тебе, что все внешние волнения и тревоги дол­жны быть побеждены внутренним деланием. Надо, чтобы с сер­дца началось обновление; сердце — корень. Аще корень свят, то и ветви (Рим. 11.16). Этот образ подвига установлен Самим Спа­сителем. Очисти прежде внутреннее сткляницы и блюда, — ска­зал Он, — да будет и внешнее их чисто (Мф. 23.26). Придет тре­вога — отвергни мысли, приносящие ее, уйми волнение крови, принимая за верное, что всякая мысль, приносящая тревогу, — богопротивная, и опять продолжай молитвенное занятие. Во всех подвигах, в особенности же в молитве, требуется постоянство и терпение. Нетерпеливость сбивает нежный цвет ее, как иней и ветры сбивают цвет плодовитых деревьев. JB молитвах терпите (Кол. 4.2), сказал Апостол; это отличительное свойство упраж­нения молитвою. Сначала — вводя ум в молитву, приучая к ней, не держи его долго в ней, чтоб он не утомился излишне, но зато почаще вводи его в молитвенное занятие. Ах! Требует понужде­ния это занятие! Не любит преступник — ум наш — темницы молитвенной; ему нужна безумная свобода; с насилием надо влечь его в темницу, в узы; без того не укротится, не возвратится к здравому смыслу беснующийся. В свое время, когда он укротится, сделается тих, как Ангел, выйдет ему навстречу сердце со всеми душевными силами, как с чадами, со всеми телесными способностями, как с рабами, — и бывает мир дому тому, святый мир от Пресвятого Господа, праздник велий обновления и вос­кресения. Головная боль — обыкновенный первоначальный спут­ник глубокого внимания Слову Божию и молитве. Живо слово Божие, — говорит Апостол, — и действенно и острейше паче вся­кого меча обоюду остра и проходящее даже до разделения души же и духа, членов и мозгов и судительно помышлением и мыслем сердечным (Евр. 4. 12). Не только у тебя она болит, не только болела у меня; болела она у святых Отцов, — и они это помести­ли в своих писаниях. Говорит преподобный Григорий Синайс­кий: «И рамены боля и главою многажды болезнуя, терпи та притрудне и рачительне, взыскую в сердце Господа». Бывает по вре­менам от упражнения в молитве расслабление всего тела, пот, жар; все это у начинающих; у преуспевших молитва укрепляет, питает душу и тело. Но пот бывает и у них. Впрочем, тебе препо­дан самый легчайший способ внимания и молитвенного подви­га, чуждый всякого трудного механического телесного упраж­нения, для которого необходима крепость здоровья. На мелочи, на все ощущения в теле обращай как можно меньше внимания, наблюдай, чтоб ум твой пребывал в покаянии и удалялся от раз­влечения. Надеюсь, что головные боли твои не будут долго про­должаться. И у меня продолжались не долго. После того как они прошли, молитвенное занятие сделалось как бы более свойствен­ным уму и более легким для него. Ты не требуй от ума твоего, при молитве, превышающего силы его, например, нерушимой полной нерассеянности. Показывай мысленно немощь и ветхость твою Богу, говори: -«Господи! Ты видишь всю ветхость мою!» — и, терпя, терпи великодушно немощь ума твоего. Не напрасно и не без цели сказано: Терпя, потерпех Господа, — и внят ми, и услыша молитву мою: и возведе мя отрова страстей, и от брения тины, и постави на камени ноземои, и исправи стопы моя. И вложи во уста моя песнь нову (Пс. 39.1-4).

Во втором письме пишешь: «Изми мя, Господи, от человека лукава, от мужа неправедна избави мя, иже помыслиша неправ­ду в сердце, весь день ополчаху брани. Изостриша язык свой яко змиин, яд аспидов под устнами их. Сохрани мя, Господи, из руки грешничи, от человек неправедных изми мя, иже помыслиша запяти стопы моя» [290]. Как ты думаешь, кто человек лукавый, муж неправедный, грешник, весь день ополчающий брани, с ядом аспида под устами? — Это диавол. Когда святый Давид прокли­нает врагов, или, правильнее, устами его Дух Святый, то в этих случаях надо всегда разуметь духов нечистых, врагов рода чело­веческого, отнявших у нас рай, хотящих отнять дарованное Богом искупление и спасение. В Писании диавол иногда называется че­ловеком. Так Спаситель назвал посеявшего плевелы между пше­ницею врагом-человеком. Книга Псалтирь — возвышеннейшая духовная книга. В ней глубоко и подробно описан внутренний подвиг воина Христова. Часто употреблены преобразователь­ные тени и иносказания, дающие книге таинственность и тем­ноту (не без причины на ней завеса!). Не надо принимать ее бук­вально: буквальное разумение Писания убивает душу. Необхо­димо разумение духовное: оно оживотворяет, поставляет на стези правые, святые. Дух Божий, заповедуя устами Давида совершен­ную ненависть к невидимым врагам душевным, научающий нас прибегать молитвою к Богу о сокрушении и истреблении их, в то же время требует от нас любви ко врагам нашим — человекам, требует прощения нанесенных нам обид от наших ближних, тре­бует этого с заклинанием: Господи Боже мой, — молится Псал­мопевец, — аще сотворих сие, аще есть неправда в руку моею, аще воздах воздающим ми зла: да отпаду убо от враг моих тощ, да поженетубо враг душу мою, и да постигнет, и поперет в землю живот мой, и славу мою в персть вселит [291]. Здесь представлены две стороны, делающие зло: ближние, человеки, — и диаволы. Дух Святый научает нас, что мщением, воздаянием ближнему зла за зло, — словами то, или делами, или помыслами, — человек призы­вает на себя брань невидимого врага, побеждение, низложение им, потерю благодати. «Слава» — благодать Духа. «Молящийся за человеков, причиняющих обиды, — сказал преподобный Марк Подвижник, — сокрушает бесов; а препирающийся с первыми сокрушается от вторых»-. Все это ты испытал самым опытом, Итак, отвергни все оправдания, которые все неправильны. По­тому что противоборствуют заповеди Божией; постарайся не­пременно стяжать любовь к врагам и, доколе не возможешь взять этой твердыни, укрепи брань, брань постоянную, повторяй при­ступы за приступами. То есть молись за тех, от которых терпишь напасти, и исполняй заповеданное Господом относительно вра­гов в конце пятой главы Евангелия Матфея, — получишь непре­менно исцеление! В свое время начнет развеваться знамя побе­ды знамя Креста Христова, на стенах твоего Иерусалима. — Знай: Божественное Писание, неправильно понимаемое и толкуемое, может погубить душу. Так сказал святый Апостол Петр о посла­ниях святого Апостола Павла, распространив это замечание и на прочие книги Священного Писания (2 Пет. 3.16), что особен­но должно отнести к Ветхому Завету, исполненному преобразо­ваний, теней. А потому и священной мрачности. Осторожно об­ходись с мечем обоюдоострым — Писанием. Святые Отцы сове­туют новоначальным инокам более чем в чтении Священного Писания упражняться в чтении деятельных Отеческих сочине­ний, в которых объяснены подробно иноческие подвиги и ука­зан путь к правильному разумению Священного Писания. И ты последуй этому святому и спасительному совету Отцов. По той же причине новоначальным полезнее для молитвословий читать акафисты и каноны, нежели Псалтирь. Но превосходнее всего, когда ум достигнет до того, чтоб ему вполне удовлетворяться молитвою: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

Пишешь во втором письме: «Жажду, а не жду от себя ничего доброго, ниже совершенного чувства покаяния или смирения». Покаяние — дивная благодать Божия, бесценный дар Божий, совокупность всех деланий иноческих. Инок, воспитанный все­ми частными деланиями, достигший значительной зрелости, оставляет многие оружия свои, облекается в одежду покаяния и в ней входит во внутреннюю душевную клеть свою. Когда он вой­дет туда и раздастся в ней благоухание священного кадила мо­литв сокрушенных и смиренных, тогда нисходит Дух к плачущей душе и благовествует ей мир от Бога. На все есть свое время. Вре­мена и лета положил Отец Небесный во власти Своей (Деян. 1.7). Ты не требуй от души своей излишнего; сиди при дверях покая­ния с самоотвержением, как по всем отношениям вдовица, и тем доказывай, что истинно желаешь смирения, от которого — покая­ние; Податель того и другого — один Бог.

В прошедшем письме написал я тебе, как бороться с помыс­лами и возмущениями. Опять повторяю: препояшься мечом, об­лекись во всеоружие. Не удостоивай врагов твоих не только бе­седы, ниже слова, ниже воззрения. Только что услышишь глас войны — вставай на сражение, возглашая твоим помышлениям и чувствованиям: мужаемся и укрепимся олюдех наших и о градех Бога нашего [292]. Глас войны — нарушение мира сердечного. Едва мир сердца начнет нарушаться, колебаться, — знай: идут иноплеменники. И вот тебе завет от Бога относительно поведе­ния твоего с иноплеменниками: Избивши я, пагубою погубиши я; да не завещавши к ним завета, ниже помилуеши их: ниже сватов­ства сотвориши с ними: дщери твоея не даси сыну его, и дщери его да не поймеши сыну твоему. Отвратит бо сына твоего от Мене и послужит бесом инем: и разгневается Господь гневом на вы, и потребит тя вскоре. Но сице да сотворите им: требища их разсыплете, и столпы их да сокрушите, и дубравы их да посече­те, и ваяния богов их да сожжете огнем: яко люди святи ести Господеви Богу вашему и вас избра Господь Бог ваш [293]. Сватов­ством и супружеством изображается здесь беседа с помыслами: греховными, принятие усвоение помыслов и ощущений грехов­ных. Кумиры — предметы пристрастия, страсти, особенной при­вязанности; их должно сжечь огнем молитвы, огнем любви по Богу. Требища — своя воля, воля плоти и крови; столпы — оп­равдания; дубравы тенистые — плотской разум, которым засло­няется от нас Свет Божественный. Исполняли это повеление Божие истинные рабы Божий. Когда Давид завладел столицею Аммонитян, Раввафом, взя, — говорит Писание, — венец Малхома царя их с главы его, талант злата вес его и от камения драга, и бе на главе Давидове, и корысть изнесе из града многу зело. И люди суищя в нем изведе, и положи на пилы и на трезубы железны и на секиры железны, и превождаше их сквозь пещь плинфяну. И тако сотвори всем градом Аммоним, и возвратися Давид и весь Израиль во Иерусалим [294]. — Точно: славословие Бога, благодаре­ние Богу за все случающееся скорбное, предание себя всецело воле Божией с отвержением своей воли, молитва за врагов, бла­гословение врагов, как орудий промысла Божия, — и прочие свя­тые делания: и пилы, и трезубы, и секиры, и пещь плинфяная для греховных помыслов и ощущений. Ум наш, — таинствен­ный Давид, — царь и предводитель воинства Израильтян, — по­мышлений и чувствований Богослужебных, когда возьмет град и грады иноплеменников; тогда возвращается во Иерусалим со всеми Израильтянами своими — в град мира (Иерусалим — зна­чит «град мира»), откуда выводила его война с иноплеменника­ми. На главе его венец Малхома — разум деятельный, приобре­тенный им на брани с греховными начинаниями, — в ее подви­гах, трудностях, несчастиях и торжествах; с ним — «корысть многа зело» — опыты драгоценные, могущие препитывать, под­держивать его на будущее время, поддерживать и препитывать советующихся с ним. Талант весу в златом венце, приобретен­ном Давидом: тяжеловесен драгоценный разум деятельный; бо­гатый опытностию, он не колеблется, не увлекается всяким являющимся уму помыслом, но с недоверчивостию рассматрива­ет, испытывает его, хотя бы он и казался благим. Так Иисус Навин, военачальник Израильский, вопрошал представшего вне­запно пред ним неизвестного витязя, хотя то был Ангел: наш ли ecu, или от супостат наших [295].

Конец слова, заключенного в пределах совета: если случится пасть, победиться, увлечься, обмануться, согрешить пред Богом, — не предавайся унынию, малодушию. Тот же преобразователь­ный Ветхий Завет говорит: сице даречеши ко Иоаву (вождю Из­раильтян), да не будет зло пред очима твоима слово сие;яко овогда убо сице, овогда же инако поядает меч; укрепи брань [296]. Будь снис­ходителен к себе, не засуждай себя. При побеждениях прибегай к Богу с раскаянием — и простится тебе побеждение твое; а ты снова за меч — и на сечу. — Укрепи брань\ — Упорною, постоян­ную войною возьми град! — Господь пришел призвать грешни­ков на покаяние, а не для праведников! — Ты уподобляешь себя слепцу Евангельскому, вопиющему вслед Спасителя и возбра­няемому... Возстани, дерзай: Божественный Учитель зовет тя... Вера твоя спасе тя (Мк. 10.49,52).

№4

На слова письма твоего: -«возьми меня, добрый пастырь, и причти к овцам твоего стада»-, ответ мой: -«прими меня, ближний мой, в услужение тебе на пути твоем ко Христу».

Так отвечать научает меня святый Апостол Павел. Он написал Коринфянам: не себе проповедаем, но Христа Иисуса Господа, себе же самех рабов вам Иисуса Господа ради (2 Кор. 4. 5). Не себя проповедую! Нет!., сохрани Боже!.. Пусть стою в стороне! Так сто­ять, извещается моему сердцу, приятно Ему. Довольно, если, ука­зывая тебе на Мессию, сподоблюсь говорить: Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1. 29), вторый человек Адам. Господь с небесе (1 Кор. 15.47). Облекохомся во образ перстнаго рождени­ем невольным по плоти, облечемся во образ небесного, уже неве­домо во младенчестве, облеченные в этот образ крещением, ра­зоблаченные жительством нерадивым, — облечемся снова пока­янием и жительством по Евангельским заповедям. Исполним слова Господа, Который повелел ученикам Своим: не порицай­те учителя, не зовите отца на земли, не порицайте наставницы; ecu же вы братия есте (Мф. 23.8-10). Соблюдем взаимную мертвость, говоря друг о друге Богу: «Твое Тебе, — и да пребывает Твоим!» Люди, оживая безумно друг для друга, оживая душев­ною глупою привязанностию, умирают для Бога, а из пепла бла­женной мертвости, которая — ради Бога, возникает, как златок­рылый феникс, любовь духовная.

Истинное послушание — послушание Богу, единому Богу. Тот, кто не может один, сам собою, подчиниться этому послушанию, берет себе в помощники человека, которому послушание Богу более знакомо. А не могут — люди с сильными порывами, потому что порывы уносят их. Святый Иоанн Лествичник сказал: «Отцы определили, что псалмопение — оружие, молитва — стена, непо­рочная слеза — умывальница, а блаженное послушание — исповедничество, без которого никто из страстных не узрит Господа» (Степень 4). Если же руководитель начнет искать послушание себе, а не Богу, — недостоин он быть руководителем ближнего! Он не слуга Божий! Слуга диавола, его орудие, его сеть! Не буди­те раби человеком (1 Кор. 7.23), — завещавает Апостол.

Пребывание твое с родителем твоим по плоти, служение ему, разумеется, должно остаться, как оно теперь есть. Заповедано инокам удаление от родителей, когда родители влекут в мир, отвлекают от Христа; но когда они содействуют нашим благим намерениям, когда они больны, беспомощны, нуждаются в руке нашей, тогда ли отнять эту руку? Тогда помощь и служение им причисляются к иноческим добродетелям, одобрены и похвале­ны святыми Отцами (преп. Кассиан Римлянин). Все духовное преуспеяние заключается в том, чтоб сердце, отрекшись пере­менчивых, бестолковых законов, — правильнее, — беззакония своей воли, приняло законы Евангелия, всюду подчинялось им. Истинное послушание — в уме и сердце. Там и самоотвержение! Там и нож, о котором повелело Евангелие ученику своему: да продаст ризу свою и купит нож [297]. Риза — нежность, удовлетворе­ние приятных чувств сердечных по плоти и крови.

Такое понятие о послушании, самоотвержении, духовном преуспеянии оставляет наружное поведение в полной свободе. Да благословит Бог пребывание твое всюду, где бы ты ни был, когда сохранишь цель Богоугождения. Да благословит Бог все входы твои и исходы, если входить и исходить будешь с этою целию! Господня земля и исполнение ея [298]; на всяком месте владычествия Его [299]. Темже и тщимся, аще входяще, аще отходяще, благоугодни Ему быти [300]. Никакое место в глазах моих не имеет осо­бенной важности; а жизнь ради Бога на всяком месте бесценна.

Начну же говорить недосказанное в прежних письмах... Ты не совсем угадал, — что мною было недосказано!.. Приехав к вам в обитель, увидев тебя, я тотчас ощутил, что тут — не твое место; сердце мое было недовольно, что ты тут. Но сказать тебе это я был не вправе до сей минуты, когда ты дал мне право на откровенность, завоевав ее своим самоотверженем. Странник обязан приносить мир всюду, куда он ни входит, и оставлять мир. Нуж­но тебе место и настоятель, которые бы доставили, не намерен­но, по договору, но по естественному общему ходу, свободу уму твоему идти по пути, который Бог благоволит указать ему. Бог да благословит твое намерение и да дарует привести его в ис­полнение к душевной твоей пользе и к успокоению страждуще­го родителя твоего. Только поступи основательно, спокойно, нетороплво, часто моля Бога привести тебя туда, куда Ему угод­но. Уже ты испытал, каково кинуться в воду, не измерив напе­ред броду. И не позволь себе при твоем исшествии никаких по­ступков и слов, которыми было оскорблено, нарушено святое смирение. Молчание лучше лучших слов. Выдь, как непотреб­ный и грешный от честных и святых. Тогда рука Божия будет с тобою, рука, которая ведет и поддерживает смиренных, — кара­ет и сокрушает гордых. Желаю, чтобы всюду поведением твоим благовествовалось Евангелие! — Этого желаю непременно! Здесь являю власть ради Бога: окажи послушание ради Бога.

Думаю: при избрании нового места надо иметь тебе в виду, чтоб однажды в год или, по крайней мере, в два года можно было тебе иметь личное со мною свидание и беседу. Так делают некоторые иноки, по обстоятельствам живущие в других обителях, а по из­вещению сердечному руководствующиеся моими советами. Ску­дость в духовных сведениях, которую я увидел в обители вашей, поразила меня! Но где, в каком монастыре и не поражала она? Светские люди, заимствующие окормление духовное в Сергиевой Пустыни, имеют сведения несравненно большие и определи­тельные, нежели эти жители монастырей. Это увидишь собствен­ными очами. Живем в трудное время! «Оскуде преподобный от земли, умалишася правды от сынов человеческих!» Настал глад слова Божия! Ключи разумения у книжников и фарисеев! Сами не входят и возбраняют вход другим! Христианство и монаше­ство при последнем их издыхании! Образ благочестия кое-как, наиболее лицемерно, поддерживается; от силы благочестия от­реклись, отверглись люди! Надо плакать и молчать.

Ничем наружным не связываю тебя. Делай, что признаешь за лучшее для своих обстоятельств: на всем, что ни предпримешь с благою целию, буди благословение Божие. У меня нет своего бла­гословения: благословляю призыванием благословения Божия.

Для соображения нужно тебе иметь понятие о моих обстоя­тельствах. Я на них кивнул головой, махнул рукой! Да будет со мною как угодно Богу! Рассматривая состояние и потребности души моей, я признавал нужным мне безмолвие, глубокое без­молвие, вне всякой внешней земной должности, служа ближним служением слова. Прошлой зимой я думал видеть указание воли Божией к уединению в крайней болезненности моей и прочих обстоятельствах. С молитвою: «...не моя, но Твоя воля да будет», подал я просьбу об увольнении меня моему начальству и письмо о том же Государю Императору. Сначала дело наклонялось к увольнению меня; но внезапно поворотилось иначе. Государь лич­но изъявил мне свое желание, чтоб я возвратился в Сергиеву Пу­стынь, — и полагаю, что должно туда возвратиться. Такое у меня сердечное чувство. Но ин суд человеческий, ин Божий.

Благодарю тебя за то, что ты остановился излить сожаление о болезни моей: этим угодил мне! Вижу, что из тебя будет толк! Не люблю жестокого сердца от грубости, от недостатка любви к ближнему; но не люблю и плотски чувствительного, тающего в нежностях... Знаешь ли, что нежность лукава?.. Я по природе с сильным чувствительным сердцем, как и ты; потому не охотник позволять сердцу моему расслабление нежностию. Евангелие научило меня, что сердце слабое неспособно к Христианским добродетелям, что нужно его скрепить верою, самоотвержени­ем, сделать героем при посредстве внутренних борений и побед... Победы делают сердце героем!.. За победы нисходит в него свя­тая вера, живая вера, сильная вера!.. Насади и воспитай в себе мертвость ко мне. Что бы неприятное ты ни услышал о мне, го­вори: «Однажды навсегда я отдал его Богу — и отдаю: да совер­шается над ним воля Божия».

В последней статье письма твоего говоришь: «О, если б я мог служить Вам в виде домашнего животного всяким родом служ­бы, какой только доступен мне». — С приятною улыбкою на ус­тах и в сердце отвечаю: кажется твое желание исполнит Бог, Он так и устроил, чтоб тебе быть в одном деле со мною... Не помню, с которого времени, — а очень, очень давно, — мне особенно нра­вились слова Апостолов: Не угодно есть нам оставльшим слово Божие, служити трапезам... мы в молитве и служении Слова пре­будем (Деян. 6. 2, 4). Служение братии Словом Божиим!.. Ка­кою восхитительною, насладительною картиною представлялось очам души моей это служение!.. «Ни один наш дар, — сказал святый Иоанн Лествичник, — столько не благоприятен Богу, как приношение Ему словесной души покаянием. Весь видимый мир не равночестен одной душе: он преходит, а она нетленна, и пребывает во веки». Что же? Бесконечно милосердый Бог подал мне в руки это служение! Не только подал мне в руки, но и извещает многим душам искать от меня этого служения! Теперь все время мое взято этим служением. Как утешительно перекликаются со мною многие души среди таинственной ночи мира сего с раз­личных стран своих! — иная с одра болезни, другая из изгнания, иная с берегу Волхова, иная с берегу Двины, иная с поля Боро­динского, иная из хижины, иная из Дворца Царского. Душа, где бы она ни была поставлена, если не убита нечувствием, везде ощущает нужду в Слове Божием, везде падение гнетет ее, давит. Произношу Слово Божие в беседах личных, пишу его в беседах заочных, — составляю некоторые книги, которые могли бы удов­летворить нуждам нынешнего христианства, служить при ны­нешнем голоде каким-нибудь утешением и наставлением. От служения Слову раздается в душе моей какой-то неизреченно радостный голос удостоверения в спасении... Твой жребии — при­нять участие в моем служении, и ту мзду Духа, которая будет вы­дана по несказанной милости Божией заэто служение, разделить со мною. Удовлетворен ли ты?.. Несколько времени, — как стала мне приходить мысль: великопостная служба столько заключа­ет в песнопениях своих глубокой поэзии, которою говорит душа, проникнутая святым покаянием, что могла бы быть составлена особенная книга великопостных вдохновений в поэтическом порядке, с поэтическим построением. Предметы этих песнопе­ний именно те, которые душа твоя в настоящем ее устроении способна правильно, полно ощутить, потому удовлетворитель­но, определительно выразить. Но решение этого дела — до лич­ного свидания. О нем надо много, основательно потолковать.

Пишешь, что тонкий помысл тебе внушает искать собствен­но «моего» учения. Вижу: такое твое призвание. По вере твоей да будет тебе. И я тебе этого желаю: да дарует тебе Бог наследо­вать «верою» сокровище духовное.

Наконец — прими мое поздравление: приветствую тебя со вступлением в правильный род иноческой жизни, от которого получишь систематическое духовное воспитание. Такое воспи­тание — неоцененное благо, — доставляемое им устроение ду­шевное далеко отстоит от устроения, хотя и похвального, но при­обретаемого самоучкою, в жительстве самочинном. Осяжи сер­дце твое! Не раздается ли в нем чувство легкости, свободы, радости, извещения? Такие бывают ощущения в душе, когда она получит дар свыше. Ты получил его, принял рукою веры. Начинай, Израиль, наследовать землю обетованную! (Втор. 2. 31). Христос с тобою!

№5

Положив в недостойную мою руку, как руку освященную, твой ум и сердце для принесения их при посредстве этой руки, в жертву Богу; пожелав собственно -«моего учения», чего уже и я тебе желаю, — ты приобрел право получить, а я вменяю себе в обязанность тебе доставить краткий отчет моей жизни, жизни ума и сердца. Взгляни на то, чему, не видев, уверовал, — чего не видев и не знав, пожелал, водимый непостижимым чувством сер­дца, призванием! Присылаю думу, которую я назвал «плач мой», а написал прошедшею зимою, полагая, что указывается мне отшествие из Сергиевой Пустыни и даруется бесценное безмол­вие... Может быть, дело и идет к тому!.. Вернее: плакать о грехах на уединенном берегу Волги, нежели предаваться молвам, ско­пившимся со всей России на берега Невы.

Получил от твоего Настоятеля тетрадь твоих стихотворений. Зачем мне прислали ее?.. Неужели я скажу на ветер, скажу кому-нибудь, кроме автора, кроме кого-либо могущего и нуждающе­гося понять делом, мое мнение о каком бы то ни было сочинении? Впрочем, я прочитал ее; увидел ни более ни менее как то же, что увидел при первом знакомстве с тобою, с твоею душою. Мое пер­вое знакомство с твоею душою, в Петербурге, в Сергиевой Пус­тыне, в моем кабинете, когда я прочитал некоторые твои стихот­ворения. Первое впечатление, произведенное на меня твоею ду­шою, остается неизменным, самым живым, — более объяснилось, утвердилось. Впечатление было верное, как верен ты. «Где этот человечек? (такое имя дало тебе мое впечатление) Он непремен­но житель или будет жителем святой обители!» В душе его услы­шал я глубокое истинное призвание к Богу. Это призвание отда­лось чем-то знакомым. Приезжаю к вам в обитель; неожиданно называют, указывают мне тебя — гляжу: «Да это тот самый че­ловечек!»... Я глядел на душу; для лица и для всего веществен­ного я — точно без глаз. Черты физиономий как раз забываю; чер­ты души, и самые тонкие, остаются запечатленными в памяти.

Дата добавления: 2015-06-04